АНОНИМУС
Гибель Сатурна
Глава вторая
Близкое знакомство с вампиром
Маттео нервничал.
Впрочем, нет, нервничал – не то слово. Он сходил с ума, он бесился, он рвал и метал – и с каждым часом чувство это росло и расцветало пышным цветом. И, надо сказать, имелись на то серьезные причины.
Сначала во время завтрака к нему за столик подсели две юные девчушки, брюнетка и рыжая. Барышни были чем-то похожи на птичек, да и щебетали они так же беззаботно и бессмысленно, как лесные пичуги.
– Здесь занято, – сурово сказал Маттео.
Еще не хватало, чтобы Па́оло увидел его в женском обществе! Старый ревнивец вполне может окончательно порвать с ним из-за такой ерунды. Тот факт, что женщины совсем не интересуют Маттео, его не убеждает. Паоло сам, что называется, стреляет из двух стволов, и в этом же подозревает всех вокруг. Слова «верность», «преданность» и «любовь», судя по всему, ничего ему не говорят.
Девчушки, однако, сурового тона Маттео не оценили, а как ни в чем ни бывало начали снимать блюда с подносов на стол. На его стол, черт бы их побрал!
– За-анято-о, – повторил Маттео, по-змеиному растягивая гласные.
Скрытая угроза в его голосе должна была девчушек отпугнуть. Но нет, ничего подобного! Эти глупые снежинки [Поколение снежинок – термин для обозначения современной молодежи, которую отличает необыкновенная инфантильность вкупе со всепоглощающей уверенностью в своей правоте] ничего не боятся и прямо лопаются от ощущения собственной значимости. И это не удивительно, синьоры. Они ведь не знают настоящей жизни, где все дается потом и кровью, и считают себя центром мира, хотя не способны ни на что, кроме как зависать в «Тик-Токе» или, как ядовито звал его Маттео, в «Как-Пуке».
Рыжая наконец посмотрела на него, улыбнулась, как ей казалось, очаровательно, а на самом деле страшно глупо, и прощебетала:
– Какие мускулы! Железо качаешь?
– Нет, пирожные лопаю, – огрызнулся Маттео.
Они захохотали. Нет, захохотали – не то слово. Заржали, как сельские лошади. Куда вдруг делась их ювенильность и щебетание, куда пропала вся их снежинковость? Перед ним сидели две маленьких наглых бабы; сквозь юную припухлость щек Маттео уже прозревал на них грядущий жир и отвратительные морщины, видел грядущий распад и гниение, видел грязь и тлен…
Поняв, что избавиться от наглых подростков не удастся, он молча собрал свои тарелки на поднос и пошел к другому столику, подальше от этих. Сел, расставил еду, посмотрел на часы. Почему же Паоло так опаздывает? Нализался ночью до положения риз и до сих пор не может прийти в себя? Или это такая демонстрация после вчерашнего?
Если вы спросите, что такого случилось вчера, ответ будет простой: ничего особенного. Случилось то, что иногда бывает между двумя любящими людьми. Они слегка поцапались с Паоло, после чего старый синьор выгнал Маттео из номера с голой задницей или, если вам так больше нравится, в одних трусах. Всему виной, разумеется, дурацкая ревность его престарелого друга. Тому показалось, что за ужином здешний бармен как-то особенно томно глядел на Маттео, а тот отвечал ему взглядом не менее томным, в котором как будто даже сквозило некое обещание.
Ну, это же глупость, глупость бесконечная – иначе не скажешь! С другой стороны, как он должен был оправдываться? Наверное, надо было заявить примерно следующее:
– Ты дурак, Паоло! Меня совершенно не интересуют очаровательные юные бармены с гладкой мальчишеской кожей. Меня интересуют только старые пердуны вроде тебя, потому что у стариков много денег, а у мальчишек со стройной фигурой их не имеется вовсе!
Сами посудите, мог он так сказать? Наверное, мог, если ему жизнь надоела. Паоло, несмотря на внешнюю рассудительность, в гневе бывал страшен – такой может и пальцем в глаз ткнуть. Он рассказывал про себя, что в молодости служил в русском армейском спецназе и уж, конечно, расцарапать морду маникюром способен был кому угодно.
