Антон Леонтьев
Ее настоящая жизнь
Шерифу требовался неприметный усатый тип в сером костюме и коричневой шляпе – к таковому она не имела ни малейшего отношения.
Потому что мистер Юджин Дорн исчез окончательно и бесповоротно.
Нина знала, что ей следует соблюдать осторожность, снова оказавшись на Лоун-стрит. Шериф ею не заинтересуется, а вот Г.Г., если увидит, сразу заподозрит неладное.
Поэтому на этот раз она подошла к дому Шарлотты с другого конца улицы – и как раз вовремя, чтобы заметить, как вдовица вместе со своим новым квартирантом, месье Гумбертом, садится в крошечный красный автомобильчик.
Проводив взором сладкую парочку, Нина посмотрела в сторону дома старушки Визави. Не хватало еще, чтобы она снова вызвала шерифа, заприметив на улице незнакомую особу.
Но старушки в окне не было, видимо, она выполнила дневную норму по поимке бандитов, что не исключало того, что она все равно вела наблюдение за соседскими домами.
Поэтому на этот раз Нина решила проникнуть в дом Гейзихи со стороны сада, из окна бдительной старушки не просматривавшейся. Там располагался и почтовый ящик – тот самый, мчась к которому Шарлотта должна была спустя несколько месяцев попасть под колеса автомобиля и скончаться на месте.
Теперь уже не попадет.
Заборчик был хлипкий, невысокий и чисто номинальный, поэтому преодолеть его не составляло ни малейшего труда.
Шествуя по запущенному саду и натыкаясь то на теннисную ракетку Лолиты, то на ее же не самые чистые носки, то на огрызок яблока, брошенный нерадивой девчонкой прямо на грядки чудных, чудных, чудных лилий (явно чтобы досадить матери, которую двенадцатилетняя пигалица обожала доводить), Нина все боялась того, что наткнется на сам предмет страсти Г.Г.
Что тогда она сделает? Скажет девочке, чтобы та, если квартирант матери будет приставать к ней, дала ему кулаком промеж глаз?
Ну, наверное, что-то в этом роде.
Осторожно открыв дверь небольшой террасы (которая, как и входная дверь, не запиралась), Нина убедилась, что в доме никого нет: Лолита наверняка была у подруги, а экономка то ли уже ушла, то ли еще не пришла, то ли отправилась за покупками.
А мадам с месье укатили проводить время друг с другом.
Нина поднялась по скрипучей лестнице на второй этаж, без труда отыскала комнату Г.Г. и, заметив распахнутую пасть наконец-то открытого пижонского желтого чемодана, принялась действовать.
Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы схоронить пистолет и маску в недрах чемодана (предварительно, конечно, тщательно протерев их далеко не самым чистым полотенцем из ванной, удаляя собственные отпечатки пальцев) и запихнуть сумку с пачками долларов глубоко под кровать Гумберта.
Так-то лучше! И даже никакой кокаин не понадобился.
Покинув дом Шарлотты тем же путем, Нина ощутила небывалое облегчение.
Получилось!
И вздрогнула, заметив коренастую афроамериканку с массой бумажных пакетов, которая как раз подходила к дому Гейзихи, – экономка Луиза вернулась.
Сожалея, что ей так толком и не удалось рассмотреть Лолиту (видела она ее краем глаза всего какую-то долю секунды, когда девчонка вихрем взлетала по лестнице), Нина поняла, что ее миссия, в сущности, завершена.
Ну, или почти.
Она отправилась к запримеченной еще во время одного из своих путешествий в Рамздэль телефонной будке на одной из соседних улиц, откуда позвонила в местную полицию (номер у нее был уже наготове).
Сказала она не то, что намеревалась по своему старому плану, однако не сомневалась, что ее слова моментально произведут эффект.
– Вы же ищете банковского налетчика? – прохрипела она через платок, когда на другом конце сняли трубку. – Так вот, его зовут Гумберт Гумберт, он только вчера приехал в город, но уже успел напортачить. Он все еще в Рамздэле, снял комнату у миссис Гейз, в доме 342 по Лоун-стрит.
И еще до того, как на нее обрушился град вопросов, она отсоединилась.
