Анна Ураскова
Камень изо льда
– Ты, зная, что здесь, – не попыталась его уберечь?
– Почему я должна была?
– Ты его сестра.
Эмма на какое-то время замолчала. После она поднялась, скрестив на груди руки и опустив взгляд, чуть отвернувшись от Карла.
– Я сейчас… скажу одну вещь, и ты, скорее всего, возненавидишь меня.
– Ненависть – самое глупое чувство, которое может испытывать человек.
Эмма набралась смелости и сказала:
– Я не всегда его так любила. Не всегда умела его любить. Когда он родился… я его почти ненавидела. Я не хотела делить наш дом ещё с кем-то. Делить родителей с кем-то. Я была ужасной сестрой. Но когда он лет в 6 заболел… Что-то надломилось. Я поняла, что мне будет безумно больно, если его не станет. И когда он выкарабкался – была так счастлива, что представить сложно.
Раздалась глухая усмешка.
– А ты дьяволица в теле ангела, – Карл тоже поднялся, всё же, достал из кармана уже помятую сигарету и зажигалку, поджёг кончик сигареты и отошёл от Эммы на несколько метров, встав полубоком, чтобы дым не долетал до неё.
– У всех бывают моменты. Не нагнетай. Просто тебе и твоим родителям стоит понять, что Рафаэля вы потеряете. Выйдет отсюда уже измученная тень.
– Я надеюсь, он изменит своё мнение. Ведь профилирование… начинается со второго курса. Первый для юношей един.
– Если он хочет стать теологом, священником, медиком, кем угодно – неужели, в вашем поселении нет учебного заведения?
– Только школа… Хороший интернат, включающий не только школу, но и дальнейшее обучение, есть в соседнем поселении, но туда долго добираться, пришлось бы переселяться. А дорога от нашего, западного, дотуда небезопасна. Ночью горы кишат нечистью. И финансово… это было бы тяжело. Наше поселение намного более продвинуто в плане связей с академией и разработкой оружия… но есть вот такой большой минус.
Карл ничего не ответил. Эмма тоже не оборачивалась, но краем глаза видела, что юноша стоял неподалёку. Вот только по ощущениям между ними была бездна.
– Рафаэль сказал, что ты добр с ним.
Эмма сама не знала, зачем это сказала. Она заметила едва уловимое движение со стороны Карла, кажется, тот удивился.
– Ему все кажутся добрыми. Даже ублюдки с первого курса, которые его обижают.
Девушка слегка покраснела от столь резкого и грубого высказывания. Лишь через какое-то время смысл его слов дошёл до неё, она быстро обернулась, сделав шаг к юноше.
– Его обижают?..
– Ты удивлена?
Эмма опустила взгляд и, подумав, сказала:
– Нет.
Карл выдохнул последнее облачко дыма и убрал окурок в какую-то жестяную коробочку, запихнув её во внутренний карман. После юноша спрятал руки в карманах, подняв взгляд к небу.
– Когда я увидел его в первый раз, то сразу понял, что он твой брат. Вы очень похожи. Словно двойняшки.
– Мы были знакомы?.. – это вновь вырвалось само собой. Просто она не думала, что Карл знал о её существовании до рассказов Рафаэля.
– Я знаю в академии всех и всё. Я здесь рос.
Эмма замерла. Неужели, юноша говорил о чём-то, что касалось его прошлого?..
– Но ты так часто исчезаешь, и…
– И что? – Карл резко прервал её. Та смутилась. Но после вздохнула, чуть крепче прижав к груди скрещённые руки и заговорив негромко:
– Просто о тебе ходит бесконечное количество слухов. Хороших и плохих. Но мне всегда казалось глупым верить им. Рафаэль сказал, что ты поддержал его в сложный момент. А это уже опровергает половину этих слухов. И сложно осуждать человека, который скитается по разным местам, подвергаясь всевозможным опасностям.
Эмма замолчала, смотря на лепестки цветов, которые постепенно начинали трепетать под порывами ветра. Лунный свет отражался в вечерней росе, из-за чего цвет лепестков и общая атмосфера становились истинно неповторимыми и уникальными.
– Странно слышать это от постороннего человека.
Эмма вздрогнула, быстро обернувшись. Карл стоял рядом с ней. Она не слышала, как он подошёл, поэтому очень смутилась того, что так заметно вздрогнула от неожиданности.
