Лена смотрит на подъезд своего дома, видит, что слежки нету. Роман Николаевич не выдал Лену. Дедушка жил в соседнем с Леной доме. Возле его дома тоже не было излишней активности, как успела посмотреть Лена, когда пробиралась к своему дому. Дедушка на допросе сказал что это была девушка которую тот провожал вечером, что бы она не заблудилась и не попала в беду. Дедушку допрашивали долго и с пристрастием. Деньги оккупанты конечно же присвоили, но вот содержимое портфеля им, простым полицейским, было не понятно. Не добившись от дедушки ответа его отправили в заточение в отдел госбезопасности для дальнейшего разбирательства.
Лена зашла в свой подъезд, поднялась на шестой этаж пешком, всё также осторожно открыла квартиру ключом и проскользнула в дверь. Её родители, с которыми она жила в хорошо но скромно обставленной двухкомнатной квартире, сидели в креслах перед телевизором, вещавшим пропагандистские передачи круглосуточно. Отец читал газету «Завтра», в которой работали они оба с женой. Мать была корректировщиком, отец – наборщиком. Хоть они и знали тексты будущих газет – оголтелое очернение повстанцев и восхваление «достижений» оккупантов, они всё равно послушно их перечитывали вновь каждый выпуск.
– Лена где ты была? – спросила мать чуть более озабочено чем обычно равнодушно.
– Я была у подруги. Я приболела и осталась у неё.
– Но я звонила твоей подруге, – с претензией произнесла мать Лены, полная добродушная женщина сорока пяти лет. Она была дочерью дедушки Лены.
– Я ночевала у Оли, потом съезжала от неё, потом снова у неё была… – отбрехалась Лена и прошла в свою комнату.
Лена, быстро переодевшись в удобную одежду и накинув сверху серый комбинезон, спешно собрала вещи первой необходимости в рюкзак: зубную пасту и щётку, запасное нижнее бельё, нож канцелярский, скотч, огниво и прочее. Всё это она приготовила для побега с дедушкой. Кроме того она сунула в рюкзак свою рабочий белый халат и бэйджик.
Изредка Лена выглядывала в окно, что бы вовремя увидеть патрульную машину и скрыться, если она появится. Но внизу никого не было. В комнату Лены зашёл отец – худой высокий мужчина очень интеллигентного вида.
– А почему ты даже не поздоровалась?
– Ах, простите, что не сделала вам поклон!
Родители Лены были равнодушны к её проблемам, вырастив её до поступления на работу, и посчитав таким образом свой долг перед ней выполненным. Хоть жили они и хорошо и не знали ни в чём нужды, но Лене не нравилась такая жизнь – она знала, что такая жизнь – просто существование. Лена не любила родителей за их позицию. За их молчание и потакание режиму. В небольшой квартире им было тесно и физически и морально. Лена давно искала повода уйти и вот он появился. Лена любила своего дедушку больше чем своих отца и мать.
– Меня кто-то искал?
– Нет, а должны были?
– Вас то точно не тронут, случись что…
– Что ты себе позволяешь, дочь?! О чём ты говоришь?
– Деда арестовали! Вы знали?
– За что, что произошло? – вошла в комнату Лены и спросила встревожено мать.
– А разве важно? Они хватают кого захотят!
– Деда выпустят, не переживай, готовься к Балу лучше, – проговорил спокойно отец.
– Вы малодушные негодяи! – истерично выпалила Лена.
Лена накинула на плечо небольшой чёрный рюкзак и вышла из комнаты в зал.
– Ты куда?! – бросил в след Лене отец.
Мать озабоченно перебирала книги, слыша переговоры дочери и мужа за стеной.
Лена вышла из комнаты и направилась к матери.
– Ты куда собралась?
– Прочь отсюда, от вас, к повстанцам. Спасать Россию.
– Но они же враги…
– Враги это вы! – в сердце Лены что-то ёкнула, она не хотела обижать родителей, она их любила, но раньше, до того как они стали предателями и стали работать на новый режим. Она ненавидела их поведение, их выбор, но не их самих. Но не могла объяснить себе этих чувств и повиновалась только собственным порывам, а не рассудку.
