bannerbannerbanner
полная версияБескрайние тропы

Анна Юрьевна Щедрина
Бескрайние тропы

Капитан наблюдал спокойно как ни в чем не бывало, будто бы это происходило уже не первый раз.

– Что насчет Билли, капитан? – спросил Сэм.

– А он до сих пор без сознания?

– Да, капитан.

– Его удача… Что ж, оставим ему немного воды, спичек и ружье. Пусть подумает над своим поведением, когда придет в себя. Я предупреждал, что это до добра не доведет.

– Мы вернемся за ним?

– Это зависит от вас. Вы сможете спокойно смотреть в глаза этому человеку и быть уверенным, что завтра он не пырнет вам нож в спину? Крысы на корабле – к беде, и под этим я подразумеваю подлость и бесчестие.

Он направился к кораблю, называя его любя «морской пташкой» и все молча последовали за ним.

Вран расположился в каюте и ему даже удалось вздремнуть. Он стал понимать, почему пираты уважают своего капитана. Он также подумал об этом Билли, который весьма удивился бы, обнаружив, где он оказался и что сотворил. Есть ли у него желание жить или он, осознавая, что стал убийцей товарища из-за какого-то спора, выстрелит себе в голову? И будто в шум выстрела разразилась гроза. Сквозь сон Вран слышал голос Рейли и его команды, что нужно скорее укротить «морскую пташку».

Все произошло так быстро, что Вран сам не понял, как оказался под водой. Стало тише, чем наверху, попытки всплыть были тщетны и последнее, что вспомнил Вран, были слова Рейли, выдержки из его любимой книги: «Да, человек смертен, но это еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!»

Глава 4

Дорога не заканчивалась. Несмотря на тьму и холод, он приметил домик на приступке, окруженными тысячелетними деревьями, черепами людей и невиданных существ вокруг, в которых горели огоньки.

– Ты заблудился? – неожиданно раздался скрипучий голос старухи, покрытой бородавками и отметинами с мертвецки-белой кожей и мутным взглядом, будто она смотрела сквозь тебя, отчего можно было ощутить еще больший холод по телу, но он догадывался, кто это и был убежден, что здесь и сейчас необходимо вести себя крайне почтительно.

– Не знаю. – сказал простуженным голосом Вран. – Мне просто жутко холодно. Вы могли бы мне помочь?

– Ну и ты помоги. Наруби дров, разожги костер. – сказала она, сосредоточившись на пучках трав, что кидала к гигантский котел.

Он и сам не заметил, как в руках у него появился его топор и беспрекословно стал рубить дрова, разжигать костер, который поначалу не очень-то и хотел разгораться.

– Главное, – сказала старуха, – сосредоточиться и целенаправленно применить силу. Так и в делах: если будешь распыляться на многочисленные дела, то можно упустить из виду не только возможность, но и саму цель.

Не рискнув что-либо отвечать, он следовал тому, что она говорила. И он согревался. Старуха поставила котел на огонь и нашептывая, помешивала варево.

– Теперь, самое время накормить моих гостей.

Он должен был расставить двадцать четыре миски подле каждого из светящихся черепов невиданных зверей. И с криком налетели вороны на угощение, коих было столько же, сколько и мисок.

– Желаешь ли ты пойти дальше или есть причина вернуться? – спросила у Врана старуха.

– Есть причина вернуться.

– Ладно. Будет время, и ты почувствуешь, когда это надо открыть. Береги ее, это твой долг. – сказала она, протянув книгу с тремя ремешками, – Хагал покажет правильную тропу. – и один из величественных воронов сел на ее костлявую руку. – Ступай. И пусть вода смоет. Всю хворь, всю боль. Откуда пришло – туда и вернется, кто сотворил – тот заберет.

Вечные воды хранили в себе все: прошлое, настоящее и будущее. Там могло остановиться время или так, что оно помчится быстрее, и всегда складывается так, что чему быть, того не миновать.

Помнила ли в своем прошлом Кайллих, как к порогу ее дома сорока бог знает откуда принесла корзину с младенцем, как удивились пятилетние Эмбериз и Рей, и какое было мягкое одеяло с вышитым именем на нем «Вран Уоррен».

И мгновением волн вечных вод, в воздухе стало пахнуть иначе, а значит и время сместилось, где скрытная и закутанная в длинное пальто женщина пробиралась непроходимыми дорожками в горы к некой Варгамор, о которой ходили темные слухи, на грани сказок и страшилок для непослушных детей, которые не любят есть овощи и вовремя ложиться спать. О ней отзывались как об очень неоднозначной сущности, повелительнице насекомых каких-то далеких проклятых мест.

