Антон Чиж Камуфлет

– Прошу прощения, сколько берете за прием?

Тут Аристарх Петрович как-то странно посмотрел на гипнотическую знаменитость, ничего не говоря, бросился к столу, принялся рыться в ящиках и с победным криком выудил помятую бумажку. Квиточек оказался банковским чеком Азовско-Донского банка на двадцать пять рублей. Подпись владельца была хоть и затейливой, но читаемой. Разглядывая ее под лупой, Звягинцев разошелся с Жарко́ лишь в одной букве. Один читал: «Верс», а другой настаивал, что написано совсем иное, а именно: «Берс».

9-е число, около пяти, +18 °C.

Набережная реки Фонтанки у Министерства внутренних дел

Он упрямо смотрел в небо. Первые облачка осени отражались в остекленевших зрачках и плыли дальше. Со всех сторон и подъездов сбегались зеваки. Подоспевшему городовому пришлось отгонять толпу человек в десять, не меньше.

Лебедев пощупал на шее пульс и даже не стал открывать походный саквояж.

– Предполагали такой конец? – глухо спросил он.

Родион Георгиевич печально признал, что совершил непоправимую ошибку. Марионетка, растерзанная в пыли мостовой, уничтожила весь план. Таинственный убийца, до которого остался шаг, выскользнул опять. Неужели из списка содалов можно вычеркивать еще одного?

– Дело окончено? – уверенно спросил ротмистр.

Ванзаров глянул на погибшего любителя уголовных романчиков и ответил без тени сомнения:

– Нет, Мечислав Николаевич, все только начинается…

В подтверждение последовали срочные распоряжения: вызвать медицинскую карету, положить в нее тело, но в морг не отправлять. А еще дать срочный запрос в Министерство иностранных дел.

Поручение нашлось и для Лебедева, уже раскурившего заветную сигарку:

– Аполлон Георгиевич, попрофу вас прогуляться в Публичную библиотеку…

– А может, кликнуть духовидца, чтоб поискать мстительного покойника в мистических чертогах? – столб ядовитого дыма испортил воздух набережной, даже зеваки стали оглядываться.

– Привидение ловить бесполезно. Так что – в библиотеку…

– Почитать романчики Антона Чижа? – еще одно вонючее облако отогнало прочь самых хилых из любителей уличных происшествий.

– Загляните в гербовник российского дворянства и «Бирюзовую книгу», выясните все о роде Одоленских.

– Что будете делать вы? – встревожился Лебедев.

Родион Георгиевич решительно подбил ус:

– Навефу преданного друга моей семьи.

9-е число, половина шестого, +18 °C.

Отделение по охранению общественной безопасности и порядка, набережная реки Мойки, 12

Модль как раз перекусывал на рабочем месте, когда дверь распахнулась, и двое плечистых санитаров втащили носилки, покрытые простыней. Следом вбежал господин в помятом костюме и с растопыренными усами. Он бесцеремонно приказал ставить поклажу прямо на столик для совещаний. Жандарм от удивления застыл с подстаканником в одной руке, а бутербродом с говядиной в другой.

– Приятнейфего аппетита, господин ротмистр! – весело крикнул гость. – Надеюсь, не опоздал? А я с гостинчиком, как раз к полдничку!

И он решительно сдернул простыню. Открылось изуродованное тело, перемазанное бурым пометом, какой образует дорожная пыль с кровью. Голова трупа вывернулась назад, так что предстал разбитый затылок в клочках волос.

– Фо эфо? – выдавил Модль с полным ртом.

– А это, изволите знать, ответы на все вопросы! А будет мало, так я добавлю.

Зарвавшийся гость швырнул на стол ротмистру стопку исписанных листов. Не давая ему опомниться, Родион Георгиевич представил заслуги коллежского асессора.

Кое-как дожевывая мясо, Модль слушал, как некий Берс захотел прибрать несметные богатства князя Одоленского. Для этого нашли незаконнорожденного племянника князя, переписали на него состояние. Затем юноша отдал наследство обществу «Первая кровь», а на самом деле Берсу, и был благополучно убит. После чего расчленен. Далее Берс решил запутать дело, чтобы и концов не нашли. Он стал возить «чурку» на извозчиках, гипнотизируя их так, чтобы они показали на князя и г-жу Ванзарову. Для усиления подозрений ночью с понедельника на вторник разбросал куски тела по городу. Обычная уголовщина, не более. Все показания запротоколированы и даны в присутствии двух свидетелей. Снятие гипнотического влияния проведено профессором Парижского университета мсье Жарко́. Также был предъявлен уцелевший клочок с подписью Берса – изобличающая улика.

