Антон Павлович Лосевский
Млечные муки

Заснул Никита. И голове зашумели уже совсем другие сюжеты.

Вокзал ожиданий

Авангардист, авантюрист, австриец – и все в одном лице. Он прибыл в Россию в стабильное время перемен, в поиске людей и идей. Присмотрелся, пообтерся, пообвык. Убедился в подлинности территориального ресурса. Обзавелся единомышленниками, сторонниками, после чего и принялся искать встреч с сильными местного мира, и вскоре таковых нашел. Вышел, так вышло, на самого Николая Павловича и сумел того вовлечь. Тот, посовещавшись со своими, дал добро на осуществление. И сам, были тому свидетельства, увлекся не на шутку: всем интересовался, во все вникал. Австриец – руководитель необычайного проекта, получив внушительный карт-бланш и одобрение самого, работал ревностно, рук не покладая и не опуская. Подыскивал место, тщательно его подбирая, и в результате решился – здесь, у канала. С тех пор здесь стало людно навсегда.

Так австриец Франц Антон пустил первую в России железнодорожную ветвь, у истока которой лежал скромный деревянный перрон – прообраз вокзала.

Случилось так, что Франц Антон только и успел запустить свое детище – наметить контуры, обозначить перспективы и векторы, после чего отбыл в командировку в Америку. Для того только, чтобы продолжить там службу России, прирастая знаниями и полезными сведениями. Но там вдруг умер, на том и завершив свой путь земной. Тело осталось в той земле, но дело его жило. Продолжателям хватило начала. Целое десятилетие его железная дорога была вне конкуренции по всей стране. В том числе и потому, что оставалась единственной.

Кто-то деловой тогда смекнул, что всего лишь деревянный перрон – это несколько не уровень, это не вокзал. И надстроил над перроном двухэтажное сооружение из камня и стекла – вокзал. Тот вышел собою не плох, но и не ах. Честно служил, но морально себя изжил. Так уже ближе к концу века строительные люди усмотрели в нем несоответствие величию изначального замысла. И в самом зачине следующего века, того самого, – умудрившегося стать одновременно самым гуманным и кровавым в истории, – неподалеку вырос новый вокзал. Своевременный и современный. Настолько, что поражающий своей оболочкой даже современников: и модных модернистов, и обычных обывателей.

Да, новенький произвел неизгладимое даже на самых рядовых. То есть на тех самых людей, удивить которых сложнее всего – в силу известной узости кругозора, не приученного вмещать что-либо, кроме самых понятных вещей. Словом, вокзал был приветливо встречен горожанами всех мастей. Заслугой тому и приятная наружность, и захватывающие внутренности: о, что за прелесть эта часовая башня, эти полуциркульные окна и витражные стекла, нарядная парадная лестница, диковинные металлические конструкции, богатые багажные лифты, картинная галерея… Рельсов вот только не видать, паровозов… Просим, просим же скорей на второй этаж, где аккурат рельсы постелены, там самая суть сокрыта. Не вокзал, а высокотехнологичный музей с функцией отправления поездов, – подумали благодарные современники. Кроме, конечно, тех, кто в любую эпоху воспринимает все новое враждебно.

Вокзал утверждался на новом месте, креп. Окружавшие его люди привыкали к новоявленной доминанте ландшафта и гегемону пространства. Местные и приезжие – по поводу и без – суетились в окрестностях. Люди мелькали, исчезали с поля зрения и загадочно появлялись вновь. Разных видал и провожал вокзал каждодневно. Сколько душ пропустил сквозь свои ворота вокзал… Входящих и исходящих, приходящих и преходящих. Отъезжающих и провожающих, важных и сложных, лживых и служивых. Нет статистики, способной учесть. Но заметно преобладали все же люди более постоянные, регулярные клиенты, стабильно пересекающие вокзал знакомым шагом. Или же извечно околачивающиеся неподалеку, так или иначе привязанные к нему по рукам и ногам. Вокзал посещали и великие, и безликие, и двуликие, и многоликие. Но доминировали-то среднего пошиба люди – пассажиры. Персонажи во времени старились, дряхлели, появляясь с годами все реже. Но неизменно приводили на смену своих детей, передавая им все это. Преемники, которые и сами не дураки, мигом схватывали обстановку, признавали вокзал и его возможности, воодушевлялись, видя нешуточный потенциал и гений места.

И сами ввязывались: становились персонажами, завсегдатаями, замещавшими своих родичей; обзаводились детьми, приводили тех на вокзал, повторяя то, что происходило и с ними, но уже теряя свою былую поступь, уступая дорогу юношеству – молодым побегам человечества. И все поколения пребывали в ошибочной уверенности, что имеют мало общего со своими предшественниками, полагая себя лучше во всем, перенося достижения технического прогресса своего времени на личный счет, посматривая свысока на стариков, имевших несчастье жить в менее продвинутую и быстро устаревшую эпоху…

И вот какой век выпал вокзалу на становление.

