Антон Павлович Лосевский
Млечные муки
Никита сейчас как раз собирался на очередное собеседование, на сей раз, в Торговый дом «Метаморфоза», где предлагали некоторую работу, сопряженную с продажами специального оборудования. Формулировка, конечно, размытая, но на безрыбье, как говорится в салонах, и рак рыба. Увы, по приходу быстро выявился подлог…
Спустя час. Переговорная пластиковая будка. За столом сидит юноша, Никитин ровесник. Он кадровых дел мастер, а потому прекрасно осведомлен о плачевном состоянии рынка труда. Кадровик и сам наемник, и, очевидно, своим местом дорожит не на шутку. Его фирма, гордо именующая себя Торговым домом «Метаморфоза», и в самом деле существует, и даже ведет некую торгово-коммерческую деятельность. И кризис здесь только на руку, ведь появилась возможность расширить свои направления и отладить новую схему мошенничества. В переговорной будке фирмачи прощупывают якобы соискателя на предмет степени отчаянности, после чего самым-самым сообщают радостную новость – мы вас берем! Правда, для начала следует пройти трехнедельное обучение, за которое, стоит ли говорить, нужно немножко приплатить. Ведь обучение – это тоже услуга. Договор составлен таким манером, что ТД «Метаморфоза» по итогам обучения может принять на работу, а может и не принять. Что на самом деле регулярно и делает. А юридически все чисто, не подкопаешься. Образовательная услуга оказана? А подпись, любезный, в договоре, не ваша ли красуется? Так, где же здесь, спрашивается, обман – увольте, господа, от ваших беспочвенных обвинений!
– Так, так, проходите Никита… Парамонович. Присаживайтесь, прошу. Вы, надеюсь, успешный человек? – с порога прощупывает пульс кадровик.
И хотя ничто не выдавало в Никите успешного человека, однако тот охотно принял правила игры и предложенную модель.
– Без всяких сомнений! Я с Успехом Иванычем давнюю дружбу вожу. И поэтому, кстати, я здесь.
– А вы знаете, что вакансия, на которую вы претендуете, интересует массу других успешных людей?
– Нууу… Я, прямо скажем, ничуть этому не удивлен. Однако же пораженческих настроений за собой не ощущаю. Впрочем, мою уверенность в себе не стоит трактовать как самоуверенность. Мне чужд этот моральный недуг.
– Похвально, похвально. Тогда… расскажите, пожалуйста, о себе…
– Боюсь, это может занять слишком много времени. И потребовать от вас концентрации всего вашего естества. Но догадываюсь, что вы рассчитываете на некую сжатую характеристику… В таком случае, должен отметить, что натура я… эээ…увлекающаяся… ищущая… Однако же у вас я оказался из соображений совсем другого толка…
– Тааак… Здесь мне необходимо уточнить… Вы просто ищете себе работу, или же хотите работать именно в нашей компании?
– Отвечу прямо, как на духу. Хотя… ваш вопрос мне ясен не в полной мере. Ведь само то обстоятельство, что здесь и сейчас я предстал перед вами, наглядно свидетельствует о моем стремлении работать в вашей компании. Однако последнее утверждение ничуть не вступает в противоречие с тем фактом, что я могу быть востребован во многих сферах реального сектора. И нереального, между прочим, тоже… Ведь мой талант простирается далеко за рамки обыденности, он… столь всеобъемлющ, что приложим буквально ко всему.
– Позвольте, Никита, но нам как раз нужен специалист узкого профиля и на конкретную позицию – эффективный sale-manager по реализации пылесосов нашей марки…
– Так ведь именно это меня сюда и привело! Уверяю вас, что я более чем компетентен… о чем… заявляю во всеуслышание. Столько лет я мечтал вступить на эту стезю! И вот… я здесь!
