Антон Тарасов
Ирония фарта (сборник)
3
– Ничего, ничего, – успокаивала себя Натали, разглядывая огромное красное пятно на щеке и отек под глазом. – Это ерунда.
Послышался шум воды. Рудольф принимал душ. Пульс продолжал стучать в голове Натали. Мерно. Четко.
– Уезжай и не возвращайся, пожалуйста, уезжай, – Натали мысленно уговаривала дядю. – И ты, тетя, задержись подольше там, в торговом центре.
Прошло еще десять или пятнадцать минут. Натали продолжала стоять посредине комнаты в оцепенении и изредка поглядывать в окно. Вот, шаги внизу. Стукнула дверь. Повернулся ключ в замке. Скрип ворот гаража. Да, все верно, он уезжает. Черный джип Рудольфа мелькнул в просвете между крышей пристройки и забором.
– Пора! – сказала Натали сама себе и побежала в комнату, где в шкафу, завернутые в свитер лежали носовые платки, а в них деньги, спрятанные еще во время отъезда. – Как это мне повезло, что их не отнял Рудольф, а потом до них не добрались в аэропорту во время досмотра.
Натали схватила рюкзак. Свитер, пара еще каких-то футболок, куртка, брюки. Все было аккуратно сложено. Небольшая потертая папка с рисунками и фотографиями.
– Что еще? – Натали охватил испуг, она вскрикнула и сама испугалась звука своего голоса. – Документы!
Все документы хранились у дяди Рудольфа в сейфе. Натали спустилась вниз, с опаской оглядываясь по сторонам. В доме никого не было. Она проскользнула на кухню и на всякий случай опустила жалюзи на окне. Направляясь в комнату, Натали с ужасом поняла, что без документов ее план изначально обречен на провал, а это означало гибель, неминуемую гибель. Она подошла к шкафу, за массивной дверцей которого у Рудольфа был спрятан сейф.
Сердце Натали колотилось так, как будто за спиной стоял дядя и готовился мертвой хваткой огромными ручищами сдавить ее горло уже только за то, что она посмела сюда войти. Она кинула взгляд на обстановку. Странная комната. Какие-то нелепые сувениры. Попытки пустить пыль в глаза дешевой роскошью. Его кресло. Его стол. Какие-то фотографии. Бар в углу. А вот и шкаф.
– Это конец, – подумала Натали, и в какое-то мгновение ей показалось, как она приоткрыла дверцу шкафа, а за ней – непробиваемая броня сейфа, секретные замки и огромная железная рукоятка. Она потянула дверцу, та легко поддалась. Вот, сейчас все будет кончено, когда она не сможет открыть сейф, единственный шанс будет безвозвратно упущен.
Она увидела металлический, серого цвета сейф, из маленькой замочной скважины которого торчал ключ. И Натали его повернула. Что-то щелкнуло, сейф был открыт. Среди целой горы бумаг, конвертов, набитых деньгами, каких-то толстых папок она нашла полиэтиленовый пакет. Ее паспорт, свидетельство о рождении, заграничный паспорт, какие-то бумаги на дом, справки. Натали забрала пакет, прикрыла сейф так, чтобы было незаметно, что кто-то к нему прикасался – и пулей устремилась в свою комнату, чуть не упав по дороге.
В комнате она вынула из пакета свои паспорта, пакет с оставшимися документами сунула на дно рюкзака. Руки Натали дрожали. У нее были паспорт и деньги. Только бы все получилось! Другого шанса не будет.
Я отдавала себе отчет в том, что если все провалится, мне не жить. Я как никогда нуждалась в поддержке. Но поддержать могла себя сама только я. И тот, кто поддерживал меня постоянно, кто не давал мне потерять веру в себя. Но кто он? Тогда об этом я не задумывалась. На это не было времени. Я не должна была останавливаться. И я не остановилась. Меня уже ничто не пугало.
