Анна Юрьевна Щедрина
Бескрайние тропы
– Да ладно! – сказал Вран недоверчиво, но потом успокоился, потому что кто-то его слегка ударил.
– А еще я знаю, как уничтожить крысиный терновник, который разросся на месте наводнения. – добавила Хейзел.
Хотя это было сказано тихо, все замерли, ожидая продолжения. Надо признать, что иногда она казалась странной, но умела попасть прямо в цель, сказав нечто важное. Разве что не вовремя.
– Цветок папоротника из Дикого Сада. Никто не слышал о нем? Ну, ладно. У меня просто было много времени для чтения в больнице. Кстати, хотите печенья?
Они пошли по направлению от Мелори в сторону поселения, где жили Финдли и Милдред. Но как оказалось потом, не только они там жили.
– Так ты – Хейзел? – спросила Милдред, поравнявшись с ней. – Ты тоже энчантер?
– Есть немного, в детстве мы какое-то время жили в Мелори, потом переехали.
– У тебя есть птица-помощник?
– Не знаю. Но думаю, это пингвин.
– Что, прости? – улыбнулась Милдред.
– Я никогда не встречала свою птицу, наверно, потому что пингвины здесь не обитают. – серьезно ответила Хейзел.
Тем временем Вран попросил незаметно достать Парси монетку:
– Орел или решка? Если выпадает орел, провожаешь Хейзел. Решка – Милдред.
Парси подкинул монетку, потом грустно вздохнул:
– Пойдем, Хейзел.
– Хорошо. Точно не хочешь печенья?
Вран и Милдред пошли по направлению к Нерепис. И он рассказал ей, что был уже долгое время проклят и заключен в тело сороки и, к удивлению Милдред, являлся еще одним сыном Кайллих. Он научился понимать птиц, а они его. Но чаще он предпочитал молчать.
Собака Селки, привязанная к будке, рвалась радостно встречать Милдред. Она поторопилась отвязать ее, чтобы она не начала лаять и будить Финдли.
Зачарованный ловец снов, сделанный Эмбериз, помогал Финдли сохранять спокойствие все это время – Милдред наконец увидела в окно, как он выглядел. Она рассказала Врану, как Финдли каждый раз ждет прихода Эмбериз, и дело совсем не в джеме с хлебом.
– Я спрошу своего дядю, думаю, он будет рад помочь, и кто-нибудь из мелорианцев, сможет пожить у нас.
– Спасибо. В любом случае, о нас с Парси можно не беспокоиться, нам есть, где остановиться. Но было бы замечательно, если бы вы смогли принять Кайллих и Эмбериз. В долгу не останемся.
Так и разошлись. Птицы поют там баллады о том, как опасны бывают бескрайние тропы и как много чудес там можно повидать. Главное не теряться в тех лесах, и придерживаться светлых мыслей и решений, иначе можно потерять себя так, что вернуться будет просто невозможно. Хотя вернуться при желании можно всегда. Без исключений. Только это будет уже совсем другая история.
Часть 2
Глава 1
Забытый и покинутый в течение лет дом на Сансет-Вэлли-роуд вновь перестал быть пустым. Он казался неприметным: то ли белого, то ли сероватого оттенка и красноватой дверью, в которой стабильно заедал замок. Сейчас он стал уютнее. До этого можно было сказать, что время всегда куда-то мчится, превращая важные вещи в менее важные, а старые дома умело превращает в пошарпанные коробочки.
Парси не думал, что когда-нибудь ему понадобятся ключи от этого дома, но, тем не менее, он их трепетно берег. В этих стенах он вырос и, казалось, они помогали ему даже на расстоянии, потому что в час отчаяния, он думал об этом месте, иногда он доставал ключи и подолгу смотрел на них, вспоминая те минуты, когда здесь обитало его счастливое детство. Правда у этого места была и обратная сторона, о которой Парси вспоминать не хотел: здесь умерла его мать, а затем его усыновила Кайллих, когда ему было всего тринадцать лет.
Парси умел разглядеть хорошее, но, в отличие от Хейзел, которая в принципе игнорировала все, что ей не нравилось, будто этого нет и говорила то, что думает, даже если незачем этого делать, то Парси так не умел. Вран говорил, что беда Парси в том, что он способен увидеть солнечную сторону в человеке, даже если кажется, что ее вовсе нет. Такие люди как музыканты, которые будут продолжать играть на скрипке, пока корабль идет ко дну.
