«Под вербное воскресение в Старо-Петровском монастыре шла всенощная. Когда стали раздавать вербы, то был уже десятый час на исходе, огни потускнели, фитили нагорели, было всё, как в тумане. В церковных сумерках толпа колыхалась, как море, и преосвященному Петру, который был нездоров уже дня три, казалось, что все лица – и старые, и молодые, и мужские, и женские – походили одно на другое, у всех, кто подходил за вербой, одинаковое выражение глаз. В тумане не было видно дверей, толпа всё двигалась, и похоже было, что ей нет и не будет конца. Пел женский хор, канон читала монашенка…»
Прочитал сегодня обстоятельную рецензию замечательной Ludmila888 на этот рассказ. У нас так повелось, что если один пишет рецензию на произведение Чехова, второй обязательно комментирует. Я бы и сегодня не отступил от этого порядка, но «комментариев» набралось так много, что решил ответить рецензией же. Поэтому, не судите строго, дорогие читатели, если буду апеллировать к Людмиле, у нас с ней уже было два тура таких обменов рецензиями, по «Студенту» и по «Скучной истории».Соглашусь с Людмилой, что в рассказе поднимается тема обыкновенного человека и его имени, эти векторы подмечены ею верно. И аналогия с Чацким – верна, правда, сама Людмила о Чацком не помянула, но она напрашивается, согласитесь, оба провели какое-то время за границей, оба возмущены неразвитостью, глупостью и пустотой соотечественников. Зато Людмила провела четкие аналогии со «Скучной историей» и с «Фаустом», и с этим тоже сложно не согласиться.А теперь то, чем я хотел бы дополнить. Рассказ ведь недаром называется «Архиерей», ни «Профессор», ни «Генерал», ни «Статский советник», каждого из предложенных нельзя отнести к «обыкновенным людям», однако же, Чехов настаивает на представителе духовенства. И мне кажется, что отталкиваться здесь нужно от этого факта, тогда рассказ приобретает мощное антиклерикальное и гуманистическое звучание.Вот и Николаю Степановичу из «Скучной истории» и преосвященному Петру (Павлу) из «Архиерея» не хватало «чего-то очень важного». При рассуждениях о герое из «Скучной истории» стало уже общим местом отмечать, что веры ему не хватало, была бы вера, всё было бы иначе. Так вот – верующий, еще как верующий, а всё то же, не хватает ему чего-то важного, так значит, не о вере идет речь.О чем же? Рискну предположить, что речь идет о смысле жизни. Но позвольте, скажете вы, один всю жизнь наукой занимался, другой – духовную карьеру строил, вот же он – смысл их жизней. Всё так, да не так. Оба героя взяты автором не в момент апогея их деятельности, а на излете, когда обоим им приходит понимание, что жизнь подходит к концу, и тут обнаруживается зияющая пугающая пустота.Архиерей находит некоторое утешение в воспоминаниях детства, того времени, когда мир казался огромным и удивительным, когда были возможны любые чудеса и оправдывались любые ожидания, вот это действительно было время прикосновения к вечному и божественному, недаром дети не верят, что они когда-нибудь умрут.А вся его «взрослая» жизнь была суетой суетной, сугубо мирского содержания по сути своей, несмотря на служение Богу. Вот и раздражение, сопровождающее его в последние дни жизни, не на русских людей он раздражается, а на мирскую суету уходящего от него мира, потому в последний момент за границу захотел, что «хорошо там, где нас нет», а был бы за границей – потянуло бы на Родину.Однако же, прожил он жизнь праведную – умереть накануне Пасхи, таким «подарком» Господь удостаивает истинных праведников, архиерею даже не понадобилось для этого помогать деньгами сестре и её детям, достаточно было только пообещать, да и о матери девять лет не вспоминал, и даже не узнал её сначала, тоже обошлось, даже «посветлело» ему перед кончиной, может и правда, постукивая палочкой, отправился прямиком в рай.Только кому от этого тепло, все быстро позабыли этого архиерея, слился он в памяти людской с другими архиереями, обезличился. И только старушка-мать хранит о нем память, так ей положено – она мать, а вот придет скоро её черед – помрет, и был ли мальчик Павлуша или преосвященный Петр, или не было его… Всю жизнь спасался и не смог ничего спасти, что он оставил миру после себя – только поток предсмертной рефлексии, да и тот он забрал с собой в могилу. Пустоцвет.
«Никто не хочет любить в нас обыкновенных людей» (А.П.Чехов – А.С Суворину, 1888г). «Архиерей» – один из поздних рассказов Чехова, написанный в 1902 году. Антону Павловичу тогда было 42 года, примерно столько же и его герою. К теме человека и его имени Чехов уже обращался и раньше (например, в «Скучной истории»). Важное место ей отведено и в «Архиерее». В рассказе проиллюстрирован конфликт между личностью, индивидуальностью человека и его социальной ролью, которая оказывается преградой для взаимопонимания и искреннего общения с окружающими. Высокий сан становится для героя своеобразным футляром-оболочкой, мешающим другим людям (и даже родной матери!) разглядеть в нём живую и страдающую от одиночества душу. И не было ни одного человека, с кем можно было бы отвести её. После 8 лет, проведенных за границей, архиерея сердили неразвитость и глупость русских просителей, пустота и мелкость их просьб. Преосвященный Пётр мысленно возвращается в счастливое и наивное детство, тоскуя по нежности и чуткости матери, когда он бывал нездоров. Теперь же она в разговоре с сыном заметно стесняется, придавая лицу и голосу робкое выражение, а «всё прошлое ушло куда-то далеко, в туман, как будто снилось…».