Век, стартовавший так солидно, серьезно, многообещающий своими технологиями, электричеством, мечтающий установить посредством новшеств мир во всем мире и небо на земле, на проверку временем выдался в духе перестрелки всемирного масштаба. Революции, перерастающие в гражданские войны, сливающиеся воедино в мировые войнушки… В такую вот лихую вечину выпало вступать в свои права вокзалу. Едва он укоренился, освоился в пространстве, как к власти в стране проникли эпатажные хулиганы, склоняющиеся к тому, чтобы разрушить вообще все, а уж затем, на месте руин и развалин, возвести нечто новое, на свой лад. Очевидцы тех событий мемуарили, что складывалось полное трехмерное ощущение, будто эта шпана пришла к власти на считанные недели, не дай бог, месяца. Что никак не может столь отъявленная шелупонь править страной – и какой! Но шпана, вкусив сласть власти, все никак никуда не девалась, закрепившись. Оказавшись весьма богатой на разрушительную выдумку. В недрах некоторых мозгов даже зрела идея снести вокзал ко всем чертям; вокзал, напоминавший одним о проклятом царизме, другими считавшийся пережитком мелкобуржуазного мировоззрения. Нашлись, по счастью, отдельно взятые персонажи, внутри которых возобладал разум: рассудившие, что строить свой вариант вокзала будет неуместно дорого и долго. И только таким вот образом разрушительная фантазия обошла вокзал стороной. А так… вполне мог бы стоять на том месте нынче – по многочисленным просьбам трудящихся – угрюмый барак, лишенный малейшей изящности и мощи. И без всяких затей справляющий функции вокзала… Но наш вокзал выстоял – всем смертям назло. И по сей день зиждется там, где и положено.

Натерпелся, однако, страху бедняга. На смену построившим его господам и дамам, а также обслуживающим их бородатым мужикам с телегами, пришли товарищи нового типа. Разграбили стоящую рядышком церковь, а после и вовсе сравняли с землей. Торговля, расцветавшая прежде вокруг вокзала всюду – теперь чахла, став вне закона. Для людей новой формации вокзал перестал быть любимым детищем, а стал, скорее, бездушной игрушкой для переправки солдат и орудий в места перестрелок…

Время все равно все время шло. На смену страхам тридцатых годов пришли ужасы сороковых. Вокзал, будучи верным сыном своих краев, также постиг блокадную участь родного города. Шестидесятые. Свежие лозунги и тезисы – обещания. Отлегло. Вздохнули люди облегченно, другой такой страны не зная, где так больно дышит человек. Но история, словно подтверждая свою зацикленность, опять все опрокинула, разметала, вновь спутав все карты, заменив приличия ради детали и обстоятельства. Девяностые – финальная бойня века. И опять разруха в головах: старуха, оставшаяся у разбитого корыта, да что там – непруха целых биографий. Обновление старых лозунгов и пересменка плакатов.

Вокзал вновь выстоял, чудом выжив в очередной стрелке, перестрелке и разборке. Обретя новых хозяев. Привыкать ли к сменам курсов вокзалу? Когда все в нем есть, все при нем. Зал ожидания. Справочно-кассовый зал. Камеры хранения. Багажное отделение. Пускай теперь то, что еще век назад восхищало, почиталось архитектурным рыцарством, зодческим пижонством, увы, уже не впечатляет нынешних туристов и пассажиров, проезжих и приезжих. Вокзал как вокзал. Видели они и то, что полагают получше – посовременнее, поновее и постеклянее.

На вокзале и окрестностях – перекрестках, проездах и подъездах – заново людно. Многолюдно. И сегодня, и прямо сейчас – там грохот поездов и шелест пригородных электричек, предсказуемо уменьшающихся по мере приближения к горизонту и совсем укативших за горизонт, что уже и не думается о возможности их существования… Нездоровый смех, издаваемый входящими и исходящими. Табачный дым и хронический кашель. Мини-рынки рыночной эпохи. «НЭПманы вернулись», – вздохнет убеленный благородной сединой старик, который и сам теперь извозчик за деньги – таксист, в котором не без труда угадывается тень танкиста. Словом, вокзал попал в коммерцию, занялся бизнесом, угодив в руки капиталистов и империалистических хищников. Его внутренняя плоскость, полость – усеялась ларьками и павильонами, заполненными излюбленными товарами народного потребления: абсолютным алкоголем, серьезными сигаретами и забавными закусонами. Подверглись утрате и старые растяжки. Вместо идеологических анекдотов вроде «Советский народ встал на рельсы коммунизма», появились актуальные посылы: «Только у нас! Купите! Втридешево! У нас! И только у нас!».

Зашевелились, всколыхнулись все слои разобщенного общества после падения архитектурного шедевра своего века – железного занавеса. Никто его толком не видел, но его реальность ощущали все – тонкая работа. Заметно активизировались граждане после падения невиданного и невидимого колпака. Повылезали из укрытий и несуществующая цыганская мафия, и карманные воришки, и валютные кидалы и менялы; держали свои места на постах и полицейские, и внимательные люди в штатском. Теперь всякий предприимчивый гражданин в рамках отпущенных ему полномочий и ролей стремился извлечь максимальную выгоду из неиссякаемого скопления и потокового движения людей, желающих всего-то – реализовать свое право на свободу перемещений и сообщений с другими населенными пунктами и поселениями, тоже являющимися частью Вселенной, всего лишь той ее даже частью, которую принято считать родной планетой: Надродиной.

