Почти с самого момента трагедии Манн был убежден, что за убийством президента стоит Кастро, и поездка Освальда в Мексику как-то связана с заговором. Он недоумевал, почему же ни ФБР, ни ЦРУ не разделяют его подозрений – или по крайней мере не стремятся их поскорее проверить. Он неоднократно вызывал к себе Уинстона Скотта, чтобы изложить ему свою теорию заговора. Писал ему, что хотел бы узнать побольше о «неразборчивой в связях» молодой мексиканке Сильвии Тирадо де Дюран, которая работала в консульском отделе кубинского посольства и общалась с Освальдом. (Манн располагал информацией о романе Дюран с бывшим послом Кубы в Мексике.)
Скотта Манн очень хвалил, когда в день убийства Кеннеди тот сразу же потребовал от мексиканских властей арестовать и допросить Дюран. Посол говорил коллегам, что «нутром чует»: Дюран лгала, утверждая, будто общалась с Освальдом исключительно по поводу его заявки на получение кубинской визы.
Тот самый спецагент Андерсон докладывал в своем рапорте, отправленном в Вашингтон через два дня после убийства: «Манн считает, что Советский Союз «слишком изощрен», чтобы участвовать в покушении на Кеннеди, но вот Кастро «вполне хватило бы глупости ввязаться»». Посол предполагал, что Освальд наведался в Мехико с целью обеспечить «пути отхода» после выполнения миссии. Согласно докладной Андерсона, Манн просил ФБР и ЦРУ приложить все усилия, чтобы подтвердить или опровергнуть причастность Кубы к преступлению. По настоянию Манна Андерсон отправил в штаб-квартиру телеграмму, в которой выдвигал на рассмотрение Бюро предложение «перетрясти всех кубинских информаторов в США, чтобы принять или отвергнуть» гипотезу посла о том, что за убийством стоит Кастро. Штаб-квартира моментально выдала отрицательный ответ. «Нежелательно, – телеграфировал старший спецагент из Вашингтона. – Подстегнет распространение слухов».
26 ноября Манн получил ошеломляющее известие, которое, по его мнению, доказывало, что не зря он так тревожился насчет кубинского заговора. 23-летний Хильберто Альварадо,57 работавший в Мехико разведчик из Никарагуа, позвонил в посольство США и описал эпизод, означавший (если он действительно имел место), что правительство Кастро заплатило Освальду крупную сумму. Альварадо, в прошлом контактировавший с ЦРУ, рассказал следующее: в сентябре, когда он находился в посольстве Кубы в Мехико, некий «рыжеволосый негр» у него на глазах передал Освальду шесть с половиной тысяч долларов наличными – не исключено, что это была предоплата за убийство. Самого его привела в кубинское посольство тайная миссия, порученная ему правительством Никарагуа, яростно ненавидевшим коммунистов, пояснил Альварадо.
В срочной депеше Госдепартаменту Манн подчеркивал, что в рассказе никарагуанца особенно впечатляют детали, включая «безалаберную манеру, в какой, по описанию Альварадо, деньги передавались Освальду». Это отлично укладывалось в представление Манна о Кастро, которого он пренебрежительно характеризовал как «типичного латиноамериканского экстремиста, руководствующегося скорее инстинктами, нежели интеллектом, и явно не склонного трезво оценивать риски».
Манн узнал и еще одну новость, которую счел весьма настораживающей. 26 ноября ЦРУ тайно записало телефонный разговор марионеточного президента Кубы Освальдо Дортикоса с кубинским послом в Мексике Хоакином Армасом. Армас пересказывал вопросы, заданные мексиканцами Сильвии Дюран на допросе, – в частности, имела ли она «интимные отношения» с Освальдом и получал ли Освальд деньги от посольства. «Она все это отрицала», – с явным облегчением сказал по телефону Армас.58 Дортикос, однако, нервно допытывался, с чего это мексиканцы стали спрашивать о деньгах, – словно бы и впрямь какие-то платежи Освальду имели место. Манн послал в Вашингтон депешу, где говорилось, что, на его взгляд, озабоченность Дортикоса «косвенно подтверждает рассказ Альварадо о передаче 6500 долларов».
