Антон Петрович Гусев
Самолет на озеро Мервин. «Зона-51». Книга вторая

Посвящается светлой памяти Джона Ф. Кеннеди

«Я знаю, что Бог есть, и я знаю,

что надвигается буря. И, если у Бога

есть место для меня, то я готов».

Джон Фицджеральд Кеннеди

Действующие лица:

Роджер Дадли – агент ФБР, занимающийся следствием по делам, в которых могли быть замешаны сотрудники правоохранительных органов;

Уолтер Стивенс – коллега Дадли, ушедший на пенсию и ставший частным детективом в начале 1980-х; ранее также занимался надзором за коллегами из силовых структур;

Клинтон Стернвуд – начальник отдела ФБР, в котором трудились агенты Стивенс и Дадли;

Джон Фицджеральд Кеннеди – 35 Президент США (1961-1963), проводивший в целом курс сближения с соперниками по социалистическому лагерю и стремившийся остановить эскалацию «холодной войны»; состоял в тайной миротворческой переписке с советским лидером Никитой Хрущевым; погиб 22.11.1963 во время своей поездки в Даллас, как считается, не без участия ЦРУ;

«Макс Хедрум» – вымышленный персонаж, герой фильма «На 20 минут в будущее», в чьем облике 22.11.1987 на экраны телевизоров жителей Чикаго явился некий злоумышленник, вторгшийся в сетку телевещания с сомнительными посланиями и выражениями;

Проект «Голубая книга» – официальное название ряда засекреченных мероприятий и операций ЦРУ и ФБР, связанных с контактами с инопланетным, заоблачным разумом, «тонким миром» и необъяснимыми явлениями;

«Зона-51» – основная база проекта «Голубая книга»; место взлета и посадки секретных кораблей, спутников, ракет и самолетов, выполняющих стратегические задачи ВС США, в том числе, связанные с инопланетным разумом и военной разведкой;

Д.Б. Купер – авиационный террорист, захвативший 22 (по другим данным – 24) ноября 1971 года самолет и исчезнувший при прыжке с него в районе одного из аэропортов «Зоны-51»;

Уинстон Скотт – влиятельный деятель структуры ЦРУ, возглавлявший в середине 1960-х годов крупнейшую резидентуру Управления в Мехико, ставшую знаменитой благодаря тотальной слежке за всеми посольствами столицы Мексики и прослушиванию их телефонных переговоров; обладал колоссальным авторитетом в Лэнгли;

Джордж Энглтон – заместитель директора ЦРУ в 1960-1970-х годах, ставший знаменитым благодаря охватившей его шпиономании, приведшей к постоянной, едва ли не превратившейся в паранойю «охоте за кротами»; организовал беспрецедентную в истории американских спецслужб тотальную прослушку телефонных переговоров почти всех граждан, имеющих хоть какое-нибудь отношение к американской государственной системе;

Комиссия Уоррена – комиссия из числа крупнейших американских государственных деятелей под руководством председателя Верховного Суда США, занимавшаяся в течение года после покушения на Кеннеди расследованием его убийства;

Джон Маккоун – директор ЦРУ в 1961-1965 годах, основной ответственный за умолчание о действительных результатах расследования как комиссии Уоррена, так и результатах следствия ФБР по вопросу о причастности силовых структур к устранению Президента Кеннеди;

Анатолий Голицын – бывший офицер КГБ, сбежавший в 1960-х годах в США; выдал многих ценных агентов КГБ, сообщив о существовании в СССР системы «агенты влияния – агенты прикрытия», при которой один агент своими вычурными и странными действиями прикрывает действия другого, совершающего диверсионные действия на территории государства-противника;

Эдгар Гувер – отец-основатель и первый директор ФБР, приятель Дж. Энглтона;

Джимми Хоффа – американский профсоюзный деятель криминального толка, заинтересованный в развитии спекуляционных отношений с Кубой и потому – в свержении режима Фиделя Кастро; принимал активное участие в попытках ликвидации кубинского лидера со стороны ЦРУ;

