Анна Веммер
#Zолушка в постель
© Веммер А., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Предисловие
Когда-то эта книга называлась «Звездный ветер». Но я почему-то считала, что это название ей не подходит.
Однажды молодой человек принес мне кофе в постель. Как в кино, дымящуюся чашку и конфетку в яркой обертке, мою любимую. Утреннее солнце, ароматный кофе, романтика и забота – было приятно, не спорю. Только вот обратная сторона романтической сказки оказалась… прозаичной.
Сначала оглушительно громко работала кофемашина, потом раздался «бздынь!» и следом за ним «блин!» – так погибла кружка из любимого сервиза, потом я обнаружила, что пить кофе с нечищеными зубами совсем невкусно, а вместо конфетки желудок требует хотя бы бутерброд.
Вечером я села и поменяла название файла на «#Золушка в постель». Как кофе в постель: красивая картинка для соцсетей – разочаровывающая реальность. Сказка об удачливой Золушке – непростая жизнь в мире, где ей совсем не рады.
Конечно, это всего лишь красивая история любви. Я вообще предпочитаю писать о любви, потому что писать о ненависти желающих и без меня достаточно. Но еще эта книга о том, что мне бы хотелось прокричать так громко, как только возможно. А автор всегда говорит через своих героев.
Аня Калинина должна понять, что любые отношения требуют работы. Что можно нести свет даже в абсолютной темноте, и вскоре непременно из нее выбраться. Что не все, кого мы называем друзьями, являются таковыми на самом деле, а некоторые враги могут оказаться самыми близкими людьми. И что не всегда мы такие, как о нас думают люди вокруг.
Игорь Крестовский – это история о том, как меняет людей ответственность за семью. И как сложно эту ответственность принимать. О том, как тяжело сохранять баланс между любовью и строгостью по отношению к тем, кого хочешь защитить.
Самая сложная для меня линия в этой книге – Кристина Крестовская. На первый взгляд она вызывает неприязнь, на второй – презрение. «Нельзя о таком писать!» – первая мысль, которая возникнет, когда вы дойдете до середины девятой главы. Но если дочитаете до конца, то, хочется верить, я сумею вас удивить. И, может, вы если не полюбите ее, то хотя бы поймете.
Потому что история Кристины, она о том, как важно родителям любить своих детей. Что никакие деньги не заменят родительской заботы. Что порой детям не нужно все самое лучшее, им нужно немного тепла. Ну и заботы не только о физическом, но и о ментальном здоровье – оно в случае Крис даже чуть более важно.
Может показаться, что книга – сборник нравоучений от автора, но нет. В первую очередь это сказка о Золушке. Только не той, что сбежала с бала в полночь. Здесь вместо феи-крестной – бездушное завещание, вместо принца – совсем не идеальный богач, вместо злобных сестер – избалованные наследники, а вместо превращающейся в карету тыквы страшная тайна прошлого, спустя много лет связавшая судьбы Ани и семьи Крестовских.
Ах да, еще здесь есть Алекс… но, если захотите, его историю я расскажу отдельно, она стоит того.
С любовью к своим читателям, коллегам и команде, давшей «#Золушке» шанс покорить ваши книжные полки.
Анна Веммер
Глава 1
Папа нередко называл меня звездным ветром. За веселый характер, за синие глаза и любовь к блесткам. О, я просто обожала эти маленькие мерцающие частички. Они казались приветом из другого мира. Благополучного, сытого, счастливого. Там, где дети носили сверкающие платья, все было иначе, нежели у нас. Но, несмотря на все трудности, я любила это прозвище, и особенно интонацию, с которой его произносил отец. Ласково и тепло.
Уже больше года никто меня так не называл.
Воспоминания, как всегда, накатывают не вовремя. За рулем или пока красишь ресницы. Или когда драишь унитаз в очередном, кажется, десятом по счету, гостиничном номере.
Я трясу головой, чтобы избавиться от накатившей тоски, и иду к тележке за одноразовым шампунем и щетками. Номер блестит, но кому есть до этого дело? Я даже не знаю, заедет ли кто-то сюда сегодня. В голове лишь мысли о том, что вот-вот закончится смена и я упаду в постель без задних ног. О, блаженствует тот, у кого впереди выходной!
