Антон Кротов
Автостопом в Судан. На попутках из Москвы через Грузию, Турцию, Сирию, Иорданию, Египет в Судан и обратно в 1999 году
* * *
Проснулся в шесть утра. Прохладные, вязкие, кисельные сумерки. Тёмные силуэты за окном. Собрал спальник, рюкзак; как вдруг один из заоконных силуэтов зашевелился.
– Стой, стрелять буду!
Я вздрогнул от неожиданности. Оказалось – старик с пустым ведром в руках, колхозный сторож, безвредный, нашёл меня по следам. В его сторожке я поел кашу и направился на трассу.
В Нальчике я должен был обменять образовавшиеся у меня в Ростове рубли на какую-нибудь другую валюту. Обменных пунктов нигде нет, но на Центральном рынке процветает неофициальный ручной обмен. Обменщиков человек двадцать, все стоят рядом, и все похожи: высокие кабардинцы в меховых шапках и длинных тулупах, с квадратными лицами, из которых доносится бормотание: «Доллар менять, доллар…»
Обменщики оказались честными людьми, и я продолжил свой путь.
* * *
Последний российский город на моём маршруте – Алагир. Здесь начинается Военно-осетинская дорога. Город наполнен слухами, что трассы через Кавказ закрыты из-за обильного снега. Вот те на! На южном посту ГАИ собралась пробка. Гаишники пропускают только некоторые машины, выбирая их по непонятному мне признаку. Сверху, с гор, периодически проскакивают залепленные снегом южно-осетинские машины. Говорят, что трасса безрадостная, но проехать можно.
Вечером пошёл рейсовый автобус на Бурон (это маленький посёлок повыше Алагира, в горах, но ещё на российской стороне Кавказа). «Не будет машин, переночую, а наутро пойду пешком», – появилась неразумная мысль. К счастью, движение всё-таки открыли. Двое осетин с номерами 15RUS уже в полумраке подбирают меня до Цхинвали.
Начали неспешную кавказскую беседу. Узнали, что у меня есть фотоаппарат. Спрашивают:
– А сфотографироваться можно?
– Не выйдет, темно, а вспышки нет.
– Жаль, а то в Москве напечатал, показал бы: я, мол, с чурками чернорожими. Да?
– Нет, ну что вы, – не согласился я, – не буду так говорить!
– Та, нас же там не будет!.. – отвечали осетины, не особо уверовав в мою искренность.
* * *
Два товара идут на экспорт из Южной и Северной Осетии: водка и мандарины.
Все помнят историю осетинского спирта, поток которого пытались перекрыть два года назад. Тогда по ту сторону Кавказа, в Южной Осетии, скопилось фантастическое количество спирта – несколько сотен грузовиков. Таможня не пропускала их в Россию, хотя водители, по слухам, предлагали погранцам огромные взятки. Потом всё же «наука победила», и спирт куда-то пропал. Наверное, провезли в Северную Осетию и переработали в водку.
Вторая статья осетинского экспорта – мандарины. Они попадают в Осетию из Аджарии. Там они идут почти за бесценок, а, перевалив Кавказ, дорожают почти вдвое. Цена на мандарины по ту сторону Кавказа, в Алагире, колеблется в зависимости от погоды. Пришло сообщение, что перевалы закрыты – цена тотчас растёт: все понимают, что подвоза новых сегодня не будет. Расчистили перевалы – мандарины дешевеют обратно.
…На въезде в Южную Осетию с меня как россиянина должны были взять 25 рублей въездного налога. Но шёл такой густой снег, что никто из таможенников и не высунулся из будки, чтобы посмотреть на облепленную белым снегом белую машинку с номерами 15RUS. Два северных осетина ехали в гости к южным.
Мы долго, осторожно спускались с перевала. По сторонам дороги стояли занесённые снегом грузовики. Кое-где виднелись машины колёсами вверх, потерявшие равновесие при спуске. Спустя бесконечно долгое время водители въехали в какую-то деревушку и спросили у меня:
– А ты осетынский пырог пробовал?