Вот так и вышло, что Маттео лишь слабо лепетал что-то в свое оправдание, пока Паоло ярился и орал на него. Маттео думал, что если он снимет штаны, это воздействует на друга самым благоприятным образом и приведет к установлению мира. Однако это привело только к тому, что любовник вытолкал его из своего номера. Слава Богу, для конспирации они поселились в разных номерах, Италия до сих остается страной католиков, а тем не очень нравится, когда мужчины спят в одной постели, даже если они – родные братья.
Будучи изгнан из рая, Маттео отправился в свой номер заливать горе коктейлем. Вероятно, тем же занялся и Паоло, только пил, скорее всего, не коктейль, а чистый виски или даже водку. Однако то, что свободно мог перенести молодой атлет, видимо, с трудом давалось престарелому организму шестидесяти пяти лет от роду. Наверное, поэтому все утро сегодня Паоло провалялся в постели и даже не пришел на завтрак. Да, именно поэтому, а вовсе не потому, что решил порвать с Маттео!
Примерно так думал молодой итальянец, доедая свой завтрак, богатый белками и витаминами. Любовь – дело затратное, особенно, когда речь идет о любви к немолодым уже мужчинам. Так что, хочешь не хочешь, приходится держать себя в форме. Однако держать себя в форме ему помогала не только правильная еда, но и каратэ, которым Маттео занимался с детства и в котором достиг внушительных успехов.
Впрочем, с каратэ не все было так просто. Рослый атлет, способный один разбросать банду хулиганов, в глубине души он оставался все тем же субтильным мальчиком, которого одноклассники травили за недостаток мужественности. Последним перышком, которое сломало спину верблюда, стала попытка сверстников утопить его в школьном сортире.
Утонуть он, разумеется, не утонул, но сама затея была крайне оскорбительной. Тогда Маттео стиснул зубы и пошел в секцию каратэ. Спустя год его уже не только боялись задирать, но даже и смотреть на него косо не рисковали. Этому предшествовали стычки, итогом которых стала вывихнутая челюсть, пара сломанных носов и несколько подбитых глаз. Маттео окончательно понял, что быть утонченным и нежным – это роскошь. Настоящий мужчина может позволить ее себе, только если он выглядит грозным и могучим. И вот скрепя сердце он стал грозным и могучим. Во всяком случае снаружи.
Несмотря на некоторую природную женственность, Маттео проявил к боевым искусствам недюжинные способности и к восемнадцати годам имел черный пояс и первый дан. И это был настоящий черный пояс, а не такой, который выдается восьмидесятилетним старушкам за их красивые старушечьи глаза, а детям – за то, что они наконец научились обходиться без памперсов. Маттео неустанно взбирался вверх, получая один дан за другим, он крушил кирпичи и ломал доски, тело его укрепилось и стало похоже на закаленную сталь. Это нравилось женщинам и, что гораздо важнее, привлекало некоторых мужчин.
Маттео быстро понял, что его альтернативная сексуальность – не гримаса судьбы, а дар небес. Если правильно себя поставить, можно было зарабатывать большие деньги, просто делая то, что ты любишь. Правда, не всегда это удавалось делать с тем, кто ему нравился, но ради денег можно ведь и потерпеть, не так ли? Вот взять, к примеру, Паоло. Они с ним знакомы без году неделя, а тот уже подарил своему любовнику дорогой автомобиль. О чем, скажите, может еще мечтать молодой итальянец из бедной семьи?
Одно было непонятно во всей этой милой истории, а именно – куда подевался Паоло? Маттео вздохнул: видимо, придется идти мириться. Конечно, со стратегической точки зрения это неверно, ссору-то затеял не он, а сам Паоло. Однако стратегии стратегиями, но если Паоло уйдет к другому, Маттео придется искать себе нового покровителя. И вовсе не обязательно он будет таким же щедрым, как его русский друг.
Он поднялся на этаж, подошел к номеру Паоло. На ручке висела табличка «Не беспокоить». Когда он прошлым вечером бежал отсюда сломя голову, этой таблички не было. Скорее всего, Паоло повесил ее уже утром. Может быть, специально для него, Маттео. Подумав так, молодой человек почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.