Когда женщина сняла капюшон и заговорила о боли, гневе, ревности, страхе потерять все, что она имеет, если вдруг Блехерис узнает о своем кровном сыне – она этого просто не переживет, утверждая, что она заслуживает любви, жить долго и счастливо. Варгамор не имеет интереса препятствовать желанию своих заблудившихся гостей, и для нее нет смысла призывать их к разуму, о вреде и последствиях подчинения души и воли, о цене, которую придется заплатить за зло и что долго и счастливо уже безвозвратно ушло вместе с эгоистическими намерениями той, что пришла к тьме за счастьем, отравив свою душу.

В картинках, воспоминаниях вечных вод сохранилось, как Вран стал понимать язык птиц, а когда кожа стала местами огрубевать, Парси настаивал, что об этом нужно рассказать Кайллих. Но было поздно, когда уже в школе ему стало плохо и бросив все, он немедленно сбежал прочь. Брат тогда увидел лишь сороку, вылетевшую в окно.

Кайллих проводила практически все свое свободное время, разгадывая этот случай и нашла ответ только в одной книге: сотворивший это зло, будет вечно скитаться на острове неупокоенных душ, а зеркало начнет отражать истину; проклятие может кануть, однако она так и не узнала как, потому что от переживаний сама заболела. Позже эта книга бесследно пропала.

Да, вечные воды скрывали тайны прошлого, настоящего и будущего; вечные воды – это артерии времени, проникающие в каждое мгновение, называемое жизнью. Вечные воды не знали покоя.

Глава 5

Можно было ощутить дыхание утра среди шелеста травы с теплыми слезами росы. Откашлявшись от соленой воды, он убедился, что это было то место, которое он искал. Отдаляясь от берега, он замечал, как все больше пахло разнотравьем и дикими цветами. И там тянулась лишь одна тропа, поросшая высокой травой, ведущая к огромному дубу. Это был рай для насекомых и ад для тех, кто их терпеть не мог, особенно тех, что с крыльями, что порхали под лучами рыжего солнца.

Среди травяных кос лежал меч и распутав их, проникая в эти дебри, он схватил его: земля затряслась и начала грохотать. Резко отойдя от места, перед ним престал олень с ветвями того самого дерева вместо рогов и черными глазами, отчего нереальность зверя граничила с его внушительным видом. И следом поднялось еще несколько фигур в латах – изувеченных мертвецов, что восстали из-под земли, что на странника набросились с оружием и силой, которой бы и живой позавидовал.

Защитники дикого сада, короля и руин замка вдалеке даже после стольких лет оставались верны себе. Когда смерть стала на шаг ближе, чем до этого, хотя Вран уже не понимал, жив он или мертв, последний удар был отведен стрелой из лука. Олень приблизился к тому, кто пришел на помощь, обратившись в призрака короля и протянув легендарный огненный цветок папоротника. На короля большее впечатление могла произвести не столько храбрость, сколько верность и взаимовыручка. Обладатель дара приблизился и передал цветок Врану, а мертвые исчезли, и на том месте снова не было ничего, кроме огромного дуба.

– Спасибо. – сказал Вран. – Но как ты здесь оказалась? Сюда ведь можно только доплыть!

– Если тебе известен только один путь, это не значит, что нет других. – ответила Хейзел и вздохнула.

– Только не говори, что ты…

– Я не знаю, но надеюсь, что жива. До этого я помню, что переволновалась, а больше ничего не помню. Может уснула. Там были люпины. Да, там точно были люпины. Я не знаю. – она смотрела на свои руки и понимала, что скоро исчезнет. – Если это все же астральная проекция и я теперь хожу не только в реальности во сне, пожалуйста, разбуди меня!

– Ладно, ладно. Только я понятия не имею, как вернуться назад!

– Придумай же что-нибудь! Мой отец иногда говорит: «У тебя есть четыре элемента: вода, земля, огонь и воздух. На этом строится жизнь. И…»

Ему стоило отвернуть взгляд на мгновенье, как вокруг уже никого не было, лишь бесконечные поля, солнечные согревающие лучи, жужжание насекомых. Он прилег на траву и понял, что ему что-то мешает: это что-то выпало из кармана – книжка с тремя ремешками, открывшая страницу, на которой она сама себя писала и давала подсказку в нужное время. Зачитав это, вместе с разбушевавшимся ветром к нему приземлился его старый приятель – Чертополоховый дракон из Ньюфаундленда.

