Аннет Схап
Лампёшка
Наволочка
Лампёшка прижимает ладонь к щеке. Позже разболится не на шутку. А пока всё у неё внутри дрожит от испуга. Она сделала всё не так, сказала не то. Взглядом она ищет глаза отца. Хочет объяснить: «Я же помочь хотела!» – хочет, чтобы он посмотрел ей в глаза и снова увидел её, так бывает всегда, после каждого взрыва. Иногда через полчаса, иногда спустя несколько дней. Но он всякий раз потом жалеет, что сорвался. Вслух не признаётся, не может себя заставить. Говорит глазами.
Но прежде чем отец успевает на неё посмотреть, Лампёшка чувствует у себя на шее холодную ладонь, которая толкает её вперёд, в другую комнату. Мисс Амалия, вот как её зовут, вспоминает Лампёшка.
Мисс Амалия переступает через порог вслед за девочкой, пригибаясь, чтобы не удариться о притолоку. Перья её шляпки скользят по потолку.
– Пара платьев, – говорит она. – Смена белья, ночная рубашка. Носки.
Лампёшка поднимает глаза на учительницу. Это ещё зачем?
– И что-нибудь воскресное, конечно… – Мисс Амалия поворачивается к полке, на которой Лампёшка хранит одежду, и, увидев тощую стопку, нетерпеливо щёлкает пальцами. – Дай-ка мне чемоданчик. Я сама всё упакую.
– У меня нет чемоданчика, – шепчет Лампёшка.
Зачем чемоданчик? Она что, возвращается в школу?
– Тогда корзину. Или сумку.
Лампёшка качает головой. Мисс Амалия быстрыми руками обшаривает полки, раздражённо вздыхает и скидывает всё, что находит, на кровать. Лампёшкины платья, её криво связанные носки. Старую фланелевую ночнушку.
– Это взять?
– Я что, ухожу? – спрашивает Лампёшка. – Буду ночевать в другом месте?
– Да, детка.
Мисс Амалия нетерпеливо засовывает одежду в наволочку. Тоже старую и потрёпанную.
– Побудешь поначалу у меня. Пока не найдётся решение.
Она опять тянет Лампёшку через порог, обратно.
Шериф с помощниками снуют по комнате, перетаскивая вещи. Они опустошили шкафы и свалили в угол всё вперемешку. Кастрюли, чашки, хлебницу. Сверху – криво закатанный ковёр. Один из помощников возвращается со двора с двумя возмущённо кудахтающими курицами в руках и выпускает их в комнату. Повсюду валяются осколки маминого зеркала. Отец, съёжившись, сидит в кресле. Смотрит в пол, не на неё. Он всё ещё злится, это ясно. Лампёшка подбирает осколок зеркала.
– Фу, детка, брось, порежешься ещё, – говорит мисс Амалия.
Она трясёт Лампёшкину руку. Внезапно девочка вспоминает: когда ученики в классе вертелись или хихикали, учительница била их по пальцам. И когда из школы пришлось уйти, Лампёшка втайне обрадовалась.
– Бросила?
Лампёшка послушно кивает, но зажимает осколок в кулаке. Тот слегка врезается ей в пальцы.
«Мама, – думает она. – Что же это творится?»
– Тогда пойдём. – Женщина хватает Лампёшку за запястье и тянет к двери. – До завтра, шериф. Джентльмены.
Джентльмены прикладывают руки к шляпам.
– Мисс Амалия, – бормочут они.
– Не стоит меня благодарить, – говорит учительница, особенно напирая на слово «благодарить».
– Ах, простите, – спохватывается шериф. – Большое спасибо! Что бы мы без вас делали?
– Вот и я частенько задаю себе этот вопрос, – отвечает мисс Амалия и тянет Лампёшку за порог, в ночь.
Девочка оглядывается и бросает последний взгляд на комнату. Отец сидит в тени, его почти не видно. Глаз он не поднимает.
План мисс Амалии
Лампёшка лежит, уставившись в темноту широко раскрытыми глазами. Мисс Амалия постелила ей на диване и, туго подоткнув со всех сторон накрахмаленные простыни, потушила свет и сказала: «А теперь спи спокойно». Но Лампёшка не спит.
В комнате пахнет чем-то ужасно чистым – хозяйственным мылом, что ли? И почти пусто: только стол и стулья с прямыми спинками, шкаф, на стене распятие, в углу большие часы, которые ужасно громко тикают – всю долгую бессонную ночь.