– Аня… – слышу я из коридора и узнаю голос Анзурат – еще одной горничной.
Она держится за живот и морщится, будто от боли. Хмурюсь:
– Тебе плохо?
– Да, что-то желудок болит.
Вздыхаю. Анзурат начисто игнорирует все мои попытки объяснить, к чему ведет плохое питание. Я знаю, что она отправляет деньги старенькой маме, но все равно злюсь, потому что теперь мне придется убирать и ее номера.
– Мне остался только люкс, – говорит она. – Поможешь? Смену пополам.
Снова вздыхаю, но знаю, что соглашусь. Не отправлять же ее работать больную, да и лишняя копеечка не помешает. Хоть она и в прямом смысле копеечка, ведь Анзурат платят еще меньше, чем мне.
«Настоящая дискриминация», – думаю я, поднимаясь на двадцать пятый этаж, к люксам и студиям. В огромном штате горничных большинство – приезжие. Такие, как Анзурат, берущиеся за любую работу, чтобы хоть немного денег отправить семье. И такие, как я, – девицы без образования и жилья. Нам хоть и не надо отправлять никому деньги, все равно живется не слишком кучеряво.
Из люкса недавно выехала вполне приличная семейная пара. Кажется, они были туристами из Лондона. В любом случае они оставили номер практически в идеальном состоянии, и я резво берусь за уборку. За окном уже давно стемнело, и на меня смотрит огромная луна. В центре города, где нет заводов и смога, ее видно очень хорошо. Задвигаю шторы: мне немного неуютно в ее свете.
Шумит пылесос, я напеваю под нос какую-то дурацкую песенку, а потому не слышу за своей спиной тяжелые шаги. Ковролин глушит все звуки, и, когда мне на плечо опускается рука, я вскрикиваю и отпрыгиваю в сторону – мне адски страшно. Сердце бухает в груди как сумасшедшее.
– Простите, – говорит незнакомец.
Я выключаю пылесос и украдкой его рассматриваю. Он выше меня на две головы, четко очерченные скулы, темные, почти черные глаза и тонкие губы придают ему немного суровый вид. Наглухо застегнутое драповое пальто идеально: на нем ни пылинки, ни капельки дождя.
– Извините, – почему-то я говорю это почти шепотом.
Он пугает меня. Пугает пристальным взглядом, пугает видом. Один мир вдруг столкнулся с другим, а такие касания никогда не несут ничего хорошего.
– Это мой номер, – говорит он.
– О… прошу прощения. Я не успела его убрать, у вас ранний заезд?
– Да, я приехал внезапно.
– Все будет готово через тридцать минут. Дальше по коридору вы можете пройти в ВИП-гостиную, вам подадут кофе или другие напитки, закуски и свежую прессу.
– Спасибо. – Он все так же не сводит с меня глаз.
Мы стоим и совершенно по-идиотски пялимся друг на друга. Он не двигается с места, а моя рука замерла над кнопкой включения пылесоса.
Это то, что я ненавижу: его взгляд буквально ощупывает меня с ног до головы. Как ученый под микроскопом изучает клетку, богач рассматривает прислугу, традиционно задерживая взгляд на голых коленках. Я подавляю желание одернуть юбку и, как барон Мюнхгаузен, вытаскиваю себя за косичку из болота: включаю пылесос и начинаю обрабатывать диван.
Краем уха слышу, как он уходит, и с ужасом понимаю, что сердце бьется прямо у горла, отчего меня слегка мутит.
На самом деле только в кино симпатичную горничную увозит страстный миллионер и они живут долго и счастливо. В нашем сериале иной сюжет: мы – невидимки. Редко кто обращает внимание на худеньких девочек, снующих туда-сюда в бело-голубых платьях. Ну, это если не нужно наорать за какой-нибудь промах, конечно. Тут мы в первых рядах, отгребаем больше, чем можем унести.
Обычно я убираюсь намного медленнее. На уборку номера нам дают два часа, и за эти два часа мы должны вылизать все. Но в этот раз почему-то хочется закончить как можно скорее. Усталость забыта, я летаю по комнате с тряпкой и тщательно вытираю каждую поверхность. А когда заканчиваю, понимаю, что уложилась минута в минуту: стрелка на часах останавливается на цифре восемь.