– Вы… глубоко убеждены в этом? Я смотрю в вашей анкете предыдущие места работы… администратор торгового зала… Охранник? Продавец-консультант в сотовой связи… вот это уже ближе… И все-таки следует четко понимать, что продажа пылесосов имеет свою уникальную специфику, требует особых умений. Люди институты кончают, чтобы пробиться на этот рынок, а у вас, судя по резюме, образование неоконченное, да еще и гуманитарное…
– Так ведь образование – это лишь… игра сознания. Каждый волен считать себя кем угодно. Всякий может возомнить себя архитектором. Или, скажем, адвокатом. И даже получить соответствующее образование, однако станет ли он от этого архитектором? Я же веду речь о… призвании. Ни для кого из нас, надеюсь, не секрет, что в текущий момент времени наши сознания заключены в материи, не побоюсь даже сказать, что скованы ею. И несмотря на это – это мы ей помыкаем. Но… довольно иносказаний. Скажу лишь, что лично я готов до поры примириться с таким положением вещей. Ну и пусть! Да, несчастную материю нельзя одушевить, но есть ли в том ее вина? Будем к ней снисходительны, как-никак и ее можно поставить на службу человеку. Из камня возвести дом, из глины выжечь кувшин. Но я клянусь, что не знаю более бестолковой материи, чем пыль. И я буквально одержим идеей борьбы с нею!
– То есть наши пылесосы интересны вам в качестве инструмента для борьбы с пылью?
– Вот именно! Ведь давайте рассуждать трезво: пыль вызывает неприязнь у всех людей, у всех! Безотносительно разреза глаз, расцветки кожи, даже вероисповедания… Вот сейчас многое говорится о глобальных угрозах… Наркотрафик, смена климата, тот же терроризм… Вот часто вы встречаетесь на улице с террористами? В то время как с пылью – каждодневно! Даже не отдавая себе отчета в этом! Так можем ли мы всерьез рассуждать о победе над террором, пока не в силах совладать даже с примитивной пылью?
– Никита, минутку, давайте-ка все-таки вернемся к пылесосам…
– Так ведь я к тому уже и подвожу! Я, например, человек довольно чистоплотный и порядочный. В том смысле, что порядок люблю. Квартиру убираю по всем канонам. И если выкинуть всякие ненужные бумажки, расставить все по местам – это чистое удовольствие, то вот что делать с пылью… я уже просто ума не приложу! Она буквально сводит меня с ума! Возникает каждый раз как птица Феникс, как… змей Горыныч! Перерубаешь без конца эти бошки, а они все лезут, лезут, лезут… Будто бы из небытия! Поэтому… кто, если не я… сумеет оценить по достоинству качественный пылесос?
– Ваш энтузиазм… впечатляет. Но, понимаете ли, Никита, наши пылесосы – довольно специфический продукт!.. В силу своей… стоимости, в том числе. Люди, как правило, не хотят их покупать. Вернее… не осознают необходимости иметь под рукой нашу первоклассную технику. И для того чтобы привести их мозги в состояние ясности, нашим специалистам приходится усердно работать с возражениями, использовать весь свой дар убеждения… включать все обаяние, харизму… Здесь постоянно нужно проводить наглядные демонстрации, разворачивать целые… подчас театральные представления. Вы уверены, что готовы? Вы уверены, что ваш энтузиазм… разделят наши потенциальные покупатели? К тому же вы намерены представлять интересы компании… Вы четко разделяете границу между своим желанием бороться с пылью и навыками продавать пылесосы неподготовленным людям?
– О, ваши сомнения, поверьте, напрасны. Разумеется, я мух от котлет в состоянии отделить. На самом деле, эта тонкая черта подобна разнице между самолюбием и самовлюбленностью. И если четко различать эти понятия, то грань переступить невозможно. Да, я не являюсь профессиональным продавцом пылесосов. Специальных институтов не кончал. Однако я абсолютно убежден, что без высококлассного пылесосного оборудования пыль нам не одолеть. И я намерен работать с людьми, открывать им глаза на то, что пыль – это уже не шутки. Все очень серьезно. И вопрос стоит остро как никогда: либо мы, либо они. Всеее… хватит с нас, сколько можно это терпеть? И вот под эту лавочку я готов втюхивать пылесосы, словно горячие пирожки. Ведь человек, вы поймите… человек он так устроен весь. Пока он живет бесцельно, без высоких идеалов, он то и дело впадает в ловушку заблуждений, ведом ложными ориентирами. Фрустрирует, хандрит, психует. Но стоит только поставить ему цель… стоит только открыть ему глаза, пролить в них свет, как они вмиг загораются, становятся осмысленными. И человек переживает возрождение, а это, знаете ли, весьма пикантные переживания. Иными словами, я пришел к вам не просто устраиваться на работу, не просто в надежде получить насиженное местечко. Я здесь для того, чтобы предложить вам сотрудничество! Да-да. Я буду, буду продавать эти прекрасные пылесосы, одновременно решая сложные просветительские задачи, давая выход своим амбициям, своим… идеалам нового мирового порядка! Но я не идеалист, не подумайте… я… серьезный человек. И больше того, кроме того – я готов умело выполнять и перевыполнять план продаж, тем самым, принося ощутимую пользу компании, давшей мне шанс реализовывать себя как личность, раскрыть в себе человека и помочь сделать это другим! А человек – это звучит гордо, не так ли? Хотя шутка про «человек – это звучит горько»… я нахожу эту шутку не лишенной доли шутки, а ведь в каждой шутке, известно, есть и доля правды. Занятная многовариантность лексических формаций, кстати, на мой взгляд, и есть причина величия языка, на котором мы, между прочим, прямо сейчас с вами общаемся. Жаль, не все в силах постичь, так сказать, даже самые основы…
– Стоп, стоп, Никита. Увы, наше время окончено. Мы с вами уже несколько вышли за рамки собеседования… А в коридоре ведь и другие соискатели заждались… Давайте… будем уважать и их интересы и права. Давайте… возьмем тайм-аут. Мы с вами сделаем вот как… Мы вам… перезвоним. Обязательно перезвоним!