– У всех бывают чёрные полосы и моменты в жизни, когда хочется просто молчать. У твоего брата он тоже наступит. Не давай ему закрыться в себе.
Девушка перевела дыхание и, набравшись смелости, сказала:
– Мне кажется, что ты судишь по собственному опыту.
– Очень может быть.
– Ты закрывался?
– Я не открывался. А когда открылся единственный раз, кончилось всё тем, что я бросился головой вниз.
Эмма нервно сглотнула.
– Куда?
– Скорей, откуда.
– Откуда?..
– С башни.
– Но ведь… ты выжил.
– Какая наблюдательность.
Девушке стало настолько неуютно, что по спине пробежался холодок. Она бы никогда не подумала, что Карла могли посещать мысли о самоубийстве.
– Расслабься, ничего страшного, как видишь, не произошло, – голос юноши вырвал её из мрачных мыслей. – Понимаешь в такой момент, что всё преходящее. И, в принципе, решить можно все проблемы. Кроме одной: ты уже летишь с башни.
– Как… ты выжил?
– Спасли.
Карл отвернулся, прошёл к пригорку и сел на него, достав ещё одну сигарету. Но нахмурился, нервно выдохнув в сторону, когда рядом села Эмма.
– Я же сказал, что не хочу, чтобы ты дышала этим.
– Так не кури.
Карл невольно перевёл взгляд на девушку, после усмехнулся.
– А ты властная.
Он сделал ещё несколько затяжек, но после погасил огонёк и убрал окурок туда же, куда убрал первый. А затем вдруг положил ладонь на глаза, словно вдавив её в кожу век.
– Что такое? – с беспокойством спросила Эмма. И ей показалось, что она увидела свечение, просочившееся между пальцами юноши.
– Забудь. Это на запах табака.
Выдохнув это, Карл отвернулся, так и не взглянув на девушку. Вновь повисла пауза. У Эммы не было с собой часов, она не знала, сколько прошло времени. Возможно, пора было возвращаться, и патруль уже прошёл… но что-то её держало.
– Твой брат очень добрый, Эмма. Он попытался понять то, о чём остальные судят по предубеждениям и слухам.
Эта фраза заставила девушку замереть. Во-первых, он назвал её по имени. Кажется, впервые. Во-вторых, эти слова о брате, о слухах… То, что он имел в виду, было на поверхности, всё было очевидно. Но эта дверь ещё была наглухо закрыта. Юноша встал.
– Но скажи ему – пусть не пытается. Чем меньше он будет знать и думать, тем легче ему будет здесь выжить. Патруль прошёл. Идём.
Эмма не стала спрашивать, откуда он узнал. Видимо, юноша прекрасно ориентировался во времени.
Они вновь поднялись на холмик, Эмма ещё раз обернулась на цветы.
– Никому не говори об этом месте, – услышала она голос ушедшего вперёд Карла.
– Почему?
– Безмозглые влюблённые начнут рвать цветы, и через пару недель от поляны не останется ни цветка. Вместо того чтобы подарить девушке всё поле – они будут таскать по мёртвым обрубкам, которые простоят день-два.
Эмма очень заторможенно кивнула. Рассуждения Карла были простыми, но столь мрачными… правильными до мрачного. Когда они направились вдоль холма, юноша остановился и вздохнул. К ним направлялась чья-то фигура.
– Снова гости.
Эмма испугалась, но немного успокоилась, узнав в фигуре приблизившегося человека Чарльза.
– Добрый вечер, сэр…
– Добрый вечер, Эмма. Что вы делаете здесь так поздно? – последний вопрос был явно обращён к Карлу. Тот пожал плечами и продемонстрировал пачку сигарет. Теолог грустно вздохнул, значительно посмотрев на юношу.
– Знаете, редко. Но сегодня…
– Да, я помню. Но воздержитесь от этого. Особенно в компании студенток, – он перевёл взгляд на Эмму, та сильно покраснела.
– Простите?..
– Не пугайте девушку, подумает, что у меня на уме что-то непристойное, – пусть здесь и предполагалась усмешка – её не было, Карл сказал это совершенно ровно. Чарльз кивнул, поправил свой плащ и кивнул куда-то вдаль.
– Тогда советую вам поторопиться. Я как раз шёл в келью.
– Доброй ночи, сэр.
Чарльз поднял взгляд к луне.
– Доброй.
