АНОНИМУС
Гибель Сатурна
– Он говорит, что там человек, – сказала она. – Мертвый человек.
Старший следователь только головой покачал.
– Стой тут, – сказал он. – Я сам посмотрю.
И сделал шаг к баку.
Разумеется, она не стала стоять, а пошла за ним. Так что покойника они увидели почти одновременно.
В баке лицом вверх лежал человек в черном костюме, слегка присыпанный разным мелким мусором. Он был бледен, пухлогубый рот слегка приоткрыт, глаза бессмысленно глядели в голубые итальянские небеса, на мертвом лице отпечатались боль и страх. Правая рука искривилась так, как будто в ней не было костей, ноги были согнуты в коленях, живот надулся шаром и вываливался из расстегнутых брюк.
– Похоже, беднягу отделал тот же самый человек, который убил нашего старого десантника, – сказал старший следователь, разглядывая покойника.
Волин осторожно коснулся мертвеца. Рука его легко утонула в круглом животе убитого. Он повернулся к Иришке.
– Теперь я понимаю, что ты имела в виду, говоря про желе, – на лице старшего следователя установилось сложное выражение отвращения пополам с недоумением. – Похоже, вечер перестает быть томным…
* * *
Войдя в отель, мадемуазель ажан распорядилась всех впускать и никого не выпускать. Она действовала так решительно, что никто не посмел даже осведомиться о ее полномочиях. На входе сразу поставили двух охранников, которые смотрели на всех испуганно, но скорее умерли бы, чем выпустили кого-то из гостиницы.
Явившийся по вызову итальянский полицейский одобрил предпринятые ей меры, однако изъявил желание узнать, что тут делают рага́цци франче́зи [Ragazzi francesi (ит.) – французские ребята].
Представитель местной полиции совринтенде́нте фореста́ле или, попросту, лесной рейнджер, оказался маленьким, кругленьким и лысым и издали чрезвычайно походил на актера Денни де Вито. Вблизи, впрочем, это сходство только усиливалось.
Для переговоров им открыли номер люкс, и итальянец немедленно залез в холодильник, выставив на всеобщее обозрение упитанный зад в форменных брюках.
– Где-то здесь должна быть граппа [Граппа – итальянская виноградная водка], – заявил он озабоченно, – я просто уверен, она тут есть. Если, конечно, ее не выдули проклятые постояльцы. Черт побери, мы живем в Италии, а значит, запасы граппы должны пополняться постоянно. А если вдруг война, что мы будем пить – виски или, может быть, джин? Они правда считают, что люди выживут на этом иностранном пойле? Кажется, во всей Италии я один думаю о безопасности государства…
– Не очень-то он похож на полицейского, – негромко сказал Волин по-русски.
– Здесь, в Ао́сте [Аоста – здесь имеется в виду автономная область Валле-д’Аоста], своя сложная система, – также по-русски отвечала та. – Если говорить совсем просто, они тут наполовину полицейские, наполовину лесничие. Не советую вдаваться в детали, в них сам черт ногу сломит.
Наконец лесной детектив вылез из холодильника с бутылочкой чего-то бледно-желтого наперевес. И тут же устроился в самом большом кресле.
– Ваше здоровье, рагацци, – весело сказал он, отпивая прямо из бутылки. – Зовите меня просто – синьор комисса́рио.
Волин подумал, что до комиссара тому как до неба, да и не станет он комиссаром никогда с такой страстью к выпивке. Вслух говорить он этого, конечно, не стал, а просто присел вместе с Иришкой на обширный кремовый диван.
– Так-так, – сказал рейнджер, изучив удостоверение Иришки, – а вы, синьор?
Волин открыл было рот, чтобы начать объяснение, но господин совринтенденте неожиданно прервал его.
– Молчите, – воскликнул он, – я все понял без слов. Я вижу вас насквозь. Gde tvoja babúshka, malchik? – внезапно выговорил он по-русски с ужасным акцентом.
– Моя бабу́шка давно на том свете, – сухо отвечал Волин. Его начинал раздражать этот темпераментный итальянец.