Манн, как мы сказали, был практически уверен в том, что Советский Союз к убийству Президента не причастен. Однако, 18 ноября 1963 года советское посольство в Вашингтоне получает плохо отпечатанное, безграмотное письмо, датированное девятью днями ранее и подписанное «Ли Х. Освальдом» из Далласа. В письме делаются попытки вовлечь Советский Союз в заговор с Освальдом с целью убийства президента Кеннеди, которое произойдет через четыре дня. Советские дипломаты расценивают письмо как подделку или провокацию и принимают решение вернуть его американскому правительству. 26 ноября 1963 г., спустя день после похорон президента Джона Кеннеди, советский посол в США Анатолий Добрынин отправил из Вашингтона в Москву телеграмму с грифом «совершенно секретно / высший приоритет». Темой телеграммы было подозрительное письмо Освальда, полученное советским посольством за четыре дня до убийства.
Добрынин телеграфировал в Москву: «Прошу вас принять к сведению письмо Освальда от 9 ноября, текст которого был переслан в Москву по каналам наших ближайших соседей [по соображениям безопасности]. Это письмо – явная провокация: оно создает впечатление, что мы поддерживали тесную связь с Освальдом и использовали его в каких-то своих целях. Оно абсолютно не похоже на все остальные письма, которые посольство ранее получало от Освальда. Также сам он никогда не посещал наше посольство. Подозрение, что письмо является подделкой, подкрепляется тем фактом, что оно напечатано на пишущей машинке, в то время как другие письма, которые посольство получало от Освальда, были написаны от руки. Создается впечатление, что это письмо сфабриковано теми, кто, судя по всему, замешан в покушении на президента. Возможно, Освальд сам написал это письмо под диктовку, в обмен на какие-то обещания, и затем, как мы знаем, его просто устранили, когда необходимость в нем отпала. Компетентные органы США, вне всякого сомнения, знают об этом письме, поскольку корреспонденция посольства является объектом постоянного надзора. Тем не менее в настоящее время они не используют эту информацию. Также они не запрашивают у посольства информацию о самом Освальде; возможно, они ждут другого момента». 59
Надо сказать, что в двух абзацах этого письма описывалась травля, которую ФБР развязала в отношении Освальдов, и в заключение отмечалось: «Мы с женой выразили серьезный протест против подобных действий ФБР». Что во время визита в посольство в Мехико, что при написании этого письма Освальд как будто демонстрировал свою преданность Советскому Союзу и делал акцент на неприязненном отношении к ФБР.
Складывается картина, при которой либо а) Освальд был кубинским наймитом в деле убийства Кеннеди и отчаянно пытался скомпрометировать Советский Союз, втянув его в эту историю; либо б) Освальд был советским наймитом, посланным в Мехико, чтобы там бросить тень на сотрудников кубинского посольства, отведя подозрение от истинных заказчиков преступления. Но несомненно другое – ЦРУ знало о его контактах в канун преступления и почему-то не предпринимало никаких действий по его локализации.
Ответ на вопросах о причинах такого поведения Лэнгли появился десять лет спустя и породил еще большее количество вопросов…
В 1970-е годы Конгресс США санкционировал два крупных расследования, в ходе которых была пересмотрена работа комиссии Уоррена. Для одного из них был создан Специальный комитет палаты Конгресса по изучению правительственных операций в области разведывательной деятельности (более известный под названием комитет Черча – назван по имени председателя этого комитета сенатора Фрэнка Черча, демократа из Айдахо), его условно именуют «комитет Черча». Этот Комитет допросил Энн Эгертер, сотрудницу группы Энглтона, которая еще 9 декабря 1960 г. завела досье на Освальда. Члены Комитета знали, что от нее, как от сотрудницы ЦРУ, не стоит ожидать правдивого ответа на вопрос о том, был ли Освальд агентом ЦРУ, даже если она будет давать показания под присягой. Директор ЦРУ Аллен Даллес, отправленный Кеннеди в отставку, 27 января 1964 г. на закрытом совещании Комиссии Уоррена сказал, что ни один сотрудник ЦРУ даже под присягой не скажет правды о том, был ли в действительности Освальд (или какой-либо другой человек) агентом ЦРУ.60 Поэтому членам Комитета пришлось добиваться от коллеги Энглтона Энн Эгертер, на тот момент уже вышедшей в отставку и связанной определенными обязательствами, ответа, задавая ей косвенные вопросы.