Они вернулись на территорию академии, Карл взял коня за поводья и сказал, что сам отведёт его на арену.
– Но я могу сама…
– Поверь, если ты нарвёшься на Логана – это будет в разы страшней, чем патруль.
– Ладно… передавай привет Рафаэлю, – и девушка, осознав, что снова ляпнула глупость, быстро отвернулась и пошла по ночной темноте к своему корпусу. Благо, стоявший на вахте смотритель в это время уже всегда спал, и многие в их корпусе не боялись нарушать комендантский час. Эмма замерла на одном из поворотов, когда увидела чью-то фигуру. На неё направили фонарь, и она не успела уйти с линии света, лишь прикрывшись рукой. Однако когда она услышала голос – более-менее успокоилась.
– Вот уж не подумал бы, что ты можешь быть нарушителем! – Клаус погасил свет и прошёл к Эмме, та виновато улыбнулась, обхватив пальцами правой руки локоть левой.
– Я загулялась на ночь глядя…
– Да вот я заметил. Странно только, что одна гуляешь. Обычно в такое время только парочки и разгоняешь. Идём, доведу тебя до корпуса.
Эмма поджала губы. Она осознала, что если скажет, что была с Карлом, то уже утром вся академия будет об этом знать и, естественно, не так поймёт. Она уже боялась себе представить, какую тираду сейчас разведёт Идина, указав на часы… верней, с какими вопросами она начнёт к ней приставать, несмотря на их ссору. Поэтому девушка решила благоразумно промолчать.
– Глупо, конечно, ставить нас, пятый курс, на эти патрули, – Клаус говорил негромко, чтобы остальные патрульные, ошивавшиеся где-то здесь, его не услышали. – Нам и так забот хватает. У меня эта практика в госпитале, у охотников – сплошная арена и вылазки за территорию… Хотя да, сейчас их поменьше стало, – юноша глухо усмехнулся. – После того-то случая.
– Какого?
– Да, тебя же не было ещё здесь… когда из экспедиции почти никто не вернулся.
Что-то знакомым эхом отозвалось в памяти Эммы.
– Это, случайно, не та экспедиция…
– Которую возглавлял Карл. Потому так много народу и согласилось туда лететь – потому что думали, что наш супергерой всех спасёт. Ошиблись.
– Когда это было?
– Да года три назад. Ты как раз на следующий год поступила.
– Понятно… – Эмма задумчиво убрала за ухо прядь волос. Была ли эта экспедиция как-то связана с тем, что сказал ей сегодня Карл? С той башней, с самоубийством?.. Но мысль не успела уйти дальше – девушка почувствовала, что рука Клауса тянулась к её руке, и быстро вновь подняла её, второй раз заправив прядь и спросив:
– Куда планируешь после выпуска?
– Может, вернусь домой, у нас поселение огромное, там как раз медики нужны. Не думаю, что тут останусь, мне хватило пяти лет обучения. А ты?
– Я тоже вернусь домой. Хотя здесь останется брат… Поэтому, возможно, до его выпуска поработаю здесь – а потом мы вернёмся вместе.
– Да ладно тебе, взрослый парень уже будет, нужна ты ему будешь сто лет. К себе-то ещё никто не приглашал?
Эмма вскинула к нему взгляд.
– В каком плане?
– Ну тебе лет сколько? Обычно охотники все по парочкам годам к 18. Сама знаешь, в нашей среде быстро живут и рано умирают.
Девушка натянуто улыбнулась, чтобы уйти от темы.
– Ты слишком мрачно мыслишь…
– Реалистично, скорее. Везде, где в семье охотники – мало живут. Это уже кровная месть. На генном уровне, – Клаус глухо усмехнулся. – А они будут говорить, что это зверьё не имеет памяти… всё они помнят. Пойдём тут.
Эмма ничего не успела сделать – Клаус ухватил её за руку и повёл через скрытую колоннаду. Так срезался путь, но девушка предпочитала здесь не ходить – здесь были оружейные, и место казалось мрачным. Клаус вдруг остановился, остановив девушку, и заставил её обернуться к себе, заглянув в самые глаза. Эмма ощутила, как ей стало страшно.
В этот момент раздались шаги и чьё-то глухое рычание. Оба студента замерли, прислушавшись. Шаги покружили вокруг них, но после затихли.
– Что это было?.. – шепнула Эмма.