Совринтенденте погрозил ему пальцем и снова перешел на французский.
– У нас тут бывает много русских, я сразу узнал в вас русского. Кстати, имейте в виду – это совсем не комплимент.
Услышав такое, Иришка нахмурилась: что за русофобия?
– Да ладно, плюнь, – сказал Волин по-русски.
– Нет, не ладно, – она, похоже, завелась всерьез. – Говорю тебе, это русофобия. Пускай возьмет свои слова обратно.
Надо отдать рейнджеру должное: поняв, что перегнул палку, он немедленно извинился. И даже признался, что он и сам немного русский – бабушка его спаниеля, кажется, состояла в связи с русским черным терьером.
– Лучше бы он не извинялся, – буркнул Волин.
В знак своего особенного расположения к новым знакомым синьор комиссарио даже позволил звать его просто по имени: Се́рджио Пеллегри́ни.
– Ну, господа, так что же вас привело в Италию? – и Пеллегрини в предвкушении интересного рассказа потер пухлые ручки.
Ирина в двух словах объяснила ему суть дела. С каждой секундой тот становился все мрачнее.
– Ду́э [Due (ит.) – два], – наконец сказал он хмуро. – Два трупа, синьоры: один у вас, другой у нас.
– Трупов может быть и больше, – безжалостно заметила Иришка. – Надо бы осмотреть номера, в которых жили Маттео Гуттузо и наш русский покойник.
Она уже знала, что человек в черном в отеле не жил, и более того, пока неясно было, как именно мог он попасть в гостиничный мусорный бак.
Осмотр номеров новых трупов не принес, однако стало ясно, что поиск идет в правильном направлении. Номер русского покойника, которого Волин и Иришка между собой для простоты звали Иван Иванычем, был в относительном порядке, хотя кто-то явно покопался в вещах убитого. Номер же Гуттузо оказался перевернут вверх дном, налицо были несомненные следы драки.
– Перфе́тто! [Perfetto (ит.) – отлично, замечательно] – вскричал Пеллегрини, поднимая вверх указательный палец. – Есть версия, синьоры и синьорины! Тут был любовный треугольник, ла сто́рья д’амо́рэ [La storia d’amore (ит.) – история любви]. Итак, ваш Иван Иваныч, являясь страстным любовником, изменил синьору Гуттузо с господином в черном. Синьор Гуттузо, будучи от природы ревнивцем, переправил старичка на ваш французский курорт в виде мертвого тела. Затем он заманил к себе черного человека и тоже отправил на встречу с предками. После чего благополучно сбежал. Дело не стоит выеденного яйца: как только мы найдем Гуттузо, можно его закрывать.
Иришка и Волин переглянулись – им дело вовсе не казалось таким уж простым. Как минимум неясно было, что именно так упорно искал убийца в номере Ивана Иваныча.
– Что искал? – синьор Пеллегрини только руками развел, так ему смешно было смотреть на этих глупых странье́ри [Stranieri (ит.) – иностранцы]. – Деньги, ценности, кредитные карты – что еще ищут убийцы у своих жертв?
Волин задумался. Раньше он и сам считал, что дело в ревности. Но теперь эта версия, на его взгляд, не выдерживала никакой критики. Судя по всему, Иван Иваныч был деловым человеком. А деловые люди редко выезжают из дома, даже на отдых, без ноутбука или хотя бы планшета. Однако ни того, ни другого ни в номере, ни в машине не обнаружилось. Более того, у Ивана Иваныча не нашли ни телефона, ни документов. Так же обстояло дело и с черным человеком. Интересно, что это за маньяк-убийца, который ворует у своих жертв телефоны, документы и электронные гаджеты? Может быть, дело тут совсем не в ревности?
– Не мешало бы выяснить, в каких отношениях на самом деле находились черный и наш Иван Иванович, – задумчиво сказала Иришка.
– Спустимся на ресепшен и поговорим с администратором, – решил Волин. – Заодно и видеозаписи с камер наблюдения посмотрим…
Они вышли из номера. За ними, простирая руки вслед, бежал недовольный комиссарио.
