– Твой, Дудочка! Ты погляди!
– Но… откуда же столько? За дачу и стол двадцать пять рублей – согласен… За прислугу три рубля – ну, пусть, и на это согласен…
– Я не понимаю, Дудочка, – сказала протяжно хозяйка, взглянув на меня удивлённо заплаканными глазами. – Неужели ты мне не веришь? Сочти в таком случае! Листовку ты пил… не могла же подавадать тебе к обеду водки за ту же цену! Сливки к чаю и кофе… потом клубника, огурцы, вишни… Насчёт кофе тоже… Ведь ты не договаривался пить его, а пил каждый день! Впрочем, все это такие пустяки, что я, изволь, могу сбросить тебе двенадцать рублей. Пусть остаётся только двести.
– Но… тут поставлено семьдесят пять рублей и не обозначено, за что… За что это?
– Как за что? Вот это мило!
Я посмотрел ей в личико. Оно глядело так искренне, ясно и удивлено, что язык мой уже не мог выговорить ни одного слова. Д дал Соне сто рублей и вексель на столько же, взвалил на плечи чемодан и пошёл на вокзал.
Нет ли, господа, у кого-нибудь взаймы ста рублей?