Анна Владимировна Рожкова
Хлюпик
– Витька, ты что, опять за свое? – причитала вернувшаяся с работы мать и начинала хлопотать вокруг Пашки.
– Танька, не смей, – свирепел отец, – растишь из пацана хлюпика, он мужиком должен быть.
– Пашенька, снимай штаны, я тебя смажу, – продолжала она, не обращая внимания на мужа. – За что на этот раз? – спрашивала Татьяна Ивановна, намазывая Пашкину попу мазью, которая приятно холодила ссадины.
– А что, нужен повод? Знаешь поговорку: мужик смотрит, цыган дает сыну деньги, банку для сметаны и подзатыльник со словами: «Не разбей». Мужик спрашивает: «Ты за что его? Он же еще не разбил». «Когда разобьет, поздно будет», – ответил цыган. Так-то, – папка довольно крякал. – А ты, Пашенька, Пашенька, тьфу. Вот когда он перестанет реветь, как девчонка, тогда перестану воспитывать, – говорил досадливо отец и выходил на порог покурить. У Пашки никак не получалось не реветь во время воспитательного процесса, слезы непроизвольно катились из глаз, не давая ни одного шанса прекратить воспитание.
На самом деле отец был слабым мужичонкой, не способным обеспечить семью, перебивался случайными заработками, вынуждая мать пахать с утра до глубокой ночи. Самоутверждался он за счет сына. Чтобы это понять, нужно было окончить институт и стать дипломированным психологом.
Когда Пашке было десять, отец ушел, оставив записку: «Танька, не поминай лихом». «Даже попрощаться по-человечески духу не хватило», – причитала мать, но Пашка в душе ликовал. Радость замутнялась чувством вины: отец ушел, мать плачет, а он радуется. Но все равно Пашка не мог не радоваться. Он честно пытался утешить горюющую мать, но не мог.
