АНОНИМУС
Дело Черных дервишей
Пролог. Старший следователь Волин
Покойник выглядел необыкновенно презентабельно.
Он лежал посреди комнаты на кровати, накрытый двумя покрывалами, белым и черным, руки его были сложены на груди, глаза закрыты, челюсть подвязана, чтобы не отпала и не испортила ощущения общего благолепия. Желтоватое лицо умершего, впрочем, составляло ощутимый контраст с внешним благообразием: оно было перекошено болью и страхом – очевидно, смерть его оказалась мучительной. Да и какой еще могла быть смерть человека, которого задушили тонким шнурком, о чем ясно говорила красно-коричневая странгуляционная борозда.
– Ассасины какие-то, – пробурчал старший следователь Орест Волин, отходя от кровати к двери и окидывая комнату быстрым взглядом. – Тебе не кажется, что во всем этом есть что-то странное?
– Не то слово, – с охотою отвечал судмедэксперт Загонов, чьи розовые младенческие щечки плохо сочетались с окладистой черной бородой. – В первый раз вижу, чтобы убийца так заботился о жертве. Он же явно приготовил покойника к погребению.
Волин недовольно поморщился: речь не о том, хотя и это, конечно, весьма своеобразно. Но еще более странным казалось ему, что покойник лежит на кровати, а кровать…
– …стоит на полу, – догадливо подхватил Загонов.
Кровать стоит на полу, согласился следователь, потому что ни на потолке, ни на стене стоять она не может – об этом позаботился Исаак Ньютон, открывший в свое время закон всемирного тяготения. С тех пор все, что не стоит на земле или на полу, рано или поздно на них падает. И да, в их случае кровать стоит на полу, но вопрос не в этом. Вопрос в том, как именно она стоит?
Загонов посмотрел на кровать с покойником и по свойственной всем судмедэкспертам привычке сразу проницать суть вещей, отвечал:
– Криво стоит кроватушка.
Волин поднял палец вверх: совершенно верно, господа присяжные заседатели. Кроватушка стоит криво, но почему, дамы и господа, она так стоит?
– Так поставили, – не смутился великолепный Загонов. – У хозяина был плохой глазомер.
Однако эту блистательную версию Волин опроверг. Во-первых, сказал он, даже с очень плохим глазомером можно ошибиться градусов на десять, не больше, а тут кровать стоит под углом в сорок пять градусов по отношению к стене. Во-вторых, раньше она стояла прямо – на полу остались следы от того, что ее передвигали.
– Наверное, в ходе борьбы сдвинулась, – предположил Загонов. – Жертва сопротивлялась удушению и сдвинула кровать.
Следователя, впрочем, не устроила и эта версия. Жертва не могла сопротивляться, потому что, судя по всему, на кровать ее укладывали уже мертвой. Из этого можно сделать вывод, что кровать, скорее всего, криво поставил убийца. И, если подумать, в этом, вероятно, есть какой-то символический смысл. Вот только думать Волину что-то мешало. Что-то назойливое и прилипчивое. Пару секунд он пытался понять, в чем же проблема, и наконец догадался – все дело в непривычных звуках. Мелодичные, но несколько заунывные напевы наполняли комнату, отвлекали его и сбивали с мысли.
– Выруби ты свой смартфон, – попросил он Загонова. – Музыка мешает.
Загонов удивился – его смартфон тут вообще не при чем, а музыка вон откуда идет. И судмедэксперт ткнул пальцем в небольшой цифровой проигрыватель, который стоял на тумбочке рядом с кроватью.
– Кто его включил? – сурово осведомился Волин.
Выяснилось, что никто не включал – проигрыватель уже работал, когда они прибыли на место преступдения. И это было любопытно.
– Любопытно – не то слово, – согласился старший следователь, прислушиваясь к напевам. – Как думаешь, какой это язык?
– Турецкий, наверное. Или арабский, – пожал плечами судмедэксперт. – Короче, что-то сильно восточное.