Нина не отказала себе в удовольствии, притаившись на небольшом зеленом холме, поросшем, конечно же, ильмами, понаблюдать издалека за тем, как не далее как через десять минут к дому Шарлотты подкатили сразу несколько полицейских автомобилей.
Сама же Шарлотта с месье Г.Г. вернулась только через пару часов – и когда она, явно в романтическом настроении, выгрузилась из своего красного авто, их уже ждали.
Гумберта Гумберта, ошалевшего, бледного, трясущегося, ничего не понимающего, арестовали прямо там, на тротуаре, на глазах всех соседей (Нина не сомневалась, что востроглазая старушка Визави была в восторге от подобных сенсационных событий), и права ему зачитал шериф Шейд, после чего усадил Г.Г. на заднее сиденье своего автомобиля.
И только когда Гумберта Гумберта увезли прочь, к дому в компании трех других девочек подошла Лолита – и Нина, наконец-то сумев издалека разглядеть ее, увидела, как дочь увела в дом находящаяся на грани истерики Шарлотта.
Что же, Шарлотте не суждено теперь было стать жертвой кошмарного несчастного случая, а Лолите – оказаться развращенной квартирантом матери, сделавшимся позднее ее отчимом.
Г. Г. Нине было не жаль – ни капельки. Ему теперь не отвертеться: что бы он ни говорил, что бы ни утверждал, улик было предостаточно. В том, что он отправится в тюрьму за участие в ограблении банка на долгие-долгие годы, Нина не сомневалась.
Конечно, она подтасовала улики, но тут было не до сантиментов. Важно было сделать так, чтобы Гумберт Гумберт не только не добрался до Лолиты, но и не пускал слюни в отношении прочих нимфеток.
Теперь, судя по всему, он сам станет для кого-то тюремной нимфеткой.
Причем на эти самые долгие-долгие годы.
Нина заранее изучила юридическую сторону дела. За хранение наркотиков (как изначально планировалось) Г.Г. получил бы солидный срок, но теперь она навесила на него ряд иных, гораздо более серьезных преступлений.
Но даже если во время налета на банк кого-то убили, то электрический стул, бывший некогда в ходу в штате Нью-Гэмпшир, Г.Г. не грозил. Как и на всем Восточном побережье, смертная казнь тут была не в почете даже в 1947 году. Последний раз приговоренного к смерти отправили на тот свет в 1939 году. И после фактически восьмидесятилетнего моратория смертную казнь в штате благополучно отменили в 2019-м, о чем Г.Г., естественно, знать не мог, зато об этом была прекрасно осведомлена сама Нина.
Поэтому она не сомневалась: Гумберт Гумберт получит по заслугам, хотя бы и не по своим, за преступления, им еще не совершенные, но которые он бы непременно совершил. И пусть посидит долгие годы в тюрьме, помечтает о Лолите, которая вырастет, не потеряет мать, благополучно влюбится, выйдет замуж, родит ребенка, не исключено, что не одного, и превратится из нимфетки в молодую привлекательную женщину. И будет счастлива долгие годы – те самые, которые Гумберт Гумберт проведет в тюрьме.
В конце концов, он ведь сам, вынося себе приговор в своих высокопарных и лицемерных записях (которые в ее мире были известны как роман Набокова «Лолита», а в литературной вселенной, из этого романа развившейся, как мысли и чаяния самого Г.Г.), приговорил бы себя к тридцати пяти годам за растление и оправдал бы себя во всем остальном.
Вот ведь скот!
Не исключено, что он и в самом деле получит тридцать пять лет тюрьмы, только не за растление, а за ограбление банка: недаром же эта цифра возникла в романе.
Так что пусть посидит, подумает. К тому времени, когда он выйдет на свободу (если этому вообще суждено случиться!), Лолита сама будет уже не только матерью, но наверняка даже и бабушкой.
Чувствуя себя более чем великолепно, Нина осмотрелась по сторонам и вошла в проулок. Закрыла глаза, сконцентрировалась – и, открыв их, увидела в стене проулка свою дверь.