Нет-нет, во что бы то ни стало надо добраться до Паоло, надо поговорить с ним, убедить, что тот ошибается, что у Маттео даже в мыслях не было изменять ему с тем красавчиком-барменом. Вся надежда на то, что Паоло – русский, а русские отходчивы. У Паоло даже и фамилия типично русская, Маттео напрягся, вспоминая… Кажется, Абрамович. Или постойте, нет, не Абрамович. Его зовут Рабинович. Нет, и не Рабинович. Фамилия Паоло звучит как-то похоже на «стро́нцо» [Stronzo (ит.) – придурок, засранец]. Тут он, наконец, вспомнил – Ко́рзун, Паоло Корзун, вот как его зовут.
О, Ди́о [O, Dio! (ит.) – Боже мой!], какие все-таки у русских сложные, почти непроизносимые фамилии! То ли дело итальянцы – коротко, просто и мелодично. Ардиццо́не, Джермане́тто, Скварчалу́пи, Буджарди́ни – не фамилии, а ангельское пение. Впрочем, черт с ним, с Корзуном, пусть зовется, как хочет, лишь бы не бросал своего маленького Маттео, ведь тот уже почти влюбился в своего русского друга!
Нет-нет, Паоло не бросит его, ни в коем случае не бросит. Ведь русские – славные парни. Ленин, Троцкий, Сталин – разве стали бы они разбрасываются любовниками, особенно такими красивыми, как Маттео? Никогда! Весь мир помнит, как страстно целовался их генеральный секретарь Брежнев. Нет, русские понимают, что такое подлинное чувство, они только женщин бросают под поезда и в реку, а мужчины – их слабость и любовь. Укрепившись этой мыслью, Маттео все-таки постучал в дверь.
Ответа не было. Он подождал с полминуты, потом постучал еще раз, сильнее. Внутри царила мертвая, пугающая тишина. Почему-то ему представилось, что за дверью, среди этой мертвой тишины лежит такой же мертвый Паоло. Мертвец хочет подняться и открыть дверь, но не может, потому что смерть сковала его члены вечным параличом.
Маттео содрогнулся и отогнал идиотские фантомы. Надо мыслить логично, синьоры, иначе какой он после этого жи́голо? Скорее всего, Паоло крепко спит и просто не проснулся от стука. А может быть, он залез в душ и ничего не слышит за шумом воды…
Маттео прислонил ухо к двери, но шума воды слышно не было. Кроме того, в ду́ше Паоло обычно поет, очень фальшиво и противно, но весьма громко. А тут не было слышно и пения тоже.
Что ни говорите, синьоры, а все это было очень странно! Вспомнив евангельское речение «не стучите, если вам не открывают» [Маттео путает, на самом деле речение звучит так: «Стучите – и вам откроется!»], Маттео решительно повернулся и пошел к себе. Там он с гостиничного телефона набрал номер Паоло. Спустя несколько секунд он услышал, как за стеной, в комнате милого друга громко пиликает телефон. Ждал полминуты, минуту, но ему так никто и не ответил. Маттео бросил трубку, сел на кровать и обхватил голову руками.
Что же такое случилось, почему Паоло не отвечает? Может быть, все-таки произошло что-то страшное? Например, после вчерашней их ссоры у русского друга мог случиться сердечный приступ. Ведь если подумать как следует, то шестьдесят пять лет – это уже глубокая старость. Паоло вполне мог хватить инфаркт или инсульт. Но если так, то чего он, Маттео, тут сидит? Надо срочно бежать на ресепшен, пусть ломают дверь…
Тут, однако, он себя остановил. А что, если Паоло просто уехал? Может быть, он не хочет никого видеть и вообще покинул гостиницу. И тогда весь этот шум ничего хорошего не принесет – во всяком случае не принесет ему, Маттео. Впрочем, в номере Паоло или нет, узнать можно, даже не ломая дверь.