Когда Эгертер спросили о задачах Группы спецрасследований контрразведки, возглавляемой Энглтоном, она ответила: «Мы занимались проверкой сотрудников, в отношении которых существовали те или иные подозрения».
Таким образом, Эгертер сделала главное признание, подробности которого можно было получить, последовательно задавая соответствующие вопросы. Проводившая допрос представитель Специального комитета Палаты представителей попросила ее подтвердить указанную особую задачу Группы: «Поправьте меня, если я ошибаюсь. В соответствии с приведенным вами примером и вашими заявлениями складывается впечатление, что основной задачей Группы спецрасследований была проверка сотрудников управления, которые по той или иной причине были под подозрением».
Эгертер ответила: «Да, все верно».
Затем ее спросили: «Когда заводят персональное досье, означает ли это, что субъект, на которого досье заводится, представляет особый интерес для сотрудника разведки – автора этого досье, или же, с точки зрения автора досье, чем-либо опасен для контрразведки?»
Эгертер: «В целом я бы сказала, что это верно».
Представитель Спецкомитета: «Существуют ли другие причины для того, чтобы завести на кого-либо досье?»
Эгертер: «Нет, не думаю».
Лиза Пиз, проводившая допрос Энн Эгертер, сделала вывод о том, что досье на Освальда «указывает либо на тот факт, что он действительно был сотрудником ЦРУ, либо был привлечен к проведению операций с участием сотрудников ЦРУ, что, на мой взгляд, одно и то же». Так или иначе, Освальд был «активом» ЦРУ. 61
В своих показаниях Эгертер дала понять, что Освальд был особым агентом ЦРУ, который, являясь сотрудником разведки, считался подозрительной личностью. Вероятно, это и стало причиной того, что персональное досье на него было заведено именно Группой специальных расследований контрразведки, руководимой Энглтоном. Эгертер сообщила, что Группу в ЦРУ называли «ведомством, которое шпионит за шпионами» 62 и постоянно находит шпионов среди сотрудников ЦРУ, за которыми осуществляет слежку. Описывая работу Группы спецрасследований, в которой работала, она вновь указала, что они «осуществляли контроль над деятельностью сотрудников ЦРУ, в отношении которых имелись подозрения в шпионаже». 63
Представитель Спецкомитета: «Я надеюсь, вы понимаете, что, задавая эти вопросы, я пытаюсь выяснить, какие задачи выполняла Группа специальных расследований и при каких обстоятельствах появилось персональное досье [на Освальда]. Складывается впечатление, что круг задач Группы был достаточно узким и заключались они в первую очередь в осуществлении контроля за сотрудниками Управления, в отношении которых по той или иной причине имелись подозрения в шпионаже против США. Это верная формулировка задач, которые выполняла Группа специальных расследований?»
Эгертер: «Сотрудники и агентура, которые также относятся к Управлению».
Из показаний Энн Эгертер следует, что Освальд был сотрудником разведки, и в декабре 1960 г. у ЦРУ появились подозрения на его счет (видимо, по причине не очень качественного выполнения заданий в СССР). За ним была установлена тотальная слежка. Находясь под подозрением, он идеально подходил на роль человека, которого можно было три года спустя обвинить в убийстве президента, ставшего, по мнению некоторых людей, политически неблагонадежным человеком.