– Вафе задание полностью выполнено: преступник найден, содалы разоблачены, тайное обфество рассеяно, супруга моя невиновна. Думаю, спектакль в сарае дачи с куриной кровью и купленным топором в расчет принимать не будете. Ленского убивали спермой, а потом рвали взрывчатками. Это доказано и запротоколировано экспертом Лебедевым.

Модль взял жирными пальцами протоколы, кое-как поглядел и сложил аккуратно в папочку. А главную улику бережно смахнул в конверт.

– Мы в вас не ошиблись. Заслужили награду. Чего желаете? – глухо спросил он.

– Немедленно отпустить мою жену и кухарку, – нажимая на каждое слово, проговорил Ванзаров. Ежели бы он кричал или топал ногами, ротмистр наверняка нашел тысячу причин, чтобы подержать арестанток. Но спокойный тон коллежского советника показался хуже угрозы.

Ротмистр вынул штатный бланк, быстро заполнил и передал через стол.

– Забыли кое-что ефе, сударь, – вежливо напомнил Родион Георгиевич, даже руки не протянув.

В ящике стола офицера охранки браунинг не запылился. Но чиновник сыскной полиции с показным старанием вытер свое второе оружие о рукав и, не простившись, хлопнул дверью.

9-е число, начало седьмого, +18 °C.

Сначала на Мойке, потом на Обводном канале

Калитка распахнулась под ржавый скрип петель всех тюрем империи. Караульный галантно помог дамам одолеть брус порожка и юркнул обратно. Попыталась Софья Петровна кинуться к мужу, но лишь повисла на руке Глафиры. Тут уж Родион Георгиевич подбежал сам и стиснул обеих. Супруга спрятала лицо на груди его, выплакивая в несвежую сорочку ужас последних суток. А кухарка, как-то сразу постаревшая, целовала плечико «батюшки-голубчика», «сокола нашего ясного» и гладила локоток.

Наконец слезы и охи, всхлипы и жалобы затихли. Семейство уселось в пролетку. Глафира поместилась с извозчиком, а Софья Петровна, схватив мужа за руку, прижалась к нему с такой страстью, какой не хватало с медового месяца.

Ванзаров приказал ехать быстро и обратился к супруге:

– Соня, винить тебя не в чем. Это был не дачный роман, а ловуфка. Причем на меня. Приманкой была ты. Правда такова: человек, который тебе нравился, использовал тебя для своих планов, к тому же он мужеложец. Прости за прямоту.

– Нет, простишь ли ты когда-нибудь, что наговорила я? Виновата и заслужила самую суровую участь! – срывающимся шепотом бормотала Софья Петровна. – Я вас очень люблю, Родион… Вы мой герой…

Да за такие слова обманутый муж немедля простил не только дачный роман, но вообще все обиды «вольные и невольные», и добавил:

– Только, Сонюфка, мне сейчас очень нужна твоя помофь.

Госпожу Ванзарову уговаривать не пришлось.

– Буду рассказывать, ты слуфай, где офибусь, сразу скажи. Хорофо, милая? – нежно проворковал супруг.

Софья Петровна была сама покладистость. Интересно, надолго ли?

– Итак, месяца три назад к вам заглянул сосед, Николай Карлович Берс, и представил гостивфего у них юнофу, Петра Александровича Ленского… – коллежский советник проверил, слушает ли супруга, и продолжил: – Мальчик оказался приятным, отличных светских манер, говорил интересно, к тому же на дачных вечерах умел танцевать. Вскоре, думаю, через неделю после знакомства, ты офутила, что сильно заинтересовалась Ленским и, кажется, влюбилась. Начались встречи наедине, всегда на природе, иногда в кленовой аллее, что за озером. На свою дачу он не приглафал под благовидными предлогами. Наконец ты подарила ему свою фотографию, дело дофло до поцелуев…

Тут Софья Петровна всхлипнула и спрятала лицо, видать, от стыда.