– Что ж, признаться, я пребываю в некотором… смятении. Я только-только добрался до формулирования базовых тезисов, принципов нашего дальнейшего сотрудничества… Что ж, надеюсь, вы уловили ход моих мыслей… и по достоинству оценили революционную новизну предложенного мною подхода… С нетерпением буду ждать вашего звонка!.. Только, чур, чтобы не как в фильме «Звонок»…
– Да, да, конечно, мы вам непременно перезвоним. Обязательно! Спасибо, Никита, что зашли… Я не говорю вам «прощайте», а говорю – «до свидания»!
По уходу Никиты кадровик облегченно выдохнул и поставил жирный крестик напротив его фамилии. А Никита, посмеиваясь, что удалось все-таки неплохо провести время, отправился восвояси. Хотя до шуток ли тут было, когда вопрос трудоустройства в очередной раз так и не решился. Сколько уже таких собеседований позади, а что там впереди? Тем и интересна жизнь.
Девять дней
Рукопись, найденная огнем…
День первый. Необычный
Вот и все. Все-таки я умер. Вот ведь. Скверно себя чувствовал. В последнее время. Вот итог. Вот так утро. Я долго ждал перемен. Выходит, дождался. Мне тут сказали, что так оно и бывает. Это ничего. Такое случается со всеми. Раз в жизни. Рано или поздно. Переживать поздно. Худшее уже позади. Или впереди. Это вопрос. Самое время перевести дух. Так мне тут объясняют. Пока я не очень понимаю, что и к чему. Вчера вечером посидел перед сном в сети. Лег спать. А когда проснулся, мне сразу все объяснили. Сказали, что на работу можно не идти. Теперь я буду здесь. Потом отправлюсь в суд. Судить, я так понял, будут меня. Это обычная практика. Мне тут сказали, что шансы на победу неплохи. Но и не очень уж хороши. Кое-что зависит от меня. Пойти в сад или отправиться в край. Такие перспективы. Первое плохо, второе хорошо. Мне почему-то пока все равно. Может быть, с непривычки. Еще вчера я думал, где бы раздобыть деньжат. Как бы исправить жизнь к лучшему. А уже сегодня нечего исправлять. Это ощущение ново и свежо. Теперь мне нужно ждать своей участи. За меня должны молиться, но пока так никто не делает. Никто еще и не знает, что я вышел. Это произошло примерно два часа назад по ленинградскому времени. Мне тут подсказывают, что никакого времени нет. Что Питер так же иллюзорен, как Псков, Пекин или Париж. Как все, что я знал. О чем это я. Пока никак не отойти от той жизни. Она была быстра и нелепа. Мне тут сказали, что в последнее время поступает много таких, как я. Которые и после смерти первым делом лезут в интернет. Чтобы обновить новости и удивить друзей. Тут обычно выясняется, что никаких друзей тоже никогда не было. Скорее, спутники. Некое подобие интернета тут ввели специально для пользователей жизни. Вернее, интернет – это некое подобие того, что уже есть здесь. Там, где я сейчас – старое место. Нечто среднее между тоннелем и залом ожидания. Я тут новенький. Приняли нормально. Пока не освоился. Да и когда тут. Пока разбирался с соединением к сети, больше часа ушло. По нашим понятиям. Интернет тут летает в буквальном смысле. Довольно сложно объяснить, как оно работает. Отложу на потом. Мне тут сказали, что туда, где я сейчас, берут не всех. Не в том смысле, что берут каких-то особенных, как раз наоборот. Только тех, кто недостаточно хорош, чтобы сразу отправиться в край. Но и не слишком плох, чтобы изгонять в сад. Мне тоже при жизни не показалось, чтобы я был подлецом или добряком. Я просто был. Как крона дуба или песочная насыпь. То есть явлением природным. Изначально незамутненным. Да что значит был. Я и сейчас есть. Просто в спящем режиме. Моя речь, вернее, мысль – путается. Но тому есть объективные объяснения, о которых потом. Пока сложно отвыкнуть от жизни, которая была. Оказывается, и я был не тем, за кого себя воспринимал. Иногда мне удавалось это подозревать. Но я отметал эти мысли. Представлялось, что смерть – не про меня. Ну и денек. Ладно, ко мне тут пришли за уточнениями к биографии. Везде свои нюансы.