Лена забирала из рук матери свежую газету и ключи от автомобиля с журнального столика, подошла к серванту, нырнула рукой в тайник, где родители держали деньги и вытащила оттуда все купюры – целую пачку. Она знала про этот тайник давно, но никогда не брала оттуда денег. Теперь же она решилась.
– Лена. Немедленно объяснись! – потребовал отец и подошёл к Лене на расстояние вытянутой руки.
Лицо Лены выражало все эмоции по отношению к родителям, что накопилось в ней за годы после вторжения оккупантов.
– Вы подлецы! Вас не терзает совесть быть рабами, жить унижаемыми, в положении ничтожеств?
Родители стояли опешившие от такого поведения их дочери.
– Мы не… Подожди-ка.
Лена вышла из квартиры и хлопнула дверью, выкрикнув напоследок:
– Россия будет свободна!
Лена выскочила из подъезда на улицу и, села в отцовскую ладу и сорвалась с места.
Через несколько месяцев, к новому году, оккупантами планировалась чипизация российского общества, вместе с переписью. Лена вовремя решила уехать и ещё не знала чего она на самом деле избегала – действительного и полного рабства. Каждому человеку планировалось в виде прививки от вируса POD-FaG внедрить нейромедиаторные чипы (подобные естественным трансмиттерам), которые бы управлялись простыми высокочастотными импульсами и при определённой настройке приводили к нужной реакции человека – страху, эйфории, небольшой тревоге или симпатией к определённому событию или предмету. Круг вырабатываемых условных реакций был широк и зависел от целеполагания владельца ключа передатчика, но был не долгим. Над этой проблемой работали нанотехнологи в США и, к положенному сроку, результат равновесного надёжного эффекта должен был быть достигнут.
2.3. Настоящее время. 29.08.2039 г.
Посреди сырой комнаты подвала старого детского садика, в полумраке, весь в крови и побоях, привязанным к стулу, сидел молодой русский парень. Детский садик «Синички» переоборудовали в тюрьму временного содержания для захваченных контрразведкой на пограничных с городом территориях нарушителей.
Лицо Артура, так звали этого парня, было трудно узнать – оно было изуродовано гематомами от побоев. В обычном же состоянии он был довольно симпатичен: брови домиком, грустные глаза, приятный овал лица, лёгкая лопоухость. Теперь его лицо было избито и под светом одинокой тусклой лампочки выглядел он ужасающе. Его поймали при попытке перенести за границу города продовольствие для повстанцев.
Офицер-истязатель – нервно курил. Он устал выбивать показания сегодня. Это был среднестатистической американской внешности, среднего возраста и среднего роста, допрашивал несколько сидящих рядом с Артуром повстанцев. Среди них был Клык. Он ни чем не выделялся из других повстанцев. Все были избиты и порезаны, но голова Клыка выглядела как огромный арбуз. Она налилась кровью от побоев – правый глаз заплыл, на лбу был продольный порез, под ногтями была запёкшаяся кровь.
Офицеру НАТО помогал русский по имени Сергей Шведов – коллаборант, высокий плотный, с кривым глупым лицом и родинкой на щеке. До вторжения он работал в полиции, обычным лейтенантом ППС, затем опером, в звании майора.
В этом же помещении находилась Диана – медсестра и по совместительству переводчик. Диана была красивая черноволосая но с голубыми глазами и смуглой кожей американка с мексиканскими кровями. Она стояла около решётчатой металлической двери, неподалёку с пытаемыми, чтобы вовремя оказать им помощь и не дать им умереть. Но повстанцы, не смотря на муки причиняемые им, молчали и не признавали свою подпольную диверсионную деятельность. Они были повстанцами все до одного.
– Кто из вас является офицером или командиром повстанцев? Участником подполья городских партизан? – спросил на русском языке с американским акцентом офицер контрразведки.