Что же получается? Что ни Куба, ни СССР не были причастны к убийству Кеннеди, а соответствующие контакты Освальда с их гражданами и должностными лицами были провокацией, в дальнейшем ловко использованной ЦРУ с целью компрометации глав коммунистических держав, якобы образовавших заговор против Джей-Эф Кей? Но так ли просто открывается этот ларчик и нет ли других подводных камней у течения под названием «Ли Харви Освальд»? Судя по количеству странных и многозначительных событий, предшествующих далласским событиям 22 ноября 1963 года, есть.
01 декабря 1963 года, Вашингтон, округ Колумбия
Спустя неделю после убийства Джона Ф. Кеннеди начальник одного из отделов столичного офиса ФБР Клинтон Стернвуд вызвал к себе своего агента Роджера Дадли. Бывший нацгвардеец, Дадли служил в Бюро немногим более года, но успел зарекомендовать себя с наилучшей стороны – он был внимательным, въедливым, спокойным и способным к обучению и сбору информации, что в целом формировало в глазах руководителя образ почти идеального агента. Учитывая, что отдел Стернвуда только еще формировался и был сравнительно малочисленным, очень скоро способному парню стали поручать довольно ответственные и важные дела. Сегодня, когда вся Америка была взволнована частыми известиями о ходе и результатах работы только что созданной Комиссии по расследованию убийства Президента во главе с председателем Верховного Суда, знаменитым юристом Эрлом Уорреном, очевидно было, что вопрос, по которому Стернвуд пригласил молодого подчиненного к себе, связан с событиями в Далласе.
Тем более, что пару недель назад Клинтон получил от самого Джей-Эдгара задание заняться расследованием деятельности правоохранительных органов вообще и ЦРУ в частности в свете случившегося в Далласе – кое-кому в Капитолии казалось странным и подозрительным то обстоятельство, что многие представители смежных ведомств, зная о планах и намерениях Освальда, попросту бездействовали перед лицом пусть призрачной, но угрозы, и они поручили ФБР разобраться в деталях подобного бездействия, не вмешиваясь в работу комиссии Уоррена; официальное следствие подменять никто не собирался, надо было лишь выловить «крыс среди своих». Гувер почему-то поручил это дело сравнительно молодому и малочисленному отделу Стернвуда, хотя имел в распоряжении, несомненно, более опытные и квалифицированные кадры. Не вдаваясь в мотивы такого поведения начальства (он вообще не имел такой привычки), Клинтон взял под козырек, и приступил к делу, вызвав утром в кабинет Роджера Дадли.
Дадли был симпатичным кареглазым молодым парнем, уверенным в себе, удачливым, но не прошедшим войну, отчего некоторые завистливые коллеги, проведшие годы на Восточном фронте, считали его маменькиным сынком. В отличие от Стернвуда, который относился к нему как к равному – и ему позволял то же самое. Или просто позволял думать, что позволяет – до известных пределов.
–Вот что, парень, – с порога начал Стернвуд, – тебе придется отправиться в Эль-Пасо.
–Зачем?
–Надо поговорить с парнем, который два месяца назад едва не сорвал покушение на Президента и не угрохал Освальда.
–Вот как? В таком случае, с ним должен разговаривать Президент.
–Зачем?
–Чтобы вручить ему медаль за героизм, – съязвил Дадли, уже начинавший чувствовать себя ценным кадром и позволявший себе иногда подобные выпады в адрес руководства.
–Боюсь, не выйдет, – ответил ему таким же сарказмом шеф. – Если бы он довел свое дело до конца, то Джонсону не видать бы было Овального кабинета как своих ушей. Так что пока он сидит в тюрьме в Техасе.
–Серьезно?! – вскинул брови Дадли.