Лампёшка выпрастывает из-под крахмальной простыни руку, хочет прижать её к щеке, но кладёт на подушку: больно. Языком она то и дело трогает чувствительное место на внутренней стороне щеки, ощущая вкус крови. А перед глазами у неё стоит отец. Она вспоминает, как он на неё смотрел, что сказал и что потом сделал. Поговорить бы с ним! Послушать бы его дыхание! Или хотя бы храп. Ведь завтра она уже будет дома?
Дома, где не осталось мебели. Неужели они всё забрали?
Ах, не страшно, сидеть можно и на ящиках, а есть – с дощечек, она поищет на пляже. Когда вернётся домой и всё будет как прежде. Когда скажет папе правильные слова и он перестанет на неё сердиться. Когда придумает, какие слова – правильные.
В другой руке под простынёй Лампёшка сжимает осколок.
– Мама, я не знаю, как всё исправить.
– Тс-с-с! Спи, милая. Завтра – новый день.
В темноте раздаётся шорох, и Лампёшке на ноги прыгает кто-то тяжёлый. Кот мягко ступает прямо по телу девочки, ложится и прижимается носом к её здоровой щеке. К счастью, мылом от него не пахнет, пахнет просто котом. Урча, он устраивается поудобнее, и она чувствует щекой его тепло и мягкую шёрстку – всю долгую бессонную ночь.
Мама была права: наутро наступает новый день.
– Когда мне можно домой?
Лампёшка сидит за обеденным столом, перед ней на тарелке – маленькие квадратные бутерброды. Аппетита у неё нет.
– Домой? – Поверх чашки с чаем мисс Амалия бросает взгляд на Лампёшку и её распухшую щёку и качает головой. – Хорошо, что ты наконец оттуда вырвалась.
Девочка пытается прикрыть щёку ладонью.
– Но когда мне можно…
– У меня назначен приём в мэрии, чтобы это обсудить.
– Что обсудить?
– Что нам с тобой делать. Куда тебя лучше всего пристроить.
– Я домой хочу.
– Будут учтены интересы всех причастных. В первую очередь твои, разумеется.
– Я домой хочу.
– Ребёнок не всегда хочет того, что для него лучше, – говорит мисс Амалия, аккуратно надкусывая квадратный бутерброд.
Как только учительница уходит, Лампёшка подбегает к зеркалу в ванной и рассматривает себя. Синяк, конечно. Уже слегка позеленел по краям, а посередине щека красная и опухшая. Ну и хорошо. Хорошо, что она не дома. Что папе не приходится это видеть.
– Я очень зла на твоего отца, – раздаётся у неё в голове мамин голос.
– Да, но, мама, – возражает Лампёшка, – он не хотел.
– Ах, не хотел?!
– И ему наверняка стыдно.
– Надеюсь, он обливается слезами от стыда, – сердито говорит мама. – Бедная моя девочка! Бедная твоя щека!
Под ногами крутится кот. Лампёшка сажает его к себе на колени и гладит, гладит всё утро, гладит так, что его тёплая шерсть потрескивает.
Мисс Амалия возвращается в приподнятом настроении. Она принесла письмо, которое всё разъяснит. Учительница раскрывает листок бумаги и кладёт его на стол перед девочкой:
– Вот, посмотри. Всё отлично устроилось.
Она снимает шляпку и уходит с ней в прихожую.
Лампёшка сидит, уставившись на белый лист с чёрными буквами, и наглаживает кота у себя на коленях. Немного погодя чайник на кухне начинает петь, и вскоре мисс Амалия входит в комнату с чайным подносом.
– Ну, детка, что скажешь?
– Когда мне можно домой?
Учительница ставит поднос на стол.
– Там же всё написано.
Лампёшка чувствует, что краснеет. Она наглаживает кота ещё сильнее и упирается взглядом в стол.
– Ах, да! – спохватывается мисс Амалия. – Ну конечно, ты ведь совсем недолго в школу ходила… М-да, теперь уж ничего не поделаешь.
Она берёт письмо.
– Так и быть, прочту тебе.
Лампёшка хочет слушать, но не может. Она думает обо всём подряд: о сегодняшнем дне, о прошлом, о тех двух неделях в классе, в тесном душном кабинете, много лет назад, где она тоже не понимала, что ей говорят, и только ужасно боялась. Как сейчас. Когда же её всё-таки отпустят домой?
– Пять тысяч долларов, – внезапно доносится до неё голос учительницы. – Даже с лишком. А пять тысяч за ваши вещички никто не даст.
Вздрогнув, Лампёшка выпрямляется на стуле. Кот возмущённо спрыгивает на пол.
– Пять тысяч?.. У нас и близко столько нет!