Обнаружив моё досадное упущение, водители притормозили у маленькой столовой. В крохотном помещении была печка, топившаяся дровами. Хозяйка непрерывно месила руками тесто, лепила пироги и ставила их в печь. Отогрелись, отъелись – спасибо водителям! – и к полуночи прибыли в Цхинвали.
С трудом отделавшись от предложений переночевать, я миновал пешком полуночный, тёмный, обледенелый город и добрался до уже известной мне трассы на Гори. Асфальт был покрыт тонкой корочкой льда. Дорога шла на подъём, и вскоре рядом со мной, идущим вверх, забуксовал новенький микроавтобус. Подталкивая его сзади, я помог водителю одолеть крутой подъём. Машина шла в Гори и провезла меня до автомобильной развязки на пересечении с трассой Тбилиси – Кутаиси – Батуми.
Над Грузией бушевала метель, какой не видели здесь уже многие годы. Идя по правой обочине дороги, я не видел левой обочины. В притрассовой заправочной, равно как и на посту ГАИ, на ночлег меня не вписали – испугались, наверное. До города было далеко, и я решил дождаться какой-нибудь машины, которая бы вывезла меня из царства метели куда-нибудь в Кутаиси, на тёплую вписку.
Редкий сумасшедший отправится в путь на своей машине в ночь в такую погоду, но мне повезло. Два грузина на своей новой иномарке, купленной, по их словам, всего неделю назад, ехали «испытывать» покупку. Машина была скороходной, и в иную погоду мы были бы в Кутаиси часа в три ночи. Но погодные условия не способствовали нам. Вчера ещё в Грузии была почти по-летнему солнечная погода, а сейчас в свете фар не было видно ничего, кроме бесконечно валящегося снега. Гаишники на дорожных постах задерживали весь транспорт, но мои новые попутчики показывали свои важные удостоверения и – где быстро, где медленно – уговаривали пропустить их.
Мы были единственной машиной на дороге, взрезающей снежную целину. Встречных и обгоняющих не было вовсе. Не только я, но и сами водители не раз удивлялись, как им удаётся вычислять обочины и изгибы трассы.
В один прекрасный момент, когда в очередной раз видимость упала с двух метров до нуля, произошла авария. Я ударился головой о спинку переднего сиденья; грузины, вероятно, тоже во что-то ударились, так что я услышал поток русско-грузинских ругательств.
С трудом отворив двери, мы вышли наружу. Оказалось – машина ушла в левый кювет и сбила металлический дорожный знак – ограничитель скорости «40 км/час». Машина лежала на брюхе, впечатавшись в снег и слякоть. Рядом валялись пластмассовые обломки, отвалившиеся при ударе.
Оглядевшись, мы поняли, что нам очень даже повезло. Левый кювет, в который мы угодили, был весьма неглубок. А вот справа от дороги, никак не огороженная, протекала в глубоком ущелье быстрая горная река, и свалиться туда было даже более вероятно…
Вытащить машину втроём не удалось. Размешивая под ногами снег и слякоть, долго выглядывали на трассе какого-нибудь другого сумасшедшего. Минут через двадцать мы дождались своего счастья: подъехала «Волга», полная народа, и ввосьмером нам удалось-таки выкатить нашу новенькую, но уже потрёпанную машинку.
Итак: когда мы достигли, наконец, Кутаиси, было уже светло, и вписываться на ночлег к водителям было как-то несвоевременно. Поэтому я продолжил своё путешествие и на попутном автобусе выбрался, наконец, на Черноморское побережье в городе Поти.
Только сейчас, после четырёхсуточной гонки наперегонки с погодными условиями, я наконец попал во влажный субтропический климат. Метели и гололёда не было и в помине – снег здесь, вероятно, вовсе не выпадал. На очередном попутном автобусе я прибыл в Батуми, тем самым завершив первый этап большого путешествия.