–Серьезней некуда, – ответил Стернвуд и бросил на стол перед подчиненным тонкую папку с досье на его будущего визави, и, пока тот бегло читал ее содержимое, кратко устно охарактеризовав его и его биографию. – Этого парня зовут Ричард Кейс Нагелл. Два месяца тому назад он устроил стрельбу в банке в Эль-Пасо, а накануне сообщил письмом на имя Гувера о том, что его старый товарищ по морской пехоте Ли Харви Освальд планирует убийство Президента. ЦРУ поручило ему следить за ним, но то обстоятельство, что он не может пристрелить этого подонка и, таким образом, в защите интересов государства буквально связан по рукам и ногам, не позволяет ему поступить иначе, как устроить дебош в техасском банке.
–Погоди, – задумался Дадли. – Если я правильно понимаю, Управление, будучи в курсе планов Освальда, поручает своему агенту отслеживать его передвижения, но запрещает применять крайние меры, то есть вмешиваться в его планы. Но откуда такая пассивность в ведомстве Даллеса?
–Даллес там уже давно не работает…
–Неважно.
–Ты читал досье на Освальда, – развел руками Стернвуд. – Он сумасшедший.
–Или хуже, – пробормотал Дадли.
–То есть?
–То есть ЦРУ знает о готовящемся убийстве, но не желает его предотвратить. По какой-то, пока непонятной нам, причине.
Стернвуд не любил так далеко заглядывать и рассуждать, и потому продолжил:
–В общем, Нагелл с такой политикой собственного руководства был явно не согласен, но отказаться от исполнения данного ему поручения не мог – это прямо запрещает Устав и его присяга. Что ему оставалось делать? Как он мог одновременно вмешаться в планы Освальда, но, вместе с тем, не преступить закон и клятву верности Центральной разведке, с которой его связывает почти 10-летнее сотрудничество? Ведь, выйди он хоть немного за пределы дозволенного, Управление, чья деятельность не подчинена федеральному закону, просто устранило бы его – так ведь было уже много раз!
–Попасть в тюрьму? – Дадли угодил в яблочко. Ему часто такое удавалось, за что его и ценило начальство.
–Именно. Только там люди Даллеса не смогли бы его достать. Что он и сделал. Причем, убив двух зайцев одним выстрелом – вмешался в планы Освальда и привлек внимание многих слоев Бюро и ЦРУ к написанному им ранее письму на имя Гувера.
–Да, самое интересное, – иронично улыбнулся Дадли. – А наше ведомство? Чем объяснить его бездействие при наличии таких-то данных? С ЦРУ нам предстоит разобраться, но возможно это будет только при условии, что мы сами будем кристально чисты…
–Повторяю, – предположил Стернвуд, – на мой – но только на мой – взгляд Освальд производил впечатление сумасшедшего. Если быть до конца честным, я до сих пор не верю если не в его причастность к покушению, то в его главную роль в исполнении далласского сценария. Позиция Джей-Эдгара, скорее всего, совпадает с моей – думаю, он, изучив досье Освальда, просто не счел его достойной кандидатурой, которую могли выбрать коммунисты для расправы с Джей-Эф Кей. Конечно, вины с него никто не снимает, но не может же он брать на карандаш каждого идиота, который пишет подобные письма и разбрасывается угрозами! Мы бы не были Бюро, если бы всерьез реагировали на такие выпады, которых со времен Авраама Линкольна случалось немало. Быть серьезной конторой и быть перестраховщиками – немного разные вещи. Во втором случае можно прослыть параноиками и сделать так, чтобы с тобой перестали считаться.
–Хорошо, но он мог хотя бы проверить эту информацию, связавшись с ЦРУ и отведя от себя львиную долю подозрений в халатности на будущее…
Дадли не знал о разговоре, который состоялся несколько дней назад между Энглтоном и Гувером – да и не мог знать, просто в силу должностного положения, – но, даже если бы и знал, то нисколько бы не удивился. Это была игра в прятки, в которой Гувер, уже располагавший сведениями о готовящемся убийстве Кеннеди, пытался спихнуть всю ответственность за покушение не нерадивых людей Энглтона, а тот отвечал ему взаимностью. Каждый из них думал: «Если получится, я предупреждал своих коллег из параллельного ведомства, и виноваты во всем они; а если нет, то не буду иметь в глазах Президента бледный вид паникера и перестраховщика».