Натали вытряхнула бумажник. Два доллара мелочью. Потом раскрыла маленькую кожаную косметичку, что когда-то подарила ей мама. Среди зеркальца, маленьких ножниц и прочих вещих, обычно присутствующих в косметичках, у Натали лежали две свернутые сторублевые купюры. Она вспомнила, как откладывала их на что-то, а потом просто забыла о них. Все деньги Натали переложила в бумажник, который перекочевал в карман джинсов. В другой карман Натали с трудом, но запихала оба паспорта.
Она встала и посмотрела на часы. За полчаса ей удалось полностью собраться. Многие бы позавидовали такой скорости, кто-то бы посочувствовал подобной поспешности, но Натали понимала, что медлить нельзя, и она все делает правильно. Еще час-полтора и Светлана или Рудольф наверняка вернутся и хватятся ее. А там…
– Кажется, все взяла, – Натали посмотрела в разные стороны комнаты критическим взглядом и застегнула молнию рюкзака. Затем расстегнула, подняла на кровати подушку, достала плеер, положила его сверху вещей и снова застегнула молнию.
Держа в руках свитер, с рюкзаком за спиной Натали спустилась вниз на кухню, подошла к крану, открыла его, нагнулась и сделала большой глоток. Снова в ушах был слышен пульс, но теперь уже он совершенно ее не пугал. Натали открыла дверь и вышла из дома. Со стороны могло показаться, что обычный подросток просто идет на прогулку или едет за пару кварталов к друзьям. Натали шла спокойным шагом и улыбалась сама себе. Вот уже дом дяди и тети остался позади, и направлялась она прямиком на автобусную остановку на противоположной стороне улицы.
У Натали возникла идея о том, что автобус – не лучший выбор. Но идею с такси она отбросила сразу. Куда ехать, что говорить, если не знаешь толком ничего. Подойдя на остановку, она бросила взгляд на табло стоявшего там автобуса.
– Какой-то парк, не пойдет, – подумала Натали. Она с ужасом сообразила, что спросить-то и не у кого. Рядом стояло несколько темнокожих парней с девицами, была мамаша с ребенком в коляске. Один парень держал в руке бумажный пакет – «Макдоналдс» был через дорогу, у заправки. Натали хотела было быстро перебежать дорогу и купить что-нибудь – только сейчас, дойдя до остановки, она сообразила, насколько голодна. Последний раз она ела накануне вечером.
И когда Натали уже сделала шаг и представила, как она впивается зубами в свежий мягкий гамбургер, ее взгляд скользнул на табло, подъезжавшего к остановке автобуса. На нем поочередно высвечивались три названия улиц, о существовании которых Натали даже не подозревала – она плохо ориентировалась в окружавшей ее местности. Но за последним названием стояли скобки и слово, которое там было, заставило сердце Натали заколотиться. Airport – слово это можно было понять даже в том случае, не будь у Натали ее вполне средних познаний в английском.
Автобус подъехал, открыл двери. Водитель долго и недоверчиво разглядывал Натали. Она сообразила, что выглядит, вероятно, довольно жутко. Сверху щеки и под глазом были заметны синяки от ударов Рудольфа, они побаливали, но Натали не чувствовала боли. Она улыбнулась водителю, он улыбнулся в ответ и быстро отсчитал сдачу со ста долларов. Натали прошла в середину салона и села у окна. Автобус был почти пустым, если не считать вошедшей следом мамаши с ребенком, стоявшей на остановке, да уже сидевшей сзади пожилой пары.
Двери закрылись, автобус тронулся. Натали прислонилась к окну и разглядывала проплывавшие мимо пейзажи. Сообразив, что синяки могут привлечь к ней нездоровое внимание, она слегка накинула капюшон от толстовки. «Девочка с Севера, девочка из ниоткуда…» – почему-то вспомнилась сейчас Натали именно эта песня, и она улыбнулась сама себе.
Добираясь до аэропорта, я молилась, чтобы дядя не возвращался домой до вечера. Только это могло гарантировать, что я выберусь, и он меня не догонит. О том, что будет, если вся эта затея провалится, мне и думать не хотелось. Все было бы настолько мрачно в этом случае, что с такими мыслями я бы далеко не уехала. Нельзя было терять самообладания – и я его не теряла, несмотря на голод, усталость и синяки.