Аллен Даллес – отец-основатель и первый председатель ЦРУ, впавший в немилость президента Кеннеди после провала ряда диверсионных операций на территории Латинской Америки и СССР, причастный к планам ликвидации Фиделя Кастро; был членом комиссии Уоррена, осуществлявшей официальное следствие по делу об убийстве Кеннеди;

Ли Харви Освальд – взбалмошный, полусумасшедший фанатик-коммунист, приехавший в США из СССР, то и дело контактировавший с советскими и кубинскими дипломатическими работниками и угрожавший убить Кеннеди; в конечном счете, признан официальным исполнителем убийства Президента 22.11.1963 в Далласе; подозревался в связях с ЦРУ;

Джек Руби – далласский бизнесмен, убивший Освальда 23.11.1963; имел тесные контакты с Дж. Хоффой и предпринимал активные усилия по свержению режима Кастро или его ликвидации; признан невменяемым и освобожден по решению суда;

Кэролайн Арнольд – тележурналистка из Далласа, впоследствии занявшая высокий пост в чикагской телекомпании;

Ральф Химмельсбах – агент ФБР, занимавшийся следствием по делу об угоне самолета Д.Б. Купером в 1971 году;

Роберт Кеннеди – родной брат Дж. Ф. Кеннеди, в период его правления – Генеральный прокурор США. Убит при невыясненных обстоятельствах в 1968 году;

Ричард Кейс Нагелл – агент ЦРУ, в чьи полномочия входила ликвидация Освальда незадолго до убийства; осталось невыясненным, в конечном счете, действовал ли он в данном случае в интересах ЦРУ или КГБ; от исполнения своих функций отказался, заявив о себе в полицейское управление Далласа;

Джеймс Хости – агент ФБР, осуществлявший наблюдение за Освальдом после его возвращения из СССР, но не проявивший должной осмотрительности и снявший его с учета незадолго до далласских выстрелов;

Валерий Костиков – начальник 13 Главного Управления КГБ СССР, отвечавшего за организацию политических убийств иностранных государственных деятелей по приказу советской верхушки; незадолго до убийства Кеннеди приезжал в Мехико и имел там контакты с Освальдом;

Сильвия Тирадо де Дюран – сотрудница посольства Кубы в Мехико, которая также имела контакты с Освальдом незадолго до убийства им Президента Кеннеди (предположительно, вступила с ним в половую связь и передала ему какие-то денежные средства);

Томас Артур Валли – бывший морпех из Чикаго, который должен был убить Кеннеди во время его поездки туда 02.11.1963, но вовремя был обезврежен чикагской полицией при участии ЦРУ;

Нго Динь Зьем – президент Вьетнама, пользовавшийся активной военной поддержкой США в проведении им линии противодействия коммунистам из «Вьетконга»; ввиду своей непоследовательной политики относительно присутствия на полуострове американских вооруженных сил стал разменной монетой в противостоянии Президента Кеннеди и членов ОКНШ, настаивавших на эскалации «холодной войны»; убит в результате провокации ЦРУ 02.11.1963;

Юрий Носенко – «агент прикрытия», якобы перебежавший в США в 1964 году, после убийства Кеннеди, не принесший с собой никаких секретов КГБ, но проявлявший активный интерес к государственным секретам Америки, в том числе к «Голубой книге»;

Чарльз Уильям Томас – дипломатический работник США, длительное время занимавшийся собственным расследованием убийства Кеннеди и пришедший, в конечном итоге, к выводу об участии восточных коммунистических разведок в организации данного мероприятия; покончил жизнь самоубийством 12.04.1971;

Санта Петровина – итало-американский мафиозо из «клана Гамбино», отвечающий за взаимодействие преступной организации с ЦРУ.

