Был монастырь небольшой в городе провинциальном. В том монастыре жил старец по имени Зосима.
И молва о том старце даже до столицы дошла. Оттого сей старец известен стал, что чудеса Божественные сопровождали многие деяния и слова его, а советы, что он давал, людям помощь великую приносили.
И вот однажды настоятелю монастыря архимандриту Игнатию доставили сообщение, что едет в их монастырь к старцу – министр. Да не просто министр, а человек, весьма к государю приближенный!
Настоятель к себе призвал Зосиму и сообщает:
– Завтра к тебе министр прибудет, ты уж там… постарайся, Зосима! Хорошо бы, чтоб он на храм новый монастырю деньги пожертвовал, а не мелочью какой отделался!
Старец Зосима голову опустил и говорит тихо:
– Ты, Игнатий, зачем слова такие говоришь, мысли такие содержишь? Ещё не знаем мы, сумеем ли помочь тому человеку, – а ты уж и благодарность от него ищешь…
Игнатий, не привыкший к тому, что кто-то смеет ему замечание сделать, возразил весьма сурово:
– Что это ты, Зосима, – учить меня вздумал? Так-то ты о благе монастыря печёшься?! Славу себе чудотворца-бессеребренника сыскать хочешь? А то, как, словно нищий, в обитель сию пришёл, – то забыл? Как ты сюда, в память о нашей дружбе прежней, принят был и обласкан – не помнишь? А что живёшь ныне не по уставу строгому, с моего, между прочим, разрешения, – не разумеешь?
– Не забыл я, Игнатий! И дружбу нашу не забыл! И добро твоё всё помню! Я всегда всё доброе помню, а всё злое и дурное забываю – яко не бымши то…
– А если помнишь, то и отблагодарить бы мог! И меня, и обитель, что тебя приняла!
Знаю я, как ты поступаешь да мыслишь! Ты бы всё имущество монастырское рόздал бы – кабы тебе власть дать! Вон – больницу на пожертвования какую отстроили! А храма нового – и по сей день нет!
А это, Зосима, – может, мечта всей жизни моей: чтобы после моего управления монастырём здесь храм новый остался, во славу Божию возведённый! Не молоды мы уж с тобой, подумать следует: что после себя на Земле оставим?!
– Не смогу о том просить… Сам скажешь после, если сложится всё… Отобедать позовёшь – и скажешь, о чём мечта твоя. Пойду я… – ещё тише, почти шёпотом, произнёс Зосима.
Он опустил голову, словно от стыда, и уже было хотел направиться к выходу.
– Ты хоть обещай, что с министром постараешься! – уже совсем не грозно произнёс настоятель.
– Прости ты меня, Игнатий! Ничего не могу обещать! От человека того и от Бога – зависеть всё будет… А ты да я – только лишь слуги Его, лишь орудия Его Милости…
* * *
На следующий день в монастыре суета началась, потому как никогда ещё гость такого ранга не приезжал.
И вот к старцу Зосиме прибегает монах и сообщает, что прибыл тот министр.
А Зосима говорит:
– Подождать ему надобно. Пусть посидит в комнате той, где все ожидают. Прежде него – других людей Бог привёл, я их прежде и выслушаю.
– Да что ты, Зосима?! С ума сошёл, что ли?! Это же – министр! Как можно, чтобы он ждал?! Тебя ведь ещё вчера упреждали, что он прибудет!…
– А министр – он что – не человек? А что есть – человек? Душа, что пред Богом живёт, в тело одетая… А то, какие тому телу чины присвоены, – то Богу не интересно! У Него для людей другие отличия имеются! Так что – пусть своей очереди подождёт.
– Да как ему сказать такое?! Вот ты, Зосима, иди – и сам говори!
– Да я уж и сказал, – улыбнулся Зосима…
И действительно, в это время перед распахнутой дверью уже стоял сам министр в сопровождении ещё одного монаха. Министр слышал слова старца, который специально говорил нарочито громко…
И неожиданно для всех министр поклонился старцу Зосиме и спокойно согласился:
– Да, я подожду… У Бога на том свете с людей другой спрос будет, чем в миру… Покажите мне, где обождать.
Старец Зосима спокойно приготовился выслушивать своих посетителей. А министра проводили в комнату, где ожидали приёма приходящие в монастырь люди.