День второй. Второй
Мне тут сказали, что я не могу. Не могу делать записи в прежний, земляной дневник. Какие-то проблемы с протоколированием и синхронизацией. Мне устроили новый дневник. Принцип работы ясен не очень. Когда в моей голове появляется мысль, она фиксируется на экране. Экранируется напротив лица. Хотя у меня больше и нет головы с лицом. Ни рук, ни ног. Ничего такого. Когда я думаю внимательно, то появляется текст. Когда просто думаю, текста нет. Это интересное решение. Хотя здесь это уже считается прошлым веком. Только для любителей старины. Сделали для приверженцев вести дневники. Народу тут толпа. Но просторно, как в музее на буднях. Мне по-прежнему не ясно для чего я умер. И для чего жил-то ясно не очень. Мне тут сказали, что я пойму позже. Время подумать у меня будет. И оно действительно есть. Почти все время. В интернете дают посидеть примерно час по земляному времени. Больше не разрешают. Вредно. Самого времени здесь тоже нет. Пространство умозрительно. И возможность записи в дневник ограничена. Одной страницей вроде ворда. По мне это непродуманно. Страница заполняется, как чаша. Которая не переполняется. Мне тут объясняют, что во всем нужна умеренность. Тогда будет уверенность. Мне не хватало этого качества в жизни. Потому и поник досрочно. Мне тут сказали, что здоровье мое было подорвано. Действительно, не следил. Но это ничего. Всему отмерен свой срок. Я отбыл свое на Земле. Хотя то, что мы считаем Землей – лишь забавная оптическая иллюзия. Отсюда видно. У меня нет слов объяснить. Сам пока понимаю слегка. Помрете – поймете. Кстати, если мой дневник нов, то никто не ведает, кто я таков. Меня зовут Владимир Вован. Забавное сочетание, знаю. Уродился в Пскове, где и встретил детство. Мои родители погибли в перебранке, когда я был семи лет. Остальная родня отказалась от меня, считая лишним ртом. Государство определило меня в детский дом. Питание и обстановка были скудными. Но я этого не знал. Думал, что просто весь мир такой. Пока я рос, немного менял мнение. Я не роптал на судьбу. Я даже не думал, что и у меня тоже есть судьба. Считал это привилегией богатых. Когда нас выпустили на волю, мы с Игоряном поехали в Питер. Работать в порту. Нам хорошо платили, но работа была на износ. Двое суток работали, двое суток спали в снятой комнате. В таком режиме прошел год, которого не было. Но этот год позволил сделать изменения в судьбе. И начать жить получше. Жаль, Игорян тогда погиб. Никто не понял как. Мне всегда его не хватало потом. Но в итоге меня взяли на кабинетную работу. Которой я и отдал последние семь лет своей жизни. Если бы я знал, что они последние, то провел бы их иначе. Мне тут сказали, что мое решение переехать в Питер и стало для меня роковым. Сырой климат, много курения и тяжелая портовая работа не пошли мне впрок. Но я не жалею. Я выбрал себе это сам. Только в последние годы я стал тем сознанием, которое думает сейчас. До этого я не думал. Пока я не думал, я был животным. Проблески мысли, признаю, случались. Но редко. В последние годы мне не удалось стать хорошим человеком. Но удалось не стать плохим. Мне тут сказали, что так и бывает. Когда я видел зло, я всегда его осуждал. Но и не препятствовал. Это мне и вменяют в вину. Сейчас немного стыдно. Понимаю, что жил хуже, чем мог бы. Но и не против сердца. Мой язык тут стал мне несвойственным. Так я там не говорил. За это не стыдно. Зовут на процедуры. Тупик экрана.