Никто не ответил на провокационный прямой вопрос. Клык не выдавал себя и остальных. Его, вместе со стулом, подняла и поставила Диана. Клык был очень исхудавшим. Он попал сюда пол года назад и молчал, ни смотря ни на какие применяемые к нему средства. Другие повстанцы также не думали признаваться в своей статусе и вине и тем более сдавать друзей по борьбе. Они все представлялись простыми работникам ферм на окраинах города, случайно забредшими в лес.
Артур был в целом мягким парнем, но он не был подготовлен противостоять пыткам и был близок к тому чтобы сдаться.
– Говорите! – рявкнул коллаборант Шведов и посмотрел на Артура. – С вами никто цацкаться не будет. Раз и готово.
Даже если бы Артур что-то и захотел сказать, он всё равно не знал имён с кем из повстанцев или партизан он сотрудничал. Всё происходило анонимно. Артур хотел подзаработать денег и до поры ему это удавалось безнаказанно делать.
Офицер перешёл на английский язык:
– Давайте уже поговорим! Мне этого очень не хочется, но мне придётся вас всех убить, если я не смогу добиться от вас какой либо информации. Прошу отнестись к этому с пониманием. Чтобы поверить вам, что вы простые, заблудившиеся местные жители, просто нашедшие на своём пути оружие, – с иронией в голосе произнёс офицер.
Диана перевела всё на русский язык без запинки.
Заключённые ни промолвили ни слова за всё время их присутствия. Их собирали раз в неделю вместе, чтобы казнить за отказ от сотрудничества на глазах товарищей одно их повстанцев. В обычное же время они содержались в одиночных комнатах-камерах сделанных из детсадовских помещений, только с прикрученными за место обычных металлическими дверями.
– Если вы будете с нами сотрудничать, то мы оставим в живых вас и ваши семьи. Если вы расскажете кем вы являетесь и расскажете всё что знаете, то мы дадим вам пищу и пощаду, – продолжал увещевать офицер, а Диана продолжала переводить.
Диана хорошо знала русский язык благодаря школе в США, в которой преподавали русский как дополнительный язык по выбору. Её нравился русский, сложный и витиеватый, как и россияне.
Диана сейчас, как и всегда, с трудом наблюдала сцены пыток. И приходила, хоть и была ругаема за это отцом, только к офицеру Джиму Кофилду, самому гуманному на её взгляд. Наместник требовал чтобы Диана была на всех допросах и истязаниях, зная о её симпатии к русским, пытаясь таким образом вытравить из неё любовь к этим людям. А на самом деле только укреплял её.
– Вот ты, – офицер подошёл к Артуру и ткнул его остриём ножа в горло. – Ты ещё молод и мог бы пожить, родить детей и жениться. Но ты выбираешь что? Умереть? Но Артур только посмотрел на офицера потухшим взглядом, затем перевёл взгляд на Диану.
Офицер отошёл к Клыку поднёс к его уху большой охотничий нож, отрезал ухо и съел его с поразительно спокойным видом. Клык молчаливо стерпел и потерял сознание. Коллаборант Сергей пнул Клыка и тот упал навзничь. Диана подбежала к Клыку и приложила к его уху марлевый тампон, останавливая кровь. Потом перебинтовала его голову. Остальные повстанцы сидели понурые и запытанные до полуобморочного состояния и уже не реагировали на такие вопиюще жестокие выходки Натовского офицера.
К решётке пыточной камеры подошёл конвой и доложил, что смотритель вызывает Артура Попова на беседу к себе. Офицер вытер лицо от крови и отдал Артура конвою. Его развязали и увели. Артур кричал и пытался сопротивляться из последних сил, но безуспешно.
Офицер приказал убить одного из повстанцев для острастки остальных. Но, пришедший в сознание Клык, просит офицера не убивать невиновного человека:
– Убейте лучше меня.
– Вот ты какой. А что если и тебя, и его?!
Прозвучал выстрел.