* * *
Министр был высокого роста, крупного телосложения, лет пятидесяти или чуть больше. Волосы его уже были тронуты сединой. Он был в чёрном сюртуке, а не в мундире. Видно было, что он готовился к этому приезду заранее, многое продумал…
Когда монах, его сопровождавший, начал говорить, что сейчас настоятелю доложат и сделают так, что незамедлительно примет его старец, министр спокойно возразил:
– Не надо! Пусть он своё дело делает! Вы его не тревожьте, я подожду. Сколько ко мне народу на приём каждый день в очередях томится!… Вот и я сам теперь оказался в очереди – за Божией милостью!
Он опустил своё большое тело на скамью рядом с маленькой сухонькой старушкой лет восьмидесяти…
Она быстро-быстро вязала носок, орудуя спицами, и при этом на рукоделие своё не смотрела вовсе, а ласково говорила утешающие слова своей соседке, которая платком вытирала слёзы:
– Ну вот, говорила же я, что не прогонят нас! Бог-то – Он – есть! И старец всех пришедших примет!
Министр был человеком не глупым и догадался, что всех посетителей хотели прогнать, чтобы одного его старец выслушивал.
Он с любопытством оглядел старушку.
Та в ответ тоже обратила на него своё внимание:
– Ты, мил-человек, не беспокойся, я тебя не задержу совсем, я мигом обернусь! Мне уже прежде помог старец, я теперь только носочки и рукавички ему снесу, пусть он ими людей хороших одарит!
Она показала на холщовую сумку, в которой аккуратно были сложены её изделия: маленькие – для деток и большие – для взрослых.
– А хочешь я и тебе, мил-человек, носочки подарю? Тёплые! Наденешь на ночь – и как у Христа за пазухой спать будешь!
С этими словами старушка вынула из сумки пару шерстяных носков и протянула их министру.
Он взял носки чуть задрожавшей рукой…
– Давай я у тебя их куплю, тебе ведь деньги не лишними будут, – произнёс он, протягивая старушке крупную ассигнацию.
– Да что ты?! Это ж – монастырь, а не базар! Так вот – и прими во здравие!
Они помолчали…
– А скажи, в чём тебе старец помог, если не секрет? – спросил министр старушку.
– Да много бед на мою долю выпало… Всю семью Господь забрал, а меня, старую, одну оставил. Вот сидела я у могилок родных, да плакать уж слёз не было, почернела от горя вся… Не знала как просить, чтоб призвал и меня Господь к Себе… И жить возможности нет: и не на что, и нет для чего! А смерть – не приходит!
А тут паломница одна сжалилась – и меня к старцу привела.
И научил он меня тому, как в радости с Богом жить! И – чтобы родные мои на том свете не печалились, на слёзы мои глядючи! И ещё присоветовал он мне козочку завести, Марусеньку мою! Вот так пока и живём. Она мне – и кормилица, и поилица! И по грибы, и по ягоды вместе ходим, и травы целебные с ней собираю. А зимой – шерсть её пряду. И вот вяжу носочки да варежки – и для деток, и для больших. Для всех – словно для родных своих!…
А в прошлый раз намекнул мне старец, что, видно, недолго уж мне осталось ждать: преставлюсь скоро, слава Тебе, Господи! Вот и тороплюсь отдать то, что навязала: ведь зима уж скоро! А козочку мою соседи взять обещали, не пропадёт Марусенька!…
Ох! Мой уж черёд, заболтала я тебя, мил-человек, ты уж прости!…
Старушка скорей подхватила своё вязанье и сумку – и поспешила идти к старцу.
* * *
Дошла очередь и до министра.
Старец Зосима приветствовал его ласково:
– Ну заходи, Алексей! Молодец, что своего часа спокойно ждал! Это тебе помогло уже!
Теперь расскажи, в чём страх твой.
– Да глупость одна! Говорить стыдно! Но не могу избавиться никак от этого страха…
Нагадала мне одна гадалка, что ждёт меня смерть от руки убийцы – революционера-террориста…
И я теперь в каждом незнакомом человеке подозреваю, что он и есть мой убийца, что он – сей момент – пистолет вынет и выстрелит в меня! Или в руках у кого-нибудь свёрток подозрительный увижу – и сразу думаю: бомба! Охрану удвоил! Из дому стал бояться выходить! Спать не могу: кошмары снятся!…
И исповедовался уже, и причащался, и дом освятить просил… И к врачам ходил, снотворное пью… А всё – так же!