Положив руку на прохладную бронзу ручки в виде разинутой пасти льва, Нина привычном движением легонько повернула ее по часовой стрелке, одновременно толкая дверь от себя…
Сейчас она сделает шаг во тьму и окажется в недрах «Книжного ковчега» – своего «Книжного ковчега», в своем мире.
Нина была до такой степени уверена, что все случится так же, как происходило уже столько раз, что сначала даже не поняла, в чем дело.
И только покрутив ручку двери, которая не поддавалась, поняла: дверь отчего-то не открывалась!
Опешив, Нина отошла в сторону и уставилась на дверь. Это же ее – или не ее?
Конечно, ее, потому что кто вообще мог бы вызвать дверь, кроме нее самой?
Поэтому, решительно подойдя к двери, девушка снова дернула ее, да с такой силой, что у нее заболели пальцы.
Дверь не открывалась.
А когда Нина хотела было толкнуть ее плечом, понимая, что это просто глупо – что-то не желает выпускать ее из этого мира, дверь просто-напросто у нее на глазах исчезла.
Испытывая нечто вроде легкой паники, которая с каждым мгновением грозила перерасти в панику серьезную, Нина заставила дверь возникнуть еще раз, но и теперь ничего не изменилось: как она ни крутила, ни дергала, ни рвала ручку, как ни барабанила в дверь, та не поддавалась и не желала открываться.
А затем опять пропала.
Заметив автомобиль, свернувший в проулок с соседней улицы, Нина сделала вид, будто самым заинтересованным образом изучает закопченную кирпичную стену, при этом напряженно думая над тем, что же произошло.
Возможностей было как минимум три.
Первая: механизм портала вдруг отчего-то перестал функционировать. И если это так, то она застряла в мире «Лолиты» невесть насколько. Не исключено, что навсегда!
Но это, несмотря на весь трагизм, внушало определенную надежду, что сбой рано или поздно будет устранен смотрителями литературных порталов – и дверь откроется.
Плохо, но с перспективой на улучшение.
Вторая: она по какой-то ей самой неведомой причине потеряла возможность открывать свою же собственную дверь.
Если это так, то это плохо, даже очень плохо. Может, это реакция портала на то, что она хоть и избавила данную вселенную от монстра Г.Г., но сделала это нечестным и, как ни крути, преступным путем?
И что же ей теперь делать – идти к шерифу Шейду с повинной и заявлять, что Гумберт ни в чем не виноват, это она ему подсунула улики? И что в мусорном баке лежит тело настоящего налетчика?
Если это так, то она скорее предпочтет застрять в этом мире и жить в нем, как все, чем вызволять Г.Г. из кутузки. И отправляться туда самой – вряд ли шериф ее за подобное признание по головке погладит.
А отдуваться за мерзкого Г.Г. тридцать пять лет ей не хотелось.
Плохо, и без перспективы на улучшение.
Третья версия: дверь не выпускает ее, потому что она не до конца выполнила миссию. Так случалось и раньше, когда она вообще еще не могла вызывать дверь сама: та возникала только тогда, когда Нина выполняла то, что требовалось и о чем она в начале литературного путешествия не имела ни малейшего представления.
А вот сейчас очень даже имела, и все выполнила, и дверь сумела вызвать, но…
Выходит, может, представление и имела, но не обо всем? И выполнила, но опять же не все?
Хорошо, хотя и трудно.
Изменить две первые коллизии она была не в состоянии. А вот попробовать разрешить третью она могла!
Нина решила сконцентрироваться именно на третьей гипотезе. Итак, дверь не выпускает ее, потому что она не довела миссию до логического завершения.
Но ведь Г.Г. арестован! Или его оправдают? Или он сбежит? И от нее требуется предотвратить это?
Но даже если его оправдают, даже если он сбежит, вряд ли Шарлотта пожелает возобновить с ним знакомство и, пуще того, допустить его до своей дочери.
Хотя кто знает…
Бредя по улицам Рамздэля, Нина продолжала размышлять. Ощутив голод, она поняла, что уже ужас как долго ничего не ела. Поэтому, завидев одно из местных заведений (с неизменным объявлением на стекле о поиске расторопной официантки) под названием «У Дорис», зашла туда и, заказав у хрестоматийной подавальщицы, являвшейся одновременно и владелицей, хрестоматийные блинчики с хрестоматийным малиновым джемом, а также хрестоматийную большую чашку хрестоматийного черного кофе, уже предвкушала подлинное, а вовсе не хрестоматийное гастрономическое наслаждение.