***
Пройдя по территории ограждённой колючей проволокой и вышками охраны, конвой, с еле несущим ноги Артуром, вошёл на второй этаж детского садика, окна которого заделаны решётками, а затем прошли в кабинет смотрителя лагеря временного содержания заключённых. Это «заведение» было похоже на тюрьму, но это был настоящий концентрационный лагерь. Заключённые содержались в нечеловеческих условиях – тысячи россиян разных национальностей влачили существование и умирали здесь от голода и пыток. И таких тюрем было шесть штук в разных частях города. Единственное, чего здесь не было, так это газовых камер и принудительных работ. Но и без этого трупов хватало. Они беспрерывно пополняли штабеля уже лежащих в больших рвах, засыпанных хлоркой товарищей.
Конвойные посадили Артура на такой же стул и также посреди комнаты, обставленной по-конторски скудно, но с большим обилием растений. Вообще одной из отличительных черт оккупантов была страсть к зелёным домашним насаждениям разного размера. Зелень была везде и много – в их домах, в кабинетах, коридорах и везде где только можно.
Форма смотрителя, как и других сотрудников контрразведки была полностью белая, с молочным оттенком, с серебристыми лампасами и погонами. Смотритель, пожилой мужчина, в звании полковника, отличавшийся от остальных серебристым высоким воротником с ажурной вышивкой полковничьих знаков отличия, поприветствовал Артура на русском языке и сел напротив него на такой же стул и протянул платок. Артур вытер с лица кровь. Затем смотритель дал Артуру воды и тот попил из бутылки.
– Ты хочешь увидеть свою жену?
– Что? – Артур удивился, что они знают о нём хоть что-то. Ведь он представился ложным именем.
– Будущую жену, прошу прощения. Вы с ней конечно только собирались пожениться.
– Нет. Только не её! – отчаянно промолвил Артур и поник ещё больше. – Пожалуйста.
– Она выдала твою пропажу своим поведением. Искала тебя. Волновалась. Она тебя любит. Хорошая девушка.
– Где она?! Не смейте её трогать, – Артур вскочил со стула и бросился на смотрителя, уперевшись в него он дотолкал смотрителя до стола и начал клацать челюстями, пытаясь укусить.
Конвойные поспешили успокоить Артура и ударили его в живот от чего тот согнулся. Затем один из конвойных ударил Артура по челюсти твёрдым носком ботинка от чего у того подскочила голова как футбольный мячик и опустилась обратно.
Если бы руки Артура не были связаны за спиной, то он бы точно задушил смотрителя:
– Ты, я убью тебя!
– Меня зовут. Дик Роджерс. Приятно познакомится.
Артур некоторое время извивался на стуле от боли, но потом выпрямился и успокоился. Смотритель в это время закурил сигарету и поправил свой мундир.
– Что вам надо, я ничего не знаю! За что вы меня пытаете? – почти плакал Артур.
– Ты и сам знаешь. Поэтому ты здесь. Но не в моих интересах тебе причинять боль. Я должен хранить порядок. А ты ему препятствуешь, своим пособничеством террористам. Ты должен просто быть добропорядочным гражданином. Но у тебя есть шанс. Я верю тебе. Нам нужна твоя помощь, – дружелюбно, наклонившись к Артуру, сказал смотритель. – И тогда я помогу тебе Артур. По рукам? – смотритель наклонился к Артуру ближе и начал шептать ему что-то на ухо, затем отстранился и улыбнулся.
Артур подумал некоторое время, поднял глаза на смотрителя и согласно кивнул головой, стряхнув с глаз накатившиеся слёзы.
***
Взвыла сирена, разрушив молчание ночи. Вооружённые часовые на вышка смотрели в прицелы выслеживая сбежавшего заключённого. Автоматчики поднялись по тревоге и через некоторое время, организованно бросились искать сбежавшего.