– …Ленский всегда появлялся в доме так, чтобы не застать меня, объясняя, что ему будет тяжко видеть супруга женфины, которую боготворит. Роман развивался стремительно, ты стала думать, что пора изменить жизнь, сделав рефительный фаг. Но в профлую среду…

– В пятницу, – быстро поправила Софья Петровна.

– Друг мой, ты не путаефь? Глафира говорила про среду или четверг…

– Нашел кому верить! Да няня не то что дней, года не помнит. Спроси, так у нее турецкая война вчера закончилась. Я прекрасно помню: было тепло, близился вечер пятницы, потому что он… и он… – что было потом, скрыл носовой платок.

Родион Георгиевич счел нужным продолжить:

– В пятницу Ленский заявил, что уезжает, возможно, на неделю или дольфе. Однако просил его ждать и верить…

Вместо ответа женушка отерла платочком заплаканные глаза и тяжко охнула.

– …Ленский никогда и не заикался, что приходится внебрачным племянником князю Одоленскому, однако упоминал, что скоро станет очень богат, получив солидное наследство. Особенно Ленский любил рассуждать о значении крови, но про «Первую кровь» никогда не рассказывал и слово «содал» не употреблял. Все так?

Софья Ванзарова мужественно кивнула.

Родион Георгиевич кое-как протиснул руку во внутренний карман, прижатый бюстом супруги, вытянул заветный снимок и раскрыл:

– Посмотри внимательно, это Ленский?

Пустяк, а вызвал бурные слезы! Софья Петровна разрыдалась так, что Глафира обернулась в тревоге. Но увидав карточку, подтвердила: Ленский это, собственной персоной.

Порыв обманутого сердца любящий муж унял нежностью, а потом вдруг спросил:

– Расскажи мне о племяннице Николая Карловича.

Софья Петровна сложила платочек квадратиком и, всхлипнув, сказала:

– Мы мало общались. Она милая, замкнутая девушка, молчаливая, все сидела в саду в одиночестве с книжкой. Такая Татьяна Ларина в двадцатом веке, вообрази?! В общем, ничего особенного. Замкнутая дурнушка.

– Так вы не водили разговоров за вечерней чафкой чая, как подруги?

– Конечно нет.

– Насколько знаю, брат Антонины – Антон Ильич, тоже уехал на профлой неделе. Опифи его.

Оказалось, брата Софья Петровна видела мельком, то есть почти не видела вовсе. Он вечно где-то пропадал, а по рассказам Николая Карловича, ненавидел дачную жизнь и все время проводил у друзей в городе. Возможно, они бы познакомились ближе, но госпожа Ванзарова бывала у Берсов раз или два за все лето. Обычно Николай Карлович сам забегал.

Родион Георгиевич выслушал внимательно и опять не к месту спросил:

– Что у тебя пропало?

– Что? – не поняла супруга.

– Могу ли знать, какое платье не можефь найти недели две?

В глазах жены отразились восхищение, удивление и даже страх:

– Не знаю, Родион, каким непостижимым образом ты узнал! Неужели в России полиция действительно всесильна?

– Сонечка, что пропало из гардероба? Платки Глафиры в расчет не бери…

– Это такая глупость, что и говорить совестно… Но если настаиваешь… Я не могу найти платье, в котором ездила на похороны тетки в Казань…

– В черных кружевах, и ефе к нему вуаль глухая и перчатки, тоже кружевные, – заботливо добавил Ванзаров.

Вот тут Софья Петровна поразилась до глубины «израненной души»:

– Как мало я тебя ценила! Ты помнишь мои платья! Ты благородный человек!

Щеку коллежского советника украсил наградной поцелуй. А такой поцелуй дорогого стоит.

Пролетка встала у сиротского института на Обводном канале.

Любящему отцу не потребовалось и десяти минут, чтобы разыскать среди одинаковых девчушек, одетых в серо-казенные платьишки, два истинных сокровища. За считаные часы ссылки дочки умудрились пропахнуть кислым духом сиротства и призрения. Оля и Леля, причесанные, но перепуганные, так вцепились в папенькину шею, что почти задушили. Оторвать их не смогли ни нянька, ни мамаша.

Последовала исключительно слезно-охательная сцена воссоединения семейства. Такие моменты следует милосердно опускать по причине их исключительного вреда для психического здоровья. В конце концов, тут не дамский роман!

Расцеловав крох, Ванзаров все-таки передал детей на руки супруги и Глафиры. Сам же разместился около извозчика, приказав мчать к дому.