Часть первая

Глава первая

12 апреля 1971 года, Арлингтон, штат Вирджиния

Шериф Арлингтона Билл Уайтлоу пришел на работу с больной головой. Накануне было воскресенье – традиционный семейный день, который семья Уайтлоу вот уже два года проводила со своими новыми соседями, Томасами. Пару лет назад эта пара, по возрасту примерно совпадавшая с четой Уайтлоу – 45-50 лет – переехала в район Потомака из красивого вашингтонского дома в элитном квартале, и шериф, по понятной причине, сразу взял их под опеку. Надо было познакомить вновь прибывших с местными жителями, со здешней инфраструктурой, значительно отличающейся от столичной, и, как водится, сводить на экскурсию к устью самой знаменитой реки Америки и показать, как смотрится оттуда легендарный мемориал Джефферсона. В процессе знакомства выяснилось, что бывший посольский работник, Чарльз Уильям Томас, отличный и очень интересный человек. В отличие от провинциала Уайтлоу, он был хорошо образован, с ним было, о чем поговорить, и при этом он не чуждался простых радостей, свойственных провинциалам – не был чванливым, мог пропустить стаканчик-другой в воскресенье, сыграть в крикет и сходить на стадион, «поболеть» за местную футбольную команду. И скоро первоначально позиционировавший себя в качестве наставника и проводника в новой, «арлингтонской» жизни Томасов Уайтлоу окончательно попал под влияние своего соседа.

То же случилось и с его женой. Типичная провинциалка Марла, глядя на новую знакомую, приехавшую из Вашингтона, стала стараться подражать ее светским манерам, стилю в одежде и высокопарному наречию. Конечно, поначалу это смотрелось диковато, но упорная миссис Уайтлоу не желала сдавать позиции – и скоро окружающим стало казаться, что они с миссис Томас стоят на одной социальной планке. Конечно, Синтия Томас порядком поддавалась и подыгрывала в этой гонке, став не соперницей, а учительницей для Уайтлоу. Ей самой это казалось странным, ведь в общении с этими, в общем-то, темными людьми куда-то начисто пропала присущая ей во время жизни в столице надменность. Казалось, две семьи стали симбионтами – Томасы отдыхали от наскучившей им великосветской жизни в Вашингтоне, радуясь воскресным попойкам, разговорам о рыбалке и игре в американский футбол, а Уайтлоу приобщались к высокому, неведомому и недосягаемому доселе миру образованных, высокопоставленных и инакочувствующих людей. Миссис Уайтлоу учила свою соседку печь пироги и делилась местными сплетнями, а ее супруг пичкал Чарльза Томаса разговорами об охоте и рыбалке и выпивкой. В свою очередь, Синтия Томас учила Марлу одеваться и подбирать со вкусом туфельки к той или иной сумочке, а ее муж учил Билла американской истории, рассказывал политические тайны, делился воспоминаниями об обитателях Белого Дома. И все были довольны, хотя, на первый взгляд, было странно видеть рядом, да еще с сияющими лицами четырех разных людей из двух, полярно противоположных, социальных пластов. И так продолжалось два года.

Особенно Биллу Уайтлоу нравилось, когда мистер Томас, за пинтой пива, рассказывал ему всякие интересные истории об обстоятельствах убийства Джона Кеннеди. Конечно, многие из этих баек попахивали начавшими набирать широкое распространение в ту пору теориями шпионского заговора, но шериф всякий раз с интересом выслушивал их, мотивируя предполагаемый вес рассказываемого авторитетом рассказчика – как-никак, бывший сотрудник Госдепа, прослуживший какое-то время перед отставкой даже в центральном аппарате, такой врать не станет…

Иногда эти рассказы, изрядно сдобренные алкоголем, превращались в посиделки до самого утра. Так случилось и в это воскресенье. Причем, шериф уже даже не помнил, о каком очередном «сенсационном» факте из жизни Ли Харви Освальда они говорили – помнил только, что разошлись около четырех утра, выпив по бутылке виски и по две пинты пива. Напоминала полицейскому о количестве выпитого больная голова, которая ныла вплоть до ланча. Потом, после легкого перекуса, когда стало полегче, мысленно ругаясь на себя, Билл Уайтлоу пообещал своему отражению в туалетном зеркале, что больше никогда не останется в гостях у Томаса допоздна, какими бы увлекательными ни были его рассказы. Этому обещанию будет суждено сбыться уже через полчаса – когда шериф вернулся в офис, помощник сообщил ему, что только что звонила Синтия Томас.

–И что она сказала?

–Сказала, что ее муж только что вынес себе мозги.

–То есть?

