Анна Вик
Гладиус правды
– Да-да, на рынке… – пробормотал Марк в ответ. – Только этого не случится, ты сам с ней встретишься по возвращении.
– Обещай, – сурово потребовал во второй раз друг.
– Обещаю.
Тут он на секунду положил руку на плечо Марка:
– Спасибо. И знай, что ты, пожалуй, мой лучший друг за последние годы.
Затем Гай убрал ее, и, не дождавшись ответа ошарашенного таким признанием друга, вышел из палатки.
Стылое небо за ночь словно налилось кровью. Багряный рассвет, несомненно, возвещал о пришествии Марса на поле боя. Дух римлян, что днем ранее восстал из пепла безнадёги, теперь расцвел, наполнился верой. Любимый бог был с ними в сражении, любимый полководец стоял во главе войска.
Цезарь, появившийся словно из-под земли перед их шеренгой, поразил всех своей особенной резкостью движений. Когда Марк смотрел на него, ему хотелось не торопиться, но решительно действовать. Что-то в фигуре поджарого мужчины обладало силой, отличавшей его от других людей. Он приковывал взгляды и внушал трепет каждым словом своей напутственной речи. Та была краткой, но емкой и побуждающей ни на секунду не сомневаться в победе Рима над варварами. Закончив с нею, Цезарь вдруг… Слез с коня и отправил его прочь с поля боя.
– Не может быть!.. – стали перешептываться солдаты пехоты между собой. – Значит, он пойдет в атаку вместе с нами наравне?
– Назад пути нет, – продолжил Цезарь, улыбаясь всем одновременно и как будто лично каждому солдату. – Если победы Рима не случится, мне суждено сгинуть с вами, мои друзья! И тогда мы встретимся в Элизиуме, братья.
Улыбка его стала еще шире. Марк не смог удержаться от ответной и почувствовал, как тело покрывается мурашками. Сонливость как рукой сняло. Он был готов кинуться на врага. И после громкого возгласа почувствовал, как и в прежних сражениях, что его существом будто бы управляли ноги и руки, а не некая самость, что главенствовала обычно.
Даже зрение Марка стало другим. Теперь он не видел ничего и никого, кроме того, что было прямо перед ним. Будь то неприятельский меч или щит, разъяренное варварское лицо или кровяной сгусток на потрескавшихся бледных губах противника; он видел ее, словно та была частью мозаики.
Однако на какой-то миг все замедлилось. Нечто приостановило восприятие битвы Марком. Какая-то яркая деталь, блеск и цвет которой показались ему до боли знакомой… Он посмотрел вниз, увидел в руке побежденного им противника предмет, и понял, в чем дело. Сердце пронзили сотни ледяных игл: то был кинжал Гая, украшенный драгоценными камнями. Они переливались, обагренные кровью, в ручьях солнечного света, что лились беспощадным потоком уже пробудившегося солнца.
– Не может быть, – пробормотал Марк, склонившись над полуобнаженным телом гельвета. Собственное оружие он убрал в ножны, и, прикрываясь щитом, выхватил кинжал из безвольной руки мертвеца. Марк сжимал оружие до тех пор, пока костяшки не побелели.
– Не может быть, – эхом отозвался голос приятеля в голове.
Марк не видел изуродованного тела Гая, но чувствовал, что оно было совсем близко. Он не хотел искать его, во всяком случае, пока. А потому продолжил путь, сражаясь теперь кинжалом друга вместо своего. Пелена ярости теперь пуще прежнего сузила Марку обзор.
Легионер обезумел. Убивая врага, он словно мстил каждому варвару за смерть друга.
Однако Гая, увы, было уже не вернуть.
Он так и остался лежать погребенный под грудой других мертвых воинов. Несчастный подле несчастных, чья жизнь оборвалась, так и не разгоревшись ярким пламенем.
***
Сражение подходило к концу. Победа была за римлянами. Численный перевес противника был умело побежден стратегией Цезаря, который так и не покинул поле боя за все эти часы. Казалось, они превратились и в годы, и в краткие мгновения для обоих сторон. Жизнь и смерть слились в жестоком танце, опасном и кровавом.
Марк приблизился к границе собственных сил. Он никогда – ни до, ни после в своей жизни – не чувствовал себя столь неуязвимым. Кинжал Гая словно горел в его руке. Им он прорубал дорогу неизвестно куда… Вперед?
Через какое-то время легионер понял, что сражаться было уже не с кем. Добравшись до повозок с припасами и оружием, пожитками варваров, Марк начал ходить вокруг них кругами и искать хоть одно живое существо. Он чувствовал в себе силу убить еще двоих, пятерых, десятерых. Из ненависти он был готов придушить их детей и изнасиловать жен, забрать все самое дорогое – семейные реликвии и амулеты. Разрушить храмы их богов, сжечь что-нибудь маленькое, но священное… Главное, чтобы это было священным, думалось Марку.