Потому что в прошлых десятилетиях и в особенности веках, как успела убедиться много раз Нина, все было гораздо вкуснее.
И уж точно гораздо дешевле!
Быстро справившись с первой порцией блинчиков, Нина, испытывая угрызения совести, впрочем, не такие уже большие, заказала вторую, и в этот момент заметила приземистого и полного пожилого мужчину с ежиком седых волос и обвисшими щеками, сидевшего за соседним столиком. Расплатившись и оставив щедрые чаевые, он был препровожден официанткой до двери едва ли не с поклонами.
– До завтра, Дорис! – произнес он, и официантка заулыбалась:
– Да, доктор Куилти, ждем вас завтра!
Поперхнувшись блинчиком, Нина долго и нудно кашляла, встревоженная официантка даже подлетела к ней, желая узнать, все ли в порядке.
Знаками показав, что все нормально, Нина вылетела в дамскую комнату и уставилась на свое отражение в засиженном мухами зеркале.
В это заведение она наведалась не потому, что ей хотелось есть. Ну, и поэтому тоже. А потому, что здесь за соседним столиком трапезничал доктор Куилти.
Доктор Айвор Куилти, один из двух местных дантистов.
А по совместительству дядя Клэра Куилти, то бишь К.К., того самого драматурга, который отбил у Г. Г. Лолиту и увез ее на калифорнийское ранчо, где (среди прочих подростков женского и мужского пола) вместе со своими дружками-извращенцами использовал в качестве сексуальной рабыни, а потом, когда она ему надоела, недолго думая вышвырнул прочь.
И если Г.Г. отправился за решетку на тридцать пять лет, то племянника доктора, который, как аккуратно намекалось в романе, был вполне в курсе предпочтений шалуна-родственника, следовало бы запихнуть туда на сто тридцать пять.
А лучше всего на тысячу сто тридцать пять лет и два месяца!
Вернувшись к столику, Нина пожелала расплатиться и, дав официантке Дорис более чем солидные чаевые, словно невзначай спросила:
– Это ведь был доктор Куилти?
Та мечтательно закивала головой:
– Да, доктор к нам каждый день заходит! Заказывает блинчики с ежевичным джемом и шоколадный соус со сливками!
Меню для дантиста, надо сказать, так себе. Нет, к такому доктору Куилти Нина ни за что не пошла бы зубы лечить.
Этот доктор Айвор Куилти (или, как насмешничал Набоков, ай-да-вор Куилти) наверняка покрывал своего паскудного племянника Клэра – и, не исключено, даже сам принимал участие в растлении малолетних, посещая где-то в Калифорнии ранчо Дук-Дук, на котором содержались в качестве рабов несчастные дети и подростки.
Дук-Дук для посвященных: цинично-мерзостное трах-трах.
– У него же племянник имеется… Он еще пьесы пишет…
Ну да, и одна из пьес называлась «Маленькая нимфа». Все они, эти К.К. да Г.Г., страсть как тащились от маленьких нимф.
Нина уже поняла: от нее требовалось остановить не только Г.Г., но и К. К. Потому как, запихнув в тюрьму Гумберта Гумберта, она спасла одну Лолиту, а избавив этот мир от Клэра Куилти, она спасет множество других, пусть и безымянных, ребят.
Дорис закивала головой и, закатив глаза, прошептала:
– Он тоже время от времени, когда навещает своего дядю, к нам заходит. Такой восхитительный мужчина! Такой известный, богатый, солидный!
И такой преступный! Г.Г. был отдельно взятым педофилом, что само по себе, вне всяких сомнений, ужасно, а вот К.К. был не только педофилом, но и организатором и, вероятно, куратором целой разветвленной сети педофилов.
Нина поняла свою задачу и постаралась припомнить то немногое, что было в романе о Клэре Куилти. Ему-то она в отличие от сладкоречивого Гумберта особого внимания не уделяла, а, как выходит, зря!
– Он ведь не в Рамздэле живет? – спросила Нина. – В Нью-Йорке?
