Марья Ивановна – Антон Чехов

Редкая ситуация для Чехова, когда он идёт на разговор с читателем. Любым человеком, который знакомится с текстом рассказа в журнале. Таким, каким его представляет себе Антон Павлович. Попытаюсь написать портрет этого читателя.

Он очень много читает, так как с первой строки – «В роскошно убранной гостиной, на кушетке, обитой темно-фиолетовым бархатом, сидела молодая женщина лет двадцати трех. Звали ее Марьей Ивановной Однощекиной», сразу начинает возмущаться – «Какое шаблонное, стереотипное начало!» Потому что наш читатель – искушённая личность, избалованная рассказами с «роскошно убранными гостиными». Чехову остаётся только извиниться за неудачное начало.

Но следующая строка заставляет читателя сердиться – «Ну, вот, вот… Так я и знал. Молодой человек и непременно двадцати шести лет! Ну, а дальше что? Известно что… Он попросит поэзии, любви, а она ответит прозаической просьбой купить браслет. Или же наоборот, она захочет поэзии, а он… И читать не стану!»

Антон Павлович продолжает – «Молодой человек не отрывал глаз от молодой женщины и шептал:– Я люблю тебя, чудная, даже и теперь, когда от тебя веет холодом могилы!» А читатель уже вышел из терпения и начинает браниться – «Чёрт их подери! Угощают публику разной чепухой, роскошно убранными гостиными да какими-то Марьями Ивановнами с могильным холодом!»

Тут-то Чехов и допускает стратегическую ошибку! Он начинает оправдываться тем, что у него лихорадка, а писать рассказ надо, так как из четырёх литераторов, которые могли бы написать что-нибудь для заполнения места в журнале, в данную минуту это сделать может только он один. Остальные трое никак не могут. Нельзя ему не писать этот рассказ!

При этом Антон Павлович жестко режет правду-матку в глаза читателей, что нельзя заполнять номера газет и журналов читательскими произведениями, что те шлют в редакции – «Из ваших тяжелых пудов едва ли можно выбрать маленький золотничок, да и то с великой натяжкой, с великим усилием».

Да! Чехов считает, что, нельзя ни на один день «закрывать всю текущую литературу». «Если мы уйдем и оставим наше поле хоть на минуту, то нас тотчас же заменят шуты в дурацких колпаках с лошадиными бубенчиками, нас заменят плохие профессора, плохие адвокаты да юнкера, описывающие свои нелепые любовные похождения по команде: левой! правой!» Господи! Антон Павлович! Это уже давно произошло! Литературу отечественную давно захватила толпа графоманов, те самые «шуты в дурацких колпаках с лошадиными бубенчиками»! На кого же Вы нас оставили!!!

Фраза – «Садитесь же поскорее, излагайте ваши глубокие, великолепные мысли, напишите целые три пуда и пошлите в какую-нибудь редакцию. Садитесь поскорей и пишите! Пишите и посылайте поскорей! И вам возвратят назад».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 258

Довольно необычный рассказ Чехова, в котором он для прямого разговора с читателем использовал довольно оригинальный композиционный прием, позволившим ему высказать свое мнение о значении повседневной работы литераторов, пишущих для ежедневных изданий. Прием умолчания об истинном предмете повествования был довольно распространен в юмористической прессе, где он служил созданию эффекта неожиданности в конце и не только. Начинаешь читать и сразу возникает мысль,что об этом читал уже много раз, что подтверждает и сам автор: – Какое шаблонное, стереотипное начало! – воскликнет читатель....

Тут уж читатель выйдет из терпения и начнет браниться:

– Чёрт их подери! Угощают публику разной чепухой, роскошно убранными гостиными да какими-то Марьями Ивановнами с могильным холодом! Однако конец рассказа поражает своей неожиданностью.