Известно, что железнодорожным путешествиям присущ налет вполне определенной романтики. В стуке колес вдруг обнаружится приятная эмоция, мелодия. Колбасная нарезка в газетке как-то по-особенному вкусна, словно запретный заграничный продукт. Попутчик оказывается необыкновенно остроумным и компанейским юношей – лучше лучшего друга – готовым излить свою душу, сказать все самое важное. Такими видятся зачастую поездовые приключения. И электрички почти не исключение, но и не совсем правило, ведь и внутри них панорама меняется естественно, соответственно скорости движения, разве что сбиваемой то и дело назойливыми остановками. Это век электричества породил электричку – забитую ли, полупустую, с контролерами и без, всякую. Электричка – боковая ветвь эволюции поездов, романтика сжатых масштабов.

Словом, созерцательность перемещения всегда есть верный спутник любых сколько-нибудь продолжительных сухопутных путешествий. Пускай во времена наживы и чистогана предсказуемо нашлись люди, вызвавшиеся возглавить все это железнодорожное хозяйство, умело поставить перевозки на коммерческие рельсы… Новые боссы довольно скоро экспериментально-опытным путем установили, что пассажироперевозки, тем более местного сообщения – дело хлопотное и малоприбыльное, особенно в сравнении с перевозками грузовыми. «Куда рентабельнее пустить лишний товарняк, чем своевременный электрон», – компетентно рассуждают они сегодня. И по мере насаждения подобного мнения в головах, и после того как рассуждения, как по заказу, стали получать обоснования от наемных экономистов, пассажироперевозки предсказуемо подверглись гонениям, утрачивая былое величие и значение. Отменять электрички отныне принялись как попало, как удобно. Дырявое расписание сделалась нормой и общим местом. Но кривизна расписания абсолютно безопасна для сочинителей, ведь русский человек, известное дело, он ко всякому беспорядку привычен, приучен смолоду. Все стерпит, смолчит, войдет в положение. Поворчит недовольно минутку, но воспримет весть об отмене электрички с многовековым пониманием и соглашением. Или, если угодно, с евразийским достоинством. Не станет писать жалобу, искать правду, мутить воду. Вместо всего этого – он подождет. Зал ожидания для кого отстроили, спрашивается? Не для людей ли?

Друзья-товарищи Денис и Димас уже ждали Никиту. Тот, запыхавшись, явился допустимо вовремя, на флажке, но тут же узнал, что спешил понапрасну. Не было в том такой уж нужды, в спешке. Электричка в поселок Нововолково, на которую так хотелось успеть, чтобы в ней поехать навстречу неизвестности выходных – отменена. Совсем. Другой такой уже не будет. Ну а двухчасовой обеденный перерыв соответственно начался досрочно, уже наступил. Какое это странное состояние все-таки, когда еще только что спешил, как очумелый мчал, а по прибытии получаешь позорный сюрприз из дополнительного времени – двухчасового простоя. Когда и ехать назад нет никакой возможности, смысла, а до ожидаемого отправления еще нужно себя чем-то изрядно занять. Народ у касс, натыкаясь на напористых кассирш непреклонных годов и узнавая противную весть об изменениях в расписаниях, то есть, по сути, о срыве намеченных планов, матюкаясь и бранясь, куда-то, тем не менее, стремительно исчезал, растворяясь в толпе ожидающих.

Желая укротить время, друзья отправились в привокзальное кафе пить кофе, попутно вспоминая Кафку. Сходясь во мнении, что как было бы замечательно и справедливо, если бы подобное талантище можно было бы бросить на описание российских железных дорог… К тому же – земляк основателя проекта. И сколько сюжетов и эпизодов пропадает зазря – без адекватного письменного сохранения и переложения на литературные рельсы!

Из телефонной будки голосил выше уровня приличия худой человек: «У меня проблемы? Это у тебя проблемы!». Давая излишний повод каждому случайному слушателю лишний раз вспомнить о своих проблемах… И это тогда, когда сами проблемы, при всей их кажущейся временности, переменности, решаемости, быть может, есть самое постоянное и неотъемлемое, пусть и непрерывно видоизменяемое, что бывает в человеческой жизни.

А вокзал – он больше и железнее человека. Любая честная фотография это с легкостью зафиксирует.

Вокзал служит людям дольше любого правительства. Он отогреет в мороз, остудит в жару, продаст бутылку с любимым напитком и уже подписанную открытку, если вдруг надо.

Вокзал есть во многом то, что в нем уже перебродило и продолжает бродить до сих пор. Здесь плевок на полу и изысканная люстра под сводом – полярности человеческих возможностей и ценностей.

Вокзал выстоял в самую лютую вечину. Чем не доказательство того, что хороших людей еще довольно достаточно, что ум за разум еще не заходит? Хотя прагматик увидит в вокзале лишь совокупность строительных материалов, технично сложенных в приличный вид, призванных удовлетворять людские прихоти и потребности. Человек иного склада увидит завершенное произведение искусства, умело поставленное на службу человечеству, уже ставшее живым участником и очевидцем неугомонной истории и ее предыстории; практически одухотворенным типом, архетипом, связующим звеном и посланием от предков к потомкам.