– Куда вы, синьоры? Я дал вам такую прекрасную версию, а вы хотите чего-то еще. Предупреждаю вас, вы все испортите!
Но они его уже не слушали, у них были дела поважнее.
Спустившись на ресепшен, они велели вызвать администратора. Администратор, трепещущая барышня лет тридцати, смотрела на них со страхом. Она рассказала, что пожилой синьор записался к ним в отель под именем Валентино Гуччи, а молодой красавчик назвался Прадо Версаче.
– Странно, что не Ньютон и Эйнштейн, – буркнула Иришка.
– Они, наверное, не любят физику, их интересует только физиология, – заметил Волин.
Господа Гуччи и Версаче поселились в разных номерах, однако не скрывали своего интереса друг к другу. Никто в отеле не видел в этом никакого криминала.
– Мы приветствуем людей всех национальностей, конфессий и сексуальных ориентаций, – робко сказала администраторша.
– Дальше, дальше, – нетерпеливо помахала рукой Ирина.
Ну, а дальше, собственно, случилось то, что случилось. Сначала пропал пожилой синьор, а потом и его молодой друг. Десертом же этого криминального пира стал найденный в мусорном баке господин в черном. Он, очевидно, попал туда ночью, но как именно, установить было невозможно. Рачительная администраторша на ночь выключала видеозапись, поскольку, по ее словам, она занимала на диске слишком много места. К тому же ночью ведь «все равно все спят».
– Насколько я понял, господин в черном не жил в вашем отеле, – Волин смотрел на администраторшу очень внимательно.
Барышня с готовностью кивнула – нет, не жил.
– Тогда встает законный вопрос: что он делал в вашем мусорном баке?
Администраторша посмотрела на него с ужасом. Иришка незаметно толкнула старшего следователя: твои идиотские шуточки тут неуместны!
– Да я не шучу, – сказал Волин по-русски. – Я имел в виду, как он технически мог туда попасть? Баки же наверняка запираются.
Ответа на этот вопрос администраторша не знала.
Пришлось перейти к просмотру дневного видео. Даже на ускоренной перемотке это заняло около часа. Но, в конце концов, они все-таки были вознаграждены. На одной из записей покойный Иван Иванович прошел к выходу. На некотором расстоянии от него следовал тот самый господин в черном, в котором Маттео Гуттузо наверняка узнал бы рокового красавца Влади, теперь, увы, лежавшего в местном морге.
– Ага! – возликовал синьор Серджио. – Вы видите, покойник из мусорного бака идет за Иван Иванычем. Это говорит о том, что моя версия подтверждается.
– Это говорит только о том, что может быть, черный человек следил за ним, – отрезала Иришка. – И то это не наверняка.
Пеллегрини умолк, весьма недовольный тем, что его умозаключения не принимают всерьез. В конце концов, это же Аоста, он здесь хозяин, значит, ему решать, кого и как лучше убивать.
Иришка и старший следователь переглянулись. Трупы плодятся, как тараканы, но что делать дальше?
– У нас два пути, – задумчиво проговорил Волин. – Первый – идти со стороны вероятного убийцы, личность которого нам известна. Второй – идти через убитых, личность которых еще предстоит установить. Какой выбрать?
– Рагацци, – взревел совринтенденте, – зачем выбирать?! Идти надо всеми путями одновременно. Попробуем запеленговать телефон этого Версаче…
– Гуттузо, – поправила его Иришка.
– Именно это я и имел в виду, – согласился итальянец. – Запеленгуем телефон и одновременно установим личности убитых.
Волин с сомнением покачал головой. План Серджио, на его взгляд, был невыполним. Наверняка Гуттузо уже избавился от своего смартфона.
– Как же он будет звонить? – удивился Пеллегрини. – Не знаю, как в России, но у нас в Италии уважающий себя бандит без телефона и шагу не сделает.
Телефон – не проблема, купит другой, отмахнулся старший следователь. В крайнем случае, воспользуется смартфонами Ивана Ивановича и черного – они же пока не знают, кто это. Это во-первых. Во-вторых, как Серджио намерен установить личность убитых?