Умом понимаю, что глупость это, что от судьбы своей не убежать! И знаю, что смерть с каждым человеком случиться в любой момент может, что на всё – Божия Воля!
Но да измучил меня этот страх! Как в аду живу!… Помоги! Не знаю как мне быть!…
В этот момент старец вдруг резко поднялся – и бросил в министра что-то круглое… Он попал точно в грудь…
Министр, теряя сознание от страха, грузно повалился на лавку…
… Он увидел своё тело сверху… А по полу медленно катился какой-то предмет, которым кинул в него старец…
А вокруг был Живой Свет – ласковый, нежный! И позволено было Алексею войти в тот Свет… И стало ему – так хорошо, что и передать невозможно! А потом ощутил он, что словно тянет его назад из этого Света что-то серое, словно тяжкий груз. И увидел он, чтό есть тот груз, который в Свете остаться не позволяет… И – всю жизнь свою он увидел: и проступки свои пред Лицом Бога значимые, и то, что хорошего уже смог и сможет ещё он сделать…
… Когда министр снова ощутил себя в теле, старец Зосима стоял рядом и протягивал ему кружку с водой:
– Ты попей, Алексей!
Министр пил воду маленькими глотками, медленно осознавая происшедшее с ним.
Старец сел рядом.
Слова были не нужны. Понимание – словно прорастало в душу.
Они так долго сидели, погружённые в тишину, в которой Божие Присутствие – явно. В тишине той понимание приходит без помощи слов.
– Вот уже и не будет у тебя больше страха пустого, глупого – потому как смерть свою ты познал уже. И, что Бог тебе показал, – то не забывай за суетой мирской! Если сумеешь исправить дурное в себе и совершить благое, пока тобой не совершённое, – то не зря проживёшь срок, что тебе на Земле отмерен! – не спеша, после молчания долгого произнёс Зосима.
– Скажи, старец, а чем это ты в меня вместо бомбы кинул?
– Да это старушка Матрёна тут свой клубочек ниток шерстяных позабыла, так вот он и пригодился! – ласково улыбнулся Зосима.
… Министра проводили на обед к архимандриту Игнатию. А к старцу вновь стали заходить другие посетители…
* * *
И в самом деле, министр тот много хорошего стал пытаться совершать.
И просьбу архимандрита Игнатия он исполнил: на строительство храма нового в монастыре деньги большие прислал.
… Однажды, глядя на то, как продвигается строительство, послушник Николай, ученик старца Зосимы, спросил его:
– А ты сам бы – на что те деньги истратил бы, если бы тебе их отдали?
– Не моё дело – то решать! Вот для настоятеля нашего сей храм – радость великая! Для монахов многих – тоже радость! Для прихожан – сие тоже значимо…
Старец улыбнулся:
– Прав был Игнатий: из меня бы никогда хороший настоятель монастыря не получился! Я бы, наверное, Аксиньи, что тебя когда-то приняла да ко мне направила, те деньги отдал. Она бы приют для сирот открыла, да пристанище временное создала для людей, которые в положение трудное попали. Умеет она людей различать! И через отношение к человеку внимательное – помощь ему нужную умеет оказывать.
Ведь не только через земные храмы человек к Богу приближаться должен! Божие Присутствие – везде ощутить можно! Божию Волю – человеку везде осуществлять хорошо бы!
Задача души, на Земле живущей, – воздвигнуть внутри себя Храм! Храм – для Бога Живого!
Храм сей – из сердца духовного, любовью наполненного, созидается! И тогда Бог – в сем Храме поселиться может! И живёт тогда Бог – в душе того человека! И становится тот человек тогда – неотделённым от Бога! Становится такая душа – Божией душой! Такие души – и есть званные в Жизнь Вечную!
А те, кто при жизни своей земной не ищут Бога, – те и после смерти не найдут Его!… Выходит, что зря они жили: не о том радели, не то делали…
– И что – бесполезно вовсе, значит, было их существование на Земле?
– Ничего бесполезного Бог не создаёт. Всё имеет и пользу, и назначение. Это относится к жизни каждого существа: также и среди животных, и деревьев, и травок да колосьев. Но только – различное у каждого существа назначение. И польза для Бога от их земных жизней – тоже разная.