– Конечно, нет, – соглашается мисс Амалия. – И ни у кого нет. Поэтому их придётся отработать, тут уж ничего не попишешь. Но работать-то ты можешь?
– А что мне нужно будет делать? Где работать? Не… не дома?
– Нет, это невозможно. Нет, конечно.
– Здесь? У вас?
– Здесь? – Мисс Амалия разражается смехом. – Придёт же такое в голову! Конечно, нет. Я же объясняю: всё устроилось. Ты будешь работать в усадьбе господина Адмирала.
– Где-где?
– В Чёрном доме, недалеко от города, – знаешь, поди. Удачное совпадение: как раз вчера оттуда приходили и спрашивали, нет ли…
– В Чёрном доме?
Лампёшке вспоминается считалочка, которую она когда-то слышала на рынке. Дети прыгали через скакалку и припевали:
Чёрный дом, жуткий дом,
Чудовище есть в доме том…
– Но там ведь живёт чудовище!
– Что за чушь! – Мисс Амалия принимается разливать чай. – Господин Адмирал – чрезвычайно уважаемый человек. Чрезвычайно. Иначе мы никогда не определили бы в его дом ребёнка. – Она пододвигает к Лампёшке расписанную цветами чашку. – Ну же, детка, не хмурься. То, что девочка твоего возраста поступает на работу, – самое обычное дело, не так ли? К тому же я выхлопотала тебе выходной – полдня по средам после обеда, очень даже неплохо, можешь меня поблагода…
– Но сколько мне придётся там жить?
Мисс Амалия начинает подсчитывать.
– Предположим, тебе будут платить по доллару в день, выходит пять тысяч дней. Но если ты хорошенько постараешься со своей стороны, а твой отец – со своей, то получается уже половина. А половина – это всего лишь…
Она смотрит на Лампёшку так, словно та снова сидит за партой. Но Лампёшка не смогла бы решить эту задачку, даже если бы в её голове не творился такой кавардак.
– Две с половиной тысячи дней!
– Но это ужасно долго, – лепечет Лампёшка.
– Всего семь лет.
Семь лет? Ужасно, невыносимо, бесконечно долго!
Мисс Амалия размешивает сахар, позвякивая ложечкой.
– Ничего, они пролетят одним мигом, конец уже виден.
Но, как Лампёшка ни глядит, всё, что она видит, – это бесконечная вереница дней. Дней без отца, без маяка, без всего, что ей знакомо. В доме, где живёт чудовище. Она отодвигает чашку и качает головой.
– Я не смогу.
– Придётся, детка. – Мисс Амалия аккуратно складывает письмо и кладёт его в конверт. – А теперь допивай чай и собирайся, сразу и отправимся.
У Лампёшки из глаз брызжут слёзы, их не сдержать. Она плачет в свой чай, плачет, пока складывает вещи, плачет, когда выходит на улицу. Плачет, пока мисс Амалия тянет её за собой – через город, мимо порта, по горбатым улочкам, всё дальше и дальше от моря – плачет не переставая, пока они не выходят на лесную дорогу. Город остался позади. Тут она стихает – все слёзы выплаканы.
Взаперти
Ветер несёт издалека запах моря. И ещё кое-что: стук молотков. Кто-то вбивает в дерево здоровенные гвозди.
Лампёшка не знает, что это за стук, – а это толстыми брусьями заколачивают дверь маяка. Август остался внутри и выйти наружу уже не сможет. Заперт с семилетним запасом спичек, которыми он каждый вечер должен зажигать лампу на башне.
– Это с моей-то ногой?
– До твоей ноги нам нет никакого дела, Ватерман. А каждое утро свет положено гасить.
– Это я и так знаю, я уже десять лет этим занимаюсь.
– Твоя дочь занималась, а это не одно и то же.
Шериф смеётся собственной шутке. Его помощники тоже хихикают, продолжая забивать гвозди.
– А что мне есть? Или я спички жрать должен?
– Еду тебе будут приносить каждый вечер, – отвечает шериф. – Но никаких деликатесов, ха-ха, не надейся.
Август выглядывает в дверное окошко. Но оно маленькое, через него мерзавцев не достанешь.
– А как же моя дочь?
Ответа нет.
– Как она будет без меня? Что с ней станется? Эй! – Август бессилен, ему остаётся только плеваться в стоящих под окошком людей. Огромными, полными ненависти плевками. – Эй! Я вас спрашиваю!
Последний удар молотком, и помощники торопливо собирают инструменты. Брезгливо морщась, они стирают августовы слюни со своих воротников и по тропе возвращаются в город.
Август шлёт им в спину проклятия.
– Отвечайте! Когда я увижу мою дочь?