День третий. Наблюдательный
Сегодня меня нашли. Точнее то, что все эти годы считали мной. Обнаружили мое тело. Мое тело не было прекрасно. Но и ужасно оно не было. А они его нашли. Теперь считают, что меня нет. Забавно. Мне тут показали, как это было. Хозяйка подкралась к моей комнате, прислушалась. Услышала тишину. Это ее взволновало. Еще два вечера назад я обещал ей рассчитаться за комнату. А сам не рассчитался. Из комнаты не выходил. Это ее злило. Ведь я снимал эту комнату третий год. И прежде не подводил. Хозяйка постучала в дверь. Но я не отворил. Тогда она заподозрила неладное. Сходила за запасным ключом. Войдя в комнату, она огорчилась. Ей стало понятно, что теперь я не сумею с ней рассчитаться. Тогда она порылась в комоде и нашла денег побольше, чем полагается за месяц. В ее настроении случились перемены. Оно улучшилось. Ведь теперь можно вселить другого жильца, с меня взятки-гладки. Да и деньги, ставшие ничейными, теперь можно взять себе. Ведь меня уже не бывает. Затем в ее душе взяла верх досада. Ведь хлопот теперь со мной не оберешься. Планы хозяйки сходить на рынок оказались под угрозой. Всему виной я. Повременив, она вызвала бригаду скорой помощи. Чтобы зафиксировать факт моей якобы смерти. Бригада приехала. Заполнила нужные бумаги. И заодно украла мой мобильный телефон. Он все равно разрядился от пропущенных звонков с работы. На работе же решили, что я, в силу молодости, загулял. Хотя за все предыдущие семь лет службы за мной такого не замечалось. Никого мое полное отсутствие не взволновало. Я, по причине своего характера, так и не поднялся по служебной лестнице. Но все же и не опустился. Я всегда подозревал, что чем выше, тем хлопотнее и беспокойнее. А потому и не стремился. Такая позиция не находила понимания у других. Им казалось, что чем выше по служебной лестнице, тем веселее бывает жизнь. Иногда и я попадал в плен перспектив. Когда хотелось произвести благоприятное впечатление на ту или иную девушку. Но они меня все равно не любили. Говорили, что я герой не их романа. Не бандит, не олигарх, даже не поэт. На счет последнего они заблуждались. Я пробовал. Получалось довольно печально. Теперь кто-нибудь найдет тетрадку с моими стихами. И, пробежав по первой странице, выбросит в мусорное ведро. Откуда рано или поздно тетрадь попадет на кладбище вещей. Это ничего, что хозяйка взяла мои деньги. Мне их уже не надо. Да и тогда было надо не слишком. Я и сам взял у банка кредит. Теперь не отдам. Возможно, огорчения банкиров по поводу моего перехода в мир иной будут самыми искренними. Хотя ни в какой иной мир я пока не перешел. Застрял где-то между. Мне и в жизни было свойственно застревать. В лифтах, в противоречиях. Теперь это очень видно. С учебы пораньше пришел мой сосед Федот. Тоже принял вид огорчения, что меня не стало. Позже тайком проник в комнату в поисках денег, но не найдя таковых, стырил флешку и диски. Другому соседу отлично подошли мои мокасины и кроссовки. Так я послужил человечеству.