А для людей значимо, чтобы они о назначении жизней своих понимание осмысленное имели!
Люди ведь – они есть не твари бессловесные, кои, хоть и имеют предназначение своё, да сами понимать его не могут: то есть, то, какую пользу жизнью своей они приносить должны…
Но люди – назначение жизней своих понимать бы могли!…
Вот смотри – тебе пример:
Видишь тех людей, что новый храм в монастыре нашем строят?
Среди них есть те, кто мыслят всего лишь так о работе своей – что камни они носят.
Есть и те, кто думают, что тý работу они исполняют, за которую им деньги платят. И – что на те деньги они жить хорошо станут.
А есть среди них и те, кто силы свои в это дело вкладывают потому, что храм земной для Бога строят, и важным именно это они считают. И работа их – именно потому радость им приносит!
Так же вот – в жизни всей своей может человек трудно жить, словно камни тяжкие таскает, и при этом не видит он в жизни своей смысла. И нет ему от существования такого – ни света, ни радости, ни пользы почти никакой!
Другой может жить так, словно работу свою он – по обязанности выполняет и за то плату получает: хорошо поработает – много получает, плохо поработает – мало получает.
А может человек назначение жизни своей – пред Отцом Небесным осознавать! И тогда – и жизнь его вся преображается!
Каждое дело такого человека – с любовью к Богу сотворяется, хоть оно малое, хоть большое! Каждый день жизни – значимым становится! Потому как всё новые кирпичики укладывает он в строительство себя-души. Каждое дело доброе – таким кирпичиком становится!
И растёт любовь сердечная у такого человека! И осознание себя-души пред Богом укрепляется! И Бог ему тогда – в каждом деле – Помощник, Советчик и Друг!
Тогда начинает он строить Храм для Бога – в сердце духовном своём!
… Храмы земные – нужны. Но они – только лишь символы того, что Бог и здесь на Земле живёт, на нас всегда смотрит! Словно напоминают они человеку про Небеса, про жизнь иную, про Отца Небесного!
Но в храме земном может человек бесчувственным чурбаном стоять и Божие Присутствие не осознавать.
Можно и иначе: в каждом месте, где бы ни был человек, он Бога в Храме, выстроенном им в сердце его духовном, ощущает. И неотдéлен тогда от Бога сей человек, и в Небеса ему лестница открыта!
Преобразить себя как душу, став душою – вроде свечи огромной горящей, которая светит и тьму разгоняет, – это ведь тоже есть работа, совершаемая для Бога!
Это значит – преобразить себя-душу в Огонь Любви Божией, освещающий и Храм Сердца, и всё пространство вокруг!
Только не все считают это работой…
Но ведь это есть самый важный труд в жизни человеческой! Ибо он – для Бога!
… Свеча – она маленький огонёк свой создаёт, и свет от неё – не велик. Но рождается надежда, когда на такой огонёк смотришь: будто тьма более не властна там, где уже горит свеча…
Но Огонь Любви, разожжённый в сердце духовном, – может быть огромным!
… Ведь может каждый жить жизнь светлую и радостную, освещённую любовью сердечной!
Отчего свет в сердце духовном зажигается? И отчего бывает так, что нет любви в душе?
Присутствие Божие в сердце духовном – тот Свет зажигает! Любовь Божия на других льётся из сердца такого человека – и от этого загорается и в других сердцах тот Свет!
А потом – всё сильнее и сильнее может становиться Огонь Любви в душах!
Вот слышал ты слова «очаг домашний»? Так – о том доме говорят, где любовь царит. А о том доме, где нет любви, – так не скажут!
Огнём, всех вокруг согревающим, питающим, хранящим, – может стать человек, в котором Любовь Божия укрепилась!
И не обязательно то для таких людей – чтоб одной семьёй жить. Можно ведь именно тáк – и к любому человеку отношение строить, если помнишь, что все люди – дети Божии: братья да сёстры друг для друга!
И может такой человек нести в себе Свет Божий!
Всё сильнее Огонь Любви в душе горит! И тогда – познаёт человек, что значит Сердце Христово! То есть, познаёт он Любовь Божию Всеохватную!
И – сияет отныне в душе Источник Любви Божией Неугасимой! Это – подобно Солнцу! Солнце – все существа равно освещает и согревает!
