Анна Ураскова
Камень изо льда
– Тебе нравится в академии? – тем временем поинтересовался Чарльз. Он отвёл мальчишку в комнату, которая была ему выделена, и угостил его чаем.
– Да, очень. Здесь интересно и так красиво… – мальчишка огляделся. – У вас уютная комната.
– На самом деле, я редко живу в ней. За окружной стеной, где ещё территория академии, есть келья. Чаще я провожу внеурочное время там.
– Я ещё не выходил за стену…
– И не нужно. Лишь этот небольшой участок территории ограждён полем тепла. Дальше начинается вечная зима.
Чарльз взглянул на часы.
– Скоро комендантский час, Рафаэль. Тебе нужно поспешить домой.
– Ох, да, конечно… Большое спасибо за чай и за книги, я побегу! – Рафаэль ухватил книги, улыбнувшись мужчине. – Всего доброго!
Мальчишка добежал до жилого корпуса, запыхавшись, но успев. Он как-то совсем потерялся во времени и совершенно забыл о комчасе, после которого покидать общежитие было запрещено. Для «охоты» на нарушителей по двору курсировали патрули дежурных. Как правило, это был либо пятый курс, либо специально нанятые для этого люди.
Рафаэль зашёл в комнату и запер за собой дверь. По шуму воды из ванной он понял, что Карл уже дома. Быстро расставив книжки на полки и сделав нужные закладки, мальчишка переоделся в пижаму, взял ополаскиватель для полости рта и, набрав его в рот, скоро выплюнул его в раковину, стоявшую возле холодильника, который одновременно являлся и столешницей. Так получался угол мини-кухни. Умывшись и попив воды, Рафаэль, замёрзнув, нырнул под одеяло. Он тёр ногу о ногу, чтобы согреть их, и так увлёкся этим занятием, что не заметил, как звук падавшей воды прервался, поэтому вздрогнул, когда рядом появился Карл с накинутым на плечи полотенцем.
– Я сегодня поздновато, немного задержался… – сказал Рафаэль, натянуто улыбнувшись.
– Ничего.
Карл не обернулся, расправляя кровать, после стянул с плеч полотенце, и Рафаэлю первый раз открылась его спина – до этого Карл выходил из ванной уже переодетый в ночное. Мальчишка увидел, как от верхних позвонков до лопатки шёл довольно широкий шрам.
– Откуда у тебя… такая рана?
Этот вопрос вновь вырвался сам собой, Рафаэль не имел в виду ничего дурного. Карл чуть обернулся к нему, и мрачный взгляд юноши Рафаэлю совсем не понравился.
– Поиграл со зверюшкой. Ещё вопросы?
Рафаэль опустил взгляд, покачав головой. Но после, сам не зная, что на него нашло, сказал:
– Сегодня, когда ты… ну, вступился за меня, я кое-что заметил… Твои глаза, они поменяли цвет, будто на них нашла пелена. Что это?
Рафаэль вздрогнул, побледнев. Карл впервые обернулся настолько резко. И его взгляд показался мальчишке настоящей бездной.
– Тебе показалось. Ясно? Просто. Показалось.
– Д-да, ясно… показалось… хорошо…
– А даже если нет – это не твоё дело. Понял?
– Понял…
Рафаэль весь сжался в комок под этим взглядом, Карл отвернулся, натянул на себя футболку и лёг под одеяло, но не на спину – а отвернулся от Рафаэля, выключив свет. Мальчишка поджал губы, тоже быстро погасил свет и забрался под одеяло с головой, отвернувшись от Карла. Он понял, что задел какую-то очень личную тему. И для кого? Для этого человека, который всяческим образом пытался в принципе избегать личных тем для разговора. «Но ведь я не хотел… я не знал. И так неосторожно два раза подряд задал совершенно не нужные вопросы… Наверное, я сделал ему больно» Через пару минут Рафаэль обернулся и сел.
– Карл, извини.
Он подождал. Несколько секунд, полминуты, минуту. Но ответа не последовало. И Рафаэль снова опустился на подушку.
«Я его обидел»
* * *
Прошло ещё две недели, был вечер субботы. После того инцидента Карл больше не разговаривал с Рафаэлем, тот и не навязывался, хотя никак не мог понять, в чём дело. Напряжение, царившее в комнате, очень давило на мальчишку, он боялся извиниться ещё раз, потому что понимал: в тот раз Карл услышал. И специально проигнорировал.
Это время снова прошло незаметно за сумбурным потоком незначительных событий. Рафаэль, казалось бы, спокойно общался с однокурсниками, но всё меньше вмешивался в беседы, больше слушая, и сам цеплялся за компашки, перемещавшиеся от аудитории к аудитории, чтобы не потеряться, однако сами приятели его не звали. Казалось бы, они постоянно были вместе, смеялись, болтали, но уже чувствовался раскол. В более агрессивной среде раскол любой компании всегда начинается раньше обычного… А среда действительно была не из самых благополучных. Логан, наконец, всех выучил и уже не давал спуску. Рафаэлю было тяжело переносить такие физические нагрузки, и он радовался, когда арену ставили последней парой, поскольку сразу же можно было идти домой и завалиться спать. Однако если она была между теор.предметами – это был ночной кошмар, мальчишка не мог оправиться и с трудом что-то записывал. К концу недели его пальцы болели, натёртые рукояткой оружия, он едва ли мог держать ручку или карандаш. Однако его однокурсникам всё это безумно нравилось, они мало уделяли внимания остальным предметам и почти не проявляли интереса к теоретическим дисциплинам. Иногда по вечерам Рафаэль заходил к Чарльзу, но беседы были короткими – мальчишка просто уставал. Но пока держался бодрячком и улыбался.
Однако этим вечером ему стало не по себе. Он