Главным специалистом в Следственном комитете по всему сильно восточному был подполковник Мустафа Алиев, в молодости закончивший Институт стран Азии и Африки. Послушав напевы через трубку телефона, он уверенно сказал:
– Это Коран. Сура тридцать шестая, «Йа Син». А что это вы, братцы, вдруг взялись за Священное писание?
Волин отвечал, что взялись они не сами, а исключительно волею пославшего их начальства. Узнав, что сура исполнялась рядом с телом покойного, подполковник Алиев присвистнул.
– Интересно, – сказал он. – Дело в том, что у шиитов тридцать шестая сура читается умирающему. Таким образом, покойник ваш не только мусульманин, но и, скорее всего, шиит. Или шиит тот, кто его убил.
– И что это нам дает? – спросил Волин.
– Откуда мне знать, это ж твое расследование, не мое, – отвечал Алиев и повесил трубку.
Загонов смотрел на Волина с сочувствием. Так оно всегда и бывает – обнаружится что-то необычное, а зачем и к чему оно – один Аллах знает.
– Ладно, – сказал Волин хмуро, – пора бы осмотреть квартиру.
– Осмотри сначала это, – посоветовал судмедэксперт и кивнул на большую коробку в углу. Когда следователь осторожно открыл коробку, глазам его представилось нечто невиданное – а именно небывалых размеров старинный Коран.
* * *
– В каком смысле – Коран? – не понял полковник Щербаков.
– В прямом, товарищ полковник, – молодцевато отвечал Волин. – Тот самый, который был дан пророку Мухáммеду.
– Хочешь сказать, его сам Пророк написал? – не поверил Щербаков.
– Не совсем, – покачал головой следователь. – Мухаммед, как известно, был неграмотный, писать не мог, зато мог пересказывать.
Тут пришлось пуститься в некоторые объяснения – специально для начальства. По словам Волина, которые подтверждает и подполковник Алиев, и вся современная наука, Коран диктовал Мухаммеду не кто иной, как архангел Гавриил. И уже после этого Пророк пересказывал надиктованное своим соратникам, которые и записывали божественное откровение. Зять пророка Мухаммеда, третий халиф Усмáн в VII веке собрал записи в одну книгу, выбросив те, которые казались ему сомнительными. Именно эта книга и стала считаться правильным Кораном, который чтит сейчас весь мусульманский мир. Всего при жизни халифа Усмана существовало шесть экземпляров великой книги. Пять разошлись по свету, а один остался у самого халифа. Согласно преданию, халиф был убит как раз, когда он читал свой экземпляр, и его кровь обагрила страницы священного фолианта. Именно этот окровавленный Коран и считается самым известным, это одна из великих святынь мусульманского мира.
– И ты, значит, его нашел при осмотре места преступления? – перебил полковник.
– Не так, чтоб буквально его, – скромно отвечал Волин. – Вообще-то сам Коран Усмана хранится в Узбекистане, в Ташкенте. Но в начале XX века, еще при Николае Втором, с оригинального свода были сняты пятьдесят копий. Они тоже разошлись по миру, но несколько экземпляров до сих пор хранятся в России. Есть копии в Государственном музее истории религии в Петербурге, один Коран находится в канцелярии Санкт-Петербургской Соборной мечети, один – в Центральном духовном управлении мусульман России.
– Понятно, – кивнул полковник несколько разочарованно, – выходит, ты нашел копию.
– Да, я нашел копию, – согласился Волин, – вот только не могу понять, какую именно. Я связывался с Петербургом и с Духовным управлением мусульман России – их экземпляры на месте. Очевидно, убийца украл какую-то неизвестную копию, причем копию, неизвестную даже ученым.
Отличие найденной Волиным копии, по его словам, состояло в том, что она точно повторяла оригинал, вплоть до того, что на ней были такие же следы крови, которых на копиях начала XX века не было и быть не могло.
– Так, может, это все-таки подлинник? – спросил полковник.