Вот так и следует Храм Божий строить, освещать и светить из Него, служа тем – Богу и людям!
По смиренномудрию почитайте один другого – высшим себя!
Фил 2:3
Когда потерпишь бесчестие – радуйся: ибо, если это несправедливо, то велика тебе награда за это, а если справедливо, то, уцеломудрившись через то, избавишься от бича наказания.
Из Аскетических наставлений
Нила Синайского
В смиренномудрии никогда не бывает поспешности, торопливости, смущения, горячих и лёгких мыслей, но во всякое время пребывает смиренномудрый в покое. Ничего нет, что могло бы его изумить, смутить, привести в ужас… Но всё его веселье и радование – в том, что угодно Владыке его.
Смиренномудрый,… когда преклоняет он лицо своё на землю и внутреннее зрение сердца его вознесено к вратам во Святое Святых,… – осмеливается только так говорить и молиться: по воле Твоей, Господи, да будет со мною!
Из Подвижнических наставлений
Исаака Сирианина
В монастыре небольшом, расположенном в городе провинциальном, на берегу реки большой стоящем, жил старец Зосима.
Много лет помогал он людям – с Божией Помощью. Многие чудесные исцеления совершались Богом через того старца.
И многие другие события происходили от трудов его, хоть люди их чудесами и не считали. Обретали люди, с ним беседовавшие, веру, надежду и любовь, учились жить осмысленно и в согласии с промыслом Божиим.
И был у старца ученик – послушник по имени Николай.
* * *
Николай однажды старца Зосиму спросил:
– Зосима, а ты отчего монахом захотел стать? Ты о семье, о детках не мечтал? Сразу – только о Боге?
– Нет, не сразу. Всякое в жизни было…
И о детках мечтал. Да только так Бог распорядился, чтобы все чада Божии мне детьми стали. Чтобы – не о своих только детках заботу имел.
Вот живут люди – словно сироты на Земле-Матушке, Отца-Бога не чувствуют! Живут в одинокости своей и молят Бога – как «Неведомого Грозного Судию» – о милости! А сами они не ощущают Того, с Кем говорить, вроде бы, пытаются. Любовь Его Великую – не ощущают! И в ответ – любовь свою Ему не дарят!
Словно забыли люди про прекрасные возможности, ими от Бога полученные! Разучились они Отца Небесного и видеть, и слышать, и понимать! Разучились чудеса от Бога творить…
Отчего люди так живут, словно Бога и не существует вовсе? Отчего сами себя в ад на Земле при жизни ещё тел своих погружают они?!
Оттого, что чистоту душ люди утратили! И, чтобы возвратить сию чистоту, должен человек, прежде всего, восхотеть этого!…
* * *
В это время молодой послушник пришёл в келью к старцу Зосиме. Перекрестился, поклонился в землю, пожелал здравия и Зосиме, и Николаю.
Затем он спросил:
– Как бы мне научиться Голос Божий слышать?
– Ответь ему ты, Николай. А я слушать стану.
История с исцелением больного монаха очень сильно повысила уважение, с которым в монастыре к Николаю относиться стали. И слушать его уже многие были готовы, хоть монашество он ещё не принял.
Николай начал:
– Чтобы слышать Божий Голос, надо научиться пребывать в тишине сердечной. То есть – в безмолвии ума, в тишине расширенного сердца духовного. Вот в этом состоянии сердца, любовью отворённого, тишиной и теплотой наполненного, – и понимаем мы Господа! В духовное сердце, очищенное и отверстое, Иисуса позвать можем.
Сердце духовное поначалу ограничено размерами тела. Но это – только вначале, пока не научилась любовь души расширяться и сливаться с Божией Любовью, Которая границ не имеет!
Божие Сердце – Безгранично! Оно всё и всех вмещает, всё охватывает Своей Любовью!
А для начала, вдохни и выдохни медленно – несколько раз. Ощути то пространство в груди, которое воздухом заполняется. Это и есть то место, где расположено сердце духовное.
Попробуй из центра этого во все стороны любовь послать ко всем творениям Божиим!
– Как так? Любовь ведь – ко грехопадению привести может?!
– То – не любовь, то – похоть! Любовь же – это лесенка, что на Небеса верную дорогу указывает! Любовь – это светильник души, что среди любой тьмы и зла верный путь позволяет видеть!