Сам же вокзал, пожалуй, единственный, кто доподлинно знает цену своего молчания, долгую историю своей жизни – такого стойкого топтания на месте… И истории многих: великого множества людей, уже перебродивших свое, еще бродящих насквозь.

Вокзал, как и пассажиры, не большой охотник бередить прошлое – средоточие сомнительных воспоминаний, собственноручных глупостей и старательных ошибок.

Вокзал, подобно людям, не склонен к глубокому анализу настоящего, настолько постоянно непонятного, как будто только подготовительного этапа к чему-то большему, к завтрашнему.

Вокзал тоже не знает, что будет дальше, даже на днях, но тешится неслучайностью всего. И терпеливо ждет, избегая характерных человеческих гаданий и терзаний, страданий и метаний. На то он и вокзал ожиданий.

вАбстракте

Отсканированная рукопись, обнаруженная при обыкновенных обстоятельствах на жестких дисках некоторого количества журнальных издательств, в папках под условно-объединяющим названием «Неиздаваемый отстой», вирусным путем все же проникшая в сеть, что не мешало ей оставаться никем не прочтенной.

«На днях выиграл у одних чертей в карты возможность начать жизнь сначала. Недурно звучит – начать жизнь сначала. Хотя всегда есть в таких случаях волнительный выбор, что посчитать за начало. Отнестись к такой возможности легкомысленно, беспечно назвав началом – ноль лет и дней, я не мог, так как началом жизни справедливее считать тот момент, когда вдруг начинаешь отдавать отчет своим поступкам, когда появляются маломальские самооценка и ценности. Несколько подумав, я предложил чертям вернуть меня в мое пятнадцатилетие. Примерно тогда, по смутным воспоминаниям, я принялся жить, то есть говорить спорные вещи и совершать необъяснимые поступки, болеть нигилизмом и впадать в заблуждения, не лучшим образом влияющие на настройки судьбы, словом… жить. Я выиграл в карты еще. И мне удалось выторговать себе даже бонусные условия: не просто вернуть меня на годы назад, давая шанс все переиграть, но, чур, чтобы с сохранением заработанного интеллектуального багажа и поддерживанием общей линейности событий, дабы я мог избежать прошлых ошибок, теперь-то регулярно оказываясь на высоте положения.

Припоминаю то потрясающее настроение, охватившее меня тогда. Казалось, что вот он долгожданный шанс изменить жизнь, которым я, конечно, воспользуюсь сполна. И он не дан мне какой-то судьбой или свыше, это я сам за него зацепился, обыграв в карты нелепых чертей. Вот теперь-то я развернусь: все исправлю, поправлю, выстрою по уму, избегну допущенных промахов… и к своим-то нынешним годам подойду подготовленным и всезнающим человечищем, буду купаться в любви и благах, в почете окружающих, уважающих меня. Большие дела мелькали в мыслях почти уже осязаемо. И увольте меня от глупых сомнений: как, мол, это возможно, чего-то ты здесь заливаешь, парень, ведь не бывает такого, чтобы пару дней назад выиграть в игру – и вдруг начать жизнь заново, ведь это противоречит всем базовым представлениям о мироустройстве и… этого просто не может быть. Увольте от глупых вопросов, этого не люблю. Если вы не видите воздуха, то это вовсе не означает, что его не бывает. Когда сидишь в теплом и сухом месте, то даже лютый холод за окном представляется нереальным. Мог бы с легкостью привести еще с десяток эквивалентных наблюдений в топку ваших сомнений, но опасаюсь, что может захромать повествование, а это совсем нежелательно, учитывая, что я планирую издать эту рукопись серьезными тиражами.

Казалось бы, как это легко и приятно: пройти уже известный отрезок жизни, зная наперед, что произойдет. Живи себе в радость, штампуя счастливые дни, полные побед и успехов; избегай себе без проблем досадные неудачи и недоразумения… Но… я не берусь объяснить это научно…В общем, у меня снова ничего не получилось. Даже будучи помещенным в идеальные условия, я опять умудрился все завалить. Даже взяв у жизни выгодный кредит, я все равно не сумел ее переломить и переменить, удачно распределить средства. Само собой, я очень старался, но получалась из этого лишь подмена одних неприятностей другими.