* * *
На территории всего бывшего Союза был только один-единственный город с реально субтропическим влажным климатом – это Батуми, столица Аджарской автономии в составе Грузии. Здесь никогда не залёживается снег; и сейчас, когда всего в нескольких часах езды отсюда бушевали метели, здесь, среди пальм и мандариновых садов, температура не опускалась ниже плюс десяти.
Мандариновые сады, покрывающие всё побережье и склоны окрестных гор, ныне являются почти единственным товаром, которого в городе хоть завались.
Здесь хотя и не было гражданской войны, как в Абхазии или Южной Осетии, но бедность и запустение тоже проникли сюда. Несколько лет назад подача электричества зимой снижалась до нескольких часов в день; сейчас положение улучшилось, но свет всё равно отключают ежедневно. Хлеб, овощи и крупы стоят столько же, сколько в России, если не дороже. Раньше, в советские годы, толпы курортников посещали город; сейчас их стало значительно меньше, и город обеднел.
Я отправился на поиски места, где должен был встретиться с остальными автостопщиками послезавтра. Мы назначили встречу на железнодорожном вокзале, но вот незадача: вокзал в центре города представлял собой развалины, а единственный поезд Тбилиси – Батуми завершал свой путь в семи километрах от центра города, на станции Махинджаури.
Станция Махинджаури представляла собой обычную платформу. Здания вокзала не было. Расспросив народ, я убедился, что это и есть искомое место, куда прибывают единственный поезд и электричка. Следов других автостопщиков ни на старом вокзале, ни здесь не было, и я решил заранее озаботиться ночлегом.
Крутой горный склон, поднимающийся над набережной, был засажен мандариновыми садами. Я сидел на этом склоне и смотрел на заходящее солнце, спускающееся в Чёрное море. Море блестело и совсем не казалось чёрным. Было бы неплохо поставить палатку где-нибудь среди этих дерев, но, к сожалению, здесь бродили разные личности, в том числе охраняющие сады. Пришлось спуститься и вернуться в сумеречный город, где вскоре меня приютили на ночлег сторожа, охранявшие большое, помпезное здание – судя по архитектуре, какой-нибудь университет или дворец культуры.
Следующий день был посвящён плотским удовольствиям: покупал и разъедал хлеб с мандаринами, а также спал на берегу моря, греясь под лучами февральского солнца. Когда же настал вечер, я направился опять на место нашей встречи, станцию Махинджаури, и поставил палатку на крыше какого-то пустого курортного кафе.
6 февраля, суббота.
Место, где мы должны были встречаться, находилось в двадцати метрах подо мной. Как только рассвело, я собрал отсыревшую палатку и спустился вниз, на станцию, где уже стоял пришедший из Тбилиси утренний поезд.
В назначенный срок, в девять утра, на станции Махинджаури собралось семь человек. Как оказалось, первым в Батуми приехал Миша Кошелев. Он уже несколько дней бродил по городу и скучал. Вторым приехал я, а затем – Саша Казанцев, Андрей Петров, Миша Венедиктов и Паша Марутенков. Чудеса скороходности проявил Костя Шулов: он выехал из Москвы в ночь на 4 февраля, всего двое суток добирался от Москвы до Батуми и прибыл сюда прямо к сегодняшнему утру.
Не было видно Гриши Кубатьяна и Олега Моренкова. Что касается последнего, мы решили, что он, по своему обыкновению, передумал ехать. Эта гипотеза имела своё основание, ибо двое суток назад, когда Шулов второпях покидал Москву, Моренков ещё и не сподвигнулся выехать. Но отсутствие Гриши было подозрительным, и мы решили ещё немного подождать – к тому же другие участники поездки видели его на трассе под Воронежем. Десятый участник экспедиции Вовка Шарлаев и не ожидался нами, ибо собирался поехать в Турцию через Румынию.