День четвертый. Исторический
Что ни говори, но место, где я сейчас, внушает. Сегодня показывали историю. Очень многое происходило не так, как нам рассказывали. Там история – это истории. Сейчас можно изучать именно те материалы, которые подлинны. Но я не буду об этом. Всем свое время. Допускаю, что читателя сего не интересует ничего, кроме своего самочувствия. Не исключаю, что и нет никакого читателя, как вроде как нет и писателя. Судя по отсутствию комментов, меня принимают за шарлатана. А ведь мои записи – наглядное подтверждение смерти после жизни. Жизни после жизни. Жизни после смерти. Нескончаемости и непрерывности всего. Похоже, и это не тянет на сенсацию. Мне тут сказали, что к вечеру соберут подборку лучших эпизодов из моей жизни. И худших тоже. Худших, по моим ощущениям, было всяко больше. Но мне тут объясняли, что все как раз наоборот. Просто я не умел этого понять. Когда шла череда неприятностей, то мне был сигнал. Я же понимал это враждебно. Как дикарь признаки цивилизации. Сигнал говорил, что нужно многое переменить, переосмыслить. Я же понимал неприятности буквально. Иногда их становилось слишком много. Все вокруг кричало, что нужно принимать срочные меры. Я игнорировал. Мне тут сказали, что это удивительное поведение. Но типичное. Люди постоянно бывают глухи. И глупы, и слепы. Я не представлял собой исключения. Теперь работа над ошибками. Многие слова знакомы мне из общей массы, я их не понимал. Здесь многое по-другому. Слова витают прямо в обстановке. Выбирай лучшие, точные. Знаю, у меня получается не всегда. При жизни моя речь была более скупа. Мне тут сказали, что речь – это мысль, выраженная механически. Если у человека нет интересных речей, то и мыслям достойным взяться не откуда. Да и наоборот. А мы – это мысли. При жизни меня сопровождал наставник – внутренний голос. Я редко прислушивался. Мне тут объяснили, что это я зря. Мог бы прожить получше. Но уж, что вышло, то вышло. Чего уж теперь. И плохого я не сделал. Но отступался. Видеоряд, который сейчас монтируют по моей персоне, должен это наглядно мне показать. Тревожно. Я часто раскаивался, но не знал кому. Меня учили в детском доме, а затем и в обществе, что Бога не бывает. Что жизнь – это что-то вроде Диснейленда. Чем больше денег, тем больше билетов на посещение аттракционов. Но для чего крутится вся эта карусель, гражданская философия не объясняла. Да я и не интересовался, а просто выживал. Ведь Бог, по той философии, он как Дед Мороз, которого не существует уже лет с пяти-шести. Ведь подарки подкладывает всего лишь рука человечья. Но что ей движет, никто не думает. Любовь. Но как только рука перестает подкидывать подарки, то и любовь к руке дающей тает. Деда Мороза сразу нет. Подарки покупайте в магазине. И этот принцип перенесен на все. Но и подарки мне были малознакомы. В детском доме нашим подарком было отсутствие затрещин. Много лет спустя я узнал, что бывают другие подарки. Меня это удивило. Но я и сам учился делать подарки. Получалось редко. Сегодня я больше обычного в интернете. Хотя интернетом это называю условно, поскольку здесь это трехмерно и мгновенно. На Земле, смотрю, без изменений. Много насилия и лжи. И до тех пор, пока это не задевает лично, они не волнуют людей. Земля сама, как обитель зла. Это мне теперь становиться ясным. Я не с обиды так пишу. Я теперь все простил и сам почти прощен. Но только почти. Многие хорошие люди уходили раньше, а их жалели. Как будто им не повезло. А дело, похоже, обстоит ровно наоборот. Не везет тем, кто остается жить во лжи. Ладно, меня уже зовут к просмотру. Видеоряд готов.
День пятый. Честный
Посмотрел нарезку про себя. В целом, не понравилось. Именно содержание. Не думал, что я так беспросветно глуп. Только теперь начинаю кое-что понимать. Но чего тут еще. Когда угораздило умереть прямо в День рождения. Уметь надо. Я особо не готовился к празднику рождения. Какой тут праздник, когда дел полно. На Земле бывало мнение про скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Мне же никогда не хотелось, чтобы обо мне судили по друзьям. Тем самым друзьям, которые сегодня даже не пришли на мои похороны. Они и не знают. Мобильный разрядился еще на первый день. Они решили, что я ушел в загул. Путая меня с собой. Не стали пробовать поздравить не по телефону. Никого не осуждаю. Я и в жизни не питал иллюзий на этот счет. Просто такой сложился круг. И я не мог выйти из круга. Из альтернатив оставалось только быть в полном одиночестве, изоляции. Теперь я понимаю, что одиночество куда честнее. Быть наедине со всей мировой культурой и небесами, куда полезнее, чем болтаться в обществе сообщников. Не так подумал. Ладно. А ведь они тоже угодят сюда. Я заранее им сочувствую и прощаю. Но ничем помочь не могу. Как не мог помочь и в жизни. Потому что уровень сознания задан не мной. Я и сам хорош. Но моя среда меня сковывала и снедала. Во мне не хватило