В позднем творчестве Чехов позволяет своим героям уходить от запутанного и ставшего ненавистным образа жизни. В «Архиерее» тоже звучит этот мотив ухода от привычного положения вещей, оказавшегося невыносимым, к чему-то манящему и освобождающему. Причём речь идёт не только о пространственном перемещении, но и о психологическом раскрепощении. Подобно профессору Николаю Степановичу, ясно осознавшему, что у него «нет чего-то главного, чего-то очень важного» («Скучная история»), архиерею тоже «всё ещё казалось, что нет у него чего-то самого важного» («Архиерей»). Хотя «он веровал, но всё же не всё было ясно, чего-то ещё недоставало». Оба чеховских героя (и глубоко верующий архиерей, и выдающийся учёный, не ищущий успокоения в вере) оказались в фаустовской ситуации. И каждый из них, попав в свой заколдованный круг, испытывал неудовлетворённость и бессилие перед действительностью, томление духа и психологическую отчуждённость от собственного громкого имени, придавившего в них живого обыкновенного человека. «Я хочу, чтобы наши жены, дети, друзья , ученики любили в нас не имя, не фирму и не ярлык, а обыкновенных людей» (А.П.Чехов «Скучная история»).Преосвященный Пётр лишь перед смертью ощутил желанное освобождение от груза своего высокого звания: «представлялось ему, что он, уже простой, обыкновенный человек, идет по полю быстро, весело, постукивая палочкой, а над ним широкое небо, залитое солнцем, и он свободен теперь, как птица, может идти, куда угодно!». Какое же поле здесь имеет в виду писатель? Сразу мне вспоминается широко известная чеховская запись (парафраз на разговор в «Фаусте» о вере в Бога): «Между „есть Бог“ и „нет Бога“ лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский же человек знает какую-либо одну из этих двух крайностей, середина же между ними не интересует его; и потому обыкновенно не знает ничего или очень мало» (А.П.Чехов). Так как «истинный мудрец» – это и есть Фауст, то в «Архиерее», как и в «Скучной истории», мы слышим отголоски трагедии Гёте. После предсмертного внутреннего освобождения архиерея исчезает всё поверхностное и наносное, в том числе и отчуждение между сыном и матерью, которая наконец-то назвала его Павлушей (а не «ваше преосвященство»), установив тонкий баланс между церковным (Пётр) и мирским (Павел) именами героя. Как и в другом пасхальном рассказе «Студент», в «Архиерее» прослеживается неразрывная связь прошлого с настоящим. Преосвященный умирает, а на другой день – Пасха, «одним словом, было весело, всё благополучно, точно так же, как было в прошлом году, как будет, по всей вероятности, и в будущем». Но яркая картина светлого праздника, как это ни странно, не остаётся заключительным аккордом пасхального произведения, а плавно переходит в повествование о краткой жизни архиерея в памяти людей. Видимо, таким образом Чехов осложняет финал, добиваясь эффекта контрастного равновесия между воскресением и забвением, оптимизмом и пессимизмом. «Нет подходящих соответствий И нет достаточных имён» (Гёте «Фауст») для чёткого и безошибочного ориентирования человека (религиозного или не очень) в этом мире…
Люблю творчество Чехова всем сердцем. Как же глубоко и проникновенно он рассказывает о человеческих взаимоотношениях! В его творчестве можно встретить произведения и о дружбе, и о любви, а данный рассказ посвящён теме отношений матери и взрослого сына, к тому же красной нитью проходит тема религии.В «Архиерее» мне понравилось всё. И атмосфера христианских праздников и мероприятий в период Пасхи, и описание чувств и мыслей главного героя, и возможность поразмышлять над тем, как изменились отношения между преосвященным и его матерью, Марией Тимофеевной. Вообще всё в рассказе имеет отношение к религии. Например, сам главный герой, архиерей Пётр, много размышляет о лицемерии, которое видит вокруг себя. Просители готовы чуть ли не в ногах у священников валяться, когда им что-то нужно, а на самом-то деле просьбы их пустые.Видит он и то, что его сан является преградой даже между ним и старушкой-матерью. Если раньше она вела себя с ним по-родственному, то сейчас словно благоговеет перед ним, не решается даже на «ты» к нему обратиться. Конечно, это вина не религии, а того, как сами люди воспринимают служителей церкви. Вот только Пётр (в миру Павел) совсем не радуется, заметив такую пропасть в своих отношениях с матерью.Для меня этот рассказ не столько о последних днях жизни священника и его размышлениях, сколько о материнской любви. В финале рассказа эта мысль раскрывается: мы видим, что через некоторое время все уже забыли об архиерее Петре и быстро нашли ему замену, но в сердце матери он продолжал жить.Прекрасное произведение, как и все остальные работы Антона Павловича Чехова.