– Не знаю. Может, Логан бродит… Так не полнолуние…
Воспользовавшись тем, что Клаус её больше не держит, Эмма опомнилась, быстро выпалила «спасибо, я пойду» и едва ли не побежала до корпуса. Там она незамеченной пробралась мимо смотрителя и вскоре оказалась в комнате, отдышавшись.
Клаус, оставшийся один, сильно нахмурился, и вышел из-за колоннады, ругнувшись.
– «Логан», да?
Клаус обернулся, засветив фонарём того, кто это сказал, но едва увидел ядовитые рыжие волосы – стиснул зубы.
– Ты что тут делаешь?
– Свет опусти.
Клаус опустил фонарь, взял себя в руки и усмехнулся.
– Что, не спится, совесть мучает?
– Дело не твоё.
– Святой день священных воспоминаний, вот и бродишь?
– А у тебя, смотрю, ночь неудачной поимки девушек.
– Не твоё дело.
– Согласен.
– Шёл бы ты к своему оборотню.
– Если ты не заметил, сейчас не полнолуние.
– Какая разница, зверь остаётся зверем и в канун.
Карл не отреагировал и лишь пошёл дальше к своему корпусу.
– Три года назад примерно в это время ты его бросил.
Клаус больше не успел ничего сказать или сообразить – как уже лежал на земле. Челюсть жутко болела. Карл стоял рядом, сжимая кулаки.
– Ещё раз ты скажешь что-то о Холдене – я тебе хребет сломаю.
– Как кровожадно. Выучился этому выражению у Логана?
Карл отвернулся и, больше не слушая юношу, удалился, словно слившись с ночной темнотой. Казалось, даже его яркие волосы потускнели. Впрочем, несмотря на этот цвет, лицо юноша не было подёрнуто характерной для рыжих людей пигментацией.
Он растворился в своих мыслях и вернулся в комнату лишь под утро. Взглянув на рулет в виде Рафаэля, завернувшегося в одеяло, как в кокон, Карл тяжело вздохнул, ощутив, как неприятно что-то отдало в воспоминаниях. Он разделся и, истощённый воспоминаниями больше, чем походом, рухнул на кровать, так и не пошевелившись за всё время сна.
* * *
Приближался конец первого месяца обучения. Многое встало на свои места, перешло в ту фазу, которой было суждено остаться до выпуска, если бы ничто не нарушило спокойствия этих стен. Буран за пределами защитного поля затихал под утро, но ночью существа со слухом, острее человеческого, могли слышать его протяжные завывания. В остальном же академия спала спокойно, гася свет так же, как страсти, в тишине комнат, по окнам которых хлестал непокорный дождь.
Когда первые капли начали орошать землю, Карл, вздохнув, поднялся, отряхнув куртку. Студенты бросились врассыпную, словно муравьи, спеша и суетясь, чтобы не промокнуть. Был выходной, поэтому дождь «смыл» всех высыпавших на улицу гулять юных охотников и охотниц. «Это всего лишь дождь…» Волосы юноши быстро намокли, и едва вода стала скатываться по лицу, ему стало не по себе. Тем не менее, Карл сжал кулаки, убрав руки в карманы, и спокойно дошёл до общежития. Зайдя, он снял вымокшую куртку и, встряхнув её, повесил на дверцу шкафа сохнуть.
– Типичный конец сентября, – сказал он негромко. Краем глаза он заметил, что Рафаэль сидел за рабочим столом, держа в руках чашку с тёплым кипятком. Мальчишка был бледноват. Не став навязываться, Карл закатал рукава свитера, прошёл на кухню, взял тряпку и проложил её у окна, чтобы успевшая натечь вода (видимо, Рафаэль не сразу закрыл окно) не скатывалась с подоконника на пол. После юноша вернулся в отсек кухни, потрогал чайник, тот был горячий. Карл отвернулся от Рафаэля и достал что-то из холодильника.
Рафаэль дрожавшей рукой дописывал домашнее задание, его подташнивало. Щёки впали, а взгляд нездорово блестел. Он периодически делал глотки горячей воды, пытаясь обмануть организм. Юноша взглянул на время – был уже вечер. «Ещё немного…»
– Хэй.
Рафаэль резко поднял взгляд к Карлу, тот кивнул ему на стол, на место напротив себя. Мальчишка удивлённо моргнул, после поднялся и прошёл к столу.