И он набрал номер мобильника Паоло. В трубке раздался сигнал соединения. Но Маттео слушал не трубку, он прислушивался к тому, что происходит в соседнем номере. Там было тихо. Следовательно, Паоло в номере нет. Он забрал свой телефон и куда-то уехал, бросив его, Маттео, на произвол судьбы на этом диком курорте. Он оставил его совсем одного, на милость дерзких снежинок, которые домогаются беззащитных мужчин и понятия не имеют о том, что такое приватность и личное пространство! И ладно бы этот мерзавец уехал по делам. Но нет, он наверняка нашел кого-то другого, кого-то, с кем он теперь будет развлекаться и кому станет дарить дорогие машины!
На телефоне у Паоло сработал автоответчик. С трудом удерживая негодование, Маттео заговорил в трубку:
– Паоло, куда ты подевался? Я жду, я беспокоюсь, я просто с ума схожу, а ты не подаешь признаков жизни. Прошу тебя, позвони мне. Нам надо поговорить! Твой Маттео.
С этими словами он повесил трубку и упал на кровать, вздрагивая от горя и разочарования…
Он безвылазно просидел в номере до самого ужина, заливая горе спиртным и, кажется, опустошил весь бар в холодильнике. Он, любивший коктейли и ликеры, теперь пил все подряд, так что, в конце концов, коктейль образовался, но уже прямо у него в желудке. Любого другого такое количество алкоголя давно бы свалило с ног, но его только раззадорило.
Ах, синьоры, невозможно передать, как ему сейчас было плохо! Надо было бы, конечно, закатить кому-то истерику, но кому и, главное, зачем? О Паоло, проклятый изменник, что ты сделал с Маттео, который так тебе верил?!
К ужину, однако, он собрался с силами, и решил, что бессмысленно сидеть в запертом номере и травить себя алкоголем. Нет, свое счастье надо ковать собственными руками и для начала – выйти к людям. Он бы и сам себе в этом не признался, но где-то на заднем плане вертелась у него сейчас нескромная мысль – пойти и хотя бы временно утешиться с симпатичным барменом.
Однако, когда он спустился в ресторан, стало ясно, что все его надежды рушатся. Вместо очаровательного бармена за стойкой хозяйничала какая-то мерзкая фурия. И то, что фурия была юна, золотоволоса и обладала сногсшибательной фигурой, только усиливало отвращение Маттео. Кто бы ни захотел его соблазнить, пусть знает – он однолюб, он всегда будет верен только мужчинам!
Тем не менее, преодолевая себя, он сел за барную стойку и заказал порцию «Изумрудного бриза». Потом подумал и поправился: «Три порции». Фурия тошнотворно улыбнулась ему и начала готовить коктейль. Ее отвратительные ручонки взлетали, как огромные загорелые бабочки, она металась от одной бутылки к другой, время от времени бросая на Маттео кокетливые взоры. Но ему было так плохо, что он даже возненавидеть ее толком не мог, просто смотрел в стойку перед собой. Когда рядом с ним кто-то уселся, Маттео даже головы не повернул, боясь, что не выдержит и плюнет в физиономию незнакомцу – так отвратителен сделался ему весь мир.
– Бо́на сэ́ра [Buona sera (ит.) – Добрый вечер], синьор, – сказал сосед с явным акцентом. – Могу я угостить вас коктейлем?
Маттео навострил уши. Не думайте о нем плохо, не угощение привлекло его. Его привлек знакомый акцент. Он поднял голову и посмотрел на незнакомца.
– Вы русский? – спросил Маттео.
Тот улыбнулся.
– Почти. Я словак.
Ах вот оно что – словак. Впрочем, кажется, это родственные народы, и словаки, судя по всему, недалеко ушли от русских. Во всяком случае по части акцента.
– Как вас зовут? – поинтересовался Маттео, оглядывая соседа.
Коротко стриженный брюнет с приятными чертами лица, в черном костюме. Ну, костюм пусть останется упреком его вкусу, все знают, что черное в их тусовке уже давно вышло из моды. Глаза выразительные, глубокие, слегка подкрашенные. Нос с небольшой горбинкой, рот полный, чувственный. Пожалуй, фигура немного подкачала – была чуть более коренастой, чем хотелось бы. А, впрочем, какая разница – все лучше, чем мыкать горе в одиночестве.