И добавила еще три долларовые банкноты поверх без того уже царских чаевых.
Всезнающая Дорис, раскрасневшись, немедленно ее просветила:
– И там тоже. И еще у него есть собственное ранчо в Калифорнии! Говорят, там фантастически богатая обстановка и есть не только собственный бассейн, кажется, даже не один, но и искусственный водопад! О, как бы я хотела там побывать!
Нина не стала говорить несчастной провинциальной дурехе, что ей лучше бы никогда не бывать на этом кошмарном ранчо.
Ранчо, где растлевают детей.
И ей уж точно лучше не знать, чем занимаются там в бассейнах, кажется, даже не одном, и под этим самым искусственным водопадом.
Фантастическими мерзостями, пакостями и преступлениями.
В романе ранчо принадлежало какому-то секс-подельнику К.К., а в реальности – ему самому. Или, не исключено, К.К. элементарно врал, заявляя, что ранчо его, чтобы возвысить себя в глазах окружающих.
Нина отчего-то не сомневалась, что справедливо было именно последнее предположение.
– Однако по большей части он живет и пишет пьесы в своем роскошном доме-замке в Паркингтоне. Это тут недалеко, милях в тридцати от Рамздэля…
Ну да, Нина тотчас вспомнила финальную сцену поездки Г.Г. в провинциальный замок к К.К., где после фантасмагорической схватки, которая, по мнению некоторых набоковедов, была плодом воспаленной, так и не пережившей потери Лолиты, фантазии Г.Г., тот застрелил своего врага К.К., являвшегося, по сути, его сиамским близнецом, зеркальным отражением, доппельгангером, только более успешным, жестоким и нахрапистым.
И сексуально привлекательным.
– А живет он ведь на улице Гримма, так ведь? – произнесла Нина, припоминая топографию романа Набокова. Но словоохотливая Дорис была не в курсе.
Нина же поняла, что ей понадобится автомобиль.
Возиться с прокатным автомобилем она не стала, просто купив неприметную черную развалюху за двести сорок долларов.
Нет, еще раз – что за цены были в 1947 году?
Пробираясь по извилистому шоссе, Нина имела предостаточно времени, чтобы обдумать план действий. Никаких особых ухищрений, никаких ложных улик и никаких подстав на этот раз.
Потому что – и в этом она не сомневалась – в замке К.К. и без этого окажется предостаточно улик, изобличающих его криминальную деятельность.
Проехав по странному, словно сказочному, мосту и миновав ужасно похожую (случайно ли?) на фаллос меловую скалу, Нина увидела обитель Клэра Куилти, которую тот построил на свои театральные гонорары, – замок ужаса на улице Гримм, огромное деревянное строение с крайне безвкусной, прямо в стиле новорусских нуворишей, невероятно уродливой башней.
Окна замка ужаса горели красным и желтым, подъездная аллея была запружена дорогими новехонькими автомобилями. К.К. вел более чем активную светскую жизнь, и Нина не сомневалась, что, если она просто так пройдет в дом, никто не задаст ей ни одного вопроса и уж точно не остановит.
Да, никто и не подумал ее остановить, когда Нина прошла в непомерных размеров холл. Первым, что она увидела, была груда бутылок, а также валявшийся прямо на лестнице пурпурный дамский лифчик.
Судя по всему, в замке ужаса К.К. дым стоял коромыслом и шла вечная вечеринка – примерно так же, как у Льюиса Кэрролла в Стране чудес имело место постоянное чаепитие у Безумного Шляпника.
Только вот у К.К. происходило вовсе не невинное чаепитие, а бесстыжая оргия – в этом Нина сумела убедиться, открыв дверь в первую попавшуюся комнату и немедленно ее снова захлопнув.
Убедившись, что почти в каждой из комнат происходит какая-то мерзопакостно-сексуальная кутерьма, Нина в одной из спален оттащила бородатого, пузатого, похожего на мифического сатира старика от молодой анемичной девицы, явно еще подростка, и, надавав явно упившемуся вдребезги развратному старцу пощечин, спустила его в чем мать родила с лестницы.