С высоты были видны невиданные и неизведанные красоты, крошечные поселения – в этом мире находились все миры словно в большой энциклопедии. На месте прошлого Мелори рос лес, а на краю одиноко стоял один единственный дом, окутанный ветвями крысиного терновника. Как только цветок папоротника коснулся земли, терновник загорелся необычным пламенем, не трогая кроме терновника ничего, лишь испепеляя и обращая ветви в пыльцу, стирая также границу между бывшим Мелори и местом Фоур Корнерс. Кажется, территории Уэстфилд будет принадлежать еще один дом.

Встревоженная сорока пролетела мимо и за ней побежал Вран. Птица привела его к полю с люпинами, где мертвым сном лежала Хейзел под пасмурным небом. Он пытался ее будить, но она не просыпалась. Он заметил браслет с луком и стрелой, и его осенило: он снял свой волчий клык и надел ей. После этого она открыла глаза, и он с легкостью выдохнул.

– Мне снился странный сон. – начала она, не вставая и не отрывая взгляд от неба.

– Может встанешь и расскажешь?

– Нет, нормально.

– Здесь могут быть змеи.

– Нет, не могут.

Она стала рассказывать про дикие земли, но он заверил ее, что это был не сон.

– Оставь его себе, так будет лучше, – добавил он, показывая на клык, благодаря свойствам которого она проснулась.

 

Поблагодарив, она умоляла ничего не рассказывать Генри, особенно сейчас, ведь кроме нее, у него из близких никого больше нет. Она встала, схватившись за голову, потому что сделала это довольно резко. В глазах потемнело.

– Все нормально?

– Земля кружится.

– Может голова?

– Может.

Чтобы вовремя ее поймать, если вдруг она снова потеряет сознание, он взял ее за руку.

– Ты счастливый человек, Вран. У тебя есть брат, сестра. Мне вот всегда хотелось сестру или брата. Ведь даже если вы ссоритесь, вы никогда не сможете злиться друг на друга вечно. Это настоящее сокровище. Ты сейчас придешь домой, а там твой брат, и он будет рад тебя видеть. Марго после меня боялась растолстеть и потерять свою красоту, да и возиться ни с кем не хотела. А может и не поэтому. – сказала она, вспоминая недавний побег Марго.

Она споткнулась, произнесла слово, которое говорить нельзя, но если случай подходящий, то, как она считала, можно. Вран удержал ее, и у нее в прямом смысле не получилось упасть в грязь лицом.

– Знаешь, Кайллих знает отличный способ избавиться от дурных привычек, она может помыть рот с мылом за плохие слова и мысли.

– Звучит так, будто мне пора.

– Просто тебе не идет ругаться. Вот и все. – сказал он, улыбнувшись, но ничего другого от нее не ожидал, ведь все просто любят странную Хейзел такой, какая она есть.

– Пока! – вырвалась она и подумала, какое счастье, что у нее нет родственников, которые могли бы вымыть ей рот с мылом за плохие слова.

И она представила, как спит вечным сном среди тысячи роз и собираются грустные пингвины, потому как она считала, пингвин – ее птица – помощник, ведь она никогда их не видела поблизости Сент-Джон, видимо, оттого и не встречала, потому что они здесь не водятся. Да, лучше среди роз и пингвинов, чем среди токсичных людей, которые способны изображать счастье только на фотографиях, встречающихся изредка по поводу изменения цифры в возрасте или количестве собравшихся.

Часть 3

Глава 1

С тех пор, как Марго сбежала из этого тихого уголка навстречу личному счастью, на Хейзел свалилось сильно больше хлопот по дому, помимо чего надо было готовиться к ярмарке, ведь, как известно, у них было свое небольшое хозяйство. Милдред и Хейзел могли встретиться только на закате около орешника, как и договаривались, и сыграть в «Ламмас» – карточную игру, в которую Хейзел хотела научить играть ее. Они обустроились на лавочке, которую смастерил когда-то Генри и начали.

– Итак, мне попался шаман и у меня все масти пауков, следовательно, я скидываю и выигрываю. – сказала Хейзел с азартом.

– Мне кажется, ты жульничала.

– Я? Нет. Это только мой отец может жульничать, когда выпьет рюмку чего-то крепкого. Да, у тебя осталась всего лишь карта с клевером, грибом и духом-проказником. У тебя не было шансов…

– Сдавай еще раз! – решительно заявила Милдред.

– Мне кажется или играет музыка?

– А что, карты не очень, да?