И даже не то следует похотью считать, когда влечение у мужчины к женщине возникает или у женщины к мужчине… То влечение душ друг к другу – любви и заботе научить призвано! То для людей, в миру живущих, есть помощь великая в обретении умения любить!
А вот жизнь лишь по хотениям своим дурным – и следовало бы похотью называть! И не важно, чужой жены человек возжелал, или пищи греховной во чревоугодие своё, или от другого человека того хочет, что тот человек ему дать не может.
Любовь же, в отличие от похоти, – это когда для другого, а не для себя человек мыслит, желает и делает…
Вот, можно научиться смотреть из сердца духовного вперёд, чтобы взгляд души обласкал, как луч солнечный, всё, на что смотришь! И назад можно научиться смотреть: туда, где всегда рядом Бога сможешь потом узреть.
Когда начнёшь Свет Неземной глазами сердца видеть – приходи ко мне или к Зосиме: дальше тебе расскажем.
В тот момент из окна кельи видно было, как в храм вносили тело для отпевания…
Послушник молодой спросил старца:
– Ты, Зосима, можешь ли, как Иисус, того человека к жизни вернуть?
– Не могу: не нужно Богу продление жизни сего человека в теле этом изношенном…
Увидь, что Иисус не всех исцелял, не всех из мертвых к жизни земной возвращал. Не для того ведь Он трудился, чтобы калеки ходить смогли и слепые прозрели! И не для того, чтобы в тела, которые смерти уже отданы, души возвращены были! Кабы только излечивал он больных – то не помнили бы о Нём тысячелетиями люди на Земле. Но явлена была Сила Божия через Иисуса – чтобы Учение от Бога люди уразумели, жить по тому Учению стали!
Человек есть душа, не умирающая вовсе со смертью тела! Причём душа при жизни тела своего способна научиться жить в соединённости с Богом.
Вот – тело мёртвое, что во гробе лежит. Оно – то же, что и при жизни было: есть и руки, и ноги, и голова, и сердце… А не живо тело сие! Оттого это, что Бог вынул душу живую из него!
Так душа с телом, по Божией Воле, и соединяется, и разъединяется.
Стало быть, важно то, чтό человек сможет успеть совершить, пока Бог тело его жизнью наполняет. А зависит это оттого, на чтό силы свои и помышления человек направит. Вот ты – монахом стать хочешь, похвально сие желание! А кто такой – монах? Это тот, кто один на один с Богом живёт, и всё, что делает, – то для Бога!
Ты вот Бога слова и советы слышать хочешь. Хорошо это, важно! Самый простой способ для того – к голосу совести начать прислушиваться.
Совесть – это проявление Голоса Божиего в человеке, самое первое проявление. Через внимательное к тому отношение – затем вполне явным может стать Голос Божий!
Если же укоры совести старается человек не замечать, отворотить пытается своё внимание от проблем, стоящих перед ним, поступает против совести по хотению своекорыстному, – то смолкает постепенно тихий голос совести. И перестаёт душа тогда ощущать проблемы, которые решать надо. Так человек может в пучину греха опуститься. И живёт он – без совести, без Бога! Такого и называют – бессовестным.
Если же человек к голосу совести со вниманием отнесётся и станет стараться тáк поступать, чтобы нé в чем было бы себя укорять, – то очень скоро сможет он и Голос Божий услышать, который ему всегда совет дать готов!
Научись за тем, как живёшь пред Богом, со вниманием смотреть! В чистоте душу блюди – и тогда легко всё будет: сумеешь ощутить сердце духовное, Бога ощущать начнёшь!
* * *
Оставшись вдвоём, старец Зосима и Николай продолжили разговор о жизни монашеской. Многое уже о том было сказано, но вновь коснулись они этой темы:
– Есть для тебя теперь тот выбор, который не всем предоставляется. Знания и умения, которые у тебя теперь есть, обычно лишь немногие после долгих лет жизни монашеской обретают. А ты многому уже успел научиться: Божию Волю ощущаешь, Бога советы слышишь. Можешь ты и в миру теперь то, чему от меня научился, начать совершать. Пред Богом – монахом останешься, а пред людьми – о Боге свободнее изъясняться сможешь.
