АННИ КЬЮ NIDHOGG

Глава 6

Глава 6

Тусклый свет пробивался сквозь сомкнутые веки, оставляя на сетчатке размывчатые оранжевые пятна. В ушах звенели приглушённые чужие голоса, которые слегка переплетались знакомыми тональностями. Или это лишь плод воображения? Нет, определённо не показалось: интонации то поднимались, то опадали, словно волны.

Роксана с трудом разлепила веки. Комната плыла перед глазами, вращаясь, как карусель в парке. Взгляд скользил по размытым очертаниям, не в силах ухватиться за что-то конкретное. Рука сама потянулась к голове, где, словно метроном, отсчитывала удары тупая боль. Едва она попыталась приподняться, головокружение накатило с новой силой.

Сколько времени прошло? Час? Два? Неделя? Чёрт возьми!

Мозг словно пытался провернуться на триста шестьдесят градусов внутри черепа, вызывая новую вспышку боли. Роксана провела ладонями по лицу и постепенно комната перестала кружиться в безумном вальсе. Перед ней открылась её спальня – знакомое и спасительное пространство. Голоса за дверью становились всё отчётливее. С усилием приподнявшись, девушка встала с кровати и взглянула в окно, невольно зажмурившись от яркого утреннего света.

Значит, я провела без сознания всю ночь.

Пошатываясь, Роксана вышла из комнаты и начала осторожно спускаться по лестнице. Она напрягала слух, пытаясь разобрать каждое слово в гуле голосов внизу, – хотелось понять, что происходит.

– Мы должны увезти её! – прозвучал тревожный голос матери, наполненный отчаянием.

– Вы не сделаете этого. Они встретились. Процесс запущен! – резко возразил незнакомый мужской голос. – Любое вмешательство сейчас только усугубит ситуацию.

– Мэри, Чарльз прав, мы не можем её увезти.

– Тем более, учитывая, что камень исчез, вероятность повторения прошлой ситуации стремится к нулю. – Добавил ещё один незнакомый человек.

– Она в опасности! – голос матери надрывно сорвался. – Вы даже не представляете, на что он способен! Тысячу лет назад…

– Орден рядом, мы не повторим то, что было тысячу лет назад! – уверенно произнёс мужчина. – У нас есть план, есть ресурсы. Мы защитим её.

Роксана, услышав эти обрывки разговора, начала спускаться быстрее по лестнице, держась за перила.

– Орден? – её голос дрогнул. Она остановилась на последней ступени, сжимая перила до побелевших пальцев. – Я в опасности? Зачем вы хотите меня увезти?! Кто эти люди?! Почему вы говорите загадками?!

Мэри, заметив дочь, бросилась к ней, крепко обнимая.

– Роксана, доченька, ты пришла в себя! Слава богу…

– Мама! – строго произнесла девушка, отстраняясь. Её взгляд метался между лицами собравшихся. – Что здесь происходит?! Почему все говорят так, будто знают что‑то, чего не знаю я? Кто такой Орден? О каком «процессе» вы все твердите?!

– Дорогая, это сложно объяснить… – начала Мэри, но Роксана перебила её.

– Нет! – её голос зазвенел. – Не говорите, что это «сложно». Я не ребёнок! Я имею право знать, почему вы шепчетесь за моей спиной и обсуждаете, как меня спрятать!

– Потому что правда может тебя напугать, – тихо произнёс незнакомец, впервые посмотрев ей прямо в глаза.

Роксану усадили на диван, аккуратно поддерживая за руки. Мать бросилась к столу, схватила поднос с печеньем и молоком, поставила перед дочерью:

– Поешь, доченька. Тебе нужно подкрепиться…

Голос звучал отчаянно, как будто эта простая просьба могла вернуть всё на свои места. Но Роксана оставалась неподвижной. Мир вокруг неё рушился, а печенье и молоко выглядели насмешкой.

В голове взрывались информационные осколки, разлетаясь в разные стороны. Голоса звучали всё отчётливее, прорезая тишину острыми клинками правды. Оказалось, что родители были членами ордена «Золотая Заря». Всё, что она знала о своей семье, рушилось, оставляя после себя лишь пепел недоверия.

Перед ней сели двое незнакомых мужчин. Один из них, с пронзительным взглядом и сдержанной манерой, представился Чарльзом – его осанка и властный наклон головы сразу выделяли его как человека, привыкшего повелевать. Второй, с резкими чертами лица и насторожённой позой, назвал себя Джексоном.