– Да нет же, я серьезно!

– Давай играть, не отвлекайся.

В действительности, один мужчина проходил поблизости, потом сел на поваленное дерево недалеко от орешника и заиграл на гитаре. Должно быть, муза посетила его, раз он так резко приостановил свой путь, ведь кто разберет, что в головах у этих типичных творческих!

– И ты будешь отрицать, что не слышишь мелодию? – возмутилась Хейзел.

Она бросила карты и сорвалась посмотреть, кто там играет.

Милдред закатила от злости глаза и скинула карты с сожалением, потому что в этот раз карта у нее шла неплохая.

– Привет! – сказала Хейзел.

– Не стоит разговаривать с незнакомцами. – шепнула Милдред.

– Это моя территория и в данном случае незнакомец – это я, и мне было бы обидно, если бы со мной не захотели говорить. – фыркнула шепотом Хейзел.

– Привет! – ответил тучный незнакомец с гитарой в руках и оставленным чемоданом на земле, продолжая подбирать мелодию.

– Интересный мотив. – сказала Хейзел.

– Пока это всего лишь импровизация. Но спасибо! Меня зовут Джек, я прибыл из Аннаполис Вэлли на августовскую ярмарку, которая должна проходить где-то здесь. Вообще-то я – пасечник, – говорил жизнерадостный Джек, не отрываясь от игры, и задев ногой замок чемодана, который приоткрылся, Джек смог продемонстрировать запасы меда, за которым еще скрывалось отделение с личными вещами. – А по дороге я увидел самую прекрасную женщину на свете, и вдохновение заполнило мое сердце и разум, – продолжал он, играя дальше. И у меня есть сильное желание написать для нее песню. И может быть выступить на ярмарке, и тогда она меня точно заметит. – вообразил Джек.

– Вы должны заговорить с ней. И песня должна быть романтичной… – сказала Милдред.

– А мне кажется нет… – вставила слово Хейзел тихо, но Джек перестал играть.

– Что нет?

– Я просто о том, что нужно быть честным, прежде всего, с собой и своими чувствами. Если полон боли – пиши о боли; если одиночество не дает чувствовать себя хорошо – пиши об этом.

– Что ты в этом понимаешь, Хейзел? – одернула ее Милдред.

– Так, девочки, не ссорьтесь. Вы наверно сестры? Погодки? Спорите как настоящие сестры.

– Мы не сестры. – сказали они хором.

– Лучше скажите, где здесь поблизости можно остановиться?

Они показали, в какую сторону идти и попрощались с толстяком Джеком. Он подошел к порогу частично отреставрированного дома и постучал в дверь того самого загадочного дома в округе, устоявшего после шторма несколько месяцев тому назад.

– Чем могу помочь? – спросил Вран.

– Доброго дня! Вы сдаете комнату?

– Еще не совсем, нет.

– Странно, девочки сказали…У меня немного денег, и мне, признаться, всего на несколько дней надо где-то переночевать.

– Так…А как Вы относитесь к запаху краски?

– Вполне сносно.

– Дело не в деньгах вообще-то. Заходите. Если поможете сделать ремонт, оставайтесь, сколько вам угодно.

– Идет! – сказал обрадованный Джек. – Можно «на ты» кстати.

Вран стал показывать одно крыло дома, где как раз был ремонт и в дальнейшем он собирался их сдавать. Каждую комнату он хотел сделать уникальной; каждая комната соответствовала бы одной из стихий, начиная с холодных оттенков морской тематики, заканчивая еще лежавшим на полу воздушным тюлем. Он показывал и рассказывал, что уже сделано и что еще предстоит, а в другом крыле можно было заночевать, там и сам он ночевал в последнее время, раскрыв планы только своему брату. Для остальных это был секрет, хотя Парси уже рассказал Милдред, она рассказала Хейзел, а последняя отцу, но здесь круговорот секретов прервался, потому что Генри считал дурным тоном лезть в чужие дела, да и хлопот перед ярмаркой было сполна, так что вся другая ненужная информация вытеснялась.

После находки ночлега на эти несколько дней, Джек не мог забыть идею Милдред поговорить с той, кто так запал в его душу, и он пошел к дому Кайллих. Знал бы он, что ночует в доме ее сына, мог бы и подготовиться, но нет.

– Здравствуйте! Простите, я здесь проездом.

– Здравствуйте!

Затем Джек замешкался в поиске слов.

– Только побыстрее пожалуйста, у меня мало времени. – резковато ответила Кайллих, окинув его оценивающим взглядом с ног до головы.