Девица же, явно тоже подшофе, заливалась горькими слезами и все протягивала к двери руки и звала сатира обратно. Набрав в ванной ледяной воды в грязный бокал, Нина выплеснула ее в лицо девице и заявила:
– Одевайся и немедленно уходи отсюда!
Девица, икнув, уставилась на нее стеклянным взглядом – она была не только пьяна, но еще и под воздействием наркотиков.
Уложив ее спать на кровать с грязным шелковым бельем, под опереточным балдахином, Нина заперла дверь ключом, который забрала с собой (не хватало еще, чтобы на девицу кто-то посягнул, пока та спит!), и продолжила обыск в замке ужаса.
В каждой из комнат ее ожидало шокирующее открытие. Да, К.К. давал вечеринку, на которой собрались преступники и извращенцы. В коридоре мимо Нины проплыл наконец и сам хозяин, модный драматург Клэр Куилти: с серым лицом, с мешками под глазами, с растрепанным пухом вокруг обширной плеши, облаченный в халат цвета фуксии, на поясе которого побрякивала связка ключей.
Он то ли не обратил внимания на Нину, то ли факт ее присутствия был ему безразличен – возникнув, как привидение, Куилти столь же неожиданно исчез.
Проводив его взглядом, Нина толкнула дверь, которая вела в башню, и поняла, что та заперта. Задумавшись, девушка последовала вслед за К.К., помня, что на поясе его халата болталась связка ключей.
Раз в этом замке ужаса заперта одна из дверей, то за ней наверняка находилось что-то важное.
К.К. она отыскала в одной из комнат – он мертвецким сном спал в кресле, громко храпя. Приблизившись к нему, Нина попыталась стянуть с пояса связку ключей, однако ничего не получалось. Пришлось склониться над К.К. и потянуть за пояс его халата цвета фуксии.
Драматург, перестав вдруг храпеть, открыл один глаз и посмотрел на Нину. Та же, даже не успев испугаться, уставилась на него и произнесла:
– Я тебе снюсь. Продолжай спать!
И К.К., повинуясь ее приказу, послушно закрыл глаз и продолжил храпеть. Нина сняла с его пояса связку ключей и, стараясь не греметь ими, вернулась к закрытой двери.
Прошло достаточно много времени, пока она, перебирая все ключи, наконец-то обнаружила тот, который подошел. Как водится в подобных ситуациях, это был один из последних ключей.
Дверь бесшумно поддалась, и девушка прошла по винтовой лестнице в темную комнату уродливой башни, в которой то ли не было окон, то ли они были плотно занавешены.
Шаря по стене рукой, она наконец наткнулась на выключатель, и, щелкнув им, зажмурилась. А когда снова распахнула глаза, поняла, что находится в своего рода архиве.
Вдоль стен тянулись полки, на которых покоились серые папки. Нина наобум вытащила одну из них и от испуга уронила на пол – папка содержала ряд черно-белых глянцевых фотографий крайне непотребного содержания.
Убедившись, что и в других папках находятся порнографические фотографии, Нина не смогла сдержать вздох – практически на всех снимках были запечатлены несовершеннолетние обоего пола.
Понимая, что обнаружила то, что ей требовалось, Нина, прихватив несколько папок, вышла в коридор, а потом, вернувшись в спальню, где оставила спать девушку, стала будить ту.
Девица кочевряжилась, не желая подниматься, тогда Нина, как уже делала, облила ее ледяной водой.
Та, наконец-то проснувшись, принялась браниться, а Нина заявила:
– Одевайся немедленно! И уходи!
Девица, зевнув, заявила:
– Некуда мне идти! Родители меня выгнали, да я их знать не хочу. Это и есть мой дом!
Нина, бросив ей валявшуюся на ковре одежду, повторила:
– Одевайся. Значит, пойдешь со мной. Давай, собирайся, потому что сейчас сюда нагрянет полиция!
Упоминание полиции заставило девицу шевелиться, и уже через пару минут она, зевая и взирая на Нину исподлобья, была более или менее готова.
Проводив ее к своему автомобилю, припаркованному на достаточном расстоянии от дома (к тому времени зарядил нудный дождь, который грозил перейти в ливень), Нина сказала:
– Жди меня здесь. Я тебе помогу.