– Очень интересная версия, – оживился Волин. – Тем более, что подлинник сейчас как раз находится в России. В Питере проходит Второй Международный конгресс «Культурное наследие Узбекистана – путь к диалогу между народами и странами». В рамках этого конгресса узбеки как раз экспонируют Коран, обагренный кровью халифа Усмана.
– А это правда его кровь? – с некоторым, как показалось Волину, суеверным ужасом спросил полковник.
– Вопрос темный, – уклончиво отвечал старший следователь. – Верующие считают, что да. Ученые же полагают, что кровь была нанесена уже после смерти халифа. Но для нас это не так важно. Книга все равно древнейшая и ценнейшая. Вот только оригинальный Коран сейчас на выставке в Питере, я уточнил. А у нас здесь копия непонятного происхождения, в отличие от всех остальных, полностью идентичная оригиналу. И к копии этой прилагается труп неизвестного. В общем, теорема Ферма на религиозно-криминальной почве.
С минуту, наверное, полковник думал, наморщив лоб и бесшумно шевеля губами. Потом остро глянул на подчиненного. А что, спросил он, этот Коран Усмана и правда ценная штука? Волин отвечал, что, по его мнению, ценность его не уступает «Джоконде» Леонардо да Винчи. Вот только «Джоконда» – просто произведение искусства, пусть и очень ценное, а наш фолиант – это необыкновенной значимости духовная святыня.
– Тогда версия такая. – сказал Щербаков решительно. – Кто-то заказал похитить Коран Усмана во время конгресса в Питере. Вор украл книгу, привез ее в Москву. И тут, скорее всего, они не сошлись с заказчиком по деньгам, и заказчик просто грохнул вора, а книгу забрал так, без денег.
– Хорошая версия, – заметил Волин, – все подходит, кроме одного: никто Коран не забрал, он остался при убитом.
Полковник крякнул.
– Может, убийца просто его не нашел? – предположил он неуверенно.
Волин только головой покачал: не найти его было невозможно – квартира пустая, а сама книга лежит прямо в комнате. И это не иголка в стоге сена, а огромный толстенный том. К тому же, как они знают, при убитом был не подлинный Коран, а копия, пусть и старинная.
Щербаков почесал затылок.
– Тогда что выходит – случайное убийство, не связанное с похищением?
Волин скорчил скептическую физиономию. Случайное убийство тут точно не подходит. Убитого обрядили в похоронный костюм, положили головой к Мекке, запустили запись тридцать шестой суры, которая у шиитов связана с похоронным обрядом. Но Коран почему-то не взяли. По мнению Волина, все это очень похоже на какую-то демонстрацию…
– Ну, какая демонстрация, при чем тут демонстрация, – поморщился полковник. – Не суй ты здесь политику, у нас демократическая страна, у нас не может быть никаких демонстраций, потому что все права и свободы гражданам и так достаются совершенно бесплатно, по первому требованию.
Волин только отмахнулся – демонстрация не в смысле прав и свобод, а в смысле… ну, показательных действий, что ли. То есть такие своеобразные понты. Убили, а потом обрядили по всем правилам – типа, никуда не спешим, и ничего не боимся, а другим впредь будет наука.
– Странно это все, – пробурчал полковник. – И страннее всего, что копию все-таки не взяли. Если книга все равно в руках, почему не забрать?
Следователь тонко улыбнулся. У него на этот счет вот какая теория. Заказчик надеялся, что у него окажется именно подлинный Коран Усмана, привезенный в Петербург из Ташкента. Но реликвию так охраняют, что украсть ее – гораздо сложнее, чем украсть тоже ценную, но все-таки копию. Вероятно, вор смог украсть только копию. Для убедительности он нанес на страницы копии краску, похожую на кровь…
– И попытался всучить ее заказчику вместо подлинника? – спросил полковник. – Ай молодец! Один вопрос: заказчик, что – дурак, и не отличит копию от оригинала?
Волин отвечал, что заказчик, может быть, просто криминальный человек, а не искусствовед. К тому же для тщательного исследования и атрибуции Корана нужно время. Видимо, на это и рассчитывал вор. Но увы, просчитался. Заказчик сразу раскусил его и отправил на тот свет. Притом с демонстративной помпой.