– Очень просто, рагацци, – у нас имеется великолепная картотека! – итальянец пришел в необыкновенное возбуждение. – Вы слышите, картотека, а к ней прилагается сногсшибательная программа по распознаванию физиономий!
Волин удивился: неужели у итальянской полиции есть картотека на всех граждан страны? Синьор Пеллегрини засмеялся: конечно, нет, но зато есть картотека на всех, кто когда-либо совершил что-то противозаконное. А этот Иван Иваныч наверняка что-то совершил, потому что просто так людей не убивают, уж поверьте его опыту. Что же касается черного, так он просто вылитый мафиози, это же по лицу видно. Таким образом, не пройдет и суток, как они будут знать все и даже немного больше.
Глава четвертая
Стероидная ярость
Синьор Сильвио Капелло́ни с самого утра находился в прескверном настроении. Его не радовал ни его предвыборный рейтинг, ни растущие на рынке акции его предприятий, ни даже яркое утреннее солнце, бьющее прямо в окно.
– Чего ты растопырилась, шлюха? – сказал он светилу, подойдя к огромному окну, выходившему прямо на восток. – Думаешь, тебе все рады? Думаешь, только и мечтают лечь под тебя? А ты представляешь, какой ценой дается загар в моем возрасте? Ты хотя бы знаешь, что девяносто процентов рака кожи вызвано ультрафиолетовым излучением? А то, что рак кожи – это половина всех случаев рака в мире – это ты слышала? Половина, тварь! Сдохни, гадина, и не показывайся мне на глаза, пока не позову!
С этими словами он задернул тяжелую шелковую портьеру и пошел умываться. В ванной уже суетилась уборщица – стройная шатенка лет двадцати. Всю прислугу себе в дом синьор Сильвио отбирал лично. Женщин выбирал красивых и молодых, мужчин, напротив, страшноватых и в летах. Но и те, и другие должны были быть готовы исполнить любой его каприз. Исключение синьор Сильвио делал только для повара – тот мог быть каким угодно, молодым или старым, лишь бы готовил хорошо.
– Зачем тебе смазливая прислуга? – не понимали приятели, такие же миллионеры, как и сам Капеллони. – Ты и так можешь выбрать любую, самую красивую девку, зачем тебе еще и эти?
– Вы ничего не понимаете, дураки, – злился синьор Сильвио. – Я – подлинный ценитель красоты, слышали такое слово? Вот, например, ты, Джа́комо, зачем ты держишь у себя дома Порденоне и Пальма иль-Веккьо, когда музеи просто завалены картинами? А ты, Карло, какого черта набил свой дом драгоценностями, если всегда можно зайти в ювелирную лавку?
Друзья посмеивались и говорили, что тут другое дело: и Порденоне, и драгоценности – это их собственность.
– Горничные с уборщицами – тоже моя собственность, – объяснял синьор Сильвио. – И я хочу, чтобы собственность эта выглядела на все сто. Ты, Карло, не покупаешь стразы, а ты, Джа́комо, не держишь дома мазню этих уродцев – актуальных художников. Вот так и я. Я хочу, чтобы меня окружала красота. Последняя уборщица у меня дома должна выглядеть, как «Мисс Италия». Я хочу этого, и я плачу за это деньги. А значит, дома у меня все будет так, как я хочу, а не так как хотят всякие кретины.
– Ладно, ладно, мы поняли, – говорили друзья, – что ты разошелся, дружище?
Честно говоря, он и сам не понимал, чего он так злится. В последнее время приступы ярости настигали его все чаще. На публике он еще обуздывал их, но в узком кругу эмоции частенько выходили из берегов.
Другой бы на его месте посоветовался с врачами. Но Сильвио был не из числа слабаков, которые при первом же чихе бегут к эскулапам. Хватит того, что он принимает стероиды, потому что быть мужиком, когда тебе под семьдесят, без гормонов довольно трудно. А «Виагра» плохо влияет на сердце, не говоря уже про все остальное. Вот поэтому он и сел на стероиды, и теперь чувствует себя в сто раз лучше, чем, например, тридцать лет назад. Пусть все помнят, что он мужчина и порвет любого, кто станет у него на дороге!