Девица, по-прежнему зевая, ответила:
– Клэр тоже так говорил.
Нина, строго посмотрев на нее, ответила:
– Я тебе не Клэр. Кстати, как тебя зовут?
Девица, рассматривая себя в зеркало заднего вида и поправляя свои растрепанные волосы, ответила:
– Ада. Правда, дурацкое имя? Ну, мои родители настоящие идиоты! Назвали меня в честь своего ресторана!
Ну да, у девицы было имя героини еще одного романа Набокова, самого объемного, который Нина любила менее всего.
Вернувшись в замок ужаса, Нина, уже не направляясь наверх, подняла изящную трубку телефона и, отыскав в валявшейся рядом телефонной книге номер полиции Паркингтона, когда ее соединили, затараторила:
– Полиция? Меня пытаются убить и изнасиловать! Приезжайте немедленно, прошу вас! Я в доме драматурга Клэра Куилти, он обманным путем заманил меня сюда. Это на улице Гримм! Только приезжайте немедленно, иначе…
А затем разложила порнографические фотографии, обнаруженные ею в запертой комнате, прямо на полу холла – так, чтобы они сразу бросились в глаза полицейским.
Потому что за устройство пусть диких и неприличных, но все же законных вечеринок никто покарать К.К. не мог, а вот когда полицейские увидят фотографии, на которых запечатлены мечты педофила…
Быстро вернувшись к своему автомобилю под проливным дождем, Нина села рядом с безмятежно спящей Адой и уставилась на ярко горящий во тьме замок ужаса.
Полиция, несмотря на разыгравшуюся непогоду, не заставила себя ждать. Автомобиль с сиреной подкатил к замку ужаса, из него выпрыгнули два дюжих полицейских. А через достаточно долгий промежуток времени, в течение которого Нина задавала себе вопрос, все ли она сделала верно и не заодно ли местные служители порядка с К.К., те вытащили из дома самого драматурга: с заведенными за спину руками, в наручниках и распахнутом халате цвета фуксии, под которым ничего не было.
Наблюдая за тем, как полицейские сажают задержанного в автомобиль, Нина поняла, что добилась своего: теперь К.К. не отвертеться.
Получается, что ее миссия выполнена – она покарала не только Г.Г, но и его брата-близнеца К.К.
Интересно, сидеть они будут в одной тюрьме?
Заниматься в этой параллельной вселенной было, по сути, больше нечем, однако Нина посмотрела на продолжавшую спать в ее автомобиле Аду.
С ней ведь тоже надо было что-то делать.
Под потоками воды, низвергающимися с черного, прорезаемого разрядами молний неба, Нина осторожно поехала обратно в Рамздэль: не хватало только угодить в ДТП. А по пути ей встретилась вереница полицейских автомобилей – явно вызванная по рации подмога, которая следовала не куда-нибудь, а, без всяких сомнений, в замок ужаса.
Похоже, на скамье подсудимых грозило очутиться не только одному К.К., но и ряду его гостей.
Ливень был таким мощным, как будто силы ада, откуда и пришли в этот мир и Г.Г., и К.К., ревели и стенали из-за того, что двух прислужников сил тьмы удалось вывести из игры. Поэтому, припарковавшись на обочине шоссе, Нина не рискнула ехать дальше и, чувствуя внезапную сонливость, прикорнула на сиденье.
Она могла вызвать дверь и уйти к себе тотчас, вероятно еще даже в замке ужаса, но ведь надо было что-то делать с Адой!
И она понятия не имела, что именно.
Однако одно было ясно: девицу надо увезти как можно дальше от замка ужаса К.К. и сделать так, чтобы она не оказалась в руках полиции.
Все, кто угодно, только не Ада.
Дав себе слово, что поспит недолго, а потом они поедут в Рамздэль, до которого было рукой подать, Нина закрыла глаза, а когда открыла их, поняла, что уже наступило утро.
Причем утро сверкающее, солнечное, великолепное. Ночная гроза исчезла, словно ее и не было. Оставив все вокруг умытым, прозрачным, поющим.
Нет, пело не весеннее утро, а Ада, которая уже проснулась и занималась тем, что расчесывала шикарным гребнем свои длинные светлые волосы.
