Антон Олегович Малютин
Пять рассказов о любви и подвиге
Кому решать и кому жить
– Всем-всем-всем! Объявляется эвакуация! Членам экипажа занять свои места в капсулах согласно предписанию, всем присутствующим на корабле прибыть к ближайшим капсулам! Никого не оставлять, за панику буду наказывать лично!
Капитан бросил взгляд на пульт – из четырех капсул целыми остались три. Но самое страшное, что такой нужный сейчас челнок тоже не подавал признаков жизни. Сергей надеялся, что это просто не работали датчики, но могло случиться и так, что челнока действительно больше нет.
На пульте загорелись три зеленых индикатора – капсулы полностью заполнены. Сергей поочередно вызвал каждую из капсул, попросив поименно доложить о находящихся в них людях. Все, включая привезенных с ГКМ-2004, были спасены. Все, кроме экипажа двигательного отсека.
Капитан бросил беглый взгляд на капитанский мостик – здесь он провел два года своей жизни, сделав немало рейсов от Пояса астероидов к Марсу и обратно. Нужно спешить, но Сергей решил осмотреть двигательный отсек. Он полетел вдоль корабля, осматривая проплывающие мимо отсеки, и уперся в главную шахту грузовика – ней царила тьма, лишь где-то далеко тлел одинокий оранжевый фонарь.
Острый запах горелой изоляции врезался в нос. Полукруглые стенки шахты местами покрылись инеем, на пути Сергей натыкался на мелкий мусор, и чуть не напоролся на торчащую из стены трубу. Всего в шахте восемнадцать аварийных переборок, но ни одна из них не закрылась – значит, разгерметизации не было.
Вдруг капитан наткнулся на закрытую переборку. Сергей осторожно подлетел к ней, взглянул в иллюминатор, и охнул: в круглом окошке виднелись звезды. Двигательного отсека не было! Какая-то страшная сила вырвала кусок корабля, оставив обломки ферм, мятого металла, кабелей и обрывков труб, из которых вырывались струи газа и разбивающейся на блестящие капли черной жидкости.
Здесь все погибли. У них просто не было шансов.
Капитан рванул обратно, к спасательным капсулам. По пути он с огорчением убедился, что челнока, как и всего стыковочного узла, больше не существовало. Уже через полминуты Сергей оказался у капсул правого борта – они были заполнены людьми с серьезными, сосредоточенными лицами.
– Капитан, ждем вас.
Сергей, недолго думая, залетел в одну из капсул, но только он хотел закрыть люк, как вспыхнула красная лампа.
У Сергея кольнуло сердце и зазвенело в ушах, будто в голове лопнула струна. Капсула перегружена. Нет, масса пассажиров не имеет значения – все дело в запасе кислорода и системе его регенерации. Лишний человек может погубить всех остальных, уже через несколько часов спасенные начнут задыхаться, а через двое-трое суток система регенерации кислорода выйдет из строя. Так уже было. Точнее – капитан слышал такие истории, и проверять их подлинность сейчас не хотелось.
Капитан взял себя в руки.
– Ребята, здесь перегрузка, летите без меня. – Сергей покинул капсулу, вскрыл щиток управления, нажал кнопку запуска. Люк с шипением закрылся, послышалось несколько щелчков, и бочкообразное тело отделилось от умирающего корабля. Через несколько минут автоматика капсулы сориентируется на Марс, а двигатели направят ее туда, где есть шанс спасение.
Сергей влетел во вторую капсулу. И нисколько не удивился, когда зажглась красная лампа – он с самого начала знал, что обе капсулы заполнены под завязку.
– Капитан! Сергей. Отключай систему безопасности, ты же знаешь, они там всегда превышают ресурс! – штурман умоляюще посмотрел в глаза капитана.
Сергей мог так сделать. Но он не мог подвергнуть опасности одиннадцать человек. Он медленно попятился, вылетел из капсулы, вскрыл щиток и нажал на кнопку. Вторая капсула с шипением исчезла в темноте космоса.
Сергей знал, что и третья капсула переполнена. Знал, и ничего не мог поделать. Но он полетел к ней, чтобы лично удостовериться в безопасности людей. И на полпути столкнулся с Василевичем.
– Профессор?! – Сергей немало удивился встрече, так как был уверен – ученые вместе со всеми находились в капсуле.
– Да, молодой человек, это я. – голос профессора был тихим и спокойным, в нем совершенно не ощущалось и намека на привычную веселость. – Я ищу вас чтобы сказать… сказать… – Василевич взял капитана за плечи и посмотрел ему в глаза. – Я никуда не лечу.
– Что за чушь?! Как это не летите? А ну-ка, живо в капсулу!
Профессор устало посмотрел на Сергея, и тот сразу притих.
– Сергей, я давно живу на свете, и давно летаю. И я, быть может, могу переплюнуть в умении многих ваших ребят. Поэтому не надо на меня кричать, уверяю, это не нужно. Я знаю, что наша капсула перегружена, и кому-то придется дожидаться помощи здесь, на вашем грузовике.
– Вот и идите в капсулу, профессор. Я – капитан, и не могу оставить свой корабль.
Ученый покачал головой.
– Капитан, бросьте это геройство, оно в наше время никому не нужно. Вы молоды, у вас вся жизнь впереди, вам дадут новый корабль, и вы еще полетаете – ого-го! А я уже отжил, и могу остаться здесь. Да и кислорода я потребляю явно меньше, чем вы, так что я могу дождаться спасателей.
Сергей задумался. Нет, не над словами профессора. Для себя капитан уже давно все решил.
– Хорошо, профессор. Но идемте к капсуле вместе – поможете ее запустить, да и ваш аспирант волноваться не будет. Представляете, что будет, если я приду без вас?!
Профессор с капитаном фальшиво засмеялись, и вместе поплыли к капсуле. Перед самым ее люком Сергей взял профессора за руки, и почти на ухо сказал:
– Профессор, спасибо за ваш отчаянный поступок. Но… Но вам еще предстоит открывать новые миры и давать человечеству новые полезные ископаемые. Вам, наконец, учить вашего бестолкового аспиранта и таких же талантливых ученых, как он. А водить грузовик – дело нехитрое, такое каждый пацан сможет.
У профессора округлились глаза, он и слова не успел молвить, как Сергей схватил его и с силой забросил в капсулу. Тут же, оттолкнувшись от противоположной стенки, Сергей подлетел к щитку и с силой вдавил кнопку. Сомкнувшийся с шипением люк капсулы заглушил крик Василевича, и капитан уже не мог слышать, как старый человек с отчаянием стучал по иллюминатору.
Капсула медленно отошла от корабля, а капитан, до конца оставшийся верен самому себе, свернулся в клубок и плакал. Но слез его не было видно в оранжевых сумерках. Да и не зачем их было кому-то видеть.