Чикаго – странный город со странными людьми. Спокойствие граничит в нем с беспорядками, небоскребы от «одноэтажной Америки» отделяют каких-то семьсот-восемьсот метров. Во всяком случае, так показалось Натали. Ей вспомнился и роман Драйзера, в котором ловкий кавалер-обольститель одурачил провинциалку-простушку именно здесь, в Чикаго. Только название романа почему-то забылось.
Мерное покачивание автобуса убаюкивало. Натали закрыла глаза и задремала.
– Hey! Airport! – сквозь дремоту услышала она голос водителя. – This is the last station/ Hey!
Натали в панике осмотрелась вокруг: автобус был пуст, только водитель смотрел на нее в большое круглое зеркало у передней двери.
– See ya, – бросила водителю Натали и выскочила из автобуса. Перед ней была автобусная остановка, за ней огромная стоянка, везде были люди, а еще чуть дальше поблескивало на солнце намытыми большими окнами здание, напоминавшее вокзал. Сбоку были какие-то дома, за ними поле, где были десятки самолетов и сновали автобусы. Рев, переходящий в свист, проскользнувшая по асфальту и траве огромная тень рассеяли все сомнения: она была в аэропорту, большом аэропорту – и только что сел один самолет и следом заходит на посадку другой.
Натали нащупала в карманах джинсов бумажник и паспорта. Пытаясь сдержать волнение, она спокойным шагом направилась к большому зданию. Из маленького кафе соблазнительно пахло кофе и пончиками, завлекала яркая вывеска, на которой был изображен огромный бутерброд со свисающим с него листом салата и аппетитно выглядывающей сосиской. Но каким бы ни было чувство голода, с ним можно было легко справиться, в отличие от чувства страха быть пойманной и заточенной навсегда, если не хуже. Да и что могло быть хуже заточения с совершенно чужими людьми, ловко прикрывающимися имеющим место родством, хуже насилия, выдаваемого за непонятное и ужасное благодеяние.
Войдя в зал, Натали удивилась огромному скоплению народа внутри. Стоя снаружи, нельзя было и подумать, что внутри творится такое. Полицейский у входа внимательно посмотрел на Натали, но почти сразу потерял к ней интерес. Она находилась в смятении, затем увидела рядом вмонтированный в стену компьютер, над которым горела большая зеленого цвета буква “i”.
– Информация, – догадалась Натали и, протянув руку, дотронулась экрана.
Строки и цифры поплыли в глазах Натали. Их было так много, что она чуть было не испугалась. Но потом поняла, что это большая таблица. Она прокручивала ее вниз и вниз, два раза промелькнуло Moscow, но ничего похожего на Санкт-Петербург ей не попалось.
Очевидно, за то время, пока Натали находилась внутри, улетело несколько самолетов, или один-два, но больших. Толпа заметно поредела, и у стойки информации, украшенной такой же зеленой буквой “i”, не было никого. Натали подошла и, не дожидаясь, когда ее поприветствуют, тихо произнесла.
– Saint-Petersburg, Russia, today.
Видимо, акцент выдавал в Натали русскую. Молодая девушка, сидевшая за стойкой, подняла на нее взгляд, улыбнулась и стала внимательно осматривать.
– Надо было замазать чем-нибудь синяки, – про себя подумала Натали. – А что если сейчас позовут полицию?
Действительно, диспетчерша немного откатилась на стуле, подняла трубку телефона, куда-то позвонила, затем положила трубку и продолжала все так же мило улыбаться.
– Здравствуйте, я могу вам чем-то помочь? – на русском, хоть и с едва заметным акцентом ее спросила подошедшая сзади полная женщина, одетая точно так же, как и та девушка, что находилась за стойкой.
– Да, – быстро начала Натали, – я хочу улететь в Россию, в Петербург или Москву, сегодня.
– Сегодня будет рейс на Петербург, – ответила женщина. – Если не все билеты успели продать, то, может, вам и повезет. Скажите, что у вас с лицом? Может, обратиться в полицию?
– Не надо никакой полиции.
– Извините, у нас такие правила, – спокойно сказала женщина. – Если мы замечаем что-то подобное, то всегда ставим в известность полицию.