–Ты и впрямь лишнего принял вчера, Билли. Твой сосед застрелился, Уайтлоу. Час тому назад.

Спустя пятнадцать минут Билл Уайтлоу с командой криминалистов уже осматривал место происшествия, еще вчера служившее ему теплым приютом и баром. Пока специалисты копошились в кабинете покойного, напоминавшем скотобойню, шериф решил побеседовать со вдовой.

–Сначала я подумала, что взорвался бойлер… – утирая слезы, рассказывала Синтия. – Потом окликнула Чарльза, чтобы он посмотрел, что там случилось. Он не отозвался. Я спустилась вниз, в его кабинет, и там увидела…

–Боже мой, – хватался за голову обычно сдержанный и жесткий шериф, впервые призванный расследовать смерть своего приятеля. – Поверить не могу. Только вчера сидел с ним за одним столом, а сегодня вдруг такое…

Вдова Томаса будто не слышала его и продолжала:

–В кабинете, когда я вошла, творилось нечто ужасное – всюду его… мозги. Кровь. Головы как будто совсем не осталось.

Шериф задумчиво почесал голову и изрек:

–Мы вчера снова допоздна сидели. Ты не думаешь, что это, может быть, связано с похмельем? У меня в практике были такие случаи. Знаешь, сначала человек выпивает, потом, с бодуна, ему является Вьетнам, в котором он провел лучшие годы жизни, что-то в голове переклинивает и…

–Господи, Билл, о чем ты говоришь?! – всплеснула руками Синтия, повысив голос. – Он не был провинциальным пьяницей, который после возлияния способен отстрелить себе голову! Он был достойным человеком, который просто иногда позволял себе отдыхать, не более. Уверяю тебя, это никак не связано.

–Но что тогда случилось? Вы производили впечатление благополучной семьи, а Чарли – так и вовсе гениального человека.

–В том-то и дело.

–В чем? – не понял провинциальный тугодум.

–«От многих знаний – много печалей», – процитировала Экклезиаста Синтия, но и эта фраза ничего не сказала шерифу.

–Не совсем понимаю, о чем ты?

–Может быть… это как-то связано с его записками… – предположила Синтия.

–Что за записки? – насторожился Уайтлоу, достав блокнот и приготовившись что-то в нем записывать.

–Знаешь, год или два тому назад, – вспоминала миссис Томас, – он направлял в Госдепартамент какие-то записки служебного характера. В них содержалась информация об обнаруженных им во время работы в Мехико в 64-ом году следах убийц Кеннеди. Он, наверное, тебе рассказывал, что посол США в Мексике Манн, под началом которого он работал, был буквально одержим идеей кубинско-мексиканского заговора против Кеннеди, в результате осуществления которого президент и погиб…

–Да он только об этом и говорил! – подтвердил шериф.

–Так вот тогда, в 64-ом, в Мехико, – продолжала вдова, – Чарли с головой попал под влияние этого Манна, и стал неистово собирать доказательства причастности расквартированных в мексиканской столице агентов кубинских спецслужб к смерти Джей-Эф Кей. Конечно, я не могу исключать, что он делал это не по своей инициативе, а по просьбе ЦРУ…

–А причем здесь ЦРУ? Он вроде там на службе не состоял, да и следствие по делу об убийстве Кеннеди вела комиссия Уоррена, а не ребята из Лэнгли.

–Но ведь кто-то же предоставлял информацию этой комиссии! – скептически пожала плечами Синтия. – И потом, Билл, не будь дураком – посол, выезжая за границу, автоматически становится агентом ЦРУ. Не притворяйся, будто не понимаешь, что это так… И вот я думаю, может быть, он и впрямь собирал все эти данные по просьбе Лэнгли… Как бы то ни было, тогда они остались невостребованными. По какой-то причине следствие по делу о возможном убийстве Кеннеди кубинцами комиссия свернула. А потом, когда Чарльзу вежливо указали на дверь в Госдепартаменте, и он два года никак не мог найти себе достойную работу, он вдруг решил обнародовать результаты своего, неофициального следствия и направил их с докладной запиской своему бывшему руководству в Трумэн-холл.

–И какова была их судьба?