–А что бы это изменило? – парировал Клинтон. – Если ЦРУ уже накрыло Освальда колпаком в лице этого Нагелла, то дополнительная информация о нем никак не повлияла бы на их порядок действий в данной ситуации. Да и потом, ты же знаешь, как к нам относится Управление…
Дадли, как любой сотрудник Бюро, безусловно, было осведомлен о противоречиях в деятельности ФБР и ЦРУ, основанных на соперничестве и личном восприятии каждой из спецслужб как единственно важной, справедливой и беспристрастной в выполнении сверхважных государственных задач. Но понимал также и то, что соперничество в борьбе за место под солнцем, в лучах внимания главного обитателя Овального кабинета и взаимные подсиживания, ценой которых становится жизнь этого обитателя – вещи разные. Его распирало осознание этого противоречия, и он выпалил:
–Но ведь на кону была жизнь Президента!
–Стоп! – поняв, куда он клонит, остановил его Стернвуд. – Предоставь каждому заниматься своим делом. Комиссия Уоррена ведет официальное следствие, в ее распоряжении сотни томов материалов и такое же количество официальных и тайных агентов всех мастей. Виновных в смерти Джека они найдут и без нашей с тобой помощи. Наша задача – разбираться только в деятельности правоохранительных структур, в том числе, определять степень их бездействия и, если возможно, виновных в этом бездействии. Как они были связаны с Освальдом – прямо или косвенно. Могли или не могли ему помешать, и, если могли, то почему не помешали. А, кто стрелял и кто направлял руку стрелявшего, пусть разбираются люди Уоррена.
–А если стреляли или направляли руки стрелявших сотрудники силовых ведомств – тогда определение виновных будет входить в нашу компетенцию?
–Да. Но только после того, как люди Уоррена официально заявят об этом.
–Я понял. Итак, ты хочешь, чтобы я полетел в Техас и поговорил с этим Нагеллом, так? – уточнил Дадли. Стернвуд согласно кивнул. Дадли спросил: – Но что, кроме содержимого письма, он сможет мне дополнительно рассказать? Он ведь агент под присягой…
–Важно не что, а как он будет рассказывать, – ответил Клинтон. – На этом основании мы сможем понять, кто он такой и чего в действительности добивается… Это психология, Джер. Хоть ты и умный парень, а этой науке тебе еще предстоит поучиться.
02 декабря 1963 года, Эль-Пасо, штат Техас
Дик Нагелл произвел на Дадли приятное впечатление. Крепкий, сбитый, с ясными голубыми глазами и бритым затылком, он чем-то напомнил Джеру его родного брата Лонни, служившего в том же подразделении и даже примерно в тех же местах несколькими годами ранее Нагелла – на период призыва брата пришлась война в Японии, и потому с самого детства для Дадли морские пехотинцы представлялись чем-то возвышенным и родным одновременно. Оттого вдвойне неприятно было участвовать в расследовании преступления, совершенного бывшим морпехом. Успокаивал себя Роджер тем, что, возможно, ему удастся установить чей-то иной след в этом деле, отличный от следа Освальда. Возможно, сейчас он находится здесь именно для этого…
Нагелл был чуть младше Дадли, но производил впечатление старшего – морпехи всегда взрослеют раньше остальных. А еще они безукоризненно соблюдают субординацию. Так было и сейчас. Перед началом допроса, сидя за столом напротив агента ФБР, Нагелл сразу тактично, но жестко оговорился:
–Сразу хочу предупредить вас, сэр, что на вопросы о моем взаимодействии с сотрудниками ЦРУ, о порядке наших сношений, об обсуждаемых темах и методах получения заданий я отвечать не буду! Обязанностей присяги с меня еще никто не снимал.