Кайллих, подойдя к дому, где теперь жили Парси и Вран, обвела взглядом дорогу, ведущую к месту, где она знала одну женщину по имени Марго, с которой они некогда соперничали. Никто не знал, почему они недолюбливали друг друга, но, видимо, на то была причина. Марго уже давно покинула Мелори и вышла замуж за молчаливого Генри, который занимался ритуальными услугами, и единственным ребенком Марго была Хейзел. Как и Тильда, Марго была домохозяйкой, с которой они периодически встречались и сплетничали. Да, они были лучшими подругами, несмотря ни на что.
Именно тогда вдалеке Кайллих увидела знакомый силуэт: Марго куда-то торопилась, оглядываясь по сторонам. Лесная ведьма хотела проследить направление ненавистной дамочки из прошлого, но дверь дома, у которого она ждала, приоткрылась и пришлось войти.
– Привет! – поприветствовал маму Вран, заметив ее любопытство относительно того, что скрылось вдалеке. – Что-то ищешь?
– Нет. Так просто, показалось.
Почти с порога лесная колдунья стала рассказывать, как много хлопот ей предстоит сделать, успеть до завтрашнего торжества и, честно говоря, рада немного отвлечься, придя сюда. Он показывал ей дом внутри, а она мысленно была будто не здесь. Он говорил что-то про работу Парси медбратом и что он сегодня на смене; он говорил про ремонт, который Вран собирался еще сделать здесь, вспоминая с благодарностью старшего брата Рея, который его всему научил, но Кайллих вернулась из своей задумчивости только тогда, когда громко закипел чайник.
– Есть кое-что еще, что я хотел спросить…– сказал он, замедлив речь. – У меня есть сведения, что твой дом…
– Наш дом. – перебила она.
– Да… Так вот. Он уцелел после шторма. Конечно, он поврежден и там растет крысиный терновник…
– Который очень опасен, вызывает сухой кашель и выделяет токсичные пары…– перебила она и не дала она ему договорить, задавив своей осведомленностью.
– Да, но я хочу вернуть его. И у меня есть предположения, что это возможно.
– Звучит безрассудно. Уж не пообщался ли ты с Хейзел? Она же немного того… Ну, не важно.
– Знаю, ты не любишь Марго, но это здесь не причем. Не буду никого защищать сейчас, давай вернемся к теме.
– Марго ненадежная, своенравная. Я просто говорю, что яблоко от яблони не далеко падает.
– Ну вот, опять ты об этом. Да не общаюсь я ни с кем, спокойно. Только с Парси. И да, кстати, она еще дочь Генри, а он – хороший человек.
Она согласилась и хотела продолжить, но Вран просил не отходить от темы.
– Я думаю, это все ложь, домыслы, фантастика, чушь… Не знаю, что еще. Не мог дом выстоять после такого шторма. Сейчас у нас есть уникальная возможность начать все сначала: без магии, без потерь, без всего этого.
Он понял, что именно она не хочет вспоминать.
– Никому не говори, но Эмбериз и Финдли завтра женятся не совсем просто так – у них будет ребенок. Также Финдли предлагают работу в другом городе и Эмбериз нужна будет моя помощь на какое-то время. Я еду с ними и хочу оставить здесь все плохие воспоминания, начать с чистого листа, понимаешь?
– А Милдред?
– Конечно же поедет с нами! Мы же не оставим ее здесь одну. Что ж, ладно. Я пришлю тебе необходимые бумаги на дом, делай с ним, что хочешь. Уверена, там ничего не осталось, но может тебе удастся продать хотя бы землю, кто знает. Хотя уверена, ты зря потратишь время.
Еще немного пообщавшись, он поблагодарил ее и стал провожать, договорившись о деталях завтрашнего дня.
Не прошло и получаса, как в дверь снова постучали. Хейзел радостно поздоровалась, передавая ему пакет.
– Что это?
– Это мед от старушки, имя которой я вечно забываю, – сказала она, доставая банку, пока он жестом просил зайти и не стоять на пороге. – Твой брат просил.
– Да, точно. Он хотел внести свой вклад в завтрашнее торжество и сделать медовый торт. Правда с учетом того, что он вечно задерживается на дежурствах, боюсь, придется это делать мне.
Вторая банка выскользнула у нее и разбилась. Хейзел произнесла слово, которое нельзя произносить, но как считал ее отец, что если случай подходящий, то можно. Она извинилась за свою неуклюжесть и стала собирать осколки, разумеется, порезавшись. Вран раздраженно вздохнул и сказал, что пойдет искать аптечку. Последнее что он слышал, так это то, что она принесет еще одну банку с медом. Вернувшись в прихожую, он не увидел ни Хейзел, ни меда на полу, ни осколков.