–В том-то и дело, что движения по бумагам не было никакого. Он ждал, ждал, а ему все не отвечали и не отвечали…

–И ты думаешь, это отчаяние стало поводом для самоубийства? – спросил шериф.

–Сам же говорил. Какое-то сакральное воспоминание поселяется в душе, много лет не дает покоя, а потом, после попойки, вылезает какими-то жуткими ассоциациями, приводящими к уходу в мир иной!

–Мда… Все возможно… Как теперь угадать… Мне очень жаль, Синтия…

–Перестань, – отмахнулась вдова.

–Мне очень жаль, – продолжал шериф, – но мы должны будем сообщить об этом в ФБР. Смерть посольского работника, хоть и бывшего, все же – их компетенция. Так что, думаю, тебе правильнее будет рассказать все это ребятам из Бюро.

13 апреля 1971 года, Вашингтон, округ Колумбия

Агенты ФБР Дадли и Стивенс сидели в служебной машине Бюро, направлявшейся в Арлингтон, где им предстояло разобраться в деталях давешнего самоубийства бывшего посольского работника Чарльза Уильяма Томаса.

–Вчера русские праздновали 10-летие полета их человека в космос, – глядя в окно и созерцая бегущие вдоль дороги высокие пальмы, сказал почему-то Стивенс. Коллега будто не слышал его, мысленно уже приступив к расследованию.

–Самоубийство в таком возрасте… – задумчиво пожимал плечами Дадли, листая досье покойного Томаса.

–А чему ты удивляешься? Обычно, именно в этом возрасте все и происходит, – объяснял Стивенс, все еще, несмотря на долгие годы совместной работы, ощущавший себя своего рода наставником Роджера. – Человек, перешагнувший грань средних лет, невольно оглядывается назад и, поняв, что ничего не добился и шансов изменить что-то в жизни у него практически нет, пускает себе пулю в лоб. Во всяком случае, из показаний его жены следует, что именно такое положение дел в его жизни заставило его пойти на такое.

–Кстати, а почему он ничего не добился? Вроде бы начало было хорошее – окончил престижный университет, кажется, Северной Каролины, потом начал дипломатическую карьеру в Латинской Америке. Учитывая, что ваши ЦРУ-шники делали всех, кто туда выезжал, своими шпионами, перспективы это назначение ему сулило неплохие… Потом… вернулся в Вашингтон, в Госдепартамент, начал там неплохо работать…

–В том-то и дело, что неплохо, – продолжал разъяснять Стивенс. – «Неплохо» для дипломата – это мало. Это не рутинная работа, которую может выполнять любой клерк, и не сыск, в котором возраст не определяет цену человека, вынужденного день и ночь бороться с преступностью, которой меньше не становится. Там нужны достижения, понимаешь? Три-пять лет на вторых ролях – и тебе начинают вежливо указывать на дверь. Место-то ведь под солнцем, и молодых, дерзких, обладающих связями и навыками специалистов, грезящих желанием занять его, пруд пруди. Раз не имеешь достижений- подвинься. Так что ему ничего не оставалось делать, кроме как подать в отставку.

–А если бы не подал? – спросил Роджер.

–Стал бы работать дверным ковриком у таких вот молодых да ранних, наподобие тебя.

–Ну и работал бы, подумаешь, – хмыкнул Дадли. – Госдеп все-таки!

–Это ты так считаешь. А для истинного дипломата, выпускника университета Северной Каролины, такие перспективы кажутся унизительными. Он уволился, конечно, чтобы не занимать явно чужого места, и стал искать себе работу, что в нашей стране недостижимых возможностей практически нереально для человека 45-47 лет.

–А чего же его ведомство не помогло ему в этом? Такого специалиста – и бросили на произвол судьбы? – недоумевал молодой, но уже достаточно опытный агент.

–А ты часто слышал, чтобы государственный орган после отставки протягивал бывшему чиновнику руку помощи? – с горькой ухмылкой отвечал вопросом на вопрос его старший товарищ. – Нет, парень, в нашей государственной системе – как и в любой другой – отставка означает смерть. Конечно, если только «при жизни» ты не занимал пост из высшего звена. Там уж они своих не оставляют. Во всех остальных случаях ты рискуешь познать все «прелести» существования маленького американца.