Недавно, однако, Сильвио в приступе бешенства пробил головой стеклянную дверь в спальне. Ущерб, нанесенный двери, не говоря уже про голову, заставил его задуматься.
Он забил в поисковик словосочетание «неконтролируемая ярость». На него немедленно высыпались горы мусора, который заполонил сеть в последние годы. Именно за это Капеллони и ненавидел интернет – за то, что теперь почти невозможно выудить из него толковую информацию. Все захватили безмозглые снежинки-инфанты, и кругом царит их безмозглая инфантильная писанина.
Если, например, задать вопрос: как сварить гречневую кашу, на вас выльется поток длиннейших текстов о всех вообще кашах, о том, кто их употреблял, начиная с первобытных времен, об их полезных свойствах, об их вредных свойствах, о том, с чем их лучше есть – и так далее, и тому подобное, без конца. И наконец где-нибудь внизу, петитом, будет дано глубокомысленное замечание, что разные каши варятся по-разному, но чаще всего их варят в кастрюле.
Примерно то же случилось и в этот раз. Однако среди разной шелухи взгляд его все-таки выцепил выражение «стероидная ярость». Так вот откуда растут ноги – стероиды! Это они – причина его перманентной злости на весь мир.
Отныне он знал правду, но легче ему от этого не стало. Что теперь прикажете делать – отказаться от гормонов? Нет, это невозможно, просто немыслимо. Если за мужественность нужно платить такую цену – что ж, Сильвио готов. В конце концов, на публике он себя контролирует, а ближнее окружение потерпит.
Примерно так думал синьор Капеллони, провожая взглядом убегающую уборщицу. Как рванула, вы только поглядите! Ничего не скажешь, прекрасная физическая форма у девки, он даже пинка ей дать не успел. Впрочем, может быть, форма тут ни при чем, это страх делает прислугу такой резвой. Тот самый страх, который в последнее время охватил всех вокруг него: от повара до охранников. Как бы какая-нибудь сволочь из обслуги не сняла его выходки и не выложила в соцсети. Нынче это совсем не ко времени. Ладно, нечего грузиться посторонними проблемами: сейчас главное – пройти в парламент, остальное приложится.
Он почистил зубы, оделся и сел завтракать в гостиной в теплой компании столов и стульев.
По телевизору шли новости. Что ж, не все так плохо, рейтинг синьора Капеллони растет, а вместе с рейтингом растут его шансы быть избранным в парламент. Парламент, как известно, – это депутатская неприкосновенность и новые возможности зарабатывать большие деньги. А ради денег Капеллони, как и все почти миллионеры, готов был продать отца родного – тем более что тот давно почил в бозе.
Впрочем, говорят, русские даже покойников умеют продавать, у них на этот счет есть руководство, написанное еще в девятнадцатом веке, называется «Мертвые души». Там один синьор за копейки скупал мертвяков, селил их на земле и потом продавал вместе с землей как существующих на самом деле. Гениально, синьоры! Вот почему все так боготворят русскую литературу – оттуда можно извлечь кучу способов обогащения. Один русский персонаж знал четыреста сравнительно честных способов отъема денег. Четыреста! Такому человеку надо было бы поставить золотой памятник и изучать его биографию в школах и университетах. Но русские слишком расточительны, они не ценят настоящих гениев, то есть тех, кто учит их бизнесу. Они думают о боге, морали, нравственности – о чем угодно, но не о деньгах.
Но синьор Капеллони – совсем другое дело! Он знает, в чем смысл жизни. Если бы вдруг явился к нему Иисус Христос и спросил бы, о чем он думает, Сильвио отвечал бы ему откровенно, как на допросе у прокурора.
– Я думаю о том, Господи, как бы заработать все деньги в мире, – заявил бы он.
– Но это невозможно, – сказал бы Иисус, – ты же понимаешь, Сильвио, что это невозможно?
– Это для тебя невозможно, – отвечал бы Капеллони, – потому что ты вообще не по этой части. А для меня невозможного нет, надо просто найти пути и методы.