Полковник покивал: версия хорошая. Одно непонятно – чего ж заказчик копию не забрал, она ведь тоже ценная?
Ценная, но не слишком, отвечал Волин. Вообще-то для правоверного любой текст божественного откровения священен, хоть даже и на газетной бумаге напечатанный. Но Коран Усмана – это особенная духовная реликвия. И брать вместо нее копию – это то же самое, как, например, взять вместо «Джоконды» репродукцию, пусть даже очень хорошую. Заказчика интересовал именно оригинал, остальное ему не было нужно. Может быть, именно поэтому похитителя, который пытался заказчика обмануть, и наказали так жестоко, так демонстративно.
Полковник помолчал, потом поднял глаза на Волина.
– Ну, что ж, – сказал он, – что копию нашел, хвалю. Осталось решить два вопроса. Первый – выяснить, что это за копия такая и куда ее теперь девать. И второй, главный – отыскать убийцу. Записи с видеокамер у дома изъяли?
– Изъяли, – кивнул Волин, – буду работать. Правда, дом большой и народу там ходит много, так что потребуется некоторое время.
– А вот времени у тебя, милый друг, нет никакого, – отвечал полковник неожиданно жестко. – Убийца, скорее всего, иностранный гражданин. А это значит, что он в любой момент может отбыть за границу. И там уж нам его искать будет затруднительно… Так что давай, Орест Витальевич, веди расследование в срочном порядке.
Волин нахмурился: а если убийца уже выехал за кордон? И такое может быть, согласился полковник. Но вряд ли. Заказчик рассчитывал получить подлинный Коран Усмана. А такую ценность турист в чемодане за границу не вывезет. Тут пришлось бы дипломатическую почту задействовать. Так что вполне может быть, что он заранее билета и не купил. Может, он еще тут и думает, как бы ему все-таки подобраться к книге. И вот это-то время он, Волин, должен использовать максимально продуктивно.
* * *
– Легко сказать: максимально продуктивно, – злился Волин. – Особенно, когда времени дадено с гулькин хрен, то есть вообще нету!
Старший следователь сидел в гостиной у давнего своего знакомого, историка спецслужб генерала Сергея Сергеевича Воронцова, к которому явился за советом. Жалобы на жизнь он запивал чаем и заедал любимым воронцовским печеньем. Генерал, несмотря на свои девяносто без малого лет, по-прежнему сохранял ясность ума и величайшее хладнокровие.
– Ты, Орест Витальевич, не паникуй раньше времени, – сказал он задумчиво. – Тут требуется как следует поразмыслить.
– Только этим и занимаюсь круглосуточно, – огрызнулся Волин, – а толку чуть.
– Значит, надо поразмыслить еще и еще раз, – отвечал Воронцов, седые брови его сосредоточенно насупились.
Они умолкли на пару минут, каждый, видимо, думал о своем. Наконец Воронцов глянул на Волина и спросил, посмотрел ли он записи с камер видеонаблюдения? Тот отвечал уныло, что посмотрел, но одного просмотра тут мало, тут надо анализировать, а на это времени нет.
– Ну, во-первых, особое внимание надо обратить на иностранные физиономии, – сказал Воронцов. – Речь о мусульманах, следовательно, это должно быть что-то среднеазиатское, кавказское, турецкое, арабское и все в таком роде.
Волин хмуро кивнул – это он понять может. Вот только даже за отсмотренный период в дом вошли семь разносчиков пиццы – все из Средней, или, как теперь говорят, из Центральной Азии. Про гастарбайтеров-строителей он вообще молчит, в том подъезде сразу три квартиры ремонтируются.
– Все равно, это сужает круг поиска, – сказал генерал.
Волин только плечами пожал в ответ. Сужает, но не сильно. Конечно, проверить можно всех – но лишь при наличии времени. А его-то как раз у них и нет.
– Знаешь что, – немного поразмыслив, молвил Воронцов, – тебе надо отвлечься.
