Анна Вик
Лучший из миров
Когда мы вышли из галереи, я по привычке бросил:
– Ну что, по коктейлю?
Вот теперь я саморучно допилил сук, за который едва-едва держался.
– Приятный вечер, спасибо, – впервые я услышал от тебя «волшебное слово». – Только вот без картин было бы лучше.
«Или без тебя» – мысленно добавил я.
– И что же в них было такого плохо?
– Да все! – ты взмахнула руками. Но даже этот жест вышел у тебя картонно.
Я думал только о том, что больше никогда не хочу тебя видеть. Моя Ирис, моя Одиллия. Не зря я увидел в тебе тень, злого двойника.
– Особенно мне не нравится тема любви, – добавила ты.
– Почему?
– Потому что она злая.
Я тяжело вздохнул и залпом выпил клюквенную настойку. Приятное тепло разлилось по телу. Точь-в-точь такую мы пили с Мари. Стерва, ты в моей голове!
Но я не мог не закончить с моим падшим ангелом:
– Как же без нее, Ирис? Тогда жизнь станет совсем бессмысленной. Она единственный свет.
– Этот свет стоил мне шести лет жизни, – сыронизировала Ирис. – Я поклялась себе больше…
– Н-да, какая же ты черствая!
Стук. Я едва не оставил выбоину своей стопкой. Голова закружилась, когда я стал подниматься, дабы покинуть свою спутницу.
– Мы с тобой вряд ли уже когда-либо увидимся, – продолжил я. – Но напоследок я вот что тебе… хочу сказать.
Я посмотрел в ее изумленные глаза. Девочке-то казалось, что все идет хорошо.
– Без любви наступает метафизическая смерть. На этом, на этом… Я желаю тебе доброй ночи. Прощай.
Выглядел мой уход, должно быть, драматично. Когда я уже несколько пьян, позволяю себе подобную театральщину. Готов поспорить, Ирис долго еще сидела в недоумении.
Ой, кажется, я перестал говорить «ты». Теперь это «она».
Я уже немного протрезвел и записываю это на пути к заветной улице Рубинштейна. Продолжу ночной обход по злачным местам.
Я прожил половину – а моя печень больше шестидесяти не протянет – жизни. И понял лишь одну вещь. Ту самую, что когда-то провозгласил древний мудрец: я знаю то, что ничего не знаю.
Ни образование, ни жизненный опыт не наградили меня умом. Грабли с каждым годом все болезненнее трескают по лбу.
Я пытаюсь сбежать от них, но тщетно. Механизм как вечный двигатель. Все-таки он существует!
Прохожу мимо «Огнива». В этой лавочке-кофейне лучший табак для самокруток. Кого я там вижу, догадаетесь?
Сидит на летней веранде с новой прической. Теперь у нее каре, а волосы перекрашены в угольно-черный. Я узнаю ее, даже если она станет платиновой блондинкой, если побреется налысо или сменит пол.
Мари.
Загадочно улыбается и пьет наверняка что-то крепкое. Она и чай-то пьет очень крепким, это я помню.
– Присяду?
Она вздрагивает и с грустью оглядывает мою понурую фигуру:
– Опять?
Киваю и сокрушенно закрываю глаза.
– Сегодня я угощаю.
Я смотрю на ее безупречную кожу, на эти тонкие музыкальные пальцы, и думаю: “Прав был Лейбниц. Мы живем в поистине лучшем из всех возможных миров”».