Одним из таких путей был парламент и вообще вхождение в большую политику. Конечно, Иисус при всем желании не мог бы понять Капеллони. Потому что Иисуса никто никогда бы и не выбрал в парламент – кому там нужен бедный еврей? А вот его, Капеллони, выберут, в этом не может быть никаких сомнений.
Он поглядел на часы. Ближе к полудню у него было запланировано интервью на телеканале «Рай У́но» [«Rai 1» – популярный итальянский телеканал]. Оставался час до начала. Что ж, пожалуй, пора ехать – пока то да се, пока наложат грим…
В машине его уже ждала Мария. Роскошная блондинка – крашеная, конечно, а где вы найдете в Италии некрашеных? – так вот, роскошная блондинка с умопомрачительной талией, высоким бюстом, длинными ногами. Все это великолепие не так скрывало, как подчеркивало леопардовое платье, обнажавшее тонкие колени и самые стройные на свете икры.
Он сел рядом, скривил лицо в улыбке. Водитель завел двигатель, машина тронулась.
– Здравствуй, милый, – проворковала Мария. Ее синие глаза гипнотизировали его, из них исходило сладострастное пламя. – Как спалось?
– Без тебя – плохо, – отвечал он галантно.
– Так в чем же дело, все в наших руках, – улыбнулась Мария.
Он вдруг почувствовал, что его корежит. Господи, Мария! Блудницу зовут так же, как Пречистую Деву. С другой стороны, была же и другая Мария, которая Магдалина, тоже девушка не самой высокой нравственности. Правда, Магдалина раскаялась в грехах, а эта, которая сидит с ним рядом, не раскается никогда и ни за что. Ну, разве что гонорар ей платить перестанут.
– Ты русская? – внезапно спросил он.
Она сузила глаза.
– Почему ты так решил?
– Не важно. Какой твой настоящий цвет волос?
Она помолчала. Он что же, хочет узнать все ее тайны?
– Отвечай на вопрос! – он схватил ее за руку.
Она выдернула руку, посмотрела на него сердито.
– О таком девушек не спрашивают…
– А я спрашиваю!
Мария отвела взгляд и, глядя в окно, негромко осведомилась: может быть, она ему не нравится? Может быть, ей лучше уйти? Он засмеялся злорадно: куда это она уйдет на скорости пятьдесят миль в час? Впрочем, если ей так хочется, то, пожалуйста, пусть выходит. Вот только он торопится и машину останавливать не станет. Зато может придержать дверцу, чтобы ей удобнее было катиться по асфальту.
Мария молчала, по-прежнему глядя в боковое окно. Молчал и он, пытаясь понять, сказал ли все это он сам, или в нем говорила стероидная ярость.
Спустя минуту она включила смартфон и надела наушники. Сильвио смотрел на барышню и понимал, что ему ее совсем не жалко. Он платит ей бешеные деньги, она должна терпеть все его прихоти. Если ей не нравится, пусть пойдет поищет себе клиента на панели.
– Я не проститутка, – негромко сказала Мария, по-прежнему не глядя на него.
А кто же она? Нет, синьоры, посудите сами – кто она такая, если не проститутка? Вы говорите – эскорт? Не смешите его, он не любит дешевого цирка. Эскорт – это просто слово, его выдумали, чтобы слупить с клиента побольше денег. Если Сильвио пожелает, он может взять ее прямо тут, в машине – и никто его за это не осудит. Человек – товар, пора бы уже всем это понять. Он может продаваться за большие или маленькие деньги, но, независимо от этого, любой человек должен быть хорошим товаром, в этом его функция и смысл жизни.
– Значит, ты тоже товар? – спросила она неожиданно.
Он на миг задумался, потом покачал головой. Нет, он не товар. Может быть, когда-то, на заре карьеры, его тоже покупали и продавали, но теперь он стоит на вершине, теперь он сам покупает и продает. Но чтобы достичь этого уровня, ему пришлось много поработать, да, очень много. И работа продолжается, потому что совершенству нет предела.
Они подъехали к зданию телеканала, чья крыша была увенчана загадочной авангардистской дулей. Эти актуальные художники никак не уймутся, они всю Италию загадили своей фигней! Взять бы их всех да отправить на пожизненные общественные работы.