Окидываю номер оценивающим взглядом и киваю: все убрано почти идеально. Отваливается спина, гудят ноги, но близость окончания смены толкает вперед, уговаривает потерпеть еще чуть-чуть. Я отвожу тележку и иду в гостиную, чтобы сказать гостю об окончании уборки.
Он пьет красное вино, а из удобного кожаного кресла открывается потрясающий вид на город. Я так редко бываю в ВИП-гостиной, что этот вид завораживает меня, захватывает дух.
Мужчина видит меня в отражении в окне и оборачивается.
– Номер готов, у вас будут ко мне какие-то просьбы?
– Будет… – Его голос хриплый, низкий, окутывает странным жаром. – Как тебя зовут?
– Анна.
– А фамилия?
Хмурюсь: ему совершенно незачем знать обо мне больше, чем имя на бейджике. Тем более что завтра его номер будет убирать совсем другая девушка.
– Извините меня, но у нас строгие правила. Я не могу беседовать с гостем на отвлеченные темы.
Кошусь на бармена за стойкой, но он не то действительно нас не слышит, не то делает вид.
– Хорошо. – Гость поднимается и ставит бокал на стойку. – Покажи, где номер, я не очень хорошо у вас ориентируюсь.
Выхожу из гостиной. Чувствую затылком его внимательный взгляд и стараюсь идти ровно и спокойно.
Не сказать чтобы внимание гостя для горничной было в новинку: пошутить и пофлиртовать с хорошенькой девчонкой хотят нередко. Но от обычного гостя легко отшутиться, ему можно улыбнуться – и уйти работать дальше, отчасти даже испытывая радость от неожиданного комплимента.
С ним не работает. С ним чувствуешь себя не легко, а словно во сне, с трудом преодолеваешь бесконечный коридор. Каждый шаг требует таких затрат энергии, что, остановившись перед дверью его номера, я на миг касаюсь ладонью холодного дерева.
– Все в порядке? – спрашивает он. – Анна, ты кажешься бледной. Тебе надо сесть.
Я пытаюсь протестовать, но его пальцы смыкаются на моем плече. Хватка настолько сильная, что ничего другого не остается: я вхожу в номер и падаю в кресло, к которому он меня подводит.
– Со мной все в порядке, правда, – делаю вялую попытку подняться. – Я устала под конец смены, мне надо успеть на метро…
– Метро будет работать еще долго, – отрезает гость. – Сиди.
Наливает в высокий стакан воды и протягивает мне. Я молюсь, чтобы он не заметил, как дрожит рука.
– Тебе следует больше отдыхать. В двадцать кажется, что здоровье бесконечно, однако это не всегда так.
Я делаю глоток воды, и тут меня озаряет: откуда он знает мой возраст?! Я бормочу слова благодарности и поднимаюсь. Хочу сбежать отсюда раз и навсегда, но моя попытка прерывается его… нет, не криком и не приказом, а каким-то глухим рыком:
– Сиди!
– Что за…
– Сиди, Анна, мне нужно с тобой поговорить.
– О чем? Я вас не знаю, и учтите, у меня есть рация, и вы не можете держать меня здесь силой!
– А у меня есть деньги, чтобы заткнуть твоей рации рот. Посиди немного и послушай. Тебе говорит что-нибудь фамилия Крестовский?
Качаю головой, окончательно переставая что-либо понимать.
– Хорошо, а Ампилов?
– Это… это фамилия папы.
Он знает отца? Слишком молод, чтобы быть его другом или знакомым. Слишком взрослый, чтобы быть воспитанником. Кто?
– Отлично. Значит, я не ошибся. Ты дочь Ампилова.
Снова киваю, сжимая стакан. Он наверняка вот-вот разлетится на тысячу маленьких осколков.
– Меня зовут Игорь Крестовский, я – сын Олега Крестовского. Отец умер, и теперь ты – ключ к его завещанию и моим деньгам.
Приехали. Кажется, я схожу с ума.
– Вы что-то путаете. Я не могу иметь отношение к каким-то деньгам. У меня нет родных, друзей, а папа был школьным учителем. Вряд ли он прятал золото в школьном спортзале.