Нового знакомого звали Владислав. Типичное славянское имя, совершено непроизносимое для нормального человека. Во всяком случае, на хмельную голову.
– Я буду звать тебя Влади, – сказал Маттео. Они чокнулись бокалами и выпили за знакомство.
Тот, кто посчитает Маттео развратным и непостоянным только потому, что он после расставания тут же завел интрижку, глубоко ошибется. Просто он был почти уничтожен случившимся, ему совершенно необходимо было хоть какое-то утешение. Между нами говоря, он и сам не знал, насколько далеко он продвинется с этим Влади. Может быть, никуда и не продвинется: он, кажется, еще не готов к новым отношениям.
Тем удивительнее было, что уже через полчаса Маттео обнаружил себя входящим в свой номер вместе с Влади. Возможно, виной столь стремительному продвижению была любовь с первого взгляда, а может быть, он все-таки перебрал с коктейлями.
Захлопнув за собой дверь, Маттео притянул к себе Влади. Они оказались так близко, что, казалось, губы их не могут не встретиться. И, однако, новый знакомый не спешил, просто молча смотрел на Маттео с каким-то странным выражением.
– Почему ты такой бука? – капризно спросил Маттео, проводя пальцем по его щеке. – Поцелуй же меня, чего ты ждешь…
По лицу Влади пробежала странная судорога. Если бы Маттео не был уверен в своей привлекательности, он сказал бы, что это гримаса омерзения. Но Влади уже снова улыбался, и Маттео подумал, что просто не привык еще к мимике русских.
– Может быть, сначала в душ? – спросил Влади, и рука его мягко прошлась по спине Маттео и задержалась на миг в самом низу.
Маттео погрозил ему пальчиком.
– Ах ты, шалун, – сказал он, – я знаю, что значит приглашение в душ!
Влади улыбался все той же застывшей улыбкой горгоны. Лицо его вдруг показалось Маттео не симпатичным, а, наоборот, отталкивающим. «Что я в нем нашел, – ужаснулся Маттео, – зачем привел в свой номер?»
Но, кажется, идти на попятную было поздно. Коктейль делал свое черное дело. Так хотелось после всех треволнений сегодняшнего дня упасть в объятия к кому-то надежному, сильному.
– Ты такой красивый, – проворковал Маттео, кокетливо помахал пальчиками и скрылся в ванной. Только дверь прикрыл не до конца, как намек и призыв.
В ванной он быстро сбросил сорочку, джинсы и белье. Нужно было срочно помыться, ему чудилось, что он в чем-то испачкался, в чем-то отвратительном и дурно пахнущем. Он даже знал, в чем именно он испачкался – это были ревность и предательство. С наслаждением он встал под душ, запрокинул голову, открыл рот. Вода текла и пузырилась, орошая лицо и заполняя рот. Грязь не просто замазала его снаружи, она проникла и внутрь него. Маттео стоял, и вода понемногу вымывала из него все черное и страшное.
Он случайно задел кран рукой, тот сдвинулся в сторону, и на него обрушился ледяной водопад. Маттео задохнулся и судорожно закрыл кран. В ванной стало тихо. Через приоткрытую дверь до него доносились какие-то странные звуки.
Маттео выглянул из ванной и обомлел.
Включив ночник, Влади торопливо копался в его чемодане. Бледный свет от ночника падал на его угрюмое лицо и придавал ему сходство с мертвецом. И тут Маттео вспомнил, где он слышал имя нового знакомого. Кто же не знает Владислава Дракулу – самого знаменитого европейского вампира… И этот-то вампир, синьоры, сейчас копается в его вещах!
– Что ты делаешь, мерзавец? – разъяренный Маттео в гневе сверкнул глазами.
Но Влади, похоже, уже нашел, что искал. В одной руке он сжимал смартфон Маттео, другой прихватил его планшет. Он выпрямился, нехорошая улыбка гуляла на его устах. Однако выйти из номера он не мог – Маттео стоял на пути к выходу.
– С дороги! – сквозь зубы процедил Влади.
Но Маттео даже не двинулся.