– Сиди в машине, жди меня, – велел он Марии.
Вообще-то он хотел выйти с ней в люди, похвастаться новой спутницей, однако рассудил, что не стоит слишком уже мозолить глаза избирателю роскошью, пусть даже роскошью этой оказалась женщина. Он еще не знает, сколько Мария продержится рядом с ним, а менять подруг посреди предвыборной кампании – дурной тон. Так что пусть до поры до времени не высовывается.
Она вытащила наушники из ушей, смотрела на него как-то странно.
– Что? – спросил он раздраженно. – Хочешь мне что-то сказать?
Она покачала головой: нет, ничего. Иди, милый.
В здание он заходил с каким-то странным чувством. Казалось ему, что Мария узнала о нем что-то важное, узнала, но решила ему не говорить. Ну, и черт с ней, обойдемся как-нибудь.
На первом этаже его уже ждала редактор программы, небольшая, пухлая, похожая на мышь женщина лет сорока, типичная домохозяйка. Понять невозможно, как только таких пускают на телевидение? С другой стороны, она ведь не показывается в кадре, так что, наверное, можно. Хотя, конечно, его чувство прекрасного такие бабы оскорбляют.
Наверху его взяли в оборот гримеры. Над ним трудились сразу двое – томный молодой человек и девушка неприметной наружности. Молодой человек смотрел, оценивал и командовал, девушка исполняла. Синьор Капеллони подумал, что это правильный порядок вещей: мужчина указывает, женщина слушает и повинуется. Вот только мужика надо было подобрать нормальной ориентации. Впрочем, какой нормальный мужчина захочет работать гримером?
От мыслей своих он очнулся уже в студии, когда на экране под музыку высветилась телевизионная заставка. Дождавшись, пока джингл затихнет, ведущая, блондинка с длинным лицом и ослепительной улыбкой, поприветствовала Сильвио.
– У нас в студии – кандидат от партии «Лига Севера», финансист и предприниматель Сильвио Капеллони, – объявила она. – Впрочем, представлять вас мне кажется излишним. Наверное, нет человека, который бы не знал, что вы баллотируетесь в парламент.
– Да, – улыбнулся Сильвио, – эта новость дошла даже до меня.
Зрители в студии засмеялись.
– Какие цели вы ставите перед собой, идя в политику?
– Если я скажу, что хочу сделать Италию самой богатой и процветающей страной, а народ – самым счастливым на свете, вы, конечно, мне не поверите. Но… – тут Сильвио развел руками, – больше мне нечего сказать. Я патриот Италии и действительно хочу, чтобы она была богатой, а ее народ был счастливым.
– Хорошо, – отвечала ведущая, и улыбка на лице ее погасла, – в таком случае, как вы прокомментируете последние новости?
Капеллони насторожился: какие еще новости?
– Только что информагентства сообщили, что против вас заведено уголовное дело.
Сильвио на миг онемел. Против него? Уголовное дело? Что за бред?! Оказалось, его обвиняют в подкупе государственных чиновников с целью предоставить его компании преимущество при закупках продовольствия для итальянской армии.
Сильвио засмеялся.
– Моя компания? – сказал он. – Единственная кампания, которая меня сейчас интересует, это предвыборная. Что же касается закупок продовольствия, то это дело строго контролирует государство.
– Вас как раз и обвиняют в том, что вы подкупили государственных служащих, – ведущая смотрела на него, не отрываясь, и он неожиданно заметил, какое у нее злое и стервозное лицо.
В голове у него сделалось пусто, он даже забыл, как зовут ведущую. В самом деле, как? Даниэла? Лючия? Больше всего сейчас ему хотелось сказать: эй, Даниэла, не суй свой длинный нос в серьезные дела, иди домой, найди себе мужчину и нарожай детей. Но этого, конечно, сказать никак нельзя, феминистки уничтожат его в один миг.
– Я не могу это всерьез комментировать, – наконец выговорил он. – Вероятно, это происки моих врагов. Они не могут справиться со мной в честном бою и выдвигают бредовые обвинения.