–Надо же, а я думал, только в нашем ведомстве такой бардак, – протянул Дадли.

–Этот бардак родился еще при Вашингтоне и будет жить, пока жива Америка.

–Печально… Но все же я не понимаю, почему именно нас поставили заниматься следствием по этому делу. Сам же говоришь, к высшему звену этот парень не принадлежал и вообще…

–Ты как был невнимательным, так и остался, – не уставал наставлять и подкалывать своего коллегу Стивенс. – Читал же его досье, цитировал даже. Работал-то ведь он в Латинской Америке.

–И что?

–А в 64-ом – в Мехико.

–И что?!

–На чем мы закончили следствие, порученное нам Бюро 7 лет назад, помнишь?

–Черт тебя дери, Уолли, – не выдержал Дадли. – Ты становишься похож на своего приятеля Энглтона. Тот со своей шпиономанией стал уже комической легендой Управления, и ты, как видно, пообщавшись с ним, воздушно-капельным путем подхватил тот же самый недуг. А?

–Во-первых, – терпеливо проглотив оскорбление, говорил Стивенс, – именно в ту пору в Мексике шли активные следственные действия, проводимые как нами, так и Сегуридад по поиску причастных к убийству Джей-Эф Кей. Ты верно подметил, что все наши тамошние дипломаты были связаны с ЦРУ прочной нитью. Уинстон Скотт никого не оставлял «без внимания». И всего, что они в ту пору, когда виновники смерти Президента столь же активно прятались по своим норам, сколь активно мы их искали, узнали, они ни тебе, ни мне никогда не расскажут. Возможно, этот Томас был осведомлен о каких-то контактах Сильвии Дюран, будь она неладна, или того же Освальда в бытность его туристом в Мехико. Каждый камень, каждый закоулок в этом проклятом коммунистическом островке в Латинской Америке – все знает об Освальде и его сообщниках нечто, которого не знаем и никогда не узнаем мы. И тайны эти охраняются как зеница ока. Представь себе, если кто-то, кроме нас, сейчас вдруг к ним притронется… А во-вторых, инициатива по привлечению к расследованию наших специалистов исходит – ты будешь смеяться – именно от Энглтона. Он связался с нашим руководством и категорически настоял, чтобы оно взяло на контроль расследование смерти человека, который мог быть носителем пусть даже самой маленькой тайны.

Дадли понял его и задумчиво, с оттенком горькой иронии, произнес:

–Получается, пока он был жив, об него все вытирали ноги, нисколько не задумываясь о тайнах, которые он мог разгласить и не заботясь об их сохранности. А сейчас…

Стивенс же смотрел куда глубже и видел куда больше своего молодого коллеги.

–Не забывай, – сказал он, – что ты живешь и работаешь в государственной системе. Единственное, что ее по-настоящему волнует – это она сама. Начни Томас при жизни трепаться о том, о чем он был осведомлен – система живо свернула бы ему голову, так как он начал бы представлять для нее опасность. В остальном, как я уже говорил, он был ей не интересен. А сейчас эти его тайны могут стать достоянием гласности помимо его воли. И система вновь делает все, чтобы этого не случилось…

–Назначая нас вести расследование по делу.

–Точно.

–Получается, – снова задумался вслух Дадли, – что сейчас мы имеем возможность возобновить следствие семилетней давности? Если вдруг случайно откопаем что-то новое?

–Даже вслух этого не говори! – вскипел его старший товарищ.

–Почему?

–Забыл, чем тогда все кончилось?

Из головы Стивенса все еще не выходили сцены разговоров с ныне покойными, но вечно живыми в его сердце Даллесом и Бобби Кеннеди, которые стали невольными виновниками сокрытия истинной личины убийц 35-го Президента США. Для Уолтера – истинного американца и потомка генерала Ли – вынужденное сворачивание следствия по делу о его убийстве стало сродни боевому ранению, ноющему где-то в районе сердца и каждую минуту грозящему задеть аорту.

