Антон Ерохин
Обратно на север. Кровавой поступью
Шаг первый "Ночь перед боем"
Ночь перед боем
Спустя многие годы, когда уже истлели не только угли погребальных костров, но и память о тех «светлых» временах его Преосвященство и имя Братислан помнили только его ярые последователи, да и те переводились год от года. В эпоху разжиревшей бюрократии, светом новой войны стало недовольство притесненных.
Дверь таверны распахнувшись ударила о стену, из дверного проема, задев косяк, вывалился Боров. Покачиваясь, он пристально вглядывался в расплывающуюся картину, которую неуемно штормило. Прищурив глаза, пустым взглядом он шарил по сторонам, пытаясь вспомнить, откуда он пришел. Икая, Боров изрыгал неразборчивые ругательства, которые сыпались на обходящих его людей. Булькающая брань, приправленная зловонной отрыжкой дешёвого вина, рассыпанным горохом катилась по сторонам. Боров шатающейся походкой направился в кажущемся ему нужном направлении, спотыкаясь, сталкиваясь с нерасторопными прохожими, которые не успели убраться с его пути. Огни, которые для ориентира выбрал Боров, плясали и подпрыгивали на горизонте. Он тряхнул головой, пытаясь поставить на место сбившиеся линзы зрачков. Прохлада вечернего ветерка помогала привести голову в порядок.
Отряд под командованием Ворлая служил императору Диосу, встав на его сторону в борьбе с «красной чумой». Придя в город месяц назад, отряд был сразу закреплен за этим участком, расположенным на западной стороне городской стены. Укрепление расползалось, распирая пузатыми боками старую часть города, которая внешней частью скатывалась каменистым обрывом, падая в море. С него и приносилась спасительная прохлада.
Путь от таверны до бастиона, где располагался отряд в котором сержантом служил Боров, оказался не близким.
В голове сержанта светлело с каждым пройденным кварталом. Мощеная дорога расходилась развилкой. Одним рукавом дорога уходила вверх, петляя, тянулась улочкой с осевшими домами до парка, где тропинкой пропадала в тени деревьев. Борову не хотелось топать на подъем, и он повернул в другую сторону. Второй рукав уводил на «веселую улицу», так ее называли местные. Улица плавно сползала вниз, крыши находящихся на ней заведений ступеньками следовали за ней, сменяя друг друга, красуясь вывесками, теснились разные строения. Нечестивым падением уводила она любого, оказавшегося на ней. Таверны, бордели, лавки ростовщиков, игорные дома, гостиницы. Здесь каждый мог найти для себя заведения по вкусу. Улица была полна праздно шатающимся народом, сбивающимся в стаи по интересам у облюбованных мест. На этой улице не было дорогих домов, и по ней не гуляли благородные люди, зато отребья любых мастей было вдоволь.
Хмель отступал. Затянув веселую шутливую песню, он по наклонной спускался вниз по улице. Походка еще не приобрела уверенность, потому он наталкивался на прохожих. Матерясь, отмахивался и продолжал свое неспешное шествие с протяжным пением.
Как у любого солдата удачи, у Борова тоже имелся свой список слабостей, которым он с наслаждением потакал в любое свободное от службы время. Весь поход выходного дня был привычно проложен через череду заведений. Обычно такие походы начинались с веселой попойки в таверне, после, из-за вспыльчивого характера сержанта, переходили к драке. Эти два пункта он особо любил. Третьей, заключающей слабостью, были женщины, на поиски которых он и направлялся сейчас.
Идя и шатаясь, Боров очередной раз налетел на людей – теперь это оказалась компания щеголей, которые, заскучав в верхнем городе, направились на поиски приключений. Выбранный маршрут завел их на эту улицу, столкнув с поющим пьяным солдатом. За последний месяц город переполнился солдатами и наемниками с разных концов империи. А в этом месте их было всегда много, они праздно слоняющихся по всем районам города.
Маленький человек с напудренным лицом, нахлобученной широкополой шляпой с длинным пером, в дорого пошитом сюртуке зеленого цвета, с вышивкой золотой нити, что-то громко рассказывал своим приятелям, бурно жестикулируя и смеясь, не заметил прохожего, на которого натолкнулся. Толчок угодил Борову в живот, переполненное нутро взбрыкнуло, выплеснув на влетевшего в него прохожего рвотный поток. Лицо сержанта расплылось в улыбке от вида бедняги. С полей шляпы сползала блевотина, дорогое перо склеившись опало. Франт беззвучно шлепал губами, убирая с лица остатки внутреннего негодования оппонента. Протерев слипшиеся глаза, он заорал: – Грязное животное! За это ты поплатишься жизнью! – Глядя снизу вверх, в глупо улыбающуюся, пьяную рожу Борова, коротышка схватился за дорого украшенный чеканкой эфес шпаги, – Моли о пощаде.