Например, однажды не пойдя на студенческую попойку, на которой я в свое время превзошел себя, не пойдя туда совершенно специально, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитый вечер, я все равно влип в историю, злоупотребив алкоголем в другом месте, недооценив коварность коктейля – натворил других дел. Нет, не спрашивайте, что именно. Поведав подобную историю, я рисковал бы окончательно утратить ваше доверие к своей персоне рассказчика. Однако именно после того вечера я осознал, что все усилия начать новую жизнь таким вот образом: просто уплыв по реке времени вниз по течению – это, братцы, пустая трата времени. Я растерял время попросту попусту. Даже несмотря на то, что уж теперь я был и умнее, и сильнее. Был молодым мужчиной. Или все-таки человеком? Здесь, как знать: в ту пору меня уже частенько обзывали «молодым человеком», но в тоже время еще никто не осмелился называть «моим молодым человеком». Вот сами и решайте, насколько я в те дни был взрослой и зрелой личностью. Хотя всегда можно вывернуться из ситуации, если просто изменить постановку вопроса, например, что лучше: быть молодым или человеком? Тем не менее, я настаиваю, что был в ту пору уже и молодым, и человеком, причем одновременно и взаимообусловлено. Словом, я не намерен усложнять ситуацию парадоксами на ровном месте, я ведь так и говорю, все как есть: был, значит, молодым человеком. А молодости, известно, присуща ветреность и легковерность. Эту мысль я почерпнул в одной из засаленных книг, найденных на задворках книжного шкафа, но почему-то именно она, невзирая даже на старорежимную ветхость, оказалась самой умной. Такое случается и в мире моих грез, когда назубок помнишь присвоенные системой паспортные данные, повторяешь их как мантру в официальных местах, но почему-то с каждым годом все менее походишь на того человека, которому некогда был выдан паспорт. Разве это не курьезно, когда взрослый мужик бродит по перекресткам мироздания с паспортом, в котором запечатлен совсем юный мальчишка – юниор жизни. Короче – дело к ночи, тут как не крути, но стоит уже признать, что ставка на новую жизнь провалилась.

Здесь подозрительно вовремя подвернулись знакомые черти. Это теперь ясно, что подозрительно, а тогда казалось, что все-таки вовремя. Встретился я с ними снова в нейтральной полосе. Только не спрашивайте глупостей: что там и как, при каких обстоятельствах и дополнениях, благоволила ли нам в тот ясный погожий день погода-мать-природа. Все это лишнее, пустое. Отчего вообще принято уделять столько внимания всевозможным подробностям, описаниям, обстановке? Ведь дьявол кроется в деталях, а главное уже сказано выше: говорю же, встретился с ними вновь. Передал им записку, мол, построить новую и счастливую жизнь даже в благоприятствующих условиях, скажем так, получилось не слишком-то здорово, а потому перебрасывайте-ка меня в ту плоскость, откуда я прибыл с наилучшими, но несбыточными намерениями. К моему неудовольствию, черти отнюдь не выглядели озадаченными моими незадачами. Надо заметить, что эти черти, будучи типичными представителями низшего сословия, в котором понятиям чести и долга уделяется не слишком много внимания на уроках нравственного труда, так вот, те черти меня киданули, как говорится, по полной: бросили в мир иной, отличный от привычного, пускай и схожий по многим характеристикам – до чертиков, до коликов.

Подлог обнаружился не сразу. Всюду блуждали, словно люди, тени, сделанные по тому же образу и подобию, на тот же лад скроенные. Болтая, шутили, болея, жили. Но большую часть времени – как свободного, так и занятного – проводили все-таки вАбстракте. Конечно, и в моих измерениях случались социальные сети, манящие универсальной функциональностью и дружелюбным интерфейсом, но на этих местах уже произошел существенный перегиб. вАбстракте не сказать чтобы дублировал реальную жизнь, и не то чтобы блестяще моделировал все комбинации жизненных ситуаций, а сделался в некотором роде – последним прибежищем человека. Обычная картина: сосредоточенные пользователи пользуют средоточие полезной и переменчивой информации друг о друге, сами же ее без конца обновляя, наращивая, то и дело тыркают по клавиатуре, ожидая одобрительных ответов и отзывов. Добровольно и с песнями переезжают, буквально закачиваются в электронный мир, загружают желанную информацию о себе в открытый доступ, предполагая преподнести себя таким образом в наивыгоднейшем свете, во всем субъективном блеске. Сбиваются в виртуальные группировки, тусовки, где сообща пребывают на седьмом небе от самих себя. Им не нужны примеры, ориентиры, они уже – фанаты себя. Такие вот игры доброй воли. Или неволи?

Нет – это подумать только: люди, смотрящие в повседневной жизни на все с подозрением и презрением, судящие об окружающих с высокомерием и относящиеся ко всему с недоверием, вдруг в сети… преображаются в утонченных романтиков и стиляг, становятся концептуальными оптимистами и рубахами-парнями. Как бы делаясь теми, кем на самом деле являются… или хотели бы являться. Только в сети и могут открыться. Прикол, да? Потому что в заданном мире допустить сантимент, проронить хоть каплю себя настоящего – нельзя, а то ведь не поймут, сочтут за проявление недостойной слабости, чуждой опытным пользователям жизни. Вот как-то так оно там у них получилось, что люди переселились из данного по умолчанию мира в сетевой мирок. По первому свисту, по зову моды.