– Что?
– Есть садись.
– Что?..
– Тебя заело? Не знаю, как тебе это удалось, но, судя по твоему лицу, ты потерял ещё несколько килограмм.
– Спасибо, я…
Карл промолчал, просто посмотрев на Рафаэля. Тот ощутил, как скрутило всё в желудке, и сел за стол, послушно взяв ложку. Похлёбка, которую подогрел юноша, не слишком приятно пахла, было видно, что это чисто походная еда… Но Рафаэлю было неважно – он начал осторожно есть. И сразу же обжёгся. Подув на вторую ложку, он уже распробовал вкус. И то ли от голода, то ли на самом деле – но было очень вкусно.
– Сколько ты уже не ешь?
Рафаэль снова поднял взгляд, виноватый, даже немного испуганный. Как он мог узнать?.. Карл сидел напротив, скрестив руки и положив локти на стол, ссутулившись.
– Дай угадаю. Не рассчитал первый месяц стипендию, деньги закончились, а попросить не позволяет совесть или гордость. Так?
Мальчишка хотел что-то ответить, но ощутил, как подступил комок к горлу, а губы задрожали.
– Реветь собрался? Верно, суп постный. Посолишь.
– Откуда ты знаешь? – наконец, сдавленно произнёс Рафаэль.
– Таким же был мой первый месяц здесь. Так сколько не ешь?
– С пятницы.
– Не так много, два дня.
– На выходных просто не кормят…
– Да и в пятницу не еда была, а одно название. Вегетарианцы чёртовы. Нормальное питание вегетарианца сбалансировано и ещё более сытно и энергоёмко, чем у нас, но здесь это не умеют делать.
Карл вздохнул и взял свою ложку, тоже начав есть, отметив, что Рафаэль жадно набросился на похлёбку. После некоторой тишины юноша сказал:
– Помню я этот кризисный день. До стипендии было три дня, а у меня не было ничего, кроме полупустой пачки сигарет и упаковки каких-то сухофруктов. Жил тогда с кем-то из старших курсов, так гордость не позволила попросить.
– Ты куришь?..
– Почему вас обоих это так удивляет.
– А кого ещё?
Карл задумался.
– Неважно.
– И как ты выбрался?
– Перетерпел. Но мне можно, я всегда был крепкий. Тебе нельзя голодать.
Мальчишка кивнул, больше ничего не спросив. Он и так был удивлён такому поведению соседа… Рафаэль довольно быстро справился с едой, после обхватил пальцами чашку с чаем. Поймал на себе взгляд Карла, осознав, что схватил его чашку, и быстро отстранил её, но юноша кивнул.
– Бери, я не брезгливый.
– Спасибо… В понедельник ведь выдадут стипендию?
– Ну да.
– Сколько я тебе буду должен?
Юноша поднял взгляд, словно начав считать, но после пожал плечами:
– А сколько дашь за эту гадость?
– Не гадость…
– Забудь. Нисколько.
– Но…
– Ты ведь притащил мне в первый день яблоки. Теперь мы в расчёте.
Рафаэль снова удивлённо моргнул и, наконец, улыбнулся. Желудок благодарно заурчал, мальчишка откинулся к спинке стула.
– Карл, почему ты это делаешь?
Юноша на несколько мгновений замер, после поднял взгляд к мальчишке.
– Чем вызван вопрос?
– Просто…
– Если «просто» – то жалко на тебя смотреть. Ты и так мелкий, а тут ещё и за сущую мелочь, а не время, потерял в весе. Меня бы стали обвинять в том, что я отнимаю у тебя деньги и морю голодом.
– Я напоминаю тебе кого-то?
Рафаэль съёжился. Он увидел, увы, знакомую эмоцию во взгляде Карла. Это был гнев. Однако его не одёрнули, как в прошлый раз. Юноша спокойно поднялся и взял свою миску.
– Зришь в корень.
Он отвернулся к раковине и начал мыть ту немногочисленную посуду, которая была.
– Кого?
– Иди спать. Ты поел – и тебя вырубит где-нибудь в ванной, если сейчас же не уснёшь.
Рафаэль понял, что больше ничего не добьётся. Спросить про Холдена? Или не рисковать? Мальчишке уже открыл рот, чтобы задать вопрос, но какое-то невольное движение Карла отпугнуло его. Рафаэль смутился, выдохнул «огромное спасибо» и прошёл к кровати.