Клинок замаячил у кончика носа сержанта, от чего его снова замутило, он подавил поднимающую волну. Франт не успокаивался, поддержанный своими спутниками, продолжал сыпать оскорбления. Боров, устало выдохнул, виновато пожал плечами, двинулся вперед. В грудь уперлась шпага, хитрое жало прорезало куртку, проникла сквозь кольчугу. Пробив плоть, уперлась, царапая ребро. Боров, оторопел. Выпучил глаза, глядя на изогнувшийся клинок, входящий в его грудь, и растущее кровавое пятно. Ледяной клинок жаром опаливал грудь, в голове промчался вихрь, разгоняя пьяный дурман. Франт улыбался растягивая раскисший грим. Размокшие поля шляпы пошли волнами, потеряв идеальную окружность, местами заворачивались вниз.
Боров отпрянул, клинок выпрямился, выскочил из груди. Быстрый шаг, и резкий удар проломил челюсть смеющемуся противнику, белым жемчугом зубы рассыпались по мостовой. Схватив юношу за грудки, Боров подтянул его к себе. Рассмотрев нанесенный урон, разочарованно хмыкнул. И силой нанес удар головой. Переносица франта хрустнула, проваливаясь в череп, заполняя лицо отеком и окрашивая его в пурпурные цвета. Боров отшвырнул безжизненное тело, которое ударившись о стену, поломанной куклой сползло и затихло. Выпавший на мощеные камни расшитый мешочек звякнул монетами. Сержант поднял забрызганное кровью лицо на онемевшую компанию, буднично спросил.
– Господа, вы не против, если я возьму плату за испорченный вечер?
Не ожидая ответа, он подхватил мешочек с монетами. Компания расступилась, пропуская покачивающегося Борова, который затянул продолжение прерванной песни и направился в расположение. Вечер был закончен.
Шаг второй "Алчный блеск"
Алчный блеск
– Я за любое дело, лишь бы после него в кармане звенело, продолжай, в чём суть-то, – икнул Боров.
Капрал Котт усевшись на кровать у мучившегося от головокружения Борова. Бегающие глазки капрала Капрал сверлили Борова, в нечесаной рыжей бороде сверкали прорехами зубы. Заговорил он прерывисто и быстро, будто стругал палку:
– Есть одно дельце. В башне. Та что на западной стороне замка. Там, как мне поведала моя троюродная сестра. Сидят «чернокнижники», они золото превращают из меди. От того у нашего нанимателя его немерено. – Боров не веря цыкнул. Но Котт, продолжал не обращая на это внимание. – Но есть проблема, туда мало кого впускают. Она охраняется круглосуточно. И я тут подумал, что сегодняшний ночной обстрел будет нам в помощь. Граф Идит призвал почти всех на оборону и ремонт проломов. Большинство гвардейцев заняты тушением пожаров и борьбой с мародерами. В некоторых частях волнение переросло в уличные стычки. Кстати там Восль со своими. Ну, так о чём я? А!!! так мы в эту неразбериху свои дела и сделаем.
Боров поглаживал перевязанный бок, после вечерних прогулок ему все же пришлось обратиться к Грасу за помощью. Лекарь обработал рану и дал еще порошок от похмелья, приговаривая: «завтра тяжелый день» Сержант уже перестал удивляться многочисленным родственникам капрала. Где, бы не стоял их отряд, в какой бы захудалой деревушке они б не оказывались, Котту везде удавалось находить кого-нибудь из своей родни. И во всех случаях у его родственников имелись нужные ему сведения. Этот раз был так же не исключением, ведь отряд пробыл в Мире достаточно долго, чтобы поиски капрала увенчались успехом.
– И как она туда попала? – Борову удалось натянуть рубаху. Покачиваясь, он подошел к окну, уставился на башню, продолжая слушать быструю путанную речь Котта.
Капрал не сбавлял обороты, казалось, что у него остался последний миг и чтобы успеть всё рассказать. Его предположения о несметных сокровищах доходили до абсурда.
Развернувшись к рассказчику, Боров облокотился на стену, сложив руки на груди, принял вид благодарного слушателя. – И каков твой план? – вопросительно приподняв бровь уточнил сержант.
Котт, самодовольно улыбаясь, выпучил грудь колесом, деловито изрек:
– Пришли, взяли, ушли.
После того, как "продуманный до мелочей" план был изложен, собеседники погрузились в раздумья. Боров одарил Котта тяжелым отцовским взглядом, Который доставил капралу еще больше неудобства. Тишину прерывала лишь трескотня горящих свечей, да нетерпеливое ёрзанье капрала.
Льстивая и мягкая натура капрала Котта, его нарочитое дружелюбие и невероятное чувство выгоды нравились Борову. Чутьё капрала при краже или покупке чего-либо всегда сулили сержанту хорошие барыши.
План, Который был прост до безобразия, работал исправным механизмом, отчитывая минуты и расстояния.
До башни они добрались вонючими закоулками, где по пути не встретили и души. Это часть города мирно дремала, она находилась далеко от стен, которые с заката засыпали зажигательные снаряды. Здесь же горожане воспользовались своей привилегией, спокойно спали. Даже, самые отчаянные не рисковали шастать по улице в комендантский час.