Вот ты живешь – просто человек. Твое тело в объективном материальном столпотворении, где все может причинить боль. Возможно, уже прямо завтра ты… защемишь палец руки дверью, или подвергнешься атаке со стороны дикого зверя в собственном подъезде, и кто его знает, чем там обернется эта заворушка? Реальная жизнь чревата, начинена привкусом смерти, а здесь, в сети, все удобно и понятно, ты в полной безопасности. И если дикий зверь одержит верх в той потасовке, а тебя вдруг не станет, то твоя страница, такая упорядоченная, отличная от остальных набором индивидуальных сведений, останется на месте. И ты будешь по-прежнему числиться участником любимых сообществ, состоять в них для массовки, приумножая славу движения, даже будучи по уважительной причине не в состоянии прочесть последние новости и ответить на сообщения. Тебе уже проторена универсальная дорога в бессмертие. Пускай даже со временем, когда-нибудь, может быть, какие-нибудь злоумышленники сумеют взломать твою страницу, подобрав пароль, почитать твои мысли, соображения, изречения – без особого, впрочем, трепета, выхватив, может, самые неудачные из них, совсем не раскрывающие сущность твоей личности, ее уникальную индивидуальность, всю подлинность твоей натуры, потому что для них твоя личность – это лишь еще одна страница, с которой можно рассылать спам, или продать твою мертвую душу таким, которые рассылают спам. Но пока ты в живых, твоя страница – предмет гордости и визитная карточка, заполненная анкета, призванная удовлетворить любопытство, запрашивающих о тебе. А если никто не интересуется, так это ты, дружок, сам сплоховал, что не достиг должного рейтинга, не добрал баллов, не отправив вовремя смску, не зарекомендовав себя как искушенного и бесстрашного пользователя…

Но есть и замечательные стороны. Вот в жизни живешь и не знаешь, сколько у тебя друзей. Начинаешь их квалифицировать по степени настоящести, приближенности, по каким-то еще критериям. вАбстракте все намного проще – оно умеет математически безукоризненно посчитать количество друзей, дать точные цифры. Пару щелчков – и одним другом больше. Кто-то уже не тянет – удалил и привел систему в равновесие. Но и не опасно, когда в друзьях оседает много самозванцев, пассажиров, случайных попутчиков, по недоразумению внесенных в реестры как друзья. Никогда не стоит делать поспешных выводов, пороть горячку – ведь в списках вполне может оказаться и полезный пользователь, нужный в дальнейшем человечек. А уж если расторг дружбу, удалил ее, то пиши пропало, уже не возродить ее былой. Абсурд, да? Но нечто подобное я припоминаю и в своем мире, в каком-то зачаточном состоянии.

Один мой новоприобретенный приятель из здешних рассказывал, как долго и тщательно он ухаживал за одной девицей вАбстракте. Дескать, щеголял гусарскими словами, засыпал виртуальными цветами – утонченными лизиантусами и ранункулюсами, откупоривая приятно нарисованное шампанское. Словом, наш кавалер был влюблен по уши: втюрился, втрескался, запал. Уже даже созрел сделать предложение, в котором просить ее руки у виртуального папаши или большого братишки, но все испортил сам, попросив все-таки хоть разок встретиться в реале, чтобы, так сказать, вывести свои переживания на новые вершины, воспылать к предмету своего обожания совсем уж шекспировскими страстями. Избранница поначалу долго не понимала… зачем так делать? К чему, мол, еще и в реальности встречаться, когда и так уж все хорошо, а то в реальности там что – сплошные иллюзии, сложные заморочки, все там понарошку: всюду притворство и лукавство, приторно там и муторно, все так грубо и топорно сделано. После нескольких сеансов переговоров моему приятелю все же удалось назначить свидание воочию, лицом к лицу…

Утверждает, что битых полтора часа тупил в дорогущей кофейне, но избранница так и не явилась на первое свидание, хотя он пришел точно в срок, со всеми предметами отличий – в вельветовой бабочке и с журналом «Агонь». Но та все равно так и не явилась. Вечером состоялась, бывшая традиционной, переписка. Как дела? Что новенького? Она ему поведала, что рассмотрела его сквозь стекла кофейни… и сочла, что не такой уж он красивый, умный и добрый, как на картинках, а потому, очевидно, проходимец и плут, и в этой связи она считает своим долгом сообщить о разрыве, что все кончено, что все предыдущие договоренности аннулируются и не имеют больше силы. Вскоре Джессика Сидорова и вовсе удалила моего приятеля из друзей, ввергнув того в неделю страданий. Но тот в принципе совладал с ударом судьбы и вскоре пошел на поправку. И через месяцок женился на другом человеке. Даже тоже женщине. Такие вот вАбстрактные амуры.

Вы полагаете, что тамошние девушки еще ухаживают за собой, следят за румянцем, как встарь? Ну что вы… как же можно проявлять такую потрясающую наивность? Не проще ли там попросту извлекать свои старые фотографические карточки из закоулков жесткого диска и публиковать их на своей странице, выдавая себя прежних за нынешних? Или залезть в графический пакет, придумывая образ по мотивам себя, непременно что-то приукрашивая, добавляя красок и изымая изъян. Подготавливать лицо к новому дню по утрам стало моветоном, ведь чужие люди безразличны, а друзья все равно принимают тебя такой, какая ты есть на самом деле, то есть по модели образа, созданного на странице вАбстракте. Да и моложавые дядьки, тяготеющие к графическим пакетам, пристрастились улучшать себя и свою жизнь не через утомительную борьбу над своими слабостями – зачем? Не проще ли пару часиков всерьез покорпеть над своим имиджем на персональной страничке? И вот, за этими муками, уже просматривается новая личность. Прикрепить свою физиономию к какому-нибудь накачанному другим существом телу – и больше нет нужды навещать спортивный зал. Загрузил с пяток модных мелодий популярной группы из последнего макси-сингла, тем самым, выдав себя с потрохами как продвинутого и осведомленного в последних тенденциях юношу…