Я чувствую, как тиски страха немного разжимаются, и снова получаю способность защищаться. Этот человек рушит мой привычный мир, а еще он враждебен. Я чувствую это и внутренне напрягаюсь. Ничего хорошего ждать не приходится.
– Боюсь, что я ничего не путаю, – говорит он. – Мой отец умер полгода назад.
– Соболезную, – говорю я и тут же осекаюсь под недовольным взглядом – призывом не перебивать.
– В его завещании было условие. Мы получим все деньги лишь в том случае, если разыщем тебя, Калинину Анну Артемовну, и ближайшие пять лет будем обеспечивать. Там много разных условий, подробнее сможешь ознакомиться с текстом в машине.
– В к-какой машине?
– Ты едешь со мной.
Он говорит это так легко и просто, словно речь идет о чем-то рядовом. Показать дорогу или посидеть денек с ребенком. Вот только речь идет не о работе няни, а о… впрочем, я даже не знаю о чем.
– Почему ваш отец поставил такое условие? Я ведь никогда о нем не слышала.
– Не имею ни малейшего понятия. – Он перестает буравить меня взглядом и отворачивается к окну.
Страх ослабевает еще немного.
– Нужно будет сделать ДНК-тест. После него, возможно, что-то прояснится.
– Что прояснится?
– Не знаю. – Он пожимает плечами: – Может, мой отец знал твою мать, а твой отец ходил с рогами. Всякое бывает.
– Не смейте так про мою семью!
– Ой, – Крестовский морщится, – давай только без пафоса. Я не знаю, почему мой отец заставил нас тебя обеспечивать. И не уверен, что хочу знать. Сейчас моя задача – организовать все с наименьшими потерями.
– А что насчет моих потерь?
– Ну конечно, будет обидно потерять такое теплое местечко в штате этого клоповника, – язвительно произносит он.
Я задумчиво смотрю на мужчину и думаю, что внешняя красота совсем не обязательно отражает внутреннюю. Или деньги – это яд, который медленно отравляет организм? С самого рождения крохотными дозами уничтожает внутри что-то хорошее, что есть даже в усталой и хмурой уборщице Анзурат, но почему-то нет в этом холеном и красивом мужчине.
– Ты меня слушаешь вообще? – Он сердится.
Я понимаю, что за размышлениями практически отключилась.
– Я говорю, что предлагаю тебе сделку. Ты побудешь хорошей девочкой на обеспечении богатой семьи, а я тебе за это заплачу. И не придется унитазы драить – тоже несомненный плюс.
Уехать в неизвестность с тем, кто поманил деньгами? Нет, я слишком хорошо знаю, чем заканчиваются подобные авантюры. Девушки, которых никто не будет искать, бедные, готовые взяться за любую работу – лакомый кусочек для проходимцев.
Я стараюсь не думать о том, что Крестовский нашел меня словно специально, выяснил так много подробностей. Я стараюсь сообразить, как сбежать отсюда. Кошусь на дверь, но она заперта.
– Ты вообще представляешь, о каких деньгах идет речь? Одной сотой этой суммы хватит тебе и твоим детям на безбедную жизнь.
– И ради денег я, по-вашему, брошу все, сорвусь и буду жить в неизвестно чьем доме по воле незнакомого мертвого мужика? Да и воле, подкрепленной пока только вашими словами? Вы запираете меня в комнате, говорите странные вещи, неужели всерьез надеетесь, что я забуду об осторожности и поведусь на сказку о Золушке? Сяду в вашу машину и уеду в неизвестность? Если вы сейчас же не отпустите меня, я вызову полицию!
У меня нет с собой телефона, есть только рация, по которой можно связаться с консьержем, но Крестовский об этом не знает. Сердце гулко стучит, я надеюсь, что он испугается, но на лице его не отражается ни единой эмоции. Кроме, может быть, легкого раздражения.
– Понятно. На то, что будет просто, я даже не надеялся.
Мы некоторое время молчим, но мое терпение на исходе. Первое впечатление, произведенное этим Крестовским, уходит. Я снова становлюсь собой, я готова к бою. Но он или знает это, или просто не хочет связываться. Пожимает плечами:
– С тобой свяжется мой адвокат.