От ночных патрулей утаивала тень подворотни, в которой они скрывались, ведь свет факелов появлялся раньше солдат. Воришки добрались до башни, где миновав задремавшего гвардейца пробрались в неё.
Ночной ветерок, гуляющий по тёмным коридорам, поддразнивал пламя факелов, наигрывал мелодию для пляшущих теней. Легкие шаги, шуршание которых отдавалось эхом, уносило под свод. Пройдя пару пролетов винтовой лестницы, Котт осторожно выглянул в нужный им коридор, прислушался, довольно кивнув. Отсчитав нужную им дверь, они прильнули к ней, прислушиваясь. Котт довольно хмыкнул, одарив сержанта самодовольной улыбкой, принялся открывать замок. Щелчки отпираемого механизма ускоряли ритм сердца. Издав последний щелчок, дверь подалась вперед, заставив воров замереть.
Комната, которая, по словам наводчицы должна была быть набита до потолка золотом и другими ценностями, разочаровывала своим видом. Посередине стоял грубо сколоченный стол, сверху "золотом" поблескивала медь. На стеллаже подпирающим стену, "алмазами" переливались различные склянки и серебром поигрывала ртуть. Пройдя по комнате, Боров недовольно хмыкнул. – Мы богаты, как короли.
Старые книги с избитыми корешками и затертыми уголками, стопками стояли вдоль стен. Огромный фолиант с заложенной страницей, возлежал на высоком постаменте, где на открытых страницах говорилось о неминуемом падении мира.
Котт виновато потупил взгляд, ему впервые пришлось так опростоволоситься. Чутьё, которым он славился, нашептывало ему, что здесь есть чем поживиться. И несмотря на досаду сержанта, уже вышел в коридор, он продолжил поиски тайников. Привычно обшаривая комнату, его рука нащупала потаи, скользнувший палец щелчком разбудило старое устройство.
Обрадованный капрал аж взвизгнул от удовольствия. Предвкушение большого куша роем насекомых щекотало нутро.
Из проема потайной двери, тяжелой волной ударило вековой затхлостью, поток пыльного воздуха сдавил горло. Кашель рвался, ошпаренной кошкой, расцарапывал горло.
По коридору разбегались перепуганные тени. Шаркая ногами, проснувшийся караульный делал свой обход. Свет факела приближался к раскрытой двери, воры застыли. Боров машинально вытянул клинок, Котт неодобрительно покачал головой, накрыл его рукой, заставив вернуть нож на место. Капрал беззвучно притворил дверь, и прильнул к ней ухом. Отблески огня промелькнули в щелях под ней. Ругая службу и своего отца, Который желая лучшей участи, пристроил его в городскую стражу, солдат пропал в глубине коридора.
Котт отпрянул от двери, на четвереньках добрался до стола, кресало взметнулось пучком пойманных звезд, разбуженное маленькое пламя, накрыло воришек безопасным куполом света. От стола Котт и Боров пошли в тайную комнату, аккуратно разводя занавески паутины. Комната в лучах тусклого света раскрывала картину.
– Смерть. «Ей мы никогда не будем забыты», – прошептал Боров.
Котт предусмотрительно шагнул за спину подельника, отдав ему фонарь.
Боров приблизился к столу, за которым сидело в истлевшем балахоне забытое временем и людьми высохшее тело монаха. Некогда черное одеяние висело на высохших плечах рыболовной сетью. Рука сжимала длинную палочку, бывшую когда-то пером, так и застыв над сгнившей бумагой. Разбуженная вековая пыль взвилась, кружа повсюду, наполняла комнату загробным шепотом. Котт не двигался с места, страх путами связал ему ноги. Сержант, обойдя комнату, не приметив ничего ценного, направился к выходу, говоря Котту, что тот теряет хватку.
Прощальный луч фонаря откликнулся цветом богатства и власти, отблеск нашел своего соглядатая. Золотое сияние околдовывало капрала, ослепляя безумной алчностью. Котт ринулся к источнику, сорвал с груди покойника медальон, при этом оторвав ему голову, победоносно поднял его над собой. С той триумфальной улыбкой на лице, с которой дети взбираются на кучу, побеждая в игре «царь горы». Голова монаха, прокатившись по комнате, ударилась о сапоги сержанта, уставилась на него провалами глазниц. Иссохшее лицо приоткрыло рот, зияя черной пустотой, кашлянуло пылью: «Ты».
Боров остолбенел, вопросительно взглянул в серое лицо Котта, осознавая, что это ему не причудилось, попятился из комнаты. Котт пришел в себя, завизжав пойманным поросенком, спотыкаясь в полумраке, устремился к выходу.
Шарканье по коридору возвращалось. Свет факела заискивающе, вновь просочился под дверь. Сержант в три прыжка преодолел комнату, рывком открыл дверь, пустив в испуганное и удивленное лицо караульного, снаряд, которым оказался тот самый большой фолиант. Бедолага отлетел, ударившись о стену, заполнив коридоры перекатистым стальным перезвоном, обмяк. А Котт и Боров нашкодившей шпаной кинулись по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.