Оба были одеты в дорогие костюмы‑тройки безупречного кроя, подчёркивающие статус и внимание к деталям. Тёмно‑серые ткани с едва заметным узором ложились строгими линиями, жилеты аккуратно подчёркивали силуэт. На мужчинах были изысканные галстуки – у Чарльза приглушённого бордового оттенка, у Джексона – глубокого синего. Обувь тоже говорила о положении: чёрные лакированные туфли из тонкой телячьей кожи с аккуратной перфорацией и полированными мысами. Подошвы тонкие, но прочные, с фирменным тиснением по краю – явно работа именитого мастера. Каждая деталь выдавала не просто достаток, а привычку к роскоши, доведённой до совершенства. Лица Чарльза и Джексона возникли перед её внутренним взором, будто выгравированные на сетчатке. Адепты ордена. А дальше закрутился безумный калейдоскоп слов: Луминария, души, Нидхёгг и какой-то камень. Девушка застыла, словно статуя, не в силах пошевелиться. Её взгляд был пустым и устремлённым вникуда. Пальцы дрожали, а дыхание стало поверхностным и прерывистым. Она чувствовала, как реальность теряет свою целостность. Правда оказалась слишком жестокой, чтобы её принять. Жестокой и несправедливой. Она разрывала душу на части, выворачивала привычный мир наизнанку. Всё, во что Роксана верила, оказалось ложью. Всё, что казалось безопасным, на деле таило в себе опасность.

– Как он выглядел? – внезапно спросил один из адептов, а точнее Джексон.

– Что? – девушка подняла голову, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Как выглядел тот мужчина? – повторил вопрос Чарльз.

– Чёрные волосы… – прошептала она дрожащим голосом. – Голубые глаза…

Девушка опустила взгляд в пол, пытаясь осмыслить то, что до неё доносилось. Всё казалось бредом сумасшедшего. Страшный сон. Самый яркий кошмар. Куча, просто огромная куча информации, которая разом свалилась на голову, грозя расколоть череп изнутри. Она резко вскочила с дивана.

– Роксана? – в голосе матери прозвучала тревога.

– Мне нужно идти! – протараторила девушка, стремительно выбегая из гостиной.

– Роксана, остановись! – родители бросились за ней, но было уже поздно.

Громкий хлопок входной двери разорвал тишину дома, оставив Мэри и Эндрю стоять в оцепенении.

Чарльз, всё это время сохранявший невозмутимость, слегка приподнял бровь и спокойно произнёс:

– Не беспокойтесь.

Он достал из внутреннего кармана пиджака тонкий смартфон с матовой отделкой, неторопливо набрал номер и приложил аппарат к уху. Его голос звучал ровно, без тени волнения:

– Она вышла. Начинайте наблюдение.

Роксана

Я шла босиком по холодным камням улиц, не чувствуя ни острых граней брусчатки, ни пронизывающего ветра. На мне всё ещё были вчерашние вещи: грязные брюки липнули к ногам, а потрёпанная чёрная рубашка болталась на плечах, будто чужая. Я даже не удосужилась переодеться. Не приняла душ. Не попыталась привести себя в порядок – ни умыться, ни расчесаться. Всё это теперь казалось до нелепости незначительным на фоне бури, бушующей внутри. Внешний вид? Какая, в сущности, разница… Всё это лишь отражение того хаоса, что царил внутри. Что двигало мной в тот момент? Не инстинкт, не цель, не надежда. Только глухое и всепоглощающее разочарование. Оно пропитало каждую клеточку, выжгло изнутри всё, что когда-то казалось важным. Разочарование в жизни, в её лживой упорядоченности, в её обещаниях, которые рассыпаются в прах. В родителях, тех, кто должен был быть опорой, но оказался частью той самой лжи. В этом мире, где правда прячется за семью замками, а иллюзии возведены в ранг истины.

Ноги сами несли меня, будто знали путь лучше разума. К тому месту, где, возможно, ждали ответы. Не объяснения, не утешения, только голые факты. Хоть что-то, за что можно ухватиться в этом круговороте обмана.

Что обо мне подумают?