Я думаю, что вряд ли стану с ним разговаривать, но вслух это не произношу. Поднимаюсь и коротко прощаюсь. Карта-ключ от номера лежит на столе, я беру ее и крепко сжимаю. Вот мой путь на свободу. Едва я окажусь за дверями номера, спрятаться будет проще. В голове вертятся смутные воспоминания о каких-то бесплатных юридических консультациях и центрах по борьбе с мошенничеством, но ничего конкретного я вспомнить не могу. Дома можно будет залезть в интернет и поискать, наверняка… Хотя о чем я? Не существует ответа на вопрос: «Что делать, если какой-то псих утверждает, что ты вписана в завещание его отца?»
Всю дорогу до комнаты персонала (Анзурат еще называет ее на английский манер «стафф-рум», так, ей кажется, звучит престижнее), из скудных знаний о юриспруденции я пытаюсь понять, могут ли по завещанию совершенно постороннего человека заставить что-то меня сделать.
Логика говорит, что нет, но червячок сомнения неспешно подтачивает уверенность и спокойствие.
– Аня! – старшая горничная радуется, увидев меня. – Я думала, ты уже ушла.
– В люксе была куча работы. Требовательный клиент.
Я достаю из шкафчика сумку и начинаю переодеваться.
– Слушай, а на пару часов еще не останешься? В двенадцати номерах был поздний выезд, а завтра приезжает группа китайцев, человек тридцать! Девочки не справляются. Я тебе дополнительно ночные часы поставлю, побольше.
Замираю, так и не успев натянуть свитер. Очень хочется домой: я устала, растеряна, голова начинает болеть, а еще в ней прочно поселился этот Игорь Крестовский. Но дополнительные ночные часы – это дополнительные деньги. А усталость не такая уж и сильная, бывало и хуже.
– Пожалуйста! – просит старшая. – Завтра все равно выходной, отоспишься!
Наконец я вздыхаю:
– Ладно, давайте номера.
Снова натягиваю изрядно надоевшее платье и надеюсь, что работа отвлечет от неприятного и странного разговора.
* * *
Я выхожу за час до закрытия метро и несусь через гостиничный парк как сумасшедшая. Ехать мне минут сорок, а пробок в это время почти не бывает, но я все равно тороплюсь. Ночью в центре уютно и не страшно: иллюминация и круглосуточные заведения создают иллюзию безопасности, толпы. Там, где я и еще две девчонки снимаем комнаты, конечно, район жутковат.
От метро меня отделяет лишь четырехполосная магистраль. Сейчас на ней мало машин, а светофор почему-то не работает. Издеваясь, мигает противным желтым светом. Смотрю по сторонам и решаю пропустить черную иномарку, а потом совершить марш-бросок до станции.
За несколько метров до меня машина начинает тормозить. Редко такое случается в центре, обычно водители не спешат пропускать пешеходов. Я благодарно улыбаюсь и ступаю на зебру.
Я всецело поглощена целью и не замечаю, как дверь пассажирского сиденья открывается. Лишь уловив движение позади себя, оборачиваюсь. Но сделать уже ничего не успеваю. Мощный и огромный мужчина в черном костюме буквально сгребает меня в охапку и тащит к машине.
Несколько секунд я лишь бесшумно пытаюсь вдохнуть, охваченная паникой. Затем кричу, но совсем недолго. Мне закрывают рот. Несколько секунд – и я внутри, а щелчок возвещает о блокировке дверей. Амбал, запихнувший меня в нее, по-прежнему следит рядом. Очевидно, чтобы я не повредила его хозяину.
Которым оказывается не кто иной, как Игорь Крестовский.
А еще ему, по ходу, весело. Черт!
– Вам это с рук не сойдет!
Он невозмутимо кивает.
– Отпустите меня!
– Боюсь, это невозможно. Я хотел с тобой договориться, ты не шла на контакт. Я был вынужден применить силу.
– В полиции будете рассказывать. На что вы надеетесь? Запрете меня в подвале и заставите читать документы? Или что?
– Документы прочитаешь в машине. Потом мы приедем в мой дом, там ты будешь жить до двадцати пяти лет. Об остальном поговорим позже.