Артур бежал босиком, из последних сил, в сторону леса. Вдалеке за ним залаяли собаки. Опираясь на деревья, делая передышки, Артур, благодаря тому, что дежурный патруль по лагерю заметил дыру в заборе не сразу, у него была небольшая фора. И он воспользовался ей сполна. Он знал куда бежать. Артур рухнул в холодную реку со всего разбега как в любимую тёплую кровать. Она была для него спасением. Хоть и ледяная вода забирала жизненные силы, но придавала моральных сил от счастья освобождения от заключения. Бултыхаясь, чтобы не утонуть и не замёрзнуть, Артур начал двигаться в направлении противоположного берега.
С рассветом Артур ожидал тёплого солнца и рассчитывал согреться, разведя костёр – линзу от лупы, которую припрятал у себя за пазухой, украв лупу из кабинета смотрителя. А дальше? А дальше к повстанцам. В борьбу.
3.1. Настоящее время. 01.09.2039 г.
В честь третьей годовщины «вторжения» был организован очередной ежегодный бал. Это был торжественный день для оккупантов. Светлый просторный актовый зал администрации Новосибирской области, украшенный в честь мероприятия стал местом проведения пышной церемонии. Звучала негромкая фортепьянная музыка. Зал был завешан золотистого цвета драпом с вплетёнными серебристыми нитями.
Мужчины – в красивых чёрных костюмах и лакированных туфлях, женщины – в платьях с кружевами и рюшками переговаривались друг с другом целуясь, пожимая руки, выпивая шампанское и коньяк с подносов лакеев отобранных из рядов выдрессированных коллаборантов. На лоснящихся жиром рожах захватчиков сияли улыбки и читалась безмятежность. Православные священники непрестанно крестились и пили халявное шампанское в двойных дозах, опустошая подносы официантов ещё на подходу к основной массе торжествующих. Слышалась французская, немецкая и испанская речь. Помимо высшего военного и административного состава американского оккупационного режима и соответствующих представителей других стран из блока НАТО, пропуска на это мероприятия получили особо приближённые и выслужившиеся коллаборанты: низшие чиновники администраций, директора заводов, и представители бизнеса. Часть из жителей, сотрудничавших с оккупантами, назывались коллаборантами. Другие же были нейтральными но подчинялись режиму и были «в тени», их звали «повстанцы», «партизаны». Вторые не любили первых, как и первые вторых.
На сцене, перемежаясь с фортепианными выступлениями музыкантов-одиночек, под балалайку танцевали русские дети в народных костюмах «Калинку» и «Яблочко» для услаждения оккупантов диковинными плясками аборигенов. Выглядело это вульгарно и натянуто – дети были неискренни а костюмы через чур карнавальны.
Лакей с усами и карими глазами, с зализанными набок волосами, в костюме тройке, как и у других официантов, недобрым взглядом озирал собравшихся.
Диана прохаживалась между маленькими группками людей, не ища себе пару для беседы и без сопровождения кавалера. Все мужчины, большинство из которых были старше сорока, оборачивались Диане в след. Она отказывалась от всех сулимых её отцом женихов. Он был Наместником власти США, как лидера блока НАТО, в Сибирском регионе – самым главным здесь. Диана была самостоятельна и не терпела навязывания выбора. Она выглядела сногсшибательно. Её своеобразную внешность подчёркивало платье розового цвета с белыми вставками – изящное и лаконичное. Причёска с высоким пучком на макушке подчёркивала её длинную шею. Диана не любила роскошь, но этикет мероприятия требовал соответствовать. Ей были близки простые материи – она была человеком труда. Здесь она работала медсестрой. Она не любила идею захвата России, но поехала за назначенным на должность Наместника отцом в далёкую Сибирь, чтобы быть ближе к угнетаемому, по её рассуждениям, народу. Её сердце было полно добра и любви к людям вообще и Сибирякам в частности. Диана знала и любила русскую культуру. Даже смерть матери от рук повстанцев не ожесточила Диану.
На обслуживавшей банкет кухне повара готовили блюда и выставляли их на стойку для официантов. Усатый лакей прошёл дальше на кухню и заперся в комнате для персонала. Через некоторое время он вышел оттуда с озабоченным и даже испуганным видом, поправил свой фрак и галстук-бабочку, взял поднос с едой и вышел снова в зал. Под его ногтями была видна грязь, что отличало его от остальных лакеев.