–А ты знаешь, мне кажется, ничего не кончилось… – поразительно пророчески пробормотал Дадли, процитировав великого американца Фолкнера: – «Прошлое не умирает. Потому что оно не прошло».

15 апреля 1971 года, Лэнгли, штат Вирджиния

Бессменный глава мексиканской резидентуры ЦРУ Уинстон Скотт ушел в отставку. По этому случаю в штаб-квартире был устроен банкет, на котором присутствовала вся элита Управления. Конечно, праздновать было особо нечего – у почетного разведчика нашли рак, он угасал на глазах, и только его состояние здоровья было причиной его ухода со службы, которой он мог бы принести еще много пользы. Но на таких мероприятиях о грустном не говорят. Все чествовали Скотта, поднимали тосты за его уходящее здоровье и желали ему успехов на новом поприще – он решил стать писателем, подобно своему заокеанскому приятелю и коллеге Яну Флемингу, с которым его некогда познакомил покойный Даллес, писать о шпионах и секретных операциях, увлекая читателя сложными перипетиями жизни «бойцов невидимого фронта», не прекращающих в то же время быть людьми. Надо сказать, что графомания была свойственна многим отставным деятелям Лэнгли. Даллес, например, всю свою жизнь только и делал, что строчил учебники по разведывательным операциям, а после отставки так и вовсе не расставался с пером. Скотта в начале 70-х обуяла та же страсть. И хоть его первые опусы, выпущенные под псевдонимом, значительного успеха среди читателей не имели, он все же считал себя обязанным поведать миру несколько крупиц правды о самой закрытой в мире спецслужбе США.

На мероприятии был и Уолтер Стивенс. Конечно, он уже много лет служил в ФБР, и приглашать его на подобные встречи было моветоном, но Скотт настоял – он захотел, быть может, в последний раз встретиться со старым приятелем и учеником в стенах родного Управления. И Стивенс пришел. Однако, как ни странно, не пришел Энглтон – то ли Скотт его не почтил особым приглашением, то ли дела отвлекли вечно занятого «охотника за кротами» от праздного мероприятия. Стивенс хотел было переговорить с ним в неформальной обстановке, и потому немного расстроился из-за его отсутствия здесь сегодня. Но затем, вспомнив, что мероприятие посвящено совсем другому человеку, переключился и весь вечер не отходил от Скотта.

Пропустив пару бокалов в ходе «официальной части», он решил воспользоваться бездонной интеллектуальной картотекой старого приятеля в интересах ныне проводимого им расследования.

–Послушай, Уинстон, – отведя его в угол большого колонного зала, служившего местом встречи старых боевых товарищей, спросил Уолт, – ты что-нибудь когда-нибудь слышал о человеке по имени Чарльз Уильям Томас?

–Издалека заходишь, – не моргнув глазом, ответил Скотт. – Во-первых, у меня нет проблем с памятью, и всех своих агентов я пока еще помню по именам. А во-вторых, и без твоих полунамеков знаю, что Чарли отстрелил себе голову накануне. Жаль, хороший был парень. Я ведь тогда предлагал ему перейти на службу в Лэнгли, он отказался. А эти засранцы из Трумэн-холла видишь, как поступают со своими людьми?!

–После Трумэн-холла он два года болтался без работы. Что тебе мешало принять его в штат?

–Бюрократия мешала, – поглядев в глаза собеседнику, ответил виновник торжества. – К тому моменту он уже 5 лет как был вне поля зрения разведки и мог вступить в контакт с нежелательными элементами, это раз. А второе – кому он был нужен без должности? Какой ему можно было поручить функционал? Останься он тогда в Мехико под любым предлогом – мы бы нашли ему работу, и не позволили бы Госсекретарю никуда его переместить. А раз ушел, то все… Как знать, наверное, ему, как и многим, захотелось большой власти, что сулил вашингтонский кабинет. А вышло иначе… Жаль парня.

Стивенс прервал лирическое отступление и вернулся к разговору:

–Ты сказал, что этот парень был твоим агентом во время его работы в Мехико?

–Конечно. Как и все, кто работал в здании на Пасео-де-ла-Реформа в этот период.