–Обещаю не задавать таких вопросов, – поднял ладонь вверх Дадли. – За исключением, разумеется, той информации, на которую вы сами пролили свет, направив письмо в наше ведомство. А поскольку там содержалось достаточно информации, чтобы понять цель и смысл ваших действий, задам лишь несколько уточняющих вопросов. Итак. Вы, если не ошибаюсь, служили с Освальдом?
–Да, на базе в Ацуги.
–Как бы вы могли его охарактеризовать?
Нагелл пожал плечами:
–Взбалмошный и не вполне уравновешенный парень, которого на родине не ждало сколько-нибудь привлекательных перспектив и который по этой причине грезил Советами. Так часто бывает у представителей военного или первого послевоенного поколения. Их еще называют «потерянными».
–Согласен, – отвлеченно кивнул Дадли, соглашаясь со своим собеседником, но быстро вернулся к теме разговора. – И то, что он, как вы сказали, грезил Советами, по-вашему, исключает возможную заинтересованность КГБ в его действиях?
–Это тут совершенно ни причем, хотя мне кажется, сейчас многие доброхоты начнут связывать его юношеские, не вполне обдуманные, высказывания, с его же действиями в Далласе, – уверенно отвечал Дик.
–Но согласитесь, что обвинение в адрес КГБ выглядит достаточно правдоподобно?
–Нет, – не соглашался Нагелл. – И я говорю вам, да вы и сами знаете – наверняка, подготовились ко встрече и изучили досье Ли, – что он был немного не в себе. Взбалмошный, воспитанный не вполне нормальной матерью-одиночкой, вдобавок еще и злоупотреблявшей алкоголем, он априори не подходил советским спецслужбам.
–А нашим подходил? – обескураженно спросил Дадли, у которого на минуту перестал складываться в голове паззл целостной картины, обрисованной Нагеллом в его коммюнике на имя Гувера. – Ведь из вашего письма недвусмысленно следует заинтересованность ЦРУ в его планах…
–Именно поэтому нашим и подходил, – разъяснил Дик. – Понимаете, когда агента вербуют для работы за границей, даже малейшие шероховатости в его личности становятся препятствием для поручения ему сколько-нибудь серьезной работы. Он ведь в таком случае может завалить всю сеть! А когда Управление поручает кому-либо работу внутри страны, оно точно знает, что сможет остановить этого человека в любой момент, как только он выйдет из-под контроля. Это уже игра на их поле.
–Вас же не остановили…
–Я – другое дело. Я своим письмом привлек слишком много внимания к своей персоне, и убивать меня им уже как будто не с руки… А Ли… С одной стороны, они могли его остановить, а с другой он привлекал внимание именно своими неоднозначными выходками. То начнет раздавать листовки в поддержку Кастро, то в советское посольство звонить…
–Откуда у вас такая информация? – насторожился Дадли, сам сравнительно недавно узнавший эти, остававшиеся секретными до окончания работы комиссии, данные.
–Мистер Дадли, мы же договорились… – снисходительно улыбнулся Нагелл.
–Да, прошу прощения, – поправился Джер, припомнив начало их разговора. – Так значит вы считаете, что Советский Союз, в котором Освальд прожил три года, к убийству Президента Соединенных Штатов, своего идеологического врага, никакого отношения не имеет?
–Позвольте мне задать вопрос? – заинтересованно глядя в глаза своего собеседника, попросил разрешения Дик.
–Пожалуйста.
–А вы не допускаете заинтересованности ЦРУ в убийстве Президента?
–А зачем? – пожал плечами Дадли и объяснил свой скепсис: – «Cui prodest», как говорили древние. «Ищите, кому выгодно». С Москвой все понятно, а тут…
–ЦРУ, – отвечал Нагелл, – такая же часть государственной системы, как ОКНШ или, скажем, ВМФ. Она живет и финансируется – кстати, неплохо финансируется – до тех пор, пока само государство пребывает в состоянии холодной войны с противником за океаном. Таким организациям выгодно раздувать пожар гонки вооружений, потому что, если он погаснет, то платить им станет некому и не за что. А Джек этого пожара не хотел и предпринимал все усилия, чтобы сократить его масштабы. Он пошел на уступки русским во время Карибского инцидента, наказал ЦРУ за операцию в заливе Свиней…
–За провал операции в заливе Свиней, вы хотите сказать?