– А посуду за собой мыть тебя не учили?
Рафаэль покраснел, быстро обернувшись, но Карл лишь усмехнулся.
– Иди спать, светлячок.
Глава 4
Дом наполняли если не крики, то голоса, разговаривавшие на повышенных тонах. Ссорились мужчина и женщина. Их вопли проникали в самые отдалённые уголки деревянного дома, в каждую комнату, в каждый предмет, в каждую душу. Но лишь одна такая душа пыталась укрыться от этих криков. В небольшой комнате на полу, прислонившись к стене спиной, прижав колени к груди и обхватив голову руками, сидел мальчишка. Он сдавливал виски пальцами, запустив их в рыжие пряди волос. Глаза были зажмурены, парня трясло.
– Хорош охотник будет, нечего сказать! – раздался мужской крик. – Я не соглашался на такое, ясно тебе?
– Думаешь, мне в радость его воспитывать? – отозвался женский голос. – Этого сумасшедшего.
– Так давно бы сдала его в сумасшедший дом!
– Это болезнь, вообще-то.
– Плевать мне на то, болезнь это или нет, лечить этого оборванца из своего кармана я не намерен!
Мальчишка поднялся, всё ещё жмурясь, сделал несколько шагов вперёд, наткнулся на полку, отшатнулся и упал, скрючившись на полу, снова схватившись за голову. После он отполз под кровать.
– Его отец был такой же странный.
– Что ж ты за такого вышла?
– Мне лет-то сколько было? Пора было, выдали!
– К чёрту его, я не потерплю больше этого умалишённого в своём доме! Малолетний убийца – ещё и псих!
– И уже завтра всё поселение только и будет говорить о том, что ты выгнал пасынка. Докажешь, что он действительно сумасшедший!
– Может, ты его ещё защищать будешь? Вспомни, что он наплёл при всех!
Парень вслушался в голос матери, но перестал припадочно дрожать, когда раздался ответ:
– И не собиралась. Пусть идёт на все четыре стороны. Только не наделай шума.
Раздались шаги, дверь в комнату распахнулась. Из-под кровати было видно лишь ноги приближавшегося мужчины, но парень так и держал глаза закрытыми.
– А ну вылезай, мерзавец!
Под кровать проникла мощная рука и ухватила мальчишку за плечо, вытащив и встряхнув.
– Доигрался? Доигрался?! Смотри мне в глаза!
И лишь теперь парень разомкнул веки. И его отчим резко отшатнулся, оттолкнув от себя мальчишку, как нечто ядовитое. Глаза того были словно слепые, от них шло неясное свечение.
– В тебя… ещё и вселились! – выдохнул мужчина, пятясь. – Не смей приближаться! Принеси мне ружьё!
Последнее он явно крикнул супруге. Мальчишка сам попятился к двери, но натолкнулся на мать. Мужчина быстро подошёл к ней и выхватил у неё ружьё, нацелив его на пасынка.
– Убирайся.
Мальчишка покачал головой, снова пятясь, но на этот раз – к входной двери. Женщина начала начитывать что-то, и её сын понял, что это был заговор от нечисти. Он быстро обернулся и выбежал за дверь, споткнувшись на крыльце и упав на землю. Обернувшись, он увидел стоявших в дверном проёме отчима и мать. Взгляд мальчишки слегка погас, стала видна каряя радужка. Он поднялся.
– Я был прав, – его голос, казалось, уже ломался – столь рано. – У тебя нет сердца. Так же, как нет твоего женского органа.
– Я пристрелю тебя! – отчим вскинул ружьё, женщина стиснула зубы, шагнув вперёд.
– А знаешь, из-за кого?! Из-за тебя! Из-за того, что я дала жизнь такому чудовищу, как ты! Чтоб ты сгинул!
– А ты… умрёшь через несколько месяцев. Потому что открылась старая рана.
Ружьё, которое держал мужчина, невольно опустилось, но после раздался выстрел. Пуля пролетела в паре сантиметров от мальчишки. Он стиснул зубы и бросился бежать прочь.
Он видел страшную картину. От этого можно было сойти с ума. И ему требовались все силы, чтобы держаться в сознании и просто жить.