Она же направилась в сторону того места, где старушка, имя которой она пыталась вспомнить в пути, продавала мед. Сокращая путь к той самой старушке, ей послышался знакомый голос. Он притаилась в кустах, забыв о парезе и о меде.
– Это сложно объяснить, но даже в большом доме я чувствую себя одиноко, Отто, – говорила Марго. – Я так больше не могу. В нем я вижу неприступную стену. Он не слышит меня. Мне кажется, у него вообще нет никаких чувств, эмоций. Может годы берут свое…Но я не готова стареть сердцем. Понимаешь?
– Марго, я готов пообещать тебе безбедную жизнь и… чувства. Я люблю тебя и не могу смотреть, как ты молчишь и страдаешь. Сегодня вечером я уезжаю и тебе нужно принять решение. Ты заслуживаешь большего, и я могу дать тебе это. – убеждал ее дальновидный банкир, с которым у Марго и был роман, как догадывалась Хейзел.
Они поцеловались, держась за руки и Хейзел, сидя в засаде, снова губами произнесла слово, которое нельзя говорить, но если случай подходящий…
– Что насчет Хейзел? – спросила она.
– Она может тоже поехать, если, конечно, ее здоровье позволяет, учитывая ее проблемы со сном.
Пока они общались и постепенно удалялись, Хейзел пришлось ждать, когда наконец можно будет незаметно выбраться и отправиться за медом. По возвращении в свою комнату, она обнаружила Марго, которая копалась в ее вещах.
– Что происходит?!
– Мы уезжаем, Хейзел.
– В смысле? – делала она вид, что не понимает, о чем речь.
– Почему у тебя все вещи темные?
Хейзел хотела выпалить: «Чтобы не быть похожей на тебя!»; но сдержалась.
– Я люблю Отто, и мы уезжаем. Я уже сказала все твоему отцу. Я решила, что мы уезжаем.
– Положи мои вещи. Я остаюсь, мне двадцать один и я сама решу за себя. Вечно ты за всех принимаешь решение, следуя чувствам… – сказала она спокойно, но слегка раздраженно.
– Я понимаю твое разочарование, – сказала Марго, – но ты еще слишком мала, чтобы понять меня. Вот вырастешь, поймешь!
– Это вряд ли. – прошептала Хейзел.
– Если передумаешь, позвони. Я приеду за тобой.
Марго обняла ее и, спустившись вниз, взяла с собой чемодан, вышла и села в машину.
Пока Хейзел относила обещанный мед к дому Парси и Врана, она думала о том, каким мылом отмывается запах предательства и злости. Постучав в дверь и оставив банку, она незамедлительно отправилась домой, застав отца с сигаретой.
– Хочешь закурить? Сегодня можно. – сказал Генри, взяв паузу.
После отказа, он продолжил:
– Знаешь, все равно я счастливый человек.
– Почему?
– Да потому что у меня на душе мир. Я честен сам с собой, с этим чувством я буду просыпаться, встречать рассвет в нашем городе и жить дальше, в ладу с собой.
– Ты как я.
– Нет, это ты как я.
– Я боюсь… А ты ничего не боишься.
– Чего же ты боишься?
– Я боюсь, что буду как она.
– Невозможно.
– Почему?
– Ты на нее не похожа, Хейзел. Иначе была бы ты сейчас здесь? Никогда ничего не бойся. Никогда не пытайся удержать то, что тебе не принадлежит, это все равно уйдет от тебя. Полагайся на себя, и будь в ладу с собой, так ты овладеешь внутренней свободой, а будучи таковой, твое к тебе само придет.
Кто знает, что Генри чувствовал сейчас, когда его предали, но главное для него было то, что тот человек, которым он действительно дорожил, остался.
День близился к концу и с новым днем наступал май. Все ждали май с нетерпением, потому что у всех были свои планы с самого ясного весеннего утра.
Глава 2
Бывают дни, когда думаешь, скорее бы этот день уже закончился, даже если не начинался. Устав от суеты Кайллих, которая боялась, что не все будет доведено до совершенства, для Эмбериз это был именно такой день. Шутку Милдред «что из шкафа вывалится, то сегодня и надену» не впечатлило Кайллих, и у нее появилась навязчивая идея превратить невзрачную Милдред в красавицу. Обладая утонченным вкусом, ей это удалось. Но этого было мало, и Кайллих невзначай стала говорить о манерах; как нельзя делать, как категорически нельзя делать и «ой, все!» – как высшая степень разочарования. Кайллих также волновало, как будет отзываться обо всем Марго, ведь они соперничали столько лет. Она еще не знала, что та уехала с любовником, и что даже скромняга Генри не придет.