Итак, мы рассказывали друг другу случаи и приключения, произошедшие с нами на участке Москва – Батуми, и ждали странно пропавшего Гришу Кубатьяна. Может быть, он передумал ехать? А если просто задержался? Тогда мы должны встретиться в Алеппо.
Пока мы раздумывали, покинуть ли нам сие место или подождать ещё, к нам подошли какие-то правоохранительные сотрудники, желая проверить наши документы. Во многих городах бывшего Советского Союза есть обычай выявлять приезжих на вокзалах и проверять у них документы, так что поначалу нас это не удивило.
– Все на месте? вас семь? а восьмой есть? – спросил один из проверяльщиков. Наверное, кого-то из нас они уже видели. Впрочем, вопрос о восьмом больше никто не поднимал.
Один из сотрудников, оказавшийся начальником уголовного розыска города Батуми, собрал наши паспорта и предложил нам проехать в город для «проверки личности». Как бы специально для нас, около вокзала стоял пустой микроавтобус с водителем. «Это был бы неплохой вариант, – подумал я, – все вместе доедем до города, потом позвоним домой, сообщим, что всё в порядке, затаримся мандаринами и поедем на границу.».
Нас подвели к микроавтобусу, а человек с нашими паспортами сел в легковушку, припаркованную рядом. Это было подозрительно (вдруг он хотел украсть наши паспорта?), и я напросился в машину рядом с ним. Остальные погрузились в микроавтобус, и мы поехали по красивой дороге вдоль моря и мандариновых садов, навстречу такому приключению, какого и не могли ожидать.
* * *
Четырёхэтажное здание Уголовного розыска стоит практически в центре города Батуми. Многочисленные его помещения наполняют разные сотрудники южного вида. Непонятно, чем они занимались до нашего приезда (ведь по словам одного из них, в Аджарии – ноль преступности), но с появлением автостопщиков у каждого из них появилась работа. Нас развели по разным комнатам, расспросили о том, о сём и заставили писать «объяснительные записки» – как, когда, почему и зачем мы приехали в Батуми, чем мы занимаемся, какой у нас род занятий и семейное положение, – под диктовку сотрудников УгРо, на корявом русском языке.
«Семейное обстоятельство моё таковое, что…»
У одного из нас оказалась при себе «Вольная энциклопедия». Как нарочно, первой статьёй Энциклопедии оказалась Абхазия, и книга пошла по рукам, вызывая различные споры и нарекания.
АБХАЗИЯ: небольшая страна на берегу Чёрного моря, – читали они. – Специфика: 1992—93 гг воевала с Грузией, с которой граничит с юга. – Правильно. – В результате стала фактически суверенным государством… – Пачему суверенным? Гасударством?
Сотрудники УгРо стали носить Энциклопедию из кабинета в кабинет (где нам продолжали ещё додиктовывать наши идиотские объяснительные записки) и зачитывать первые строчки оной. Как правило, на первых строчках все угорали, начинали смеяться или спорить, и только начальник УгРо сумел изучить книгу более внимательно.
– Кротов, это ты Кротов? А почему Аджария не написана?
– Потому что мы здесь ещё не были, вот и не описали, – объяснил я. – Теперь вернёмся из путешествия и напишем про Аджарию. В следующем издании.
Заинтересованный начальник УгРо вскоре выдал мне четыре лари (два доллара) с тем, чтобы когда выйдет новое издание Энциклопедии, я прислал ему по адресу УгРо: г. Батуми, ул. Тельмана, 48, Тенгизу Концелидзе. Я записал адрес и пообещал выслать книгу. (Так потом и сделал, выслал и одну, и другую книгу, с описанием всех наших злоключений и неприглядной роли самого Тенгиза в них).
Вскоре все объяснительные были дописаны, и мы и наши рюкзаки и паспорта собрались в одной комнате. Это был кабинет того самого начальника УгРо Концелидзе, с большим тяжёлым столом, длиной в полкабинета, с тяжёлыми стульями вокруг него и вдоль стен, с сейфом и городским телефоном. Двум из нас разрешили выйти в город – закупить мандаринов, которые оказались здесь необычно дёшевы. Пятнадцать килограммов этих фруктов обошлись нам в два лари – это 1$.