– Как у вас все просто. Вот так приеду, буду жить, и поболтаем. И как вам живется в волшебной стране, где исполняются все желания? Вы же понимаете, что удержать меня будет нереально. Я сбегу, пойду в полицию, буду орать и вырываться. Вы совершаете преступление!
– Всего лишь потенциально дорогое правонарушение. В моей среде нет преступлений, есть поступки, которые ты можешь оплатить и которые нет. Я могу оплатить любые.
Я в буквальном смысле лишаюсь дара речи от такой наглости и уверенности в собственной безнаказанности! А еще с ужасом понимаю, что, скорее всего, он прав. У таких хватает денег откупаться от всех обвинений в свой адрес, заставить его ответить по закону будет архисложно.
Но не невозможно же! Голова начинает лихорадочно соображать. Так, патрульные службы – не вариант. Наверняка такие машины и не останавливают вовсе. Обычные отделения полиции – уже вероятнее, не может же Крестовский дать взятки вообще всем. Хоть где-то найдется человек, который мне поможет!
Основная проблема лишь в том, чтобы выбраться из машины и сбежать. Амбал рядом не выглядит воинственным, но я чувствую и знаю, что он настороже. Пытаюсь понять, куда мы едем, но на самом деле не знаю даже примерно. Я передвигаюсь только на метро и от этого совершенно не ориентируюсь на местности.
Загорается свет. Мужчина копается в черном кожаном дипломате, а меня, глядя на смартфон, лежащий рядом на сиденье, осеняет: интернет! Крестовский может щедро раздавать взятки, не пускать меня в полицию, но рано или поздно мне представится шанс выйти в интернет. Такой случай наверняка вызовет резонанс, а от тысяч пользователей, следящих за ситуацией, откупиться не выйдет. Я не раз видела, как громкие преступления, в том числе и похищения, вызывали подобный ажиотаж.
– Вот, – он протягивает мне толстую папку с бумагой, – это полный текст завещания, в том числе и указания, касающиеся тебя. Ознакомься.
Я открываю документы. Мне на самом деле интересно: я не верю, что этот Игорь похитил меня с какой-то жуткой целью. Я не верю ни в сексуальное рабство, ни в продажу органов или что там еще крутят по любимым каналам Анзурат.
Завещание начинается скучно и непонятно. Куча фамилий, имен, каких-то активов и акций. Перечисление недвижимости, имущества вроде машин и даже (тут я непроизвольно открыла рот) самолета, вертолета и реанимобиля (зачем вообще он нужен?).
Основными наследниками покойного Крестовского О. А. значатся, как я понимаю, дети:
Крестовский Игорь Олегович, 1986 года рождения;
Крестовский Сергей Олегович, 1994 года рождения;
Крестовская Кристина Олеговна, 1998 года рождения;
Крестовский Александр Олегович, 2000 года рождения.
Целых три миллиона получает некая Тодорова Лиана Михайловна, 1978 года рождения, а…
Я тру глаза, чтобы удостовериться, что мне не привиделось, но буквы неизменно, пока я перечитываю их несколько раз, складываются в мое собственное имя: Калинина Анна Артемовна, 1998 года рождения, согласно завещанию, получает десять процентов от состояния при выполнении некоторых условий. О них написано отдельно.
Вплоть до двадцатипятилетия, чтобы получить наследство, я должна жить в доме Игоря Крестовского (с регистрацией) и получать образование. Относиться к обучению с ответственностью, не допускать оценок «неудовлетворительно» и как минимум получить диплом бакалавра. Специальность на мое усмотрение.
– Бред какой-то, – заключаю я, мельком просмотрев остальные страницы. – Я не знаю вашего отца, не знаю вас, я ничего не понимаю!
– Я понимаю не больше тебя. Однако для меня там есть условия: я обеспечиваю тебя, контролирую учебу и только в этом случае имею доступ к деньгам. Если я не выполняю обязательств, то основная часть наследства перейдет к Сергею, как и обязанности в отношении тебя.
– Бред! – Похоже, только это слово осталось в моем лексиконе. – Нельзя так просто заставить одного человека жить в доме другого! Даже с деньгами всего мира!
– Ты вообще понимаешь, что такое десять процентов? Представляешь, сколько получишь?
– Бесплатный сыр бывает в мышеловке.
– Все условия в завещании.