Какое теперь значение имеют чужие взгляды, когда собственный мир рухнул за одну секунду? Когда всё, во что верила, оказалось фальшивкой? Как осмыслить состояние того, кто только что пережил собственный конец света? Наверное, то же, что думала я сама: он сломан. Но пока ещё идёт.

Боковым зрением я уловила движение. Из-за угла один за другим вышли люди в длинных мантиях. Тяжёлые капюшоны скрывали их лица. Они двигались странно, беззвучно, будто скользили над землёй, не касаясь её ногами. И шли прямо за мной. Я невольно сглотнула, ощутив, как по спине пробежал ледяной озноб. Ноги сами чуть ускорились, хотя я старалась держать себя в руках и не поддаваться панике. Но фигуры в мантиях тут же подтянулись, сохраняя прежнюю дистанцию, ни ближе, ни дальше.

Они следят за мной!

Резко перейдя на бег, я рванула вдоль улицы – к школе, единственному знакомому ориентиру в этом кошмаре. Босые ноги горят от асфальта, но страх парализует сильнее, чем боль.

Они не отставали. Бесшумные силуэты мелькали на периферии зрения, словно тени, оторвавшиеся от реальности. Они не бегут. Они приследуют. Их движения выверены до миллиметра: шаг в шаг, ритм в ритм. Воздух рвался в горле, ноги горели, а школа… школа всё ускользала, будто мираж.

Это люди Джексона и Чарльза. Оккультисты. Точно они!

Каждый шаг отдавался эхом в висках. Наконец-то впереди замаячила школа, но расстояние до неё будто растягивалось, играя с моим отчаянием. А за спиной молчаливые фигуры в мантиях, неотвратимые, как сама судьба. Ещё один шаг и нога предательски спотыкается о неровность каменной кладки. Я не успеваю среагировать: земля стремительно летит навстречу, и вот уже колени врезаются в жёсткий асфальт, оставляя на коже горячие царапины. Резко поворачиваю голову в сторону преследователей.

Конец.

В глазах плещется чистый ужас, ледяной и всепоглощающий. Сердце бьётся так отчаянно, что его стук отдаётся в ушах глухими ударами набатного колокола, заглушая все остальные звуки. Время замедляется, растягивая каждый миг. Фигуры надвигаются неторопливо, зная, что теперь мне некуда бежать. Они возвышаются надо мной и медленно смыкают кольцо, шаг за шагом отрезая последние пути к спасению. Их бесшумные движения гипнотизируют и парализуют волю. Оцепенение охватывает меня. Ледяной холод пробирается вглубь, нашептывая безжалостную правду: всё кончено.

За что они так со мной? Почему именно я? Вопросы рвутся изнутри, но ответов нет, только глухая, разъедающая тоска. Мои родители… Такие родные, знакомые до последней морщинки, до интонации в голосе. Те, кто укладывал меня спать, читал сказки, вытирал слёзы. Те, кому я доверяла безоговорочно. Теперь они словно чужие, перекочёвывают по ту сторону баррикад, туда, где нет места мне, где я лишь пешка в их игре. Они переступают черту, не задумываясь, как это отразится на мне. Перекрывают весь воздух, которым я дышу, высасывают кислород из каждого вдоха. Лишают меня не просто покоя, лишают самой жизни. Превращают её в кошмар, в личный ад, сотканный из лжи, обмана и предательств. Восемнадцать лет… Целых восемнадцать лет я жила в иллюзии. В мире, который казался тёплым и безопасным, а оказался картонным декорациями. Каждый день, каждый миг – ложь. Улыбки, объятия, слова любви, всё пропитано фальшью. Они строили этот обман терпеливо, скрупулёзно, будто возводили крепость из лживых кирпичей, а я росла внутри неё, не подозревая, что стены вокруг не защита, а тюрьма. И теперь, стоя на коленях перед этими немыми фигурами в мантиях, я чувствую, как последние осколки веры рассыпаются в прах. Нет больше ни опоры, ни надежды. Только холод, тишина и вопрос, застревающий в горле: «Что делать, если спасение кажется невозможным?»

Руки оккультистов потянулись ко мне. Я уже ощутила холодное касание к запястью, от которого по коже пробежали колючие мурашки, когда вдруг…

«Кар!»

Звонкое и режущее карканье нарушило тягостную тишину, ударив по нервам острым разрядом. Знакомый до боли звук, одновременно спасительный и пугающий, родной и чуждый, пробивающий до дрожи.