сил, чтобы порвать с этим. Не нашлось в моей жизни места ни геройству, ни значительным поступкам. Мне всегда хотелось быть не хуже других. И я был не хуже других. Но и не лучше. Вот где драма. Равнение на посредственность – это популярная ошибка. Нужно было жить вообще по-другому. Ведь город мог дать мне все. Я взял у него худшее. Я был замкнут кругом, а не создал свой. Теперь я понимаю. Мне все понятней, почему я здесь. Во всем этом много печали. Я начинаю понимать, почему меня не пускают в край. Но все же и не изгоняют в сад. Я старался быть нормальным в то время, когда норм нет. Это причиняло страдания. Но все необходимые нормативы всегда были во мне. Когда я бывал на грани ошибки, внутренний голос давал мне нужные советы. Но часто я их презирал и поддавался перекошенным нормам. Утром раскаивался, но что теперь. Когда на мои похороны пришло семь человек. С работы. Хозяйка позвонила им туда, на работу. И человек семь пришло. Начальник сказал слова, что я был хороший работник. Коллеги сказали, что я был прикольный и им очень жалко. Сказали, но не подумали, ведь в общем-то всем все равно. Ведь смерть сейчас везде. Ее много и неправильно показывают там. Много мрут. Бывает, что неподалеку. Но то, что может скоро настанет свой черед, никто и не задумывается. Ужас, но я тоже так мыслил. Собирался что-то там делать, покупать. Сам всегда не зная, что и для чего. Просто жил, как люди вокруг. Искал счастья в вещах. Надеялся, что их станет больше. Больше, чем мне нужно. И больше, чем у других. И вот я здесь. На пороге. Больше нет слов.
День шестой. Рядовой
Я тут пробовал узнать. Куда меня дальше. Не говорят. По всему видно, что и сами толком не знают. Со мной уже занимаются меньше. Поступает много новых. Какая-то заворушка в Секторе Газа. А я тут уже старожил. Не до меня. Сам пребываю в ожидании следующего назначения. Еще недавно я досаждал местным забавными вопросами о смысле жизни и своем предназначении. Они отвечали сложно. Но я так понял, что суть жизни в самой жизни. Как проживешь, так и помрешь. Тут в основе именно качественная, а не количественная характеристика. У нас там любили выдавать за счастье всякую чушь. Вроде прожить бы до 107 лет. Как будто жизнь – это курорт или свадебный круиз. Жизнь – это, скорее, испытание и бой. С самим собой и предложенными обстоятельствами. Я так это понял. Комбинации обстоятельств бесконечно разнообразны. Но не бывает легких. Если родился богачом и живешь в избытке, то очень легко не познать свет. А там, где я сейчас, много света. Это греет. Мне говорят, что это и есть Бог. Но я пока не очень пойму, что они имеют в виду. Если родился в бедности и грязи, то высока вероятность застрять в невежестве и бессилии на всю жизнь. Середнячки силятся стать богачами. Бегают от бедности. Столько энергии уходит на эту возню, страшно сказать. Здесь это видно. Приборы не врут. Все же никому не бывает легко. Но бывают люди, которым удается увидеть свет в царстве полутьмы. Вот им полегче. Я не был таким человеком. Всегда смутно догадывался. Иногда даже подозревал, предчувствовал. Верил, но не всерьез. На всякий случай. И вот теперь я здесь. В тоннеле. Меня может бросить куда угодно. Это вопрос еще нерешенный. Я пробовал задавать местным каверзные на свой взгляд вопросы. Если Бог мудр и справедлив, то почему он обрекает на муки живущих людей. Не проще ли устроить все на Земле по совести и разуму. На что мне отвечали, что нет, не проще. Из соображений чистоты эксперимента. Не говоря уже о том, что я противоречу сам себе, ведь разум извечно вступает в конфликт с духом, совестью. Как жить без конфликта, без борьбы. И каждый решает для себя сам. Все сам. И нет, это не походит на чиновничий произвол. В этом нет корысти и выгоды. Каждый должен понять сам. Сложно объяснить. Сегодня меня вызывали. Даша Машина, практикующая вызывание духов, прознала про мой выход. И достучалась. Спросила, как у меня дела. Я ответил, что бестелесно. Из вежливости поинтересовался, как там у нее. Она сказала, что ничего. Не особо понял, что она имеет в виду, но промолчал. После чего она принялась выпытывать у меня имя своего будущего жениха. У нее имелись некоторые прозрения и надежды на сей счет. На что я ответил, что такой информацией не располагаю. Чистая правда. Что я Ванга, что ли. Да и стоит ли знать, я совсем не уверен. После этого интерес Даши к нашему диалогу заметно угас. Эх, бабы. Нет бы, подумать о будущем масштабно. Ведь оно грандиозно, несмотря ни на что. А они все за старое. Как маленькие. Сегодня к нам попал презабавный француз. Он наотрез отказывался признавать, что умер. Требовал неопровержимых доказательств. Грозился подать в европейский суд по правам человека по статье похищение. Улыбнуло. Урезонили его с трудом. Пришлось применить к нему наспех скроенный видеоряд худших эпизодов его жизни. Успокоило. Мне было разрешено поучаствовать в монтаже. Хорошая примета.