Вот не станет меня здесь – не легко тебе будет, по-всякому жизнь твоя повернуться может…
– Ты меня испытываешь вновь? Моё решение – твёрдое, и к мирской жизни нет во мне более желания. А суровость жизни монастырской – гордыню во мне уменьшит, да смиренномудрия добавит…
Зосима замолчал. Словно оглянулся взором внутренним на путь пройденный… Вспомнил, как гоним был и унижаем, как обвиняли его в прельщённости кознями дьявольскими за то, что… Бога слышит! Как через те трудности – ещё более он с Волей Божией соединился…
Он ничего не рассказывал Николаю о том.
Николай догадывался о многом, но сам про то не спрашивал. Заговорил о другом:
– Можно, спрошу тебя теперь, отчего не ты монастырём этим руководишь? Правила монастырские многие ты ведь поменял бы… И отчего не учишь ты всех монахов тому, чему меня учишь?
– Хороший вопрос ты задал. Видно, тебе самому в будущем то придётся делать, за всех людей в этом монастыре отвечать будешь…
А чтобы научить человека чему-либо на поприще духовном – желание двоих необходимо: того, кто учит, и того, кто учится.
Бывает так, что пришёл человек в монастырь и принят был – и уже от одного того считает, что к святости приблизился. Ибо, мол, уход от соблазнов жизни в миру есть его подвиг великий…
Часто думает такой человек, что теперь – настоятель за него ответ пред Богом несёт, жизни с Богом его наставляет, грехи его отпускает… И – что сама уже жизнь в монастыре к Богу его приближает… Не так это! И в монастыре можно, как в миру, жить, страстями будучи повязанным!
Себя поменять – только сам человек может! От пороков – сам лишь душу очищать должен! Бог лишь того к Себе подпускает, кто тáк живёт! Будь рядом хоть святостью исполненный наставник, но не сделает он чистым ученика, который сам чистоту в себе не блюдёт! Лишь подсказать чуть-чуть может тот, кто изъяны души зорче видит: в чём грех есть, да как сей порок исправить.
– Да, прав ты. Я вот тоже часто на тебя – более, чем на себя самого и на Бога полагаюсь. Думаю, что ошибаться я могу в понимании Воли Божией…
– … И полагаешь, что я никогда не ошибаюсь и что тебя от всех ошибок уберегу… – старец Зосима и Николай рассмеялись дружно.
Зосима вновь внутренне порадовался умению Николая каждое его слово слушать со вниманием. И – не только о проблемах других людей в тех словах понимание обретать, но и в себе самом даже самые малые крохи неверного мышления отслеживать: «Не зря Бог привёл, не зря учу! Может, и вправду осилит он служение истинное, великое! А может – и весь монастырь потом на себя примет…»
Они продолжили разговор:
– Многие люди полагают, что, если грех в церкви священником отпущен, – то и не стало греха. А оно – не так. И очень важно тебе научиться объяснять это людям!
Ведь порока в душе не станет – только когда каждый поступок грешный противен душе будет! То есть, когда не захочет и не сможет человек непотребное совершать! Вот тогда, значит, – искупил он свой грех!
Есть среди братии нашей те, кого Господь помог научить тишине внутренней. Они любви сердечной учиться стали. Да вот ведь! – не все поняли, что именно необходимо это: что лишь сердце духовное, Богу открытое, позволяет воистину жизнь монашескую вести! Только сердце, любовью наполненное, позволяет душу очищать, любое деяние – как служение Богу совершать!
Николай со вниманием слушал, потом сказал:
– А я вот ещё не всегда могу ум свой смирить… Осуждение того, что дурно, во мне порой возникает. Вопросы неразрешённые есть ещё. Вижу дурное, слышу слова злобные – и поднимается изнутри непринятие сего!
– Видеть и понимать, что вот это есть дурное, – не является грехом осуждения! Ведь, не видя дурное в человеке, – ты ему и помочь не сумеешь!
– Да понимаю я, но не разделить мне это до конца.
Прежде, в юности, я словно видел в людях только хорошее, – и ошибался в них, и предавали меня друзья мои лучшие… А после – наоборот, стал всё дурное в людях подмечать, мерзость и грязь стал видеть. И отчаяние тогда пришло, и веру даже тогда утратил…
Вот теперь – учусь всё видеть, как ты. И – не осуждать, а искать тот свет в душе человека, который хоть чуть-чуть теплится, и к этому свету обращаться, а не к тьме из пороков, которые загасить тот свет пытаются.