Волин посмотрел на него хмуро: как именно предлагает отвлечься товарищ генерал? В веселый дом поехать, к певичкам? Хозяин на это отвечал, что годы его не те – куда-то ездить: в его положении все к нему сами ездят, не исключая и певичек. Но у него несколько иное предложение.
С этим словами генерал вставил в проигрыватель диск и включил телевизор.
– Хочу показать тебе одну запись, – сказал он, комментируя темноватую картинку, возникшую на экране. – В 2012 году сделана.
– Откуда запись? – спросил Волин.
– С Волковского кладбища в Петербурге, – невозмутимо отвечал Воронцов. – Точнее, из православного храма при кладбище. Был такой Теодор Адамович Шумóвский, выдающийся арабист, автор поэтического перевода Корана на русский язык. Это запись с его отпевания в 2012 году. Сюжет снимала одна небольшая телекомпания, но в эфир он так и не пошел.
Волин взглянул на экран внимательнее. Камера брала то общий план храма, то сосредоточивалась на отдельных людях, присутствовавших на отпевании.
– Шумóвский – чрезвычайно любопытная фигура, – продолжал генерал. – Не будучи мусульманином, он был очарован поэзией Корана, его религиозным и философским содержанием. Откровение, данное Мухаммеду, он почитал подлинно боговдохновенной книгой, видел в нем воплощенную надежду для людей, возможность обрести более высокие идеалы. Он был уверен, что переводить Коран нужно именно стихами – в противном случае от читателя ускользает слишком много важных вещей. И Шумовский-таки взял на себя нелегкий труд сделать поэтический перевод Корана. – Генерал помолчал немного и добавил. – Кстати, издание этого перевода благословил председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин. Зная, как ревниво мусульмане относятся к таким переводам, остается только догадываться, какая гигантская работа была проделана Теодором Адамовичем.
Он умолк на минуту, задумчиво глядя в телевизор, потом продолжил.
– Мусульмане умеют быть благодарными. Именно петербургская ýмма[1] добилась, чтобы Шумовского похоронили на Волковском кладбище. Перед отпеванием случился удивительный казус. Несколько представителей мусульманского духовенства появились в храме и попросили позволения в знак особенного уважения к усопшему прочитать над его телом суры Корана. Православный батюшка не возражал…
– Стойте! – вдруг сказал Волин. – Остановите воспроизведение!
Генерал нажал на паузу, посмотрел на следователя. Тот впился глазами в лицо человека, стоявшего в некотором отдалении от остальных. Близко посаженные, чуть раскосые бесцветные глаза, куцые бровки, коротенький узкий носик, к низу обретающий очертания небольшой груши, рот лягушачий, безвольный подбородок… Этого человека он видел на записях с камер дома, где был убит предполагаемый похититель.
– Вот с него и начнем, – оживился Воронцов. – Если даже он и не убийца, то наверняка кое-что знает об этом деле.
– А вы с ним знакомы? – спросил Волин.
Старый историк отвечал, что с этим человеком он не знаком, но наверняка его знают питерские мусульмане, которые присутствовали на похоронах Шумовского. Надо отослать им снимок, они быстро определят, кто на видео. Этим займется сам Воронцов. Есть надежда, что через пару часов они уже будут знать, с кем их свела судьба…
Волин от удовольствия даже засмеялся. Дело, которое грозило стать висяком, благодаря многомудрому Сергею Сергеевичу неожиданно обрело перспективу.
Генерал вытащил диск из проигрывателя, сунул его в компьютер, отсканировал нужный кадр и открыл почту, чтобы написать письмо. Однако тут зазвенел телефон Волина. Следователь поднял трубку, нетерпеливо сказал «слушаю!»
– Здравствуйте, Орест Витальевич, – голос в трубке был незнакомый, мягкий, с еле заметным акцентом. – Меня зовут Искандар Каримов, я представляю Академию наук Узбекистана. Могу я встретиться с вами для важного разговора?
– Простите, а что за разговор? – осторожно осведомился старший следователь (он уже включил громкую связь, и Воронцов слушал Каримова не менее внимательно, чем сам Волин).