– С дороги, голубок! – повторил вампир, скалясь. – Убью!
И шагнул вперед. Маттео, только что готовый драться не на жизнь, а на смерть, вдруг ощутил, как ужас заполняет все его тело, как оно становится холодным и неподатливым, словно тело мертвеца…
Глава третья
Никто, кроме нас
– Ну, и куда же мы едем? – полюбопытствовал Волин, когда Иришкин «Рено» покинул окрестности Ла-Розьер.
– В Италию, – отвечала мадемуазель Белью, сосредоточенно глядя перед собой.
Нет, это-то он понял, но куда конкретно?
– Конкретно – на ближайший итальянский курорт, – сказала Иришка. – Это небольшой городок, называется Ко́нье, или, по-итальянски, просто Конь.
– И далеко он отсюда, этот Конь?
– Если повезет, минут за сорок доберемся.
Мадемуазель Белью отвечала крайне лаконично, видимо, не настроена была на разговор. Но старшего следователя это не смутило.
– Почему именно туда? Почему в Коня?
– Не в Коня, а в Конье, – мадемуазель ажан поглядела на него сурово. – Он, во-первых, тут ближе всех. Во-вторых, это центр национального парка Гра́нде Паради́зо. Переводится как Настоящий Рай.
– Я знаю, что такое парадизо, – перебил ее старший следователь, однако она продолжала, как ни в чем не бывало.
– Если убийцы и оставили следы на итальянской стороне, то правильнее всего начинать искать именно там…
Волин кивнул и углубился в свой смартфон.
Современный человек не обходится без смартфона. Для кого-то это развлечение, для кого-то – средство подзаработать, для кого-то – альфа и омега бытия. Для работника же Следственного комитета смартфон стал ценнейшим орудием, незаменимым в его деле. Приличный человек – а Волин, разумеется, был приличным человеком – смартфон использует не только для того, чтобы любоваться на полуголых красоток. Приличный человек использует смартфон еще и как лабораторию.
Пока машина Иришки катилась мимо франко-итальянских горных красот, старший следователь изучал фотографию наколки на плече покойного. На первый взгляд – пятно и пятно, но если дать программе поработать с ним, поиграть с резкостью, контрастом, цветокоррекцией, то непременно что-то начнет проясняться. Конечно, не всё, нет, но что-то обязательно проявится даже на самом смутном изображении.
Впрочем, Волину и не нужно было все, ему как русскому человеку достаточно было нескольких букв, которые ему, в конце концов, и показала программа. Буквы были такие: «Ни…то …ро…е… ас».
Покажите вы эти буквы Шерлоку Холмсу, Эркюлю Пуаро, да хоть самой мисс Марпл – они бы ни слова тут не поняли, они бы подняли руки вверх и ушли на заслуженную пенсию. А почему? А потому что ни Холмс, ни Пуаро, ни даже мисс Марпл не жили в России и не служили в доблестной российской армии. Для старшего же следователя все стало ясно с первого взгляда.
– «Никто, кроме нас!» – возгласил Волин торжествующе. – Это ВДВ, Иришка, самое натуральное ВДВ.
– Что такое ВДВ? – настороженно спросила она.
Он только улыбнулся. Ну конечно, эмигрантка во втором поколении, она вполне прилично говорит по-русски, но о реалиях отечественных имеет самое туманное представление.
– ВДВ – это войска дяди Васи, – объяснил старший следователь.
Но мадемуазель Белью только нахмурилась. Что еще за дядя Вася? Это какой-то ваш русский гангстер или террорист?
Пришлось объяснять барышне, что вообще-то «ВДВ» расшифровывается как воздушно-десантные войска. А войска эти называются дяди Васиными потому, что был такой легендарный генерал Василий Маргелов, который много лет командовал как раз воздушно-десантными войсками. Вот в честь него иногда аббревиатуру «ВДВ» и расшифровывают, как «Войска дяди Васи».
– Понятно, – сказала она сухо, – и чем это нам поможет?
Волин удивился.