–Нет. Именно за операцию. Он же собирался и уже начал выводить войска из Вьетнама. Дружил с про-коммунистически настроенными засранцами типа Сукарно – не потому, что они ему нравились, а потому что он думал о будущем всего мира. И наших людей, в том числе. Но такой порядок вещей, как я уже сказал, был невыгоден ЦРУ и тому военному истеблишменту, чьи интересы Управление, с момента своего основания возглавляемое матерыми представителями нашей военщины, защищало и защищает куда активнее, чем интересы простых граждан.
–Неужели им выгодна война?! – негодовал Дадли, считавший себя не менее добропорядочным гражданином США, чем его собеседник, но все еще не разделявший его позиции. – Выгодно открытое противостояние? Ведь может погибнуть бесчисленное множество человек, и они, как люди, несомненно, умные, это понимают!
–Возможно, им не выгодна собственно война, – рассуждал Нагелл. – Им выгодно нагнетание противостояния, сознательная спекуляция на угрозе ядерного удара. А Джек отказывался греть на этом руки, и жестоко – видно это хотя бы по его радикальным мерам в отношении явно ангажированной с ЦРУ «Альфы-66», нападавший на советские суда в кубинской акватории – карал тех, кто пытался отступить от этой его политики.
–Получается, Освальд был им выгоден, но все же они послали вас следить за ним? Зачем?
–Странный вопрос, – усмехнулся Дик. – Мы же только что говорили о контроле ЦРУ за своими агентами, чтобы в нужный момент… Представьте. Вы решили построить дом, заказав работы по строительству некоей фирме. Но не доверяете ей и решаете лично проконтролировать ход работ. Так бывает? Так почему же такому подходу не место в структуре ЦРУ? Не забывайте, что, наряду с этим, своего рода, авторским надзором, они категорически запретили мне применять силу в его отношении или иным образом вмешиваться в его планы, что недвусмысленно свидетельствует о заинтересованности Управления в их реализации. Хотя, как по мне, так я бы с удовольствием выполнил приказ и всадил бы ему пулю между глаз, несмотря на его неуравновешенную психику и наше давнее знакомство…
–Вы сказали – приказ? Чей приказ? – продемонстрировал свою внимательность к деталям Дадли.
–Я оговорился, – быстро пробормотал Нагелл, покраснев и забегав глазами. – Я имел в виду, что пошел бы на поводу у веления своего сердца. Понимаете, я как любой американец, очень любил и ценил Джека именно за его пацифизм и заботу о собственном народе, а они…
–Оговорились? Это точно? – Роджер вцепился в собеседника взглядом, хотя его визави все еще упрямо опускал глаза.
–Точно. Обстановка давит, и вообще…
–Ну хорошо.
Дадли понимал, что все оговорки, пусть бы даже они исходили от агентов ЦРУ с солидным стажем, несут в себе половину правды, но нажимать на Нагелла не стал – иначе бы тот совсем закрылся от диалога. И хотя на сегодня он был уже окончен, Роджер не исключал, что им придется встретиться вновь. А потому, сделав для себя некоторые выводы, он свернул беседу и откланялся, оставив Нагелла наедине с вопросом, зачем же все-таки приходил сегодня к нему человек из Бюро. Уж не затем же, чтобы порассуждать о его, Нагелла, взглядах на мировую политику?..
А Дадли и сам не знал ответа на этот вопрос. Тем же вечером, посетив еще полицейское управление Эль-Пасо и ознакомившись там более детально с делом Нагелла, он вернулся в гостиницу. В общем, задание было выполнено и можно было уезжать, но что-то все еще держало его здесь, в этом проклятом Техасе, в котором 10 дней назад был убит обожаемый всей страной Джей-Эф Кей. Что-то или кто-то. Нагелл? Его слова?