– Разговор касается Корана Усмана, – отвечал собеседник.
– Да, конечно, – чуть помедлив, – сказал Волин, а сам глядел на Воронцова, который знаками показывал ему: сюда, сюда его тащи! – Вам удобно было бы подъехать на Поварскую?
Собеседник не возражал – он как раз находится неподалеку. Волин продиктовал ему адрес и повесил трубку. Воронцов глядел на него задумчиво.
– Интересный звонок, – сказал он. – И в такой важный момент. Совпадение или что-то более серьезное?
Волин не сразу понял, о чем говорит генерал.
– Ты телефон свой проверяешь? – спросил тот без обиняков. – Не висит ли там подслушивающая программа, передающая все твои разговоры каким-нибудь любопытным хакерам?
Волин отвечал, что это паранойя – кому нужны его разговоры? Найдутся люди, загадочно отвечал генерал. Потом строго посмотрел на Волина и заметил, что настоящий телефон должен быть кнопочным, а лучше – дисковым. Штуковина, которая передает на сторону все твои данные, это не телефон, а электронный шпион, который гораздо страшнее шпиона обычного.
В дверь позвонили. Воронцов глянул на часы.
– Пятнадцать минут, – сказал. – Быстро они, быстро…
– Мне открыть? – спросил Волин.
Генерал подумал пару секунд и махнул рукой: сиди, я сам. И мелким пенсионерским шагом двинул к двери. Волин заметил, что боковой карман пиджака у него топырится. Там лежало что-то весомое, что-то, очень похожее на пистолет. Старший следователь подивился – когда только генерал успел вооружиться? Не сидит же он весь день с оружием у себя дома! Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Времена пошли суровые, почти как в лихие девяностые, а что дальше будет, вообще непонятно.
Спустя минуту в комнату вошел человек. И не просто человек, а тот самый неизвестный с видеозаписи – с куцыми бровками, бесцветными глазками и лягушачьим ртом. Генерал, который шел за ним следом, незаметно скорчил рожу, которая, видимо, должна была обозначать что-то вроде «на ловца и зверь бежит». Но Волину было не до чужих рож, у него от неожиданности самого сделалась такая физиономия, что незнакомец улыбнулся. Улыбнулся, надо сказать, хорошо, обаятельно, сразу как бы осветившись внутренним светом.
– Вижу, – сказал он, – что записи камер наблюдения вы уже посмотрели. И наверняка видели там вашего покорного слугу. Вероятно, даже, решили, что я и есть убийца?
– Прошу прощения, – деловито перебил генерал, – нельзя ли документики ваши посмотреть?
– Документы, граждане, в порядке, – и незнакомец полез во внутренний карман пиджака. Перед глазами Волина явственно возникла картина из фильма «Место встречи изменить нельзя», где актер Белявский под видом рецидивиста Фокса положил милицейскую засаду в Марьиной роще. С необыкновенной отчетливостью старший следователь понял, что сейчас их расстреляют как куропаток, однако гость преспокойно вынул из кармана удостоверение и продемонстрировал его генералу, которого с первого взгляда признал за старшего.
– Все в порядке, Искандар Юнусович, – сказал Воронцов, на несколько секунд уперев взгляд в удостоверение. – Чайку не желаете ли?
– Если не затруднит, – с легким поклоном отвечал неизвестный, который, очевидно, и был тем самым Искандаром Каримовым, который звонил Волину по телефону.
– У нас тут хоть и не Узбекистан, но законы гостеприимства знаем, – отвечал Сергей Сергеевич и двинул на кухню.
Каримов проводил его взглядом и сказал, обращаясь к Волину:
– Какой внимательный хозяин! Я сразу почувствовал себя, как дома.
Волин пригласил Каримова садиться. Тот кивнул и с удовольствием уселся в свободное кресло. Волин не спускал с него настороженного взгляда.
– Не волнуйтесь, – проговорил Каримов, – я не вооружен. И вообще, вам не надо бояться, я мирный ученый.