– Пожалуйста, самое большое, что вы можете сейчас сделать, это узнать, есть ли билеты на сегодня, – Натали уже почти умоляла. – Я хочу вернуться домой, в Россию, и как можно быстрее, пожалуйста.
Они смотрели друг на друга – это длилось несколько секунд. Очевидно, что в глазах Натали читалось что-то, не позволяющее оставить без внимания ее мольбы. Хотя, все вполне могло быть гораздо прозаичнее, например, проявлением простой женской солидарности или же жалости.
– Хорошо, сейчас узнаем, – женщина сказала несколько фраз той девушке, что сидела за стойкой и все это время следила за разговором, даже общаясь с другими пассажирами. Она принялась что-то смотреть в компьютере, потом закивала головой и развернула монитор в сторону Натали.
– Ну вот, вам повезло. Мало того, что на Петербург на этой неделе у нас всего один рейс, так еще и осталось на нем два места в эконом-классе. На них даже есть дисконт. А вы летите одна?
– Да, одна.
– Одна? – удивилась женщина. – Хорошо. Билет стоит семьсот шестьдесят долларов. Сможете заплатить?
– Смогу.
– Но учтите, что этот рейс с одной пересадкой и…
– Меня это не волнует, – сказала Натали. – Мне подходит.
– Бронировать?
– Да.
– На чье имя?
– На мое, – Натали сунула руку в карман и достала оба паспорта.
Женщина взяла их, раскрыла, пролистала, посмотрела и передала девушке за стойкой.
– А теперь куда? – спросила Натали, когда ей вернули паспорта.
– А теперь в кассу, в любую. Или, если у вас кредитка, то можете заплатить здесь.
– Нет, нет, у меня наличные, – Натали облегченно вздохнула. – Спасибо вам.
– Не за что, всегда приятно помочь соотечественникам, – женщина улыбнулась. – Меня Екатерина зовут. И все же очень вам советую обратиться в полицию, вам же нет еще восемнадцати. Я понимаю, что вам нужно вернуться в Россию. Обычно мы несовершеннолетних сажаем на рейс только с разрешения родителей. Но вы гражданка России и, похоже, попали в какую-то историю. Бог с вами!
– Спасибо, спасибо, Екатерина!
– Пожалуйста. Если вдруг заблудитесь, покажите билет любому полицейскому или охраннику, хорошо?
– Хорошо!
– И не забудьте, вы улетаете сегодня в восемь вечера.
– Не забуду! Спасибо!
Женщина, представившаяся Екатериной, ушла в направлении касс и быстро растворилась в толпе. В том, что это были кассы, Натали не сомневалась – туда вели небольшие, но очереди, явление довольно несвойственное для Америки. Позднее Натали часто вспоминала ту ситуацию в аэропорту. Все складывалось вопреки правилам, вопреки складывающимся обстоятельствам, как будто кто-то действительно ей помогает, и не только в ее фантазиях, но и во вполне реальной жизни. Кто-то заставляет людей не быть к ней равнодушными. Почему?
Только сейчас Натали ощутила, насколько сильный испытывает голод, да и от волнения во рту пересохло, было трудно говорить именно из-за этого. Держа в руках паспорта и билет, и расставшись почти с восемью сотнями долларов, она почти бегом отправилась в кафе. Два гамбургера и большой кофе, – Натали буквально отчеканила это по-английски, и уже через минуту, давясь, уплетала, сидя за столиком, не особо обожаемые ею гамбургеры.
4
Время до отлета Натали провела в зале ожидания, забившись в самый дальний его угол. Ей все время казалось, что дядя Рудольф обнаружит ее исчезновение и направится именно сюда, в аэропорт. Не в полицию, не на вокзал, а именно в аэропорт, находящийся в полутора часах езды от дома. Впрочем, исключать этого было нельзя. С другой стороны, он мог явиться домой поздно вечером. А если бы первой вернулась тетя, то она была бы только рада отсутствию Натали.
