Весь вечер Полина обустраивалась: нашла в системе обслуживания базы ничейную комнату, перенесла туда со склада рабочую и защитную одежду, гигиенические принадлежности и индивидуальный спальный комплект. Обычно всё это делали киборги-уборщики, но после знакомства с Винсом девушке было просто необходимо заняться чем-то бессмысленным, простым и успокаивающим.
Последним, что она сделала в тот вечер, было торжественное усаживание на открытую полку шкафа маленького кло-кло2 из искусственного меха.
Заснуть удалось не сразу. Полина и не подозревала, что осознание того, что вернуться домой и увидеть родителей и пару подруг она сможет в лучшем случае через пару лет, может так сильно и больно отдаваться в груди. И только уверенность в том, что на завтраке ни в кое случае нельзя показаться не выспавшейся и заплаканной, заставила её сделать несколько дыхательных упражнений, успокоиться и провалиться в липкий и неприятный сон.
На завтрак она явилась ровно в девять утра: тщательно причёсанная, слегка накрашенная, в новом комбинезоне и пурпурной куртке – готовая к новому витку противостояния. Но Винса в столовой не было. Следов его пребывания в ней не было тоже, и Полина малодушно понадеялась, что неприятный тип не захотел продолжать конфликт и позавтракал с утра пораньше, просто киборг уже всё убрал.
Надежды оказались тщетными – Винс всё-таки появился в столовой. К его приходу Поля уже доела порцию синтезированной обогащённой злаковой каши, совсем немного уступающей по вкусу привычным натуральным злакам Сабды, и даже сделала пару глотков шипучего тонизирующего напитка.
Сначала Полине показалось, что бывший искатель решил её игнорировать. Во всяком случае, ни дожидаясь завтрака, ни относя его к столу, он не только ничего не сказал – даже не взглянул в сторону новой коллеги. Но, стоило ей закончить завтрак и подойти к дверям столовой, как Винс насмешливо и нарочито медленно проговорил:
– Иду я, значит, на завтрак, и вижу, как киборг-уборщик заходит в свободную комнату по левой стороне коридора. А они всегда так широко раскрывают двери, и не захочешь – заглянешь. Не знал, что сейчас всё так плохо с кадрами, что искателями назначают инфантилок, неспособных заснуть без любимой игрушечки под боком. Ты хоть спала-то, простейшее? Или всю ночь плакала, скучая по мамочке, папочке и хорошему мальчику, с которым можно ходить за ручку и кушать сладости в парках?
Полина замерла, вцепившись в стремительно теплеющую под её пальцами ручку. И очень чётко проговорила:
– Лучше уж спать с игрушечным кло-кло, чем гонять по неизведанной планете, рискуя должностью, статусом и дорогостоящей техникой. По крайней мере, те, кто спит с кло-кло, иногда занимают места тех, кто этого не делает.
Конечно, стоило бы повернуться и высказать всё прямо в глаза Винсу. Но всего самообладания Полины и так еле хватило на то, чтобы спокойно выйти, не расплакавшись и не кинувшись бежать. Заставить себя ещё и взглянуть в лицо Винса-Ларио она не смогла бы даже под угрозой немедленной казни.
Закрывшись в первой лаборатории, Полина позволила себе пять минут поплакать. Затем тщательно вытерла лицо одноразовыми салфетками, обычно применяющимися для быстрого удаления с кожи солей и слабых кислот, и принялась за работу.
Первым делом она полезла в отчёты об исследованиях Метелицы и нумерованных спутников Белоснежки, неофициально (и потому постоянно) называемых Гномами. В материалах с Метелицы всё было предсказуемо: сплошной океан разогретого водного аммиака и алмазные кристаллы, осаждающиеся на ядро так редко, что их добыча могла бы быть обоснована только в случае единовременного исчезновения алмазов на всех доступных ЛОРМ планетах. Делая вывод о возможности существования какой-либо жизни на Метелице, Винс иронично написал, что эта планета столь обыденна и не интересна, что ею побрезговал бы даже неудачливый планетный воришка, существуй такие на самом деле.
Большинство Гномов оказались безжизненными космическими телами разного происхождения и с небольшими расхождениями в составе. На них Винс даже не стал тратить своё остроумие, скупо отметив, что жизнь не обнаружена и не обнаружится.
А вот отчёт о Метелице, начатый семь дней назад – утром того дня, когда Винс запустил рост клеточных культур, заинтересовался предковыми мембранами и организовал гонку на планетоходах, оказался другим. Другим настолько, что, дочитав лишь до середины, Полина пулей вылетела из лаборатории, на ходу отправляя складскому киборгу приказ подготовить планетоход, способный погружаться в местный океан не менее чем на пятьсот метров.
Белоснежка отличалась от далёкой Прародительницы, к существованию на которой было столь хорошо приспособлено расселившееся по двум галактикам человечество, куда меньше, чем та же Метелица или Рапунцель. Для того чтобы выйти за пределы защитного купола, Полине хватило бы жизнь-жилетки, содержащей запас необходимых веществ и систему, доставляющую их прямиком в кровь сквозь встроенный в ключицу разъём. Но, опасаясь, что придётся нырять, Поля всё-таки натянула поверх формы защитный комбинезон, при необходимости трансформирующийся в устойчивую к органическим растворителям герметичную капсулу.
Планетоход – приплюснутый синий овал, парящий в полуметре над поверхностью, уже ждал Полину у края защитного купола. Это была новая и очень хорошая модель, доступная пока что только исследовательским миссиям: улучшенная технология левитационной подушки, увеличенная скорость, кресло, моментально подстраивающееся под антропометрические параметры пилота. Но Полина, в обычное время не сводящая глаз со всевозможных технических новинок, сейчас едва ли обратила внимание новшества планетохода. Более того, она, ни единого раза не упустившая возможности порулить планетоходом на полевых занятиях в университете, просто задала автопилоту координаты ближайшей высокой точки срединно-океанического хребта. И, едва планетоход начал движение, прикрыла глаза, откинувшись на спинку кресла. Снаружи бесплодные серо-жёлтые равнины сменялись серыми скалами с бело-розовыми длинными прожилками, а скалы – мелкими озёрами, сквозь прозрачную жидкость которых можно было видеть неровное, чаще всего каменистое, дно. Наконец планетоход достиг побережья – длинной красно-голубой полосы, с одной стороны ограниченной причудливыми расколотыми скалами, с другой – тянущейся до горизонта практически ровной линией.
Следуя проложенному курсу, планетоход плавно погрузился в жидкую углекислоту и поплыл, оставив за собой лишь рябь потревоженной жидкости.
Хребет, в верхней своей части представляющий хаотическое нагромождение разного размера и цвета каменных обломков, показался под брюхом планетохода внезапно, словно вынырнул из тёмной, пока ещё безжизненной бездны. Поля оживилась, подвела планетоход так близко к камням, как могла, и медленно-медленно двинулась вперёд. Она искала одно конкретное место: достаточно глубокую «чашу», выщербленную в пористом камне и находящуюся как можно ближе к центральному разлому хребта. Впрочем, «чаша», находящаяся на склоне хребта, тоже могла бы подойти для изучения. Но только в качестве запасного варианта.