9-е число, ближе к семи вечера, +18 °C.

Управление сыскной полиции Петербурга, Офицерская улица, 28

По дороге соскочил на Офицерской. Городовой Язин, несший пост, резво отдал честь и лично побежал отворять дверь. С чего бы вдруг?

Первый встречный чиновник Казанского участка изогнулся в поклоне и просил разрешения пожать ручку-с. Необъяснимая эпидемия почитания свирепствовала беспощадно. Каждый служивый счел непременным долгом выразить глубокое уважение господину коллежскому советнику.

Надо признать, Родион Георгиевич прибыл свершить тяжкий, но неизбежный поступок, а ему выказывают почет, как высокому начальству. С какой стати? Трудно предположить, что с ума сошло столько человек одновременно.

На втором этаже дежурил чиновник сыскной полиции Елисеев. Коллежский асессор выскочил из-за стола и разве в ноги не упал:

– Господин Ванзаров! Наконец-то, мы вас везде ищем! Прошу срочно пройти в телеграфную!

При его появлении в застекленной комнате полицейского телеграфа телеграфист даже сел по стойке «смирно», если такое можно вообразить, и быстро отстучал ключом какое-то сообщение.

Колесо с намотанной бумагой ожило, выдав ответную полоску.

– От господина Филиппова из Ялты, – высоким голоском пискнул сотрудник полицейского резерва.

Телеграмма была краткой:

здравствуйте зпт родион георгиевич тчк

– Стучите, – приказал адресат, отправляя ленточку в мусорное ведро, – здравия желаю зпт господин начальник тчк подаю отставку тчк

Телеграф быстро принес ответ:

недоразумение улажено тчк

восстановлены полностью тчк

На что Ванзаров отбил:

поздно тчк отставка тчк

Но телеграф упорствовал:

не принимаю тчк нужны нам тчк нужны департаменту тчк нужны министерству тчк ожидайте награду тчк

Обратно ушли слова:

благодарю тчк отставка тчк

Станочек замолчал и вдруг передал ленточку:

голубчик зпт простите старика тчк не сомневался минуты тчк обстоятельства сильнее тчк подробности лично тчк примите глубокие извинения тчк мир впрзн

Ну, что тут поделать? Остается только одно:

принято тчк приступаю тчк нужны полномочия окончить дело тчк

Филиппов ответил незамедлительно:

управление ваше распоряжение тчк богом всклзн

Ворох бумажных ленточек отправился в карман брюк плотным клубком.

Чудеса посыпались как из решета изобилия. Не успел Родион Георгиевич переступить порог кабинета, а телефонный ящик уже трезвонил во все колокольчики.

– Ванзаров у аппарата!

– Поздравляю, коллежский советник, с прекрасной работой! – Голос директора Гарина дрожал от воодушевления. – Столько преступлений раскрыть одним махом!

– Мне хорофо помогали.

– Знаю, голубчик, про ваши беды, наслышан. Но теперь все позади. Теперь вас ждет заслуженная награда. Сегодня, в девять вечера, извольте прибыть на Фонтанку, в канцелярию Министерства двора. Вам назначена аудиенция. Примите мои поздравления.

– Слуфаюсь.

– И пожалуйста, друг мой, идете ко двору, мундирный фрак, конечно, рановато, но парадный сюртук не забудьте… А то я вас знаю, в сыскной, все норовите пиджачок неприметный! – Гарин посмеялся собственной шутке и отключился.

Вот какие невероятные камуфлеты случаются в нашей империи, господа.

На часах было начало восьмого. Он прикинул: успеет не только заехать за мундиром.

9-е число, около восьми, холодает.

Дом на Малой Подьяческой улице

Золотые пуговицы блеснули в полутьме дверного проема. Гость вошел и быстро снял форменную фуражку.

– Вы? – изумилась Антонина. – В форме и не узнать. Вам идет… А где Николай Карлович? Он не задерживается никогда, я просто места себе не нахожу… Что-то случилось?

Родион Георгиевич предложил пройти в комнаты и там сообщил горестную весть.

Антонина Ильинична приняла удар мужественно. Присела за столик, на котором еще вчера дядя угощал закусками.

– Как это случилось? – только и спросила она.

Коллежский советник опустил лишние подробности, оставив внезапно появившийся мотор.