Заметив, что Нина проснулась, она произнесла:
– Его я утащила у К.К. У него в доме масса всяких занятных вещиц. Думаешь, он будет на меня сердиться?
Вспомнив, что в замке ужаса К.К., вне всяких сомнений, масса более чем занятных вещиц, Нина ответила:
– Думаю, что нет. У него теперь совершенно иные заботы!
Ада же, улыбнувшись, произнесла:
– А ты ведь не одна из них, так ведь? Я ведь подумала, что ты забрала меня с собой, чтобы… Ну, ты сама понимаешь… А ты вроде бы нормальная!
Нине сделалось страшно жалко эту, по сути, еще девочку, которой на своем веку пришлось повидать и пережить немало ужаса.
– Так куда мы едем? – спросила Ада и добавила, не дожидаясь ответа: – И вообще, мне хочется есть!
Нина поняла, что тоже голодна, и, заводя мотор своей колымаги, произнесла:
– Мы едем к Дорис, которая готовит замечательные блинчики!
Официантка, как сразу поняла Нина, была в растрепанных чувствах: глаза у Дорис покраснели, словно она долго плакала, и руки дрожали. Хотя блинчики, как всегда, были пальчики оближешь.
– Что-то случилось? – произнесла Нина, и официантка шмыгнула носом:
– Ах, у доктора Куилти сегодня ночью племянника арестовали! Об этом все только и говорят. Говорят, что у него в особняке в Паркингтоне обнаружили такое!
Нина не стала говорить Дорис, что скоро, не исключено, арестуют и самого доктора Куилти, который был не только ай-да-вор, но еще и ай-да-педофил.
Не драть тому больше чужие клыки, не вычищать кариес, не ходить каждый день к Дорис, обжираясь столь вредными для зубной эмали сладостями.
Вряд ли таковые будут подавать в местной тюрьме.
Отведя Дорис в сторону, Нина произнесла, указывая на объявление о поиске дополнительной официантки, на которое обратила внимание накануне:
– Вы же ищете девушку, которая работала бы у вас?
Дорис, вздохнув и отвлекаясь от тяжелых мыслей, кивнула, и Нина, указывая на за обе щеки поглощавшую блинчики Аду, сказала:
– Так возьмите на работу ее!
С сомнением посмотрев на Аду, Дорис спросила:
– Не похожа она на ту, кто умеет работать в кафе…
– Уверяю вас, похожа. У ее родителей имеется ресторан, так что она в курсе, что к чему.
Дорис, посветлев лицом, произнесла:
– Ну, это уже что-то. Только сразу говорю, что комнаты я не сдаю! У нее есть где жить?
Озарение пришло немедленно, и Нина уверенно заявила:
– Думаю, что да. У миссис Гейз на Лоун-стрит 342. Она ведь сдает у себя комнату? Думаю, что теперь исключительно для молодых девиц!
А затем, вернувшись к блаженно попивавшей кофе Аде, сказала:
– Ты ведь работала у своих родителей в ресторане?
Та хмыкнула:
– И не только у них! Если бы ты знала, где и кем еще!
Нина, выложив из портмоне триста долларов, заметила, как сверкнули глаза и затрепетали ноздри Ады.
– Вот смотри, это теперь твои!
– Ты не врешь? – заявила та, протягивая руку к деньгам.
Нина строго ответила:
– Не вру! Но с условием!
Ада вдохнула и отдернула руку:
– Так и знала, что не бывает таких хороших людей. Что я должна делать, с кем сексом заниматься? С тобой, с твоим хахалем, с вами обоими?
Осмотревшись по сторонам, Нина быстро сказала:
– Ты говори потише, прошу тебя! Условие простое – если ты возьмешь деньги, то обещаешь мне, что завязываешь с прошлой жизнью. Ты же сама понимаешь, что ни к чему хорошему она не приведет. Работать будешь здесь, у Дорис, я уже договорилась, а затем мы съездим к миссис Гейз, и я сумею убедить ее, чтобы она сдала тебе комнату, хотя могу себе представить, что в данный момент о квартирантах она и думать не желает. Но ей ведь нужны деньги!