Он здесь. Снова.

Вновь появляется там, где нахожусь я, будто привязан невидимой нитью, которую не разорвать ни временем, ни расстоянием. Монстр, который убивает людей… но который спас меня. Враг? Друг? Или нечто среднее? Существо, живущее по своим законам, не подвластным человеческому пониманию?

Вороний крик звучал снова и снова, нарастая, заполняя пространство вокруг, будто очищая воздух от ядовитого налёта страха. Один из оккультистов схватил меня за предплечье, его пальцы впились в кожу с механической силой, без намёка на человечность. Резким движением он потянул вверх, заставляя подняться с колен. Камни царапали кожу, но боль казалась далёкой, почти нереальной на фоне этого оглушительного «Кар!», звучавшего где-то над головой. Я подняла взгляд и в тот же миг встретилась глазами с вороном. Его глубокие чёрные зрачки смотрели прямо в душу, пытаясь прочесть там что-то важное. Ворон резко вскинул крылья и, издав короткий, властный «Кар!», рванулся вперёд. Он метнулся между фигурами с такой стремительностью, что те машинально расступились, как пешки, сбитые с шахматной доски неосторожным движением руки мастера.

Я невольно повернула голову, следя за его полётом, и в этот миг увидела Его. Тан стоял чуть поодаль, по-режиссёрски наблюдая за ходом спектакля, спокойный и невозмутимый, с этой привычной ленивой полуулыбкой на губах. Он был в чёрной косухе, небрежно расстёгнутой поверх тёмной футболки; на джинсах поблёскивали цепи, а на ногах потёртые чёрные берцы, словно прошедшие не один уличный марафон. Острые скулы и неестественно бледная кожа создавали резкий, почти скульптурный контраст. Густые чёрные брови выделялись над глазами, а под одним из них темнела маленькая родинка – едва заметный штрих, нарушающий идеальную симметрию. Губы аккуратные, чуть припухлые, сохраняли то самое выражение полунасмешки, которое я так хорошо знала. Его высокий рост и широкие плечи сразу выдавали хорошую физическую форму – не перекачанного атлета, но человека, привыкшего к нагрузкам, владеющего своим телом. В каждом движении чувствовалась сдержанная сила, будто под небрежной одеждой скрывалась пружина, готовая в любой момент распрямиться. И всё это: осанка, черты лица, уверенные движения – складывалось в абсолютно человеческий облик. Он выглядел как обычный мужчина: стильная небрежность в одежде, лёгкая усталая грация, сигарета между пальцев. Но за этой безупречной маской таилось другое. Я знала: передо мной не человек. Сущность, пробудившаяся из забытых преданий, мифическое чудище, искусно подражающее человеку. Его человеческая оболочка была лишь ловкой иллюзией. Совершенной, детализированной, но всё же оставалась маской, за которой шевелилось куда более чуждое этому миру. В позе не было ни тревоги, ни спешки, лишь уверенность человека, который знает, что всё идёт по его сценарию. Он начал вышагивать медленно, с нарочитой вальяжностью. В длинных пальцах дымилась сигарета, и тонкий серый след тянулся за ним, растворяясь в промозглом воздухе.

Ворон подлетел ближе к Тану, описывая плавные круги над его головой, охраняя своего хозяина. Тот остановился. Взгляд ледяной и пристальный упёрся прямо в меня. Голубые глаза, холодные, как зимний рассвет над замёрзшим озером, не выражали ни сочувствия, ни жалости. В них не было и тени эмоций, а отстранённая, каменная сосредоточенность, от которой по спине пробежала колючая дрожь. Я непроизвольно задержала дыхание, всматриваясь в эту безмятежную голубизну, пытаясь уловить хоть малейший намёк: придёт ли спасение или меня ждёт новая беда?

Мантии застыли в неподвижности, а потом медленно подались назад. Безликие фигуры, ещё недавно излучающие непоколебимость, теперь выглядели иначе – менее монументально, менее уверенно. Ничего кричащего, никаких явных признаков слабости, но я уловила перемену. Они признали, что Тан представляет собой силу, способную изменить расклад. Неуверенность проступала в каждом шаге, в сдержанных поворотах, в едва заметном колебании перед следующим движением.