Свет в зале притух. Музыка перестала играть. Под бурные аплодисменты толпы салютующих победе над Россией из-за кулис на сцену вышел Наместник – Эрик Лорд, в полностью красном, с чёрными лампасами вдоль брюк и рукавов, генеральском мундире с эполетами на плечах. В руках он держал нарядный кивер с пышным белым султаном. Зажглись прожекторы, осветившие Наместника – зловещего вида пятидесятилетнего лысого, с чисто выбритым подбородком крепкого мужчину. Грудь его была гордо выпячена. Всё его существо транслировало агрессию, особенно кровожадный взгляд серых, холодных глаз, усугублявшийся вертикальным шрамом пересекавшим глаз и уходившим на щёку.
Наместник поднял бокал с шампанским:
– Этот бал для вас! Дорогие друзья! В этот день, три года назад Голиаф пал! Три года назад добро победило зло. Свет восторжествовал! – Звучат аплодисменты. – Свет добра и справедливости в этом мире. Человечность восторжествовала! Мы уберегли этих нерадивых, наивных созданий от беды, от них же самих. Я жалею лишь об одном, что мы не сделали этого раньше. От скольких бы проблем мы уберегли бы русских. Но не все, как вы знаете, приняли наш порядок. Есть ещё кого убить на этой земле! – наместник засмеялся, а вместе с ним и публика. – Пока ещё в лесах бродят недобитки, протестующие против нашего миролюбивого режима. Но мы добьём их…
Лакей с усами торопливо и настойчиво пробирался с подносом ближе к сцене, расталкивая всех плечами, но не сильно, чтобы не привлечь внимания. Он был всё ближе к сцене и его глаза становились всё безумнее.
– …добьём, победим и склоним их к истине. Побеждает сильнейший. Сила равно правота, потому что через кулаки сильного говорит бог, – продолжил наместник, с прямой осанкой, расхаживая по сцене, всплёскивая торжественно руками при окончании каждой фразы.
Лакей уже подошёл совсем близко к сцене, начал взбираться на подмостки, и тут, запоздало, среагировали охранники. Они, переговариваясь по рации, пошли в сторону странно ведущего себя лакея, окружая его с дух сторон. Сзади к Наместнику бросился охранник, почуяв неладное. И был прав, в это время раздался мощный взрыв. Наместник вместе с охранником упал. Всё заволокло дымом. Повсюду были ошмётки стекла, досок и тряпок. Помещение наполнялось криками боли и ужаса. Руки и ноги оккупантов, стоявших на уровне лакея-самоубийцы и недалеко от него, разлетелись по сторонам. Везде валялись кровь и кишки. Жилет, который усатый лакей надел в подсобке был начинён взрывчаткой и должен был взорваться позже, но когда лакей забирался на сцену замкнул провода детонатора раньше времени.
Диана не пострадала от взрыва. Она присела от резкого хлопка и была далеко от эпицентра взрыва. Взрывную волну погасили колонны и столы. Партизанам, в рядах которых состоял лакей, не удалось поместить в жилет много взрывчатки, так как она была в дефиците. Расчёт был на точность применения. Её бы хватило убить Наместника, который был целью нападения, если бы лакей успел залезть на сцену.
Наместник остался жив. Пострадали только его ноги. Но в адреналине он этого не ощущал. Он отполз за колонку аудиосистемы. Он не раз бывал в военных конфликтах и знал, что взрывов может быть несколько. Охранники подбежали к нему и стали прикрывая собой осматривать.
Другая часть немногочисленных охранников на мероприятии подбежала к останкам тела лакея и стала их изучать на предмет опасности.
– Закрыть все входы и выходы из здания немедленно! Досмотреть весь обслуживающий персонал! – скомандовал Наместник.
Его штаны окровавлены и разорваны до колен. Личный врач осмотрел его раны:
– Ничего страшного, только царапины от осколков, ваше превосходительство.