Я представляла, что я буду делать, если сюда заявится дядя. Поняла, что сразу пойду в полицию. Тогда он не посмеет ничего сказать. Правда и я никуда не улечу. Так что, когда оставались самые последние часы до рейса, я сидела в страхе. Даже плеер слушать не могла. Пару раз мне показалось, что кто-то похожий на него промелькнул сначала в очереди, потом совсем рядом, в зале. Я надвигала на голову капюшон. Хотя, сейчас я понимаю, что это были мои страхи. Наверняка в тот момент дядя Рудольф еще даже не приехал домой.
За час до того, как объявили посадку, Натали небольшими перебежками, словно украдкой, вновь дошла до кафе. Два гамбургера и большой кофе. На этот раз ей показалось, что она, наконец, сумела найти во вкусе гамбургеров что-то особенное. Как и во вкусе кофе, который она никогда еще не пила столько.
Разглядывая себя перед широким зеркалом в туалете аэропорта, Натали с ужасом поняла, что ее синяки приобрели какой-то особенно яркий цвет. Нет, они не были огромны, уже почти не болели. Но сомнений в их происхождении не было никаких. Темнокожая девушка возраста Натали стояла рядом и тоже рассматривала себя в зеркало, затем взглянула на Натали и тотчас отвернулась.
– Понимаю, я все понимаю, – думала про себя Натали. – А что делать? Вот и бегу отсюда, как последняя трусиха вместо того, чтобы дать отпор или даже отомстить.
Впрочем, Натали никогда и никому не мстила. Это качество досталось ей от родителей, а все, чему учили ее родители, для Натали сейчас было на вес золота. Да, она не была мстительной, но она была упорной, даже упертой и крайне принципиальной девушкой. Кто знает, смог бы ей в этот момент помешать дядя Рудольф, пусть и обнаруживший ее в аэропорту?
Зарегистрировавшись на рейс, Натали нервно оглядывалась по сторонами. Она немного успокоилась, когда уже сидела в самолете и, приоткрыв папку, смотрела на маленькую фотографию родителей с ней и братом. Она быстро ее закрыла и убрала в рюкзак, когда услышала, что вокруг многие говорят по-русски.
– Вдруг еще узнает меня кто-нибудь, – подумала Натали.
Самолет слегка закачался, проехал по полосе, набрал скорость и оторвался от земли. Место Натали оказалось у прохода, но даже будь она в этот момент у иллюминатора, она бы не стала смотреть назад. Так делают люди, которые оставляют там, на земле что-то родное, что-то действительно трогающее душу и заставляющее как можно скорее вернуться назад. Но это был не тот случай. Скорее даже все обстояло с точностью до наоборот. «Гудбай, Америка, где не был никогда», – Натали хотелось стереть из памяти те часы, дни, недели и месяцы, что она провела здесь. Стереть безвозвратно, чтобы не сожалеть и не укорять себя за то, что тогда она не остановила родителей, чтобы не распутывать весь клубок причинно-следственных связей, сделавших неизбежным ее бегство и рисовавших впереди не совсем понятное будущее.
Ничего сверхъестественного не было в том, что Натали, как любому современному подростку, всегда хотелось побывать в Америке, увидеть, услышать, попробовать, может, пожить какое-то время, как делают те, кто работает, учится и путешествует. Но за все время пребывания за океаном с Натали не случилось ничего того, о чем обычно грезят, представляя себя в Америке. Ничего. Казалось, что она побывала не в Соединенных Штатах, а в какой-то странной стране, которая приютила дядю Рудольфа и его жену из жалости к другим странам, где подобные типы могли портить жизнь остальным добропорядочным гражданам. Натали ни разу не видела, чтобы дядя и тетя общались с кем-то, вызывающим доверие. Обычно это были до нелепости роскошно одетые выходцы из России с пропитыми и отекшими лицами, какие-то латиноамериканцы с бегающими глазами и прочая малоприятная публика.
– Жалеть мне не о чем, – решила Натали, опустила кресло и попробовала немного вздремнуть. Через четыре часа она должна была уже оказаться в Петербурге.