Торжество проходило недалеко от дома Худ, где под контролем Финдли за несколько дней был сколочен шатер, обвитый как беседка тысячами ветвей растений и грамотно расположенным светом.
Кот-брауни Бэкс подкрался к Хейзел, сидевшей где-то в сторонке. Она не особо собиралась показываться, чтобы избежать неудобных вопросов.
– Почему в такой замечательный день ты в черном?
– Всегда так подкрадываешься, не по себе становится! Ну, что сказать… Никто не вспомнил, что это смерть девичества невесты и рождение ее личности в новой роли. А еще черный – цвет невидимости, правда?
– Возможно… – сказал кот, увидев что-то. – С тобой интересно, но мне пора.
– Куда так быстро?
– Парси ищет меня, все еще сердится, что я подтолкнул Милдред отправиться в дикие места Безвременья.
– Это же было полгода назад! Да и не так уж там и страшно. Плавали, знаем. Какое это имеет значение сейчас? Выходит, постой. Где ты жил все это время?
– Я живу одновременно везде и нигде. Ха-ха! Столько интересного теперь знаю! Видимо, Парси к Милдред неравнодушен. Как и его брат, полагаю. То ли еще будет!
– Да ладно?
– Со слухом у меня все в порядке.
– Можешь спрятаться у нас, как раз место освободилось.
– И об этом я тоже знаю. Спасибо тебе! И не вешай нос, все у тебя будет хорошо, Хейзел!
Венчание, к удивлению Эмбериз, прошло быстро и пока ее мать суетилась, беспокоясь о вовремя поданных угощениях, заиграла скрипка, а многие вообще переключили свое внимание на очаровательную Милдред, что не могло ни радовать Кайллих, ведь она так старалась привести ее в опрятный вид. Лесная ведьма увидела Хейзел, как та собралась уже уходить и подошла поинтересоваться, где ее родственники. Ей не давало покоя то, что Марго она сегодня не увидела.
– Ты уже уходишь?
– Да… – сказала она, будучи замеченной. – Папе не здоровится сегодня. Вот…
– А Марго?
– Знаете, вру я отвратительно, в смысле не умею, так что быть может отвечу в другой раз? Не сочтите за грубость.
– Ладно. Надеюсь, Генри поправится. – пожелала Кайллих, подозревая что-то неладное.
У Хейзел было свое «место силы» у реки, недалеко от орешника, и она ждала, что придет Милдред, так как обещала научить ее одной карточной игре. Но, поглядывая на часы, она догадывалась, что никто не придет. Покидая речное прибрежье, она заметила, как там сидит Вран вместе с котом, и в этот момент вновь проявился ее неуклюжий талант: она выронила и рассыпала свою колоду Таро из кармана сумки, затем стала их собирать, надеясь, что все же никто ее не заметит.
Бэкс принес своему хозяину мешочек в зубах, сотканный из серебряных нитей.
– Что это?
Кот подвинул лапой, настаивая, чтобы тот открыл его. И он открыл, обнаружив внутри волчий клык Рея.
– Он хотел подарить его тебе до того, как все случилось. Клык помогает раскрыть способности того, кому принадлежит. Я замечал, как он приносит удачу. Завтра он тебе пригодится.
– Ты знаешь, что я ухожу? – спросил Вран, погладив кота в знак благодарности.
– Разумеется.
– Раз все знаешь, расскажи, что там происходит на празднике. После того, как меня там не было.
И кот стал рассказывать о куске торта, который ему удалось стащить; о лесной ведьме, что не давала себе повода присесть; о молодоженах, что скрылись вместе в удобный момент; о нечто добром и светлом, зарождающимся между его братом и девушкой, которая все же не надела то, что первое вывалилось из шкафа и о юной ведьме, выронившей и потеряв одну из карт. На рассвете, кот узнал еще одну историю о том, как юноша отправился в приключение найти то, что могло бы многое изменить или рискнув, все потерять.
Глава 3
Есть вещи, которые заставляют нас чувствовать себя лучше; есть вещи, которые делают нас увереннее. Для кого-то это достаток, для кого-то – поддержка близких, но иногда это просто какая-то вещица. И пускай она не стоит уйму денег, но с этим нам не хочется расставаться.
Для Рея это был волчий клык, он придавал ему храбрости и непоколебимое следование своим принципам. Талисман мог раскрыть внутренний ресурс, который дремлет глубоко внутри владельца.