Иные там, куда бы ни отправились, таскают с собой фотографический аппарат, чтобы преуспеть в запечатлении своего туловища напротив престижных и популярных достопримечательностей. И для имиджа архиважно без неловких промедлений вывалить все отснятое фотохозяйство на своей же страничке вАбстракте, давно уже, понятное дело, синхронизированной со всеми имеющимися электроприборами. Тем самым отчаянно пытаясь сорвать аплодисменты восхищенных или завидующих друзей, да и может ли, спрашивается, иметь ценность малейшая поездочка, если никто о ней даже и не узнает, никто и не оценит? Вы всерьез полагаете, что может? В таком случае я восхищаюсь вашей старомодной системой взглядов и ценностей, давно утраченной там, где я побывал – в тотальном абстракте.

Некогда сильные и волевые люди годами искали друг друга. Заочно интересовались успехами и достижениями своих учителей и учеников. Там же все это стало много проще: зашел в вАбстракте, внес исчерпывающую информацию о себе, необходимую для плодотворных щелканий, получив тем самым присвоенный порядковый номер и незаурядные функциональные возможности в придачу. И рейтинг. Личности присваивается рейтинг, улавливаете? Чем больше раскрылся как личность, тем выше рейтинг. Раскрылся как личность, все ясно? Чем пуще рейтинг, тем интересней и весомее человек, в силу того, что о нем значительно больше открытой информации, исчерпывающей информации, выложенной добровольно. И с треками. Жалею лишь, что традиции прикреплять ключ от квартиры, где деньги лежат, так и не оформилось, хотя и не вор.

У читателя может сложиться ложное представление, будто я там возгордился, возомнил себя чуть ли не Гулливером в стране лилипутов. Ничуть. Я тоже центростремительно угодил в западную западню, протирая часами штаны, довольно потирая руки после каждой удачной виртуальной вылазки. Все больше приходя к убеждению, что жить вАбстракте чертовски приятно, если не сказать – приватно. Ведь все как на ладони: все друзья в одной папке, излюбленная музыка в другой, видеозаписи – в третьей. Вся жизнь продуманно структурирована, разбившись по рубрикам. Порой даже удивляло, что находятся до сих пор чудаки, которые еще пишут музыку, что-то там старательно сочиняют. Ведь казалось, что усилия всего общества направлены на консервирование существующего расположения вещей, а все помыслы проживающих в реальном прототипе вАбстрактного мироздания заняты занесением этого контента в вАбстракте, пополнением того, что еще не проникло туда. Титанический труд, между нами говоря, не сговариваясь, проделали пользователи неистощимого ресурса. Отстроили такой уютный и безопасный мирок, что уже и вылезать из него не хотелось, точь-в-точь как из теплой ванны в сырую холодную погоду, когда центральное отопление занято Сизифовым трудом, то есть напрасным, или беспонтовым – специально для тех, кто закосил тот самый урок мифологии, когда об этом говорилось всерьез. Вот до такой степени не хотелось выходить из вАбстракте, где все так приятно предсказуемо и предумышленно. Да, я и сам увяз…

Это я осознал однажды, когда мне было нужно, откровенно говоря, необходимо уже, провести немаловажные переговоры по делу, во многом определяющему дальнейшее состояние моего духа. Уверяю, это были весьма важные переговоры с одним нерадивым человечком, мешающим мне вершить мою волю, направленную, разумеется, на обеспечение собственных интересов, но и чужих интересов в данном случае не задевающих, а, скорее, способствующих всеобщему благу. Не суть. Главное, что, встречаясь с этим человечком воочию, я так и не смог перейти к обсуждению наболевших вопросов. Не то чтобы я его опасался, да и сам я вовсе не был безвольным тюфяком, не способным поднять глаз и подать глас, но… не мог. Отвык вести конфликтное общение в реальности. Не поддерживать поверхностный треп, а именно вести, руководить разговором. В итоге я все-таки заполучил, даже спровоцировал этот неприятный, но необходимый для всех нас разговор вАбстракте, тогда как в реальном месте так и не сумел, такой вот психоз уже развился. Я обратил внимание, что и моему оппоненту тоже заметно полегчало. Только здесь, в родной стихии, он сумел раскрепоститься и выложить все как на духу – без всяких лицемерий и предосторожностей. Мы пообщались и решили накопленные вопросы. Итогом беседы для меня стало понимание, что так больше продолжаться не можно. Как можно проживать в мире, спрессовывающем личность до уровня страницы в сети, где пользователь жизни за высокий рейтинг и сам выдаст всего себя с головой. Где вся свобода мысли, умственная открытость, духовная близость, кажется, свелась к сетевому самовыражению и совместному обсуждению приколов.