– Не скрывайте, его убили?

Это пришлось признать.

– Найдете убийцу?

– Непременно. И очень скоро.

– Благодарю… – Антонина оторвала взгляд от скатерти. – Как мне теперь жить?

– У вас затруднения с деньгами?

– Мы же с братом богатые наследники, – барышня Берс горестно усмехнулась. – Думаю, что мне теперь делать? Видимо, уеду во Францию к Антону… Ой, ему ведь надо немедленно отправить телеграмму! Как же он успеет на похороны…

– В первую очередь надо позаботиться о безопасности. – Родион Георгиевич позволил себе сесть без приглашения. – Люди, убивфие дядю, наверняка имеют виды на вас. Хотите, приставлю к вам сотрудника? Да хоть Джуранского!

– Благодарю, как-нибудь сама… Выпить не желаете?

Трудно пить за помин души господина Берса. Прямо-таки в горло не лезет. Пришлось отказаться под предлогом позднего времени.

– Понимаю, как вам сейчас тяжело, – продолжил гость. – И все же позвольте несколько вопросов?

Антонина равнодушно согласилась.

– Стать содалом вафему брату предложил сам князь Одоленский?

– Я уже говорила, что…

– Или предложение передал Петр Ленский?

– Князь заехал к нам на дачу в четверг около четырех. Они разговаривали на веранде. Я была рядом в комнате и все слышала.

– А Петр присутствовал при этом? Приехал с Одоленским?

– Нет, он попрощался накануне, в среду. Я рассказывала…

– Ах да! – Ванзаров растерянно покачал головой. – Конечно, он попрофался с вами в среду. Совсем уже забегался… Кстати, пифущую мафинку Николай Карлович держал на даче?

Барышня кивнула и поправила сползшие очки:

– Все время что-то стукал! Говорил, что хочет написать захватывающий уголовный роман, единственный в своем роде. Тоже мне, литератор!

– У нас в департаменте говорили, Николай Карлович владеет удивительным даром: гипнотическим убеждением. Дескать, мог так голову задурить, что человек начинал верить в то, чего не было.

– Глупейшая сплетня! Он и в лавке не мог приказчика уговорить…

– Дядя умел обрафаться со взрывчатыми вефествами?

– Кто? Берс? – изумилась Антонина Ильинична. – Да он к ружью не знал, с какого конца подойти. Пентюх был изрядный.

Как-то странно убивалась горем любимая племянница. И, кажется, не особо это скрывала. Что оставалось? Спросить впрямую.

– Я не решила: скорбеть или радоваться, – Антонина посмотрела в глаза коллежскому советнику, не скрывая чувств. – Он наверняка рассказывал, как нас обожает и готов заслонить собственной грудью? Так вот, знайте: Николай Карлович был преотменным негодяем! Это с виду казался милым и славным. Но если с ним пожить… С тех пор, как умерли наши родители, он тиранствовал над нами. А несколько лет назад… Хотите знать, что родной дядя воспылал чувствами к Антону? Как вам?! Антоша и во Францию уехал, чтобы его не видеть! Подлец был изрядный. Думаю, Петя Ленский его любовник.

– В таком случае вас не удивит, что дядя мог быть убийцей?

– О! Я это предвидела! – закричала Антонина. – Я так и знала! Наверняка он хотел прибрать к рукам наследство, а нас укокошить! Это ведь он уговорил Петра кружить голову вашей супруге. Знаете, что он заставлял меня следить за вами? Говорил, что должен знать о каждом вашем шаге. Он чудовище! Все время проповедовал, что хочет стать Ницше или Шопенгауэром, что его мучает доля чиновника. «Все великие когда-то были серыми людишками, но не побоялись крови!» – его любимое выражение. Представляете? А последнее время стал совсем сумасшедшим. Как Ленский уехал, так места себе не находил.

Дело принимало совершенно неожиданный оборот. Но время поджимало.

– У вас на даче есть погреб? – внезапно спросил Родион Георгиевич.

– Погреб? – Антонина задумалась. – Наверное, есть. Только я туда не спускалась.

– Позволите его осмотреть завтра?

– Сколько хотите.

Ванзаров поблагодарил и стал прощаться. При этом предложил располагать им по любой нужде. Стоя в прихожей, он вдруг спросил:

– Антон Ильич окончил в Парижском университете медицинский факультет?