Дружелюбные сотрудники УгРо обещали вскоре отправить нас всех на микроавтобусе прямо до турецкой границы. Это был неплохой вариант. Мы ждали, но автобус всё откладывался. Наши попытки уйти самостоятельно приглушались мягко, но настойчиво.
Где-то в обеденное время в кабинет, где находились мы и несколько сотрудников УгРо, вошли два строгих человека в пиджаках, и резко потребовали у нас документы.
Мы лениво (опять!) достали свои загранпаспорта. Один из нас достал, вместо заграничного паспорта, внутренний.
– А где второй? Все давайте вторые! Четырнадцать паспортов должно быть!
Вместо четырнадцати паспортов их оказалось девять. Костя Шулов не стал признаваться в наличии внутреннего паспорта, а у большинства из нас внутренних паспортов и не было при себе. Люди в пиджаках собрали паспорта в стопку, взяли пачку «объяснительных» и направились к выходу. Я последовал за ними на лестницу.
– Куда пошёл?
– Туда, куда вы понесли наши паспорта, – ответил я.
– Вам туда нельзя! – ответил один из «пиджаков», а выскочивший вслед за мной из кабинета сотрудник УгРо затолкал меня обратно в кабинет.
* * *
Сотрудники УгРо угостили нас байками о том, что наши паспорта сейчас проверят и вернут, что сегодня вечером нас отвезут на турецкую границу и т.д.. Мы уже не особо верили этим байкам и ворчали; Костя Шулов, не спавший двое суток, разлёгся спать на мягких стульях кабинета.
Вечером, вспомнив, что автостопщиков байками не кормят, Концелидзе вывел нас на прогулку по сумеречному Батуми – до близлежащего кафе. На наши вопросы – где же паспорта, автобус и вообще? – Тенгиз отвечал уклончиво: что-де там послали запрос, а так как сегодня не успели ответить на него, завтра, мол, ответ придёт, и вас отпустят. В качестве моральной компенсации мы получили перекус в кафе за счёт начальника и вписку в его кабинете. Он же пытался угостить нас водкой, но так как мы дружно отказались, угостился ею сам.
Поужинав, мы вернулись в кабинет начальника УгРо, в котором нам предстояло провести ночь. Перед сном выпивший начальник предложил нам сыграть в шахматы, обещая выигравшему паспорт, свободу и 50$. Миша Венедиктов вызвался играть и выиграл 2:1, но проигравший слово своё не сдержал, отмазываясь тем, что ни нашими паспортами, ни деньгами он ныне не обладает. Опасаясь проиграть ещё чего-нибудь, Концелидзе пошёл домой, а мы остались ночевать в его кабинете.
7 февраля, воскресенье.
Настало утро. Мы проснулись и взялись за мандарины, засоряя кабинет начальника шкурками от оных. В десять часов утра начался рабочий день, и уголовные сотрудники, заглядывая в кабинет своего начальника, только дивились и тут же закрывали дверь, чтобы никто другой не увидел царящего в кабинете беспорядка. Натюрморт был замечательный: спальники, коврики, автостопщики, примус и корки от десяти килограммов мандаринов, тяжёлые стулья, перестроенные в кровати. Начальник пока не видел этого.
Телефонный звонок. Я снимаю трубку и здороваюсь по-грузински:
– Гамарджоба!
– Гамарджоба! Бур-бур-бур, – бормочет трубка по-грузински.
– Извините, Концелидзе напился и проспал, поэтому подойти к телефону не может, – по-русски объясняю я. Немое удивление в трубке.
Мы звонили по 09, по 02, в прокуратуру и т.п., но так и не могли выйти на странных людей в пиджаках, которые забрали наши паспорта. Как правило, нас пускали по кругу, по одному телефону давали другой и т.д., в результате нам дали телефон того самого кабинета Тенгиза, где мы сейчас находились.