Ситуация была сложная, но Натали после всего, что с ней случилась, любая проблема казалось пустяком, на преодоление которого требовалось либо время, либо немного усилий, либо то и другое. Это ее качество проявилось сейчас в полной мере, хотя в детстве бывало так, что Натали пыталась останавливаться перед многими преградами, но родители всегда старались, чтобы она научилась действовать несмотря ни на что. Возвращаясь домой, закрыв глаза и мучительно пытаясь успокоиться, Натали почему-то вспомнила, как мама учила ее играть на пианино.
– Вот, посмотри, и раз-два, раз-два, – мама стояла за спиной Натали, сидевшей на высоком табурете.
– Мам, ну не получается у меня так, – Натали готова была расплакаться.
– Успокойся и попробуй снова.
– Я уже пробовала, мама, много раз пробовала.
– И что?
– И никак, – вздыхала Натали.
– Но ты же видела, как другие играют на пианино двумя руками, – улыбалась Анастасия. – Значит и у тебя получится.
– Не получится, я сразу сбиваюсь, а если играть одной рукой, то все получается.
– Ты думаешь, что все должно получиться сразу, – Анастасия придвинула стул и села рядом. – Но так не бывает.
– Бывает, ведь остальное-то получается!
– Остальное, но не все, – спокойно говорила Анастасия. – Если понимать, что именно не получается, то легко можно преодолеть абсолютно все.
– А я научусь это понимать?
– Конечно, попытайся сейчас все повторить, только очень медленно.
Натали начала играть одной рукой, затем двумя, затем сбилась, начала снова и тут же сбилась.
– Вот видишь, – грустно сказала она.
– Вижу!
– Что ты видишь?
– Вижу то, что ты слишком спешишь.
– Нет, мама, ты же слышала, я играла очень медленно, – отвечала Натали.
– Это тебе так кажется. А ты попробуй еще медленнее, совсем медленно, делая паузу после каждой ноты. И начинай сразу двумя руками. Ну?
Натали положила руки на клавиши, брала ноту, останавливалась и смотрела на маму.
– Дальше, дальше, не надо меня разглядывать, – смеялась Анастасия.
Натали играла, останавливаясь и вслушиваясь.
– Ой, мама, получается!
– Я же тебе говорила, – Анастасия потрепала дочь по волосам. – Играй дальше, если можешь, то немного быстрее.
– Могу, могу, – смеялась Натали. – Спасибо мама, теперь я буду так делать всегда. Хорошо? Всегда!
Глава третья
1
Натали довольно редко рассказывала подробности своего побега из Америки в Россию, поэтому о многом мы можем только догадываться. Точно можно сказать одно: это действительно был побег, и закончилось все благополучно. Известно и то, что Натали все время спрашивала у себя о том, почему судьбе угодно было сделать так, что тогда, в то самое утро, она осталась дома. Ей казалось, что это не совсем простое стечение обстоятельств – двойки, недомогания, предчувствия, странный привкус во рту, тревоги и остальное.
Чье-то спасительное присутствие она ощущала постоянно. Как оказалось, что в суете дядя Рудольф оставил ключ в замке сейфа? А может, с ним такое случалось часто? Ей повезло и в том, что из того аэропорта, куда попала Натали, был рейс в Россию именно в этот день и в том, что стоимость билета оказалась Натали по карману. Впрочем, мы не знаем, вероятно, что Натали была хорошо осведомлена о расписании рейсов и стремилась попасть именно в международный аэропорт. К тому же, это могло случиться и не в тот день, когда она сбежала, а немного позднее. Но значения особого это не имеет. Она добилась того, чего хотела – вернулась в Россию.
Суета российского аэропорта, досмотр, контроль – все это показалось Натали лишь одним мгновением, прожитым дома. Конечно, до дома нужно было добираться на другой конец города. И, кажется, метро еще не работало. Натали сидела на скамейке в зале прилетов. Трудно сказать, что она испытывала в тот момент. То, чего она так боялась, не случилось – дядя Рудольф не смог ее остановить и вообще был сейчас достаточно далеко для того, чтобы Натали чувствовала себя совершенно спокойно.