– Как – чем? Во-первых, мы хотя бы поняли, что покойный служил в ВДВ. Это раз. Судя по его возрасту, было это еще в советские годы. А значит, он вряд ли был офицером, наколки среди них не поощрялись командованием. Значит…
– Значит? – повторила Иришка.
– Значит, он был простым призывником. Это два. Мы примерно можем предположить, в какие годы он служил. Это три. Таким образом, мы сузили круг поиска.
– И насколько мы его сузили? – если капля никотина, согласно старому лозунгу, убивала лошадь, то сарказм мадемуазель Белью мог уничтожить слона.
Волин задумался. Иришка права: как ни сужай, а все равно речь идет о многих тысячах людей. Он вздохнул. Насколько проще было бы, если бы покойный набил на плече номер воинского подразделения и год службы…
– Да, – ядовито заметила Иришка, – а заодно имя, фамилию, и место рождения.
Старший следователь покосился на мадемуазель Белью. Ему не очень понравилось то, что она сказала, однако понравился ее саркастический тон. Похоже, госпожа ажан возвращается в свое нормальное состояние. И это для них очень хорошо.
– Не думала, что советские десантники носили женское белье, – задумчиво проговорила Иришка. – Все же мы у себя тут недооценивали советскую армию и ее реальные возможности. Пожалуй, ваша армия могла бы и европейцев толерантности поучить.
– Да не носили они никакого женского белья! – разозлился Волин. – Десантники разорвали бы любого при малейшем сомнении в его сексуальной ориентации. Но тут тоже есть для нас подсказка. Голубой служил в десантуре – что это значит на практике?
– Что он прятал женское белье в парашюте? – голос Иришки звучал невинно, но глаза ее смеялись.
– Смейся, смейся, – покачал головой старший следователь. – На самом деле это значит, что он не сразу стал голубым. Во всяком случае в молодости он придерживался традиционной ориентации. А вот переехав на Запад…
Иришка дернула плечом: ну, разумеется, здесь он сразу поменял ориентацию. Во всем виноват растленный Запад, по улицам которого строем ходят голубые, которых не пустили служить в советскую армию, хотя они очень хотели.
– Да хватит тебе, – поморщился Волин, – я просто сужаю круг поиска. Думаю, в Италии не так много бисексуалов из России, в молодости служивших в ВДВ.
Иришка пожала плечами. Сначала неплохо бы понять, имеет ли покойный вообще хоть какое-то отношение к Италии, или это все только их фантазии…
Так, за разговорами, они добрались до цели своего путешествия – курорта Конье.
Конье оказался очаровательным итальянским городком, одним концом лежащим на гигантском зеленом лугу, а другим взбирающимся на ближнюю гору. Волин хотел посмотреть в сети, как называются луг и гора, но Иришка заявила, что ерундой он будет заниматься в свободное от службы время.
– Уи, мон женера́ль, – отвечал старший следователь и добавил ехидно. – Узнаю моего маленького Бонапарта.
Мадемуазель Белью, однако, не обратила никакого внимания на его сарказм. Она задумчиво глядела на возвышающуюся над лугом приходскую церковь и размышляла, с чего начать. В городе имеется какое-то количество гостиниц, а, кроме того, наверняка есть частные дома, принимающие постояльцев. Похоже, работа предстоит большая.
Волин тут же заявил, что он человек разумный и потому не любит большой, а значит, бессмысленной работы.
– Все дороги ведут в Рим, – сказал он. – В нашем случае это означает, что начинать поиски надо с администрации города.
Это была хорошая идея, и Иришка оценила ее по достоинству.
Мэр городка, поглядев на фотографии покойного, пожал плечами и сказал, что этого мертвого синьора видит первый раз в жизни. Вероятно, им придется самим опрашивать горожан. Однако Волин, по-прежнему движимый ленью, заметил, что наверняка на сайте администрации есть чат, посвященный здешним делам и событиям. Если поместить в этот чат фото, очень может быть, что кто-то из его посетителей узнает мертвого синьора, которого, скорее всего, видел еще живым. Отдельно стоит обратить на фотографию внимание хозяев здешних гостиниц.
– А вы уверены, что он проезжал через наш город? – осведомился мэр. – У нас в национальном парке Гранде Парадизо есть еще курорты.