Волин улыбнулся несколько натянуто и спросил, что делал мирный ученый в доме, где произошло убийство.
– Я мог бы сказать, что это совпадение, – отвечал гость, – но, конечно, никакое это не совпадение. Я был в том доме и шел именно в ту квартиру, где находился покойный. Предупреждая ваши вопросы, скажу, что попал я туда уже после того, как этот несчастный был убит.
– А вот и чаек, – с этими словами в комнату вошел Воронцов, держа в руках поднос с чайником и сушеными фруктами.
Гость восхитился: какая роскошь! Прямо как у них в Ташкенте! Генерал заулыбался, похвала была ему явно приятна.
– Об Оресте Витальевиче я наслышан, – сказал тем временем Каримов, глядя на Воронцова, – а как мне к вам обращаться?
– Меня зовут Сергей Сергеевич Воронцов, можно просто товарищ генерал, – отвечал Воронцов, ослепительно улыбаясь.
– Каких же войск вы генерал? – не моргнув глазом, вежливо осведомился Каримов.
Сергей Сергеевич отвечал, что он – генерал самых главных войск, а именно – Первого управления[2] КГБ СССР. Искандар Юнусович заявил, что с детства мечтал познакомиться с генералом, в особенности же – генералом КГБ. И вот наконец мечта его сбылась и, можно сказать, жизнь прошла не зря.
Оба вежливо посмеялись. Потом Воронцов сделался серьезным и сказал:
– Ну, хорошо. Я вижу, люди тут все бывалые, так что не стоит тянуть кота за хвост. Надеюсь, разговор у нас будет максимально откровенный.
Гость сказал, что разговор будет самый откровенный, который только можно себе представить.
– Так что все-таки произошло с вашим Кораном? – спросил генерал, усаживаясь в кресло напротив гостя.
Каримов стушевался: было видно, что тема эта дается ему нелегко. Тем не менее он преодолел себя и начал рассказывать. Они – то есть Академия наук Узбекистана – узнали, что некий преступный международный синдикат планирует похищение драгоценного фолианта. Поскольку на родине он охраняется достаточно хорошо, похищение было запланировано на выезде, во время Конгресса, где обеспечить такую же надежную охрану довольно сложно. Что было делать? Отказаться от участия в конгрессе? Но это – международный скандал и непонимание российских коллег, а Россия и в политическом, и в научном смысле для Узбекистана чрезвычайно важна. К тому же появлялась возможность взять преступников с поличным, что называется, на живца. И они решили все-таки рискнуть и отправить Коран в Петербург. Их служба безопасности…
– Пардон, у Академии наук есть служба безопасности? – перебил Каримова генерал.
Разумеется, есть, какая же это академия без службы безопасности, отвечал Искандар Юнусович, после чего продолжил свой рассказ. Так вот, их служба безопасности разработала план на случай, если все-таки святыню попробуют украсть. В Петербург на конгресс повезли не только оригинальный свод, но и его копию. Для того, чтобы сделать копию неотличимой от оригинала, на нее нанесли краску, похожую на кровь – и именно в тех местах, где были пятна крови на Коране Усмана.
– Ах, вот оно что, – сказал Волин, – а мы думали, что краску нанес похититель.
Искандар Юнусович покачал головой – это не так просто. К тому же нужна была особая краска, которую после операции легко было бы стереть, не испортив ценную копию. Итак, они нанесли краску, после чего оставалось лишь подменить оригинал копией и дать возможность похитителю ее украсть. Так, в конце концов, и случилось. Они рассчитывали, что вор, встретившись с заказчиком, выведет их на весь синдикат. Однако заказчик сразу понял, что экземпляр ему предлагают поддельный и, вероятно, в приступе гнева убил похитителя. Конечно, свою ценность имеет и копия, но заказчик похищения не стал ее брать и правильно сделал – в ней находился микроскопический радиомаяк, и было бы очень легко проследить ее дальнейший путь.