Но другое обстоятельство – и о нем Натали подумала только сейчас – делало ее пребывание дома довольно опасным. Что, если дядя Рудольф прилетит сюда первым же рейсом и силой увезет обратно? Да и что-то гораздо более страшное тоже может случиться. По телу Натали пробежали мурашки, но она тут же взяла себя в руки. Впадать в истерику не было никакого смысла – все равно это ничего не решило бы.
Натали встала и медленно поплелась в поисках места, где можно было бы перекусить.
– На сытый желудок, может, как-нибудь полегче будет соображаться, – заключила она. – Сейчас нужны силы.
Натали на ходу переложила в карман двести рублей и, увидев рядом кафе, зашла за его стеклянную дверь.
– Сразу понятно, что я в России, – заметила про себя Натали, поняв, что кофе и гамбургеры здесь пахнут несколько иначе, чем там, хотя стоят ничуть не дешевле. Пожалуй, это было в первый и в последний раз, когда Натали пожалела, что она не в Америке. Да и пожалела – это слишком громко сказано. Взяв чашечку кофе и сосиску в тесте, сев за столик, она с удовольствием и аппетитом это поглотила. Потом на последние деньги взяла еще чашечку, села, достала плеер и долго, без спешки, наслаждалась остывшим кофе, слушая музыку.
– Если и идти в милицию, то здесь и сейчас, – приказала Натали сама себе. Уходить из кафе не хотелось, клонило в сон, но окружающее спокойствие было лишь иллюзией, и Натали отлично это понимала.
Я была предоставлена сама себе. Многие бы на моем месте пустились во все тяжкие. А мне хотелось просто жить. Пусть будет трудно, но от того будет интереснее. И мне надо было сделать все, чтобы обезопасить себя от дяди Рудольфа. Нужно было дать ему понять, что у нас разные дороги. По правде, мне вообще не хотелось его видеть и вспоминать о нем.
– Скажите, а где здесь милиция? – спросила Натали у официантки, забиравшей у нее чашку из-под кофе и протиравшей столик. Вопрос был вообще-то нелепым, потому что милиция в аэропорту была повсюду: у входа, выхода, у кафе, в зале.
– Вон там, – официантка указала рукой на проход в соседний зал. – Пройдешь, а там увидишь сама.
– Спасибо, – сказала Натали и, пройдя в указанном направлении, наткнулась на пост милиции.
Она робко постучалась в дверь, затем чуть сильнее и, услышав из-за двери смех, открыла ее.
– Ну, смотри, какая красотуля к тебе идет, – сказал один милиционер другому и, присмотревшись к Натали, заметил. – Ух, а тебя неплохо разукрасили.
– Куда уж лучше, – буркнула Натали.
– Ну, садись, рассказывай, кто тебя и за что, – произнес, поднимаясь из полу лежачего положения второй милиционер.
Через десять минут они уже знали в общих чертах историю Натали, как погибли ее родители, как опекуном стали дядя и тетя, как они увезли ее в Америку, что приключилось далее, как дядя пытался ее изнасиловать, ударил, как Натали сбежала и на какие деньги.
– Ну, то, что тебя он пытался изнасиловать – это не факт, – сказал веселый милиционер, тот самый, что назвал Натали красотулей.
– Почему не факт?
– Потому что, девочка, если бы он тебя изнасиловал, то мы бы так и написали, и это можно было бы подтвердить.
– Да, – добавил второй милиционер. – Мало ли что тебе там померещилось.
– Не померещилось мне, – смутилась Натали. – Вам самим бы такое померещилось!
– Ну, ну, давай без этого, – более общительным оказался веселый милиционер, его напарник предпочитал молча слушать. – Без подробностей.
Натали притихла.
– Так что мне делать?
– В смысле?
– А если он прилетит сейчас за мной и заберет меня обратно?
– А вроде смышленая такая, из Америки сбежала, – милиционер сунул ей лист бумаги и ручку. – Заявление пиши, вот тебе образец.
– И что писать?
– Что, что, – милиционер первый раз за всю беседу выругался. – Про избиение пиши. Напишешь, снимем побои, и гуляй, дадим ход делу. Только ты понимаешь, что тебе нужно будет выбирать – тебе восемнадцати-то нет.