День седьмой. Счастливый
Сегодня мои друзья узнали о моем выходе. Знакомый с работы передал. Объяснил, куда я пропал из онлайна. Почему телефон не беру. Хотя никто и не звонил. Ну, удивились. Бывает же. Зато появился повод собраться и выпить. Мне тут передавали запись с застолья. Обо мне там не больше, чем обычно. Преимущественно о делах, долгах. Скучно. Я и сам бывал на похоронах и поминках. И всякий раз удивлялся тому, что это действо носит характер тематического застолья. День рождения наоборот. Ах, какой был человек. Теперь человека нет. А это значит, что нужно скорректировать свои записи в ежедневнике. С теперешних высот все это представляется бесконечно забавным. К чему там суету суетили. Говорили чужие мысли. Выдавали за свои. Теперь я пересек черту. Точку невозврата. Я всегда мечтал путешествовать. Легко и беспечно. Но за всю жизнь был лишь в двух городах. Пскове и Питере. В том измерении я не мог путешествовать. Я был привязан к городу цепями бедности и нужды. Путами обстоятельств и сложностей. Проблемы стали делом всей моей жизни. Я и сам не заметил, как стал мелкой рыбешкой в большей сети. Теперь меня подняли вверх. Я задохнулся. Но снова живой. Почему всех так удивляет смерть. Однажды я видел фотографии себя в детстве и фотографии себя в зрелости. Ничего общего. Это два разных организма. Два разных сознания. Два разных этапа. Смерть – переход к следующей сущности. Но я по-прежнему не знаю, кто я таков, куда иду. Это изумляет. И продлевает интерес к жизни. Жить интересно всегда. Хотя очень часто бывает плохо. Это нормально. Хорошее есть хорошее только относительно плохого. Не будь плохого, не было бы и хорошего. Тоже мне открытие. Но на него не хватило и жизни. А сколько еще таких простых истин впереди. Мудро спрятанных на самом видном месте. Я тут спрашивал одного, почему я был несчастен. Чтобы я ни делал, я все равно был несчастен. В редкие счастливые часы я во всем видел подвох. И облегченно скатывался в привычное состояние несчастья. Я ловил себя на мысли, что мне нравится быть несчастным. Когда мне показывали земные модели счастья, то я видел лишь дурман. И это был не самообман. Мне тут объяснили, что так оно и бывает. Просто люди бывают несчастны. Каждому свое. Но разные люди одинаково несчастны. И в Беверли-хиллз и в хижине на окраине Камбоджи. Обстановки различны, а несчастность одинакова. Абсолютно. Сегодня нас выпускали погулять. Тоннель отпустил нас, постояльцев, на Землю. Проведать родных и близких. Полетать над красотами. У меня нет родных и близких. Поэтому я попутешествовал. Я видел египетские пирамиды, пустыни, видел их плодородное прошлое. Я наблюдал диковинную природу. Индийские столпотворения и европейские города-карлики. Я пересек Атлантику, там меня встречала Статуя свободы. Затем воды Миссисипи переливались для меня. Я в мгновение мыслью устремился к молчаливым статуям острова Пасхи. Перекинулись парой слов. Больше загадки нет. Потом облетел всю Россию. Она дымила трубами и поражала пустотами, редко обрывающимися городскими огнями. Побывал в Москве на Красной площади и на Старом Арбате. Думал, они больше. Закончил путешествие на ставшем родным Загородном проспекте Петербурга, где я и жил последние годы. Здесь тоннель вобрал меня назад. Но я успел побывать счастлив.