Шериф не замедляет шага.
– Это ещё надо заслужить, Ватерман! – кричит он через плечо. – Вот заслужишь, тогда и посмотрим.
Марта
Чёрный дом построили недалеко от города, на прибрежном утёсе, – с видом на бухту. Но в последние годы деревья в саду так разрослись, что совсем закрыли море, и теперь из окон видны лишь ветви да листья чёрного плюща, обвивающего дом. Надо бы кому-нибудь хорошенько их подрезать, но никто этим не занимается. В зарослях плюща всё шуршит и копошится: там совы и пауки, жуки и ночные птицы.
А люди-то в доме живут? Не похоже. Сердито и угрюмо повернулся дом спиной к морю, ставни закрыты, двери заперты, вокруг – высокая чугунная ограда с заострёнными прутьями. «Не суй свой нос куда не надо, – говорит дом. – Не подходи!»
Чёрный дом, жуткий дом.
Чудовище есть в доме том.
Лампёшка, спотыкаясь, бредёт по ухабистой дороге. Мисс Амалия намного выше её, и, чтобы не отставать, девочка то и дело переходит на бег. Наволочка с одеждой бьёт её по ногам, и Лампёшка чуть не падает.
А в голове у неё не умолкает считалочка:
Тебя порвёт и загрызёт,
И кровь рекою потечёт
Будь ты трус или храбрец,
Страшный ждёт тебя конец!
И вот они у ограды. Высокие ржавые прутья заросли вьюнами, крапивой и бог знает чем ещё. Мисс Амалия дёргает ворота. Те не поддаются.
– Заперто… – сердито говорит она и дёргает ещё раз. – И ни звонка тебе, ничего. Как же туда попасть?
В кустах раздаётся шорох, и по другую сторону ограды внезапно появляется человек – худой, в длинном плаще из порыжелой кожи. Не говоря ни слова, он отпирает ворота и, впустив посетителей, запирает опять.
– Благодарю вас, – громко говорит мисс Амалия. Из кустов испуганно вспархивают птицы. – Скажи «спасибо», Эмилия.
– Спасибо, – бормочет Лампёшка, оборачиваясь, но человек уже исчез.
Они шагают к дому по тропе между двумя высокими живыми изгородями. Мисс Амалия звонит в дверь, другая её рука крепко держит Лампёшку за плечо. Где-то далеко, в глубине длинного коридора, дребезжит колокольчик. Они ждут, но никто не открывает. Учительница нетерпеливо звонит ещё раз. Снова треньканье колокольчика, потом то ли вой, то ли лай. И чей-то сердитый голос. Но приближающихся шагов не слыхать.
– Да что же это!
Пальцы учительницы нетерпеливо барабанят по воротничку Лампёшки. Мисс Амалия пытается заглянуть в прорезь почтового ящика на двери; когда и это не удаётся, отступает, спускается с крыльца и задирает голову:
– Я же ясно слышу: там кто-то есть.
Лампёшка тоже задирает голову: сквозь плющ на неё таращатся три этажа чёрных окон. Словно злые глаза.
«Уходи, девочка, – говорит дом. – Тут тебе не место. Здесь живут секреты – тёмные, жуткие…»
– Люди! – Мисс Амалия возвращается к прорези почтового ящика. – Кто-нибудь мне откроет? Я стою тут с ребёнком!
Она раздражённо оборачивается к Лампёшке, словно это её вина.
Может, не откроют, надеется Лампёшка. Тогда, глядишь, ей не придётся здесь жить. Ведь деньги можно и по-другому заработать – дома, например, или в лавке у мистера Розенхаута, если она очень аккуратно и без ошибок будет…
В замке поворачивается ключ, большая дверь медленно, со стоном, приоткрывается, в дверной щели появляется женское лицо. Сердитое и с красными глазами.
– Наконец-то! – восклицает мисс Амалия. – Добрый день! Я…
– Нам ничего не нужно, – бормочет женщина. – Приходите на той неделе. – Она хочет захлопнуть дверь.
– Минуточку! – Мисс Амалия ухватилась за ручку и держит дверь. – Я вам не мясник. Я девочку привела. Вот эту. Эмилию Ватерман. В точности так, как договорено, вот письмо…
Женщина снова пытается закрыть дверь.
– Вы очень не вовремя, – говорит она. – Нет-нет!
Мисс Амалия машет белым конвертом.
– Это письмо – для господина Адмирала, и я бы хотела с ним…
– Хозяина нет дома.
– Когда он вернётся?
– Когда, когда… Нескоро. – Женщина делает ещё одну попытку закрыть дверь. – Я же говорю: вы не вовремя, сегодня никак нельзя.