О чем он говорит, Натали не поняла. Милиционер снова выругался и объяснил подробно и доходчиво.
– Ты, – начал он, – несовершеннолетняя. Твои опекуны в Америке. Допустим, их лишают права опеки. Но ты отправишься в детдом. Тут уж либо одно, либо другое.
Тогда я осознала, что меня ждет. Но лучше уж так, чем возвращаться туда, к дяде и жить страхом. Если он такое делал со мной, то сделал бы это и в дальнейшем. Я особо не раздумывала. Хотя в детдом мне тоже не хотелось. Но что-то внутри подсказывало мне, что я все делаю правильно. Может, это был он, тот, кто всегда со мной.
Натали пододвинула к себе лист бумаги и принялась писать. Она всегда была краткой, но точной. Про попытку изнасилования она упоминать не стала, мысленно согласившись в этом с милиционером, изложила лишь про избиение, про плохое к ней отношение, про невозможность полноценно учиться.
– Что-то много ты понаписала, – милиционер покачал головой.
– Переписать? – спросила Натали.
– Нет, нет, зачем, сойдет. Кстати, где ты живешь?
Натали назвала адрес.
– И сейчас едешь туда?
– Не сбежишь?
– Куда? – Натали посмотрела на милиционера в упор.
– А кто тебя знает, познакомишься с каким-нибудь парнем, да пустишься во все тяжкие, или с друзьями, или уедешь куда-нибудь…
– Ага, в Америку, к родственничкам, – оборвала его Натали. – Никуда я не денусь.
– Ладно, поверим тебе, но смотри, если по адресу тебя не найдут, то будут неприятности и тебе, и нам. Присмотреть за тобой есть кому?
– Есть, соседка.
– Понятно, – сказал милиционер, а сам посмотрел на Натали крайне недоверчиво. – Сейчас вызовем тебе скорую, съездишь в больницу, снимешь побои, лягушка-путешественница.
– А дядя?
– Не бойся его, заявление твое у нас, возьмем на заметку, – милиционер снова посмотрел на Натали, – хотя, если вдруг чего, то вызывай милицию и объясняй ситуацию.
Милиционеры еще долго обсуждали эту историю после того, как за Натали приехала скорая и она, вопреки правилам, упросила везти ее на переднем сидении, а не там, где обычно возят больных. Понимая, что сопротивляться напору этой молодой особы бесполезно, или приняв ее за дебоширку, врач сдался, и медсестра нехотя перебралась в салон.
Натали отпустили из больницы после осмотра примерно через полтора часа. Она вышла на Ленинском и медленно зашагала по направлению к Московскому проспекту. Натали еле наскребла денег на метро. Менять доллары не хотелось, да она была настолько уставшей и измученной, что было просто не до этого. Сидя в вагоне, Натали рассматривала людей вокруг себя. На каждой станции люди выходили и входили. Ни надменных типов, ни латиноамериканцев с зубочистками во рту, ни вечно недовольного и готового в любую минуту взорваться дяди Рудольфа, ни его жены, которую заботили только деньги и вращение в высшем, как ей казалось, обществе.
Доехав до своей станции, Натали поднялась и пошла пешком, как делала это прежде много раз одна или с родителями. Знакомые дома, загруженное машинами шоссе, деревья, ларьки, парк, спуск к озеру. Даже урны были те же – каменные, серые, с отбитыми краями. Вокруг ничего не изменилось, зато изменилась Натали. Уезжала испуганная девочка, оплакивающая родителей и брата, а приехала и направлялась сейчас в сторону дома, где совсем недавно жила, симпатичная девушка с грустными глазами, добрая, почти уверенная в своих силах и пытающаяся вопреки всему обустроить свое счастье.
А вот и дом. Натали свернула к соседке, прошла к ее дому и постучала в окно. Тамара Львовна выглянула, приоткрыв занавеску. Увидев Натали, она всплеснула руками и побежала открывать дверь.
– Натали, девочка моя! – радовалась Тамара Львовна. – Ты приехала с дядей? Ой, что это с тобой?