– Таким образом, операция наша удалась только наполовину, – заключил Каримов. – Коран мы спасли, но взять живьем исполнителя и накрыть с поличным заказчиков нам все же не удалось.
На минуту воцарилось молчание.
– Скажите, а почему вы не забрали назад копию? – спросил Волин.
Каримов невесело улыбнулся.
– Потому что после убийства похитителя это было бы противоправное действие. И у вас были бы все основания меня задержать. Нет, конечно, в конце концов, все бы разъяснилось, но зачем лишний раз рисковать? А копию мы, само собой, заберем, собственно, для этого я к вам и пришел.
Волин покачал головой: не так все просто. Все-таки это вещественное доказательство. Он сам, единолично, этот вопрос решить не может. Узбекскому посольству придется составить официальное требование в Следственный комитет…
– Составим, – ослепительно улыбнулся Искандар Юнусович, – обязательно составим.
– А убийца вам известен? – спросил генерал.
– С высокой степенью вероятности, – чуть помедлив, отвечал Каримов.
– И кто же он? – Волин сделал стойку. Копии и оригиналы – это все хорошо, конечно, но его первейшая задача – убийцу найти. И если только Каримов его знает…
Узбекский гость вытащил из кармана блокнот, ручку, написал что-то в блокноте, вырвал листок и помахал им в воздухе. Волин протянул к листку руку, но Искандар Юнусович неожиданно убрал его в карман.
– Отдам, – сказал, – после того, как вы вернете копию.
– Но это будет не раньше завтрашнего дня, – занервничал Волин.
– Вот завтра и отдам.
Волин нахмурился. Почтенный господин Каримов, видимо, не понимает специфики их работы. До завтрашнего дня преступник может просто улететь за границу, и они его упустят.
– Не волнуйтесь, не улетит, – загадочно улыбнулся Каримов, вставая с кресла. – Итак, Орест Витальевич, увидимся завтра, а засим позвольте откланяться.
Он повернулся к Воронцову и поклонился ему, сказав, что знакомство с настоящим генералом не обмануло его ожиданий.
– Бросьте, – весело отвечал Сергей Сергеевич, – думаю, вы у себя на работе таких генералов каждый день встречаете… В службе вашей академической безопасности.
Каримов засмеялся и вышел из комнаты вон. Воронцов пошел за ним следом, запер дверь, вернулся, сел в кресло и посмотрел на Волина: ты ему веришь? Тот пожал плечами: а черт его знает.
– В целом картину он нарисовал правдоподобную, – проговорил генерал. – Другое дело, что не все детали он уточнил, а дьявол, как известно, в деталях.
– По-моему, он просто сволочь, – в сердцах сказал Волин. – Если знаешь убийцу, почему не сказать, зачем этот торг?
Генерал только ухмыльнулся. Вообще-то следователь – фигура процессуально самостоятельная, и полномочия у него самые широкие. В частности, он может оценивать доказательства, исходя из своего внутреннего убеждения. И он же решает, что приобщать к делу, а что нет. То есть Волин все-таки сам, лично может решать судьбу вещественных доказательств, в частности, копии Корана. Как он полагает, их сегодняшний гость осведомлен о реальных полномочиях Волина?
Волин подумал и сказал, что, наверное, осведомлен.
– Ну вот, а ты ему горбатого лепишь: я сам не решаю, официальное требование… Вот он тебе и платит той же монетой. Ты ему – книгу, он тебе – фамилию убийцы. И все довольны, – генерал хитро прищурил глаза.
– Эх, Сергей Сергеевич, – вздохнул Волин, – вашими бы устами да деньги раздавать.
– Ладно, – махнул рукой Воронцов, – расслабься. Все равно до завтра ничего не прояснится. Ты вот лучше глянь, что я нарасшифровывал.
И он положил перед Волиным новую порцию дневников Загорского.
– Ага, – сказал Волин, бросив взгляд на первую страницу, – предисловия опять нет?
– Предисловия нет, зато есть послесловие, – отвечал Воронцов.
– Ну что же, и то хлеб, – заметил Волин, углубляясь в чтение…