– Ну, знаете ли… не вовремя! – Мисс Амалия резко распахивает дверь. – По меньшей мере, вы могли бы нас впустить! На этот холм пока заберёшься… Эмилия, проходи.
Она проталкивает Лампёшку мимо изумлённой экономки внутрь, в Чёрный дом.
Девочка ступает в прихожую. Там холодно, в темноту уходит длинная вереница дверей. Стены на ощупь холодные и влажные, Лампёшка проводит по ним пальцем, на нём остаётся белый налёт. Мисс Амалия тут же шлёпает её по руке.
– А ну не трогай! Что о тебе подумают?
Женщина в чёрном не смотрит ни на Лампёшку, ни на её палец. Она берёт письмо из рук учительницы и рассеянно уходит с ним куда-то в глубь дома.
– Я передам хозяину, – говорит она, – когда он вернётся. Но сейчас его нет. И вы явились не вовремя.
– Может, и не вовремя, – разносится по коридору голос мисс Амалии. – Но я оставляю эту девочку здесь, под вашей опекой… миссис…
– Марта, меня Мартой зовут.
Она сердито указывает посетителям на выход, но мисс Амалия ещё не договорила.
– И я уверена, уважаемая Марта, что у вас найдётся, чем её накормить и куда уложить. Не так ли? И, возможно, какая-нибудь одежда, потому что у девочки в гардеробе одни лохмотья. Стыдиться тут нечего, но и любоваться, конечно, тоже не на что. Сможете устроить?
Марта удивлённо смотрит на неё:
– Вы что, собираетесь…
– Одним словом, всё изложено в письме. Поручайте ей побольше, она справится, от работы ещё никто не умирал.
– Не нужна мне никакая девочка. Что мне с ней делать?
– Ну как же… – Мисс Амалия проводит взглядом по потолку. Всё в паутине, в углах черным-черно. – Лишняя пара рук вам явно не помешает. Разве нет? Будет вам подмога с… генеральной уборкой, скажем так.
Марта гневно вспыхивает.
– Это не то, что… Это из-за того, что…
– Меня это совершенно не касается… – Мисс Амалия жестом показывает на пыль, грязь, потрескавшуюся плитку под ногами. – Мне всего лишь показалось, что тут будут рады любой помощи.
– Всё, всё свалилось на мои плечи! – Голос Марты срывается. – Все сбежали, никто тут не задерживается, а уж теперь и…
Из глубины коридора опять доносятся те же звуки. То ли плач, то ли лай, то ли… что?
Лампёшка проверяет, не выпал ли из кармана осколок маминого зеркала. Она проводит по нему пальцами. Нет, мама! Нет-нет! Здесь я оставаться не хочу.
Марта делает пару шагов по направлению к звукам.
– Довольно! – кричит она. – Ленни, приструни их! – Воцаряется тишина, и экономка, тряся головой, возвращается к посетителям. – Я же говорю вам: вы не вовремя! – По её щеке стекает злая слеза. – Мне ещё переодеться надо, не в этом же идти на похороны! – Она кивает на свой замызганный фартук. – И помощи ни от кого не дождёшься!
– Так вот же! – радостно восклицает мисс Амалия. – Эмилия как раз и поможет. Она послушная девочка.
Учительница похлопывает Лампёшку по плечу.
– Я уверена, ты здесь приживёшься, Эмилия. Семь лет пролетят как один день.
– Что?! Какие ещё семь лет? – Марта переводит взгляд с Лампёшки на учительницу.
Хоть Лампёшка и терпеть не может мисс Амалию, сейчас ей больше всего хочется прижаться к учительнице всем телом и попросить забрать её с собой, обратно, в чистый дом с ласковым котом.
– Но если здесь живёт чудовище, – тихонько говорит она, – оно же меня съест?
Мисс Амалия добродушно смеётся, смех эхом отражается от стен.
– Ты и вправду ещё ребёнок, Эмилия. Работай, не ленись, и все страхи улетучатся. – Она поворачивается к двери. – Можете меня не провожать, – говорит она Марте, которой и в голову не приходило её провожать. Учительница бросает последний взгляд на Лампёшку. – А ты, девочка, можешь меня не благодарить. Не ради этого стараюсь…
Она открывает дверь и выходит на крыльцо. На мгновение на плитку прихожей падает закатный луч и выхватывает тысячи кружащихся в воздухе пылинок. Потом дверь захлопывается.
Девочка оборачивается, но Марты уже нет. Лампёшка осталась одна. Она понятия не имеет, что ей делать, куда идти.