Он почувствовал недружелюбие с ее стороны:

– Может я зайду позже…Я здесь ненадолго.

Кайллих ничего не ответила и захлопнула дверь.

Он решил пройтись подальше отсюда в сторону Кокран Лейн Клифс, не расставаясь со своей гитарой, уходя в места скопления камней и крутых обрывов, и глядел вниз. Будто сам ветер подталкивал его сделать шаг вперед. Он закрыл глаза и вспомнил, сколько раз он слышал с ранних лет отказ и как часто ощущал неприязнь окружающих: сцены в его голове всплывали одна за другой. Когда видишь улыбчивого человека, по нему и не скажешь. Но он вспомнил, что нужно быть честным с собой, и не позволять овладеть дурным намерениям. Опешив, он сделал три шага назад, достал гитару и заиграл, обещая себе, что и ради любви не стоит поддаваться темным мыслям. Только один человек всегда будет с ним рядом – это он сам.

Глава 2

Глубокой ночью, в окно дома, где по расчетам Врана должна была спать Хейзел, он кидал мелкие камешки, чтобы она выглянула из окна.

– Что ты делаешь? – удивленно прошептала Хейзел из окна первого этажа той же стороны.

– Ты спишь на первом этаже?

– Я всегда спала на первом. Я же хожу во сне, забыл что ли? Впрочем, не твое дело.

– А в чье окно тогда я кидал камешки?

– Моего отца.

Свет на втором этаже включился, и Генри открыл окно посмотреть, что там за шум внизу, но Вран вовремя успел войти в окно к Хейзел, и Генри никого не увидел – он снова лег спать.

– Что привело тебя сюда в такое позднее время? Не забывай, что за дело у Генри, он профессионально закопает кого-угодно. В том числе и того, кто мешает его дочери спать. – предупредила Хейзел.

Он ухмыльнулся, а потом засомневался, шутит она или нет.

– Ладно, шучу. Что у тебя?

– Есть разговор. Что ты помнишь о перемещении в пространстве?

– Зачем тебе?

– Я подумал, что можно найти способ вернуться в прошлое и попытаться спасти одного близкого мне человека.

– Нет. Это может плохо кончиться. Лучше не использовать этот вид магии вообще.

– Действительно, зачем я тебя спросил. Толку от тебя мало.

– Как воспитанный человек сделаю вид, что я этого не слышала. – обиделась Хейзел.

– Прости, я не это имел ввиду. Просто только ты была там, где-то между мирами, и я подумал, ты расскажешь больше…

– Послушай, когда я была там, я видела нечто доброе и светлое, как и пугающее, темное. Но было еще нечто третье – нечто неизвестное. А все что неизвестно, может быть опасным.

Он поблагодарил ее и извинился за беспокойство. Затем вернулся к себе домой и, убедившись, что Джек спит, открыл книжку с тремя замками. Книга уже записывала что-то в самой себе, будто читая его мысли о намерении спасти близкого человека. Он начертил то, что было в ней, напоминающее сложную руну и, шепотом оговорил условия: видимость реалии начала расплываться. В воздухе запахло осенью, кругом все указывало на то, что был самый конец октября, день, в котором он и хотел быть. Но что-то здесь было не так. Это было какое-то другое, незнакомое место. И Крылья. И тело. Подойдя к ближайшей водной глади, как он уже и предположил, он увидел себя той птицей, которой когда-то был проклят.

Вран поднялся в воздух и убедился в том, что место было действительно незнакомо, и не понимал, почему заклинание и руны выкинули его именно сюда, да еще и в обличие, от которого он уже несколько лет до момента возвращения в свое тело, мечтал избавиться. Вран видел свысока, как кто-то стремительно бежит от чего-то: это были гигантские псы с густой шерстью, горящими красными глазами и пастями как у пираний. Вран подлетел к одному из чудовищ, вцепившись в глаза и ослепив его. Убегающая фигура кидала какие-то камни, больше похожие на желуди, которые, касаясь земли, мгновенно взрывались и распугивали псов. И только после этого удалось сделать паузу и заглянуть страннику в глаза.

– Хейзел?

– Откуда ты знаешь мое имя, птичка?

– Что ты здесь делаешь?

– Я – лунатик, особенно в дни равноденствия. Немного далеко зашла.

– Немного?!

– Замечательные желуди, чего только не растет в Безвременье! – сказала она, невозмутимо радуясь своим припасам во вместительном, самостоятельно сшитом рюкзаке.

Рейтинг@Mail.ru