Диана подбежала к отцу и справилась о его самочувствии, узнала цел ли он. Диана не в силах была сдержать слёзы.
– Диана, уходи, тут ещё может быть опасно. Уведите её! – сказал тихим от шока голосом Наместник.
***
Наместник, на экстренном совещании с генералами вооружённых сил, начальниками разведки и контрразведки, немного хромой походкой, прохаживался по своему помпезно обставленному кабинету, с обилием растительности повсюду. Он внимательно выслушивал доклады офицеров об оперативном положении дел в зоне оккупации и о произошедшем взрыве на балу.
– Всем СМИ, с вашего распоряжения, дан приказ молчать. Они покорно соблюдают этот мораторий на молчание, – доложил заместитель начальника штаба вооружённых сил и сел на стул второго ряда общего совещательного стола за своим начальником.
– В мусорной корзине в туалете был обнаружена до конца не уничтоженная сожжением записка. В ней была информация о скорой попытке захвата повстанцами ракетных шахт, и угрозы шантажа атакой на Москву в этом случае, – доложил последним представитель контрразведки.
– Газеты уже называют вас…
– Как?! – возопил Наместник.
– Слабаком.
– Это недопустимо, не мыслимо, чтобы на балу, произошло такое! – дал вою эмоциям Наместник. – Хватит это терпеть. Надо переходить на полное истребление этих подземных крыс. Хватит с ними нянчиться. Сжечь их леса-укрытия, хватит с ними возиться! Весь периметр вокруг города! – проревел наместник. – По готовности к операции доложить!
Все в кабинете затихли и переглянулись. Начальник контрразведки не смел присаживаться и продолжал стоять, боясь пошевелиться, пока не закончит говорить Наместник.
Глава оккупации был жесток и импульсивен. Он мог наказать любого когда угодно.
– И казнить всю прислугу, которая работала на балу…
3.2. Настоящее время. 03.09.2039 г.
В приграничной больнице был наплыв раненых. В обычное время, из ста коек, занято максимум с десяток. Диана, в медицинском колпаке, маске на лице и белом халате, металась между поступающими потоком ранеными как солдатами оккупантов, так и повстанцами – перевязывала, зашивала, останавливала кровь и помогала в переноске больных.
Заносящие раненых бросали повстанцев вне зависимости от степени ранений на пол как собак и пинали их, когда проходили мимо. Обращались с повстанцами плохо, не жалея ни грамма. Повстанцы кричали и матерились по-русски. А кто не мог кричать, материли оккупантов в мыслях. Никаких международных конвенций по военнопленным и раненым не соблюдалось. И повстанцев лечили только для того, чтобы потом допрашивать, пытать и в конце концов всё равно убить.
Другие медсёстры так же были перегружены работой и с повстанцами, как и солдаты, не смотря на клятву Гиппократа, возились меньше всего и во вторую очередь. Диана же занималась больше повстанцами, зная что Натовцев обслужат и без неё.
– Что произошло? Откуда такой поток людей? – спросила Диана у весёлого солдата, пытавшегося закурить сигарету, по говору походившего на Германца.
– Повстанцы атаковали аэропорт, – ответил солдат-оккупант без руки и улыбнулся Диане. – Повылезали из нор внезапно. Но мы их проучили, они не успели ничего сделать.
Диана вытащила из его рук сигарету и положила в свой карман и принялась снимать временную повязку на культе оторванной левой руки солдата и накладывать новую. Солдат-оккупант был под обезболивающим и поэтому был так весел:
– Выходи за меня замуж красавица!
– Ты знаешь чья я дочь?
– Скажи мне.
– Я Диана Лорд, дочь…
– Можешь не продолжать, – солдат-оккупант смутился и посерьёзнел. – Ты права его дочь?
Диана ничего не ответила. Закончив поскорее с романтиком, она перешла к другим пострадавшим и обслуживала их раны. Диана услышала жалобный плач. Она подошла к повстанцу, который стонал на полу с закрытыми глазами.