– Не сомневайтесь: он был тут перед тем, как его убили, – отвечал Волин.
Взгляд у градоначальника сделался тревожным. Не хочет ли господин полицейский сказать, что этого замечательного синьора могли убить прямо у них в городе?
Иришка открыла было рот, но ее упредил Волин.
– Нет, мы не хотим этого сказать, – проговорил он вкрадчиво. – Мы не скажем этого, потому что это может здорово испортить бизнес вашему замечательному курорту. Туристы станут обходить его стороной, потому что кому же интересно быть убитым во цвете лет – пусть даже и на фоне такой прекрасной природы.
– Да, да, природа у нас необыкновенная, – жалобно закивал мэр, похоже, всерьез напуганный обрисованной ему ужасной перспективой.
– Так вот, – сказал Волин, – чтобы не пострадала ни прекрасная ваша природа, ни еще более прекрасные жители вашего городка, неплохо было бы узнать, где именно проживал наш мертвый синьор в то время, когда он еще был живым.
Мэр все-таки немного поупирался, говоря, что у них тут имеется полиция и не лучше ли им отправиться прямо туда?
– Не лучше, – сурово отвечала французская синьора. – Я вашу полицию знаю, это бюрократы и лодыри.
Мэр возвел очи горе́ и сказал, что, видно, так распорядился Господь и Пресвятая дева Мария, а уж они вынуждены обходиться тем, что есть. Однако больше не сопротивлялся: решимость иностранных пришельцев явно произвели на него должное впечатление.
Мэр разместил фотографии в городском чате, пометив все местные гостиницы. Ответ пришел буквально через пять минут. Синьора опознала администрация гостиницы «Отель дю Гран Парадиз» [Hôtel du Grand Paradis (фр.)].
– По коням, – скомандовала Иришка.
Но Волин задержался еще на секунду.
– Скажите, – спросил он с любопытством, – почему у вас тут, в Италии, отели называются по-французски?
Мэр только руками развел: это же так очевидно. На итальянской стороне все немного дешевле, а французы умеют считать деньги («за грош удавятся», – прокомментировал Волин по-русски, вызвав гневный взгляд Иришки). Да, так французы ценят дешевизну и потому часто отдыхают именно у них. Впрочем, они тут не разделяют итальянский и французский языки, лишь бы клиент был доволен.
– И это очень правильная позиция, – сказал Волин, ухмыльнувшись. – Вот это и есть подлинный интернационализм, все остальное – фейки и пропаганда.
Спустя пару минут они уже подъезжали к «Отель дю Гран Парадиз». Мадемуазель Белью остановила машину и посмотрела на Волина суровым взглядом настоящего французского ажана, утомленного вечной беготней за мигрантами.
– Скажите, Холмс, почему вы были так уверены, что наш покойник был в Конье?
Волин пожал плечами: элементарно, Ватсон. Нет, правда, он не шутит. Она ведь сама говорила, что Конье ближе всего к Ла-Розьеру. Пряча следы, убийцы работали довольно топорно. Не похоже, что они часами ездили по национальному парку, чтобы запутать полицию. Скорее всего, направились во Францию по самому короткому пути…
Он не успел договорить, как со двора гостиницы раздались дикие крики. Иришка и Волин выскочили из машины и побежали на шум. На выезде из отеля стоял мусоросборщик, рядом с ним – большой мусорный бак, возле которого застыл белый от ужаса водитель-итальянец. Но кричал не он, кричали две юные девчушки – рыжая и брюнетка. Иногда они прерывались, заглядывали в мусорный бак, закрывали глаза руками и снова начинали истошно голосить.
– Какой темперамент, – сказал Волин. – Сразу видно, настоящие итальянки.
– Темперамент тут ни при чем, – хмуро проговорила Иришка. – Они просто напуганы до чертиков.
Старший следователь и Ирина быстрым шагом двинулись к баку. Водитель, замерший возле мусоросборщика, увидев их, наконец пришел в себя и быстро-быстро что-то заговорил, указывая в сторону бака. Иришка остановила его взмахом руки и повернулась к Волину. Лицо ее было хмурым.