Помимо всех окружавших его предметов – он видел странное свечение, исходившее от них. Он видел сквозь стены. Сквозь предметы. Сквозь людей. И это было самым страшным. Видел, какие части их организмов поражены. Видел, какой слой тепла окутывает сердце, и по нему судил – добр ли человек. Раньше это было лишь периодически. Но теперь, когда его довели едва ли не до истерики – это свечение никак не уходило. Парень не мог найти успокоение, даже закрыв глаза – он видел сквозь веки. Он даже не мог уснуть. Он начинал лишаться рассудка.
Была ночь, но ему не нужен был свет. Он видел дорогу. Поэтому, едва не задохнувшись от беспамятного бега, он бросился к какому-то открытому амбару. Забившись там за загоны для овец, мальчишка рухнул на землю и попытался отдышаться. Взглянув на свои руки, он увидел, как зудят кости – накануне его били по рукам за то, что он наговорил лишнего во время службы. Он просто сказал то, что видел. Сказал правду о местном священнике. О его скрытой развратности, о которой никто не знал. Конечно, ему не поверили, его посчитали сумасшедшим. А после начали высмеивать его отчима и мать. Отдышавшись, мальчишка уткнулся лбом в землю, его плечи задрожали, лопатки выпирали на фоне рубахи, в которой он выбежал. Он глухо разрыдался.
«Я должен себя убить. Пока я не сошёл с ума. Пока не убил кого-то невинного»
Случай со священником был не первым. Как-то он в буквальном смысле до смерти напугал одного очень старого, вредного преподавателя в школе – тот наказывал его, называя последними словами, оскорбляя его родного отца, уже ушедшего, и когда от гнева взгляд мальчишки вспыхнул и стал нацелен на учителя – тот в ужасе отшатнулся и рухнул на пол. После он так же сильно пугал сверстников, и слухи о том, что он сам не человек, всё больше распространялись и укреплялись.
Ему было безумно тяжело жить. Это проклятье накатывало в минуты самых тяжёлых душевных переживаний. Когда он был совсем ребёнком, это случилось в первый раз – в день смерти его отца. Он его не помнил, но это яркое, вспыхнувшее пятно смерти перед ним ещё долго преследовало ночным кошмаром детские сновидения. Он был вынужден чуждаться остальных. Чтобы случайно не увидеть лишнего. Но с годами этот страх перешёл в злость. На себя, на жизнь, на мать, которая предала отца, которая готова была его самого бросить и отдавала на растерзания отчима. На отчима, который издевался над ним, использовал телесные наказания, унижал за его «странность» и «отчуждённость». Казалось, не хватало капли, чтобы чаша горечи перелилась через край и дала бы волю проклятью.
И этой каплей стали эти крики. Оскорбления. Предательство матери. «И не собиралась. Пусть идёт на все четыре стороны. Только не наделай шума» Не наделай шума… Они все заботились лишь об этом. Чтобы все думали, что их жизнь идеальна, в то время как в стенах дома царит тирания.
Что-то звучно прошелестело в воздухе, парень быстро сел, успев коротким движением утереть слёзы. Он вновь видел нечёткую картинку, словно бы у него было ужасное зрение, на которое наложили неправильные линзы, отделявшие границы, очертания предметов от самих предметов. Мальчишка прислушался. После увидел, как на одну из овец что-то набросилось, и по очертаниям он угадал, что это человек. Но после мгновенного блеяния ужаса пойманного животного всё затихло. Мальчишка затаил дыхание, но после выдохнул, сам не зная, зачем:
– Кто здесь?
Ответа не последовало. Тогда парень опустил взгляд, нащупал в кармане перочинный ножик и кое-как достал нужное ему лезвие. Не обороняться. Он торопился…
– Без резких движений.
Мальчишка вздрогнул, вскинув взгляд, и увидел неясные очертания стоявшего напротив него человека. Судя по голосу, это был мужчина. На запястье мальчишки отпустились чьи-то пальцы, ножик упал на землю.
– Вы кто?
– Да неважно. Почему ты играешь с холодным оружием?
– А вы не видите… – мальчишка стиснул зубы. – Не видите?!
Из глаз вновь хлынул свет, он захлопнул лицо руками, согнувшись, его снова начало колотить. Вместо блаженной темноты он видел, как по ладоням распространяется кровь.
На его голову опустилась ладонь, после его лицо поднял к себе незнакомец.
– С рождения такой?
– Откуда мне знать?
– Мне нравится твой характер, мы подружимся. Если ты никому не скажешь, что я ворую овец.