– Только готовится сдавать, – поправила юная Берс. – На Faculté des lettres.

– Словесный? Похвально! Не помните, кто принес телеграмму в воскресенье?

– Я читала в саду, Николай Карлович прибежал, сказал, что Одоленский прислал срочную записку.

Родион Георгиевич хотел расспросить кое-что еще, но часовая стрелка оборвала полезную беседу. Придется возвратиться к ней позже.

9-е число, около девяти, вечерняя прохлада.

Министерство Императорского двора, главная канцелярия, набережная реки Фонтанки, 20

Прибыть позже назначенного совершенно исключается. Даже предвкушая награду, чиновник обязан блюсти святое правило: «Начальство ждать почетно!» Ровно за пять минут до срока коллежский советник прибыл в канцелярию министра двора Е.И.В.

Дежурный адъютант отнесся к позднему визитеру с предельной почтительностью. Ждать пришлось недолго, не более четверти часа. Наконец двери, ведущие к славе, карьере и процветанию, раскрылись, милостиво впустив чиновника сыскной полиции.

Барон Фредерикс принял во всем блеске парадного мундира генерала от кавалерии, но вышел и протянул руку:

– Наслышан о ваших успехах. Надеюсь, не разочаруете?

Родион Георгиевич постарался не разочаровать.

Владимир Борисович выслушал историю о фантастическом обществе и плане захвата огромного состояния вполне благосклонно, лишь уточнив:

– Каким образом Берс узнал совершенно секретные сведения?

– Вероятно, князь Одоленский разболтал. Остальное Берс домыслил сам. Он, видите ли, писал уголовный романчик под названием «Камуфлет» и расписывал там все, что соверфал. Печатал свое произведение на старой пифуфей мафинке, хранящейся на даче. Как и письма, полученные вами. Вот образец фрифта, – коллежский советник передал лист.

Фредерикс глянул и сразу спрятал в объемистую папку.

– Угрозы Берса – карточный блеф, если угодно – камуфлет, – продолжил Ванзаров. – Цели его ограничивались примитивной кражей наследства. Завефания хранятся в конторе стряпчего Выгодского. Их можно изъять и признать незаконными.

– Сведения точные?

– Безусловно. Это подтверждает не только логика, но и бумаги из портфеля Берса. Возможно, на даче остались какие-то черновики.

– Мне сказали, что Берс погиб?

– Да, печальное дорожное происфествие. Чистая случайность.

Редко бывает, чтобы государственный муж испытал столь странную гамму чувств: облегчение и глубочайшую растерянность. Все тревоги и волнения последних дней, опасность государственному строю оказались обманом. И он не смог разглядеть такого пустяка! А вот этот чиновник сыскной полиции докопался каким-то образом до самых секретнейших глубин. Можно ли ему доверять?

– Я незнаком с содержанием писем, которые вы имели несчастье получить. Со слов Ягужинского знаю лифь о требовании выплатить изрядную сумму под угрозой предания гласности важного секрета. Готов заверить: опасения закончились.

Барон невольно подумал, что коллежский советник умеет потаенные мысли читать, но вслух сказал:

– Надеюсь, понимаете, что сведения, какими обладаете теперь, имеют гриф особой секретности?

– Конефно, – с поклоном ответил Ванзаров.

Фредериксу всегда нравились понятливые и дельные чиновники. Тем более в империи их по пальцам сосчитаешь. А этот не выслуживается и не раболепствует, знает свою силу. Человек с достоинством. Даже легкий дефект в речи вполне мил. Такими людьми разумно дорожить…

– А где сейчас юноша… племянник Одоленского?

– Его расчлененное тело находится в морге Императорской Медико-хирургической академии.

– Достоверно?

– С точностью криминалистической экспертизы. Господином Лебедевым была проведена сверка трупа с фотографией.

– Может быть, знаете, откуда… Ленский появился в Петербурге?

– Берс вывез его из клиники дуфевнобольных на Черной речке, в которой юнофа содержался под надзором.

Что и говорить, способности у этого чиновника прямо-таки сверхъестественные. Решено, следует взять под личное покровительство.

– Господин Ванзаров, сделано нужное дело! – сообщил барон таким тоном, каким посвящают в рыцари. – И вы заслужили награду. Завтра будете представлены государыне императрице, а затем мы подумаем, как найти вам лучшее применение.