Дом лесной ведьмы также стоял особняком несмотря на то, что всю остальную часть города разрушило и затопило. Что это за сила, способная остановить стихию, которая смела все на своем пути. Разве что крысиный терновник не на шутку разросся в здешних местах, отчего сбежались крысы, ведь для них этот сорняк лакомство.
Эта дрянь вызывала сухой кашель и другие неприятные симптомы, о которых Парси с радостью рассказал, если бы был здесь. Что-то большое и томное заслоняло дом, до которого крысиный терновник еще не полностью добрался. Но медленно пробираясь и разрубая заросли топором, Вран распознал Ньюфаундлендского Чертополохового дракона, который, по всей вероятности, запутался в оковах непослушного растения и не мог выбраться, поскольку при каждой попытке шипы терновника вонзались в него. Это удивительное существо с лиловым переливом словно северное сияние загораживал проход, который так был нужен Врану. Он подходил медленно и не сводил взгляда с него, и будто псу протягивал руку, чтобы дать узнать запах. Он что-то произнес: будучи под заклятием, ему стали известны сотни акцентов крылатых существ. Затем он замахнулся топором и разрубил ветви, освободив дракона. Существо, расправив крылья улетело и вдалеке будто и вправду мелькнуло северное сияние.
В доме все было как прежде, не считая конечно поваленных с полок вещей и отсыревших стен. Любое жилище требует ухода. И если бы еще не ядовитые растения кругом…
Осмотрев свою бывшую комнату на втором этаже и открыв дверь кладовки, он был убежден, что самый короткий путь на развилку дорог в Безвременье ближе здесь, чем кто-либо мог предположить.
Все туманы вели в эти таинственные места. Теперь уже тихие волны как ни в чем ни бывало мягко бились о скалы, не сильно нарушая запах приморской безмятежности.
Ожидание считается одним из самых раздражающих периодов, особенно когда минуты превращаются в иную единицу времени. Но кто умеет ждать и кто овладел магией принятия того, что нельзя изменить, тот побеждает. Главное, поменьше оставаться наедине со своими мыслями, которые съедают тебя изнутри.
Через чистый холодный воздух послышался шум и к берегам причалил корабль, откуда спустился бородатый молодой или же зрелый мужчина с грустными глазами – по бородатым людям вообще непонятно порой, сколько им лет. А наверху были и другие моряки, наблюдавшие с недоверием за чужаком.
Его звали капитан Рейли, и получив свою долю денег, он добродушно поприветствовал гостя. Любопытные пираты возвращались в свои каюты. Направляясь за капитаном, вещавшем о корабле, своей команде и недавно преодоленном пути к обители неведомых чудищ, капитан предложил выпить грога, от которого Вран готов был отказаться. Он сам так и не понял, получилось ли отказаться или нет, потому что было все равно налито, хоть он и не отхлебнул ни глотка. Капитан тем временем заговорил о боли души, о друге или больше, чем друге, который так и непонятно по какой причине погиб. Это история делала его глаза еще более грустными. Сложно было назвать это беседой, потому как Вран не успевал вставить ни слова, но он и сам был этому рад, так как не готов был раскрываться и становиться откровенным чужому человеку. А еще капитан оказался знатоком литературы, но начав рассуждать, его мысли прервал ворвавшийся моряк Сэм, по всей видимости, кому он больше всех доверял, и Сэм сообщил о пренеприятнейшей проблеме.
– О, морской дьявол! Что еще?! – прорычал капитан и двинулся к выходу.
На палубе без признаков жизни лежал матрос с глубокой раной; второй был жив, но крайне пьян, без сознания и с ножом в руке.
– Я же говорил, никакого алкоголя, пока не доплывем до Аками! – возмутился не на шутку Рейли.
– Я не уверен, капитан, слышал лишь краем уха, – начал за всех отдуваться Сэм, – Там было что-то про женщину из публичного дома. Я не уверен, но, вероятно, спор из-за этого.
– Понял. Тот самый случай, когда женщина на корабле к несчастью. И даже только разговоры о них, —сказал Рейли, дотронувшись до ботинка мертвеца, убедившись, что тот не шевелится после того, как все же проверил пульс и отсутствие дыхания.
Рейли объявил о внеплановой остановке на ближайшем острове, пока не стемнело.
И вот вся команда высаживалась. Двое по команде стали выкапывать яму и уже клали туда покойника, засыпав нетрезвое тело землей. Вран все еще пребывал в шоке от происходящего, но понимал, что если он пикнет о том, что правильно или безрассудно, то здесь может быть вторая яма и в ней было бы неприятно, сыро и холодно, хотя и это не имело бы веса, если болтун, например, мертв.