Мальчишка пригляделся. В очертаниях человека, в его ауре, было что-то звериное. Поэтому эта фраза не показалась ему странной. Но и сказать он ничего не успел – его вдруг подхватили на руки.
– Что вы делаете?!
– Вытаскиваю тебя из сумасшествия, наверное.
Мальчишка ощутил, что его куда-то несут, а после на него вдруг с силой надавило – будто существо, его державшее, развило огромную скорость за несколько секунд. Живот «подхватило», а свечения границ предметов куда-то уплыли. Через несколько минут парень ощутил, что его поставили на ноги.
– Смотри. Что видишь?
Мальчишка устремил взгляд вперёд. И все очертания вдруг исчезли. Словно их размыло.
– Ничего.
– Отлично. Присмотрись.
Тьма слегка посветлела. А после приобрела отчётливые очертания. Светлый, нежный цвет вшивался в дребезжавшую поверхность тёмно-синей, почти чёрной массы. И через несколько секунд стало ясно – это озеро. Вода. А в ней отражался лунный свет. Мальчишка несколько раз удивлённо моргнул и поднял взгляд – по ту сторону озера был лес.
– А теперь посмотри на меня.
Мальчишка поднял взгляд. Рядом с ним стоял юноша, почти мужчина, низ его скуластого лица был подёрнут щетиной, под затылком была крошечная коса. Он спокойно смотрел на своего внезапного спутника.
– Что вы сделали?
– Я как-то встретился с подобным проклятием. В этой же деревне. Странно. Ну, слышал, что рассказывали… Вода, говорят, – единственная непроницаемая материя. Сквозь неё это сквозное зрение не видит. Толща воды не прощупывается, даже проклятием. Тебя как зовут?
– Карл.
– Ты местный?
– Да. А вы?
– А я залётный. Слушай, парень. Я так понял, тебя выгнали, и ты хотел наложить на себя руки?
Карл не отозвался.
– Вас зовут Логан.
Мужчина пожал плечами.
– А сильное у тебя зрение. Видишь имя души. Редкий дар. Редкой мощи.
– Так что?
– У тебя были какие-то планы на будущее?
– Я хотел стать охотником.
– Предлагаю объединить усилия. И присоединиться к моей банде.
– Вас много?
– Будет двое, если согласишься.
Карл опустил взгляд.
– Почему?
– У меня каждую луну кризис, мне нужен кто-то, кто будет меня контролировать. Не очень хочется убивать людей. Да и с твоим зрением из тебя будет прекрасный ночной страж. Идёт?
– У вас есть дом?
– Вообще-то, нет. А ты думал, у настоящих охотников есть дом?
– Нет.
– Ну вот ты и ответил на свой вопрос.
– Вы оборотень?
– Искусственный.
– Как это?
– Становясь охотником – вколол себе слишком большую долю зверина в кровь. Но я вполне адекватен. Если не разозлюсь.
– И вы хотите, чтобы я шёл с вами.
– Не хочешь – я отведу тебя обратно в твою деревню.
– У меня нет пути назад.
– Какое совпадение, у меня тоже. Правда, я хотел вернуться за овцой…
– Вы едите овец?
– Мне нужно сырое мясо. Зрелище трапезы не из приятных, согласен. Но не буду тебя этим угнетать.
Карл ещё какое-то время думал. А что он терял? Он не лгал – пути назад у него не было. Он ненавидел мать. На отчима ему было всё равно. А больше у него не было никого.
– Я согласен.
Логан кивнул. И начал разбивать лагерь прямо на берегу озера.
– Но ты не переживай, я в примерно твоём возрасте тоже из дома сбежал. Дар твой можно контролировать, просто научишься управлять своими эмоциями – и всё. И, к тому же, думаю, беспризорники мы ненадолго. Мне нужно наработать стаж в ещё несколько лет – и меня примут в академию охотников. Что, никогда не слышал? Ах да, это же не западное поселение, а больше нигде никто про это не знает…
И Логан начал рассказывать про академию. Карл слушал и молчал. До утра он не проронил ни слова. Но когда начало светать, Логан обратил внимание на то, что мальчишка, положив голову на его тканевый рюкзак, уснул. Вздохнув, мужчина укрыл его своим плащом. Если бы он только знал, что Карл не спал уже три дня – из-за этих чудовищных видений.