–Что входило в его полномочия?

–Поиск кубинского следа в деле об убийстве Джей-Эф Кей.

–И как? Он добился успехов на этом поприще?

–Не знаю, – пожал плечами Скотт. – Вы же сами тогда свернули следствие по этому направлению.

–Но ведь какие-то материалы он представил тебе по итогам своего расследования? – допытывался Стивенс.

–Не мне, – ответил Уинстон. – Энглтону. Ему он непосредственно подчинялся.

–Но ведь ты их бегло, но читал?.. – не желал униматься агент ФБР.

–Возможно.

–А с памятью, как ты сам выразился, у тебя проблем нет?

–Послушай, что ты от меня хочешь? – вспылил Скотт, не выдержавший давления более молодого коллеги. – 7 лет прошло! Конечно, что-то там и было, возможно… Что-то, указывающее на следы Кастро в убийстве Кеннеди. Но оглашать такие результаты в ту пору было бы опасно, сам понимаешь. Операция «Мангуст» и все такое.

–Значит, все-таки что-то было?

–Если бы не было, огласили бы в первую очередь. А раз промолчали, определенно было. Тебе, как никому другому, известны те страхи, что обуяли руководство страны, замешанное в подготовке покушений на Кастро, в преддверии его публичного обвинения в причастности к далласским событиям…

–Да, – согласно кивнул Стивенс. – Много воды утекло с тех пор. Нет ни Джонсона, ни Даллеса, ни Бобби Кеннеди, упокой, Господь, его душу. Может, настало время прижать коммунистических засранцев к стенке?

–А к чему это ты?

–К слову о его записках. Ты слышал что-нибудь о том, что пару лет назад он послал результаты своего расследования Госсекретарю? Мне об этом позавчера поведала его вдова.

–Что-то такое слышал, да.

–А кому положено передавать такие сведения в случае их поступления в аппарат Трумэн-холла?

–Ну, по инструкции, генеральному прокурору… – многозначительно протянул Скотт, и Стивенс сразу понял, что он не договаривает.

–А без инструкции?

–Энглтону.

–Получается, что он знал, что Томас планирует начать катить бочку на парней Кастро. И почему-то хода записке не дал…– рассуждал вслух Уолтер.

–Значит, еще не время придавать огласке результаты и твоего следствия, и следствия Томаса, – продолжил виновник торжества. – В любом случае, задать этот вопрос тебе следует Энглтону. Это ведь он настоял, чтобы дело о самоубийстве Томаса передали вам с Дадли?

–Да.

–А почему? Зачем ему это надо? – спросил Скотт, давая тонкий намек и почву для размышления своему давнему коллеге.

–Понятия не имею…

–Ты начинаешь меня разочаровывать. Где твоя смекалка? Где логика?

–Давно не работаю в Лэнгли. Научи? – поддался на провокацию Стивенс, бросая «интеллектуальную перчатку» отставному резиденту. От предчувствия, что сейчас узнает нечто сногсшибательное, у него закружилась голова. Чутье не обмануло – общение со Скоттом всегда приносило массу интересного.

–Легко, – принял вызов старый шпион. – Энглтон еще в 64-ом отлично знает, что и вы, и Томас отыскали какой-то кубинский след в деле об убийстве Кеннеди. Вы еще сомневались в этом, а Томас был уверен. Но тогда Энглтон, ведомый, конечно же, интересами руководства страны, табуирует огласку результатов следствия. Проходит 5 лет. Томас снова всплывает со своими записками, направив их уже не кому-нибудь, а Госсекретарю. Причем, закономерно, что происходит это аккуратно после смерти Даллеса, отставки Джонсона и убийства Бобби Кеннеди. Вроде бы, самое время, как ты правильно подметил. Но записки снова чудесным образом попадают к Энглтону, и он снова не дает им хода. Томас видит это и от отчаяния стреляет себе в висок. И Энглтон, понимая, что этот его шаг привлечет внимание к его злосчастным запискам, отправляет вести следствие дружественного ему Стивенса и подконтрольного Стивенсу малыша Джерри из мультфильма, включив для достижения цели свою давнюю дружбу с Гувером. Так?