– Я не понимаю причин.
– Я тоже, именно для этого ты сделаешь ДНК-тест. Ставлю на то, что ты – внебрачная дочь отца. И под старость лет ему стало стыдно, вот и вписал тебя в завещание. Мне пришлось потратить кучу времени, чтобы тебя найти. Я дал тебе всю информацию, которой располагаю. Сама видишь, в какой я ситуации.
Его голос звучит так холодно, что у меня сомнений не остается: не лжет. Условия отца ему противны, я вызываю только досаду. Но он, в отличие от меня, отказаться не может.
А могу ли я?
– Не сказать, чтобы вам совсем ничего не досталось, – хмыкаю, снова перечитывая документы.
– Я хочу все.
– Не сомневаюсь.
Некоторое время мы снова молчим. Я перечитываю абзацы про себя несколько раз, но ни на йоту не приближаюсь к разгадке этой тайны. Совершенно точно, что фамилию Крестовских я никогда не слышала, но вот Олег Крестовский, очевидно, хорошо меня знал. Как минимум он знал отца, поэтому и оставил его данные для моего поиска.
Идея с родством? Бред. Я не похожа на папу, но лишь потому, что мамина копия. Когда мы жили с отцом, я видела ее фотографии. Лет в тридцать наверняка буду выглядеть так же.
А еще я видела их фото с мамой, и если кто-то попытается убедить меня, что мама изменяла отцу, я с уверенностью скажу – наглая ложь. Они были счастливы настолько, насколько вообще могут быть счастливы двое. Мамина рука чувствовалась в квартире даже спустя много лет после ее смерти.
Может, кто-то из бывших учеников? Или друг, давний однокурсник, достигший высот, узнал о сироте и решил помочь. Но почему с такими условиями? Почему после смерти?
– Как умер ваш отец? – спрашиваю я.
– Проблемы с сердцем. – Игорь пожимает плечами: – Ничего особенного. А что, появились гениальные идеи?
– Нет, – вздыхаю и отдаю папку амбалу. Тот, к моему удивлению, беспрекословно ее куда-то убирает. – Может, они вместе учились или работали. Или папа учил кого-то близкого вашему отцу.
– Ага, и в благодарность он оставил тебе десять процентов от состояния. Ты действительно ничего не знаешь о моем отце.
– Рада, что убедила вас в этом, – холодно парирую и отворачиваюсь к окну.
Мы едем долго, несмотря на поздний час. Выезжаем за город и катим по уютной двухполосной дороге, с обеих сторон окруженной пушистыми елками. Мне хочется вдохнуть запах хвои, но окно заблокировано. Мысленно закатываю глаза: неужели им в голову пришла мысль, что я попробую сбежать через окно? Большего бреда и вообразить нельзя.
Однако стоит признаться самой себе: сбежать вообще не выйдет, разве что пешком через лес тащиться. На протяжении всей дороги я не вижу ни одного автобуса. А когда из утреннего тумана начинают появляться очертания особняков, понимаю, что мы находимся в одном из коттеджных поселков в черте города. И да – рейсовых автобусов здесь нет, потому что каждый обитатель таких домов (наверное, даже домашние коты) имеет машину.
Мы сворачиваем у особенно высокого монолитного забора, водитель выходит из машины и лично набирает код открытия ворот. Медленно две тяжеленные пластины разъезжаются, пропуская нас на огромную территорию дома. Дома? Дворца! Я видела такие лишь в кино.
Поместье Крестовских (я назвала его именно так, ибо называть эту громадину домом не поворачивается язык) расположено в глубине сада. На первый взгляд сад можно принять за обычный лес, но ухоженные асфальтированные дорожки, незаметные фонари среди листвы и несколько садовников, подстригающих кусты, развенчивают это впечатление.
Амбал выходит первым и открывает дверь с моей стороны. Сидеть, надувшись, внутри глупо, и я выхожу. Случается долгожданное: я вдыхаю вожделенный запах хвои, от которого кружится голова. Хотя скорее кружится она от кислорода и чистого воздуха. В городе такого не почувствуешь.
– Пошли, у меня мало времени, – бросает Игорь.
Не оборачиваясь, он идет по направлению к дому, и мне ничего не остается, как последовать за ним.