Тан же не проявлял никакой спешки. Он неторопливо поднёс сигарету к губам, глубоко затянулся и выдохнул через нос. Дым, клубясь, растёкся в воздухе, создавая полупрозрачную завесу, за которой тонуло его выражение лица. Лишь через несколько долгих секунд он чуть склонил голову, будто решал, стоит ли вообще реагировать. Ни единого слова, ни одного резкого движения – только эта тягучая неторопливость, заставлявшая всех напряжённо ждать следующего шага.

– Малышке нужна помощь. – Проговорил он, выдыхая остатки сигаретного дыма и небрежно, выбрасывая бычок на землю. Тот прокатился по брусчатке, оставляя за собой тонкий след пепла. – Плохие… плохие и грешные людишки угрожают такому божественному созданию.

Ворон на мгновение замер в воздухе, оценивая расстановку сил, а затем плавно опустился на плечо хозяина. Его голова склонилась в хищном любопытстве, чёрные перья чуть шевельнулись от лёгкого порыва ветра. Люди в мантиях невольно отступили ещё на шаг. Их безымянные фигуры дрогнули. Капюшоны чуть приподнялись, обнажая едва заметные тени под ними. Тан выжидал. Он медленно провёл ладонью по гладким перьям ворона.

– Ну что? – он слегка приподнял бровь. – Будем разбираться с этими нехорошими людьми или предпочтёшь сбежать, пока есть шанс? Могу вмешаться. Хотя, честно говоря, не уверен, кто из нас для тебя страшнее.

Я стояла, не в силах пошевелиться. Страх и отчаянная надежда сплелись внутри, сковывая горло тугим узлом. Ком застрял в груди, не давая вдохнуть, а предательская слеза скатилась по щеке, выдавливая из глотки жалкий всхлип.

– Вы не можете приближаться к Луминарии! – произнёс оккульт, шагнув вперёд и прикрывая меня рукой.

Тан рассмеялся. Громко, раскатисто, с той особой ядовитостью, от которой волосы вставали дыбом.

– Каждый раз сценарий один и тот же, – прохрипел он, склонившись в полушутливом поклоне. – Вы так трогательно пытаетесь меня напугать. Но, увы, ваши усилия… как бы помягче… тщетны.

Он сделал шаг, и воздух сгустился от напряжения. Оккульты мгновенно среагировали: выстроились в плотную колонну прямо передо мной, закрывая от Тана широкими плечами в тяжёлых мантиях.

Они меня защищают? Они… защищают меня от него! Какая роскошь – иметь выбор между двумя угрозами. Тан с его ядовитым весельем и эти оккульты с их ритуальной серьёзностью. Кто из них опаснее? Кто из них хотя бы частично честен? Может, вся эта “защита” – просто способ удержать меня на поводке? Но если так, то где конец этого поводка? И кто держит руку на рукояти?

– Не подходи! – резко выкрикнул один из оккультов, выставляя вперёд руку в предостерегающем жесте.

– И что ты сделаешь? – Тан изогнул бровь, растягивая слова с ленивой насмешкой. – Попытаешься остановить меня своими детскими заклинаниями? Пожалуйста, не стесняйся. Я даже подвинусь, чтобы тебе было удобнее.

– Луминария под нашей защитой! – произнёс второй оккультист. – Ты не имеешь права её трогать.

Тан рассмеялся. Коротко и резко.

– Права? – он провёл ладонью по перьям Аарона, и ворон закрыл глаза, будто входя в транс. – Кто их раздаёт, эти права? Вы? Те, кто прячется за пыльными ритуалами и потрёпанными мантиями? Права есть только у тех, кто может их удержать. А вы… вы даже себя защитить не способны.

Ворон взмахнул крыльями, поднимаясь в воздух. Его тень промелькнула над нами, и в тот же миг оккульты синхронно подняли руки. Воздух наполнился едва уловимым гулом, они начали формировать защитный барьер.

– Последний раз предупреждаю. – Голос оккультиста стал ниже, почти рокочущим. – Уходи.

Тан не ответил. Вместо этого он медленно вытащил из кармана тонкую серебряную монету и подбросил её в воздух. Монета вспыхнула ослепительным светом, и в ту же секунду защитный барьер оккультов затрещал, будто разрываясь на части. Я инстинктивно прижала руки к груди, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Но прежде чем барьер рухнул, позади нас раздался громкий звон колокола. Все замерли.

– Что это?.. – прошептала я, оборачиваясь.