А попытки дозвониться до Москвы не были успешными – к сожалению, телефон работал только внутри города.
Однако, бдительность сотрудников УгРо республики Аджарии была на низком уровне. В это утро никто не присматривал за нами, а на первом этаже охранник вполне удовлетворился моим объяснением, что я пошёл за хлебом. Отойдя подальше, я нашёл переговорный пункт и позвонил в Москву, родителям, известив их о следующем: нас семеро прибыло в Батуми, всех нас вчера задержали менты, прошу пока не беспокоиться. Сообщив о ситуации, я купил лаваш и, как ни в чём ни бывало, вернулся в кабинет начальника. Несмотря на слабую бдительность охранников, смыться и продолжать наше путешествие мы не могли, ибо не имели паспортов.
Телефонный звонок. Я снимаю трубку.
– Гамарджоба, бур-бур-бур, – бормочет трубка.
– Гамарджоба, кабинет ментов слушает, – отвечаю я, – ментов нет на месте, все играют в шахматы!
Удивление в трубке.
Кто-то из сотрудников УгРо оставил в кабинете свою рацию. Интересно, как она работает на передачу? Наверное, надо нажать эту кнопку? или другую?
– Внимание всем! В городе Батуми, на улице Тельмана, 48, задержаны семеро русских путешественников. Вчера утром у них отобрал паспорта Тенгиз Концелидзе. Просьба ко всем сотрудникам отыскать эти паспорта и вернуть немедленно по адресу: улица Тельмана, 48, второй этаж.
Я повторил четыре варианта этой речи при разных нажатых кнопках. Никакого эффекта не последовало, паспортов никто не принёс. Однако, вскоре начался переполох в коридоре; распахнулась дверь, в кабинет вскочил порозовевший Концелидзе (он всё-таки проснулся) и громко возмутился:
– Кто пользовался рацией??
Рацию у нас отобрали, а вскоре нас со всеми рюкзаками перевели на третий этаж, в большой актовый зал с паркетным полом и тяжёлыми, пыльными шторами. В зале было пять окон (из которых три – без стёкол), деревянная кафедра для чтения речей, герб (не то Грузии, не то Аджарии) на стене и рояль.
Мы не хотели заселяться в продуваемый ветрами актовый зал, но желание сотрудников было так велико, что они тотчас начали «застеклять» окна полиэтиленом, и нам пришлось подчиниться.
В этом актовом зале мы и провели весь воскресный день. За нами следили более бдительно, чем утром – приставили охранника. Нам с Мишей Венедиктовым разрешили (под конвоем) сходить на базар, где, после непродолжительного торга, мы приобрели целый ящик мандаринов (не менее двадцати килограммов!) за два с половиной лари (чуть больше одного доллара). Купили и хлеба, а затем вернулись в зал, где поеданием мандаринов и скрашивали день заточения.
8 февраля, понедельник.
В десять утра у уголовных сотрудников города Батуми начинается рабочий день.
В 10.15 утра я отпросился из актового зала в туалет, но, вместо него, подошёл к дверям известного нам кабинета. Оттуда доносилась непонятная грузинская речь. Открыл дверь – там уже не было такого хаоса, как вчера; ни одной мандариновой шкурки! На главном кресле сидел столь уже надоевший нам Тенгиз Концелидзе, а по обеим сторонам длинного стола и вдоль стен на стульях – человек двадцать сотрудников УгРо. Многие лица уже знакомые: вот те, кто диктовал нам идиотские объяснительные записки, вот наши охранники… Совещание.
На скрип двери все разом обернулись и замолчали.
– У меня – один вопрос. Когда – отдадут – наши паспорта?
– …Ваши паспорта отвезли в Тбилиси в министерство. Сейчас уже едут обратно. Сегодня вечером отдадут.
– Кто – фамилия-имя-отчество – приказал нас держать?
– Вот отдадим паспорта, и скажем.