– Как вы? – по-русски спросила повстанца Диана.
Она начала осматривать его, расстегнула лохмотья одежды и увидела у него развороченный живот. Повстанец открыл глаза, бросил такой злой взор на неё в агонии, поднял руку, схватил её за шею и попытался задушить, сдавив ладонь. Но в мгновение, обессиливший, потерял сознание и умирает. Диана отскочила от повстанца держась за шею. Другие медсёстры поворачиваются к Диане:
– Что, любимчик твой взбрыкнул?
Но Диана, не подав вида, продолжила оказывать помощь другим пострадавшим, уже не отдавая предпочтения по принадлежности одной из противоборствующих сторон.
Старшая медсестра, полная женщина в круглых очках и с седыми волосами, скомандовала убрать труп повстанца из палаты и несколько солдат схвативши оного по рукам и ногам выволокли мертвеца за дверь и выбросили за дверь к подножью небольшой горы трупов русских солдат.
***
Диана, в доме отца, в коридоре, прибирала волосы под бейсболку. Она жила вместе с ним, но ночевала чаще в больнице, в ординаторской или в палатах вместе с больными. Этот дом был старинным русским памятником деревянного зодчества в центре Новосибирска, недалеко от администрации, на улице Щетинкина, который был отделан по-современному внутри, а снаружи он был старинным на вид бревенчатым особняком.
Около ног Дианы стоял собранный зелёный походный медицинский чемодан с красным крестом на торцах.
Отец Дианы вышел из большой комнаты на звук шебуршания в коридоре:
– Ты куда собралась?
– Как твоя нога отец?
– Не страшно, и не такое видел. Будет ещё одно ранение в коллекции. Я отомщу, можешь не переживать.
– Может хватит уже всех кругом себя убивать?
– Ты куда собралась?
– Я иду по своим делам. Я взрослая.
– За забором?
– Это моё дело, – сказала Диана надевая и зашнуровывая ботинки.
– Только что прошёл большой бой за аэродром. Все сейчас неспокойно. Тебе нечего делать в лесу. Это просто не безопасно.
– Со мной ходят твои солдаты. Что со мной будет? Ты слишком мнителен. Повстанцы же люди. И они не убивают безоружных.
– О нет, они не люди. Они просто чудовища! Ты видела что они делают с нашими солдатами? Видела?
Диана молчала и смотрела на отца укоризненно.
– Ты хочешь такой же смерти от их рук? Это война…
– Тебе ли не знать что такое война? Да, отец? И что такое смерть невинного безоружного человека…
– Не шути со мной, – грозно сказал наместник и закурил сигару.
Он поправил плечо, которое было ранено в Мексике, двадцать лет назад осколком разорвавшейся гранаты при атаке на месторождения литиевой соли – основного компонента аккумуляторных батарей – стратегического сырья высоких технологий современности. Теперь вся мировая соль лития в основном добывалась в Западной и Восточной Сибири и по ж/д транспортировалась в Европу и Америку почти без всякого противодействия. Захват России – это была одной из самых успешных военно-политических кампаний США за последние полвека, в которых участвовал Эрик Лорд. Также у теперешнего Наместника Западной Сибири было два, оставивших на его радость только шрамы, пулевых ранения в верхней части тела и одна контузия – след боёв войны девятилетней давности в Индии против войск Китая.
– Им уже не поможешь, Диана. Ты это видишь? Останься дома.
– От тебя можно дождаться только одной помощи… – Диана подняла медицинский чемоданчик.
– О чём это ты?
– Может если их не загонять в угол, то они не будут обороняться и не будут противостоять нам. Они убивают наших солдат, потому что ты убиваешь их солдат, их детей и жён. Поэтому они убили маму.
– Не вспоминай даже про Пету в моём присутствии, – наместник подошёл к дочери и ударил её по щеке.
Диана вытерпела боль не издав ни звука. Лишь грозно, но бессильна как либо ответить адекватно на его силу, посмотрела на отца из под козырька кепки.