Почему такая простая мысль не навещала мою голову раньше… я не знаю. Поискать чертей, подшутивших надо мной и забросивших сюда, непосредственно вАбстракте – я до поры не додумывался. Но когда это случилось, то без особого труда нашел одного из них, а вышло, как всегда – дернешь за ниточку… И весь клубок развязался, всех в одной связке сообщества и нашел. Мы встретились опять. Отнюдь не сразу мне удалось добиться высылки домой, точнее, в то место бытия, где мир отражается корректно – именно так, как я к этому привык с детства. Черти сперва никак не могли простить мне моего превосходства в картах, почему-то это задевало их за то немногое живое, что в них осталось. Тем не менее, я выиграл у них в карты вновь, за счет чего и вернулся. Понимая это как спасение, я вдохнул полной грудью, воздел руки к небесам, посылая благодарности ангелам-хранителям моего музея. Я был рад, что все вернулось ко мне… и стало, как было. Но опять же – впадать в подробности, каким образом я обернулся, считаю излишним.

Однако спустя короткое время меня снова начала одолевать грусть. Да что же я за человек такой!? Столько спасательных жилеток мне было сброшено с парусника бытия, а я все, как дурак, тонул. И жизнь-игру с нужного мне уровня заново попробовал. Не сдюжил. И в оцифрованном мирке попытался прижиться. Но везде находил все те же противоречия, что не дают покоя и в привычном кругу.

По возвращении я тут же устроился на работу, так как сильно нуждался. И в первую же неделю трудов умело продал целую партию колец для занавесок и прочих полезных для ванных комнат принадлежностей. За такие дела удостоился похвалы руководителя подразделения, командира и вожака, тот всячески поощрял меня, предлагая «так держать». Ему явно по душе пришлись мои успехи, способствующие его дальнейшему обогащению и преуспеванию. Но внезапно я, неожиданно даже для самого себя, уволился, лишь только получив на руки первую же зарплату и премию. Мой поступок внешне выглядел весьма нелогично, ведь, казалось бы – молодой специалист, только устроился, навел шороху, вся жизнь впереди, перспективы открываются широкие, как разливы Нила. А тот берет и увольняется в пустоту, словно странник, внезапно покидающий плодородные земли в пользу пустыни. И в одночасье из талантливого и эффективного менеджера превращается в неумного дуралея, недалекого кретина, обреченного на непрестижное бульканье в голодном животе. Мне было лень обижаться на людей, рассудивших все подобным поверхностным образом. Я надолго скрылся в глубине квартиры, где много думал.

О том, как я побывал в разных местах мира, единого мира, принимающего различные формы и образы, но всегда остающегося единственно возможным для существ моего класса. Я пока не умею понять, не в силах постичь, что все это значит, несмотря на то, что уже знаю, что что-то да значит, не может быть иначе. И несущественно, что я обитаю в одном из самых грубо прорисованных миров, ведь даже здесь моему мутному сознанию доступны проблески подлинной красоты. Всем нам свойственно искать некое счастье, пускай под оным каждый воображает себе все что вздумается. Повезло тем, кто в состоянии искать счастье в материальных проявлениях, здесь все просто как ясный день – чем больше, тем лучше. У кого больше бумажек, безделушек, болванок, тот и радостнее, и как бы счастливее. Слава богу, что мне недоступна растерянность тех, кто достиг всего чего хотел, наворовав ли, заработав ли, непонимающим более – зачем жить дальше, к чему стремиться, чего хотеть. Я не хотел бы достичь подобного дна, дожив до этого дня.

Я же просто пытался прощупать пульс пути, отделяя зерна от плевел, как суть от мути. Где я постоянно натыкался в ошибку? Думается, что я ее все-таки выявил, нашел, после чего даже пошел на новую работу, а один раз довелось, представьте себе, случайно попасть на дискотеку, хотя подобное рассеивание энергии и видится мне пустой тратой времени, но даже и там я нашел что-то для себя. Во мне просто устаканилось, что не стоит искать радости во внешней событийности, в благоприятном расположении случайностей, ждать стечения всего этого в свою пользу.

Может пафос здесь и неуместен, но я просто рассказал историю одного своего путешествия, из которого извлек урок – все и всегда есть в себе. Вовсе не обязательно летать туристом по всему земному шару, или мыкаться по схожим мирам – все одно, заключенное в голове. Так как голова – самый близкий по отношению к нам предмет, то именно там-то и не принято искать, подобно тем ситуациям, когда долговременно разыскиваешь ключ от квартиры и уже отчаявшись от тщетности поиска… вдруг находишь его в собственной ладони. После чего остается лишь рассмеяться, посмотреть в зеркало и увидеть там лицо: почему-то смеющееся, даже свое, хотя ум немного не поспевает, еще не понимая, что сам же подал замечательный повод своему лицу развеселиться. Вот балда! Вот как запросто стало жить, когда вспомнилось забытое, что нужно всего лишь в любых ситуациях оставаться и быть собой – человеком. В хорошем смысле этого слова. Всегда и везде – в аврале, в антракте, в абсурде, в астрале, вАбстракте, где я и плутал в последнее время, записав сейчас этот опыт на бумажный носитель…».