– Иными словами, вы утверждаете, что ваши враги коррумпировали прокуратуру, и она выдвинула против вас заведомо ложное обвинение? – глаза ведущей были холодны, как сталь.
Сильвио снова засмеялся, впрочем, уже не так уверенно. Он хочет сказать, что все это только журналистская утка, фейк.
– Вряд ли это фейк, – заметила ведущая. – Вы понимаете, что вас обвинили в чрезвычайно серьезном преступлении?
Кровь плеснула ему в голову, и мозги начали медленно закипать. Спокойно, Сильвио, спокойно, это провокация, нельзя поддаваться. Однако в студии уже стоял гул, публика что-то выкрикивала. Капеллони расслышал даже слово «мафиозо». Он почувствовал, что сердце его забилось в груди гулко, как молот.
– Вы говорите – мафия? – он возвысил голос. – Кто-то тут назвал меня мафиозо. Пусть этот человек встанет во весь рост и повторит это обвинение мне в лицо.
Какой-то парень в растянутой черной водолазке поднялся со стула и крикнул:
– Я назвал вас мафиозо и готов повторить это обвинение следом за генеральным прокурором!
Сильвио побагровел от ярости. Он не ждал, что на вызов его откликнется какой-то хипстер, у которого молоко на губах не обсохло.
– Так значит, по-вашему, я – мафия, – медленно начал Сильвио. – Но что вы знаете о мафии? Все ваши знания об этом предмете исчерпываются голливудскими фильмами и итальянскими сериалами. Вы увидели Микеле Плачидо в роли комиссара Каттани и Аль Пачино в фильме «Крестный отец» и думаете, что узнали о мафии. Так я скажу вам вот что! Мафия – это воры, убийцы и насильники, мафия – это раковая опухоль в теле нашего государства. Она пустила свои метастазы везде, начиная от полиции и прокуратуры и кончая правительством. И я иду в политику именно затем, чтобы снести продажных чиновников и избавить мой народ от мафии раз и навсегда! Я законопослушный гражданин, я борец с коррупцией, а из меня лепят синьора Берлускони. Я благодарю Бога, что моя мать не дожила до этого страшного мига, когда продажные чиновники восстали против меня, чтобы погубить ростки свободы и справедливости, которые я несу моей родине. На моей стороне нет никого. Вы слышите – никого! Только простые итальянцы, только народ. Но, скажу я вам, этого достаточно, чтобы победить многоголового дракона, которого все мы знаем и которого зовут мафией. Да здравствует справедливость, да здравствует закон! Голосуйте за партию «Лига Севера» и за ее кандидата Сильвио Капеллони!
Громокипящая речь синьора Сильвио неожиданно для всех даже снискала растерянные аплодисменты. Используя момент, Капеллони объявил, что вынужден срочно покинуть студию – и благополучно ретировался. Да, он одержал моральную победу, но, черт побери, что там еще за уголовное дело, откуда оно взялось и что вообще происходит?
Этот вопрос он, естественно, задал своему адвокату, Гвидо, едва только вышел на улицу.
– Происходит именно то, что ты слышал, – голос Гвидо по телефону звучал крайне хмуро, но, может быть, причина заключалась в плохой связи. – Я делаю все возможное, чтобы выяснить обстоятельства и как-то повлиять на ситуацию, но на всякий случай будь готов ко всему.
Будь готов ко всему? Он должен быть готовым ко всему, когда до палаты депутатов осталось буквально два шага? В ярости Сильвио едва не швырнул смартфоном в пробегавшую мимо собаку. Его удержали не приличия, а мысль, что ударенные телефоном собаки иногда очень больно кусаются.
Шофер распахнул перед ним дверь его роллс-ройса, и он увидел сидящую на заднем кресле Марию. Сидела она смирно, как школьница, и глядела на него широко открытыми глазами. Обида, влечение и стероиды смешались в его голове в какой-то вулканический коктейль, и он едва не набросился на нее прямо тут, в машине. Но страх, что вездесущие папарацци и блогеры могут быть рядом и снимать все, что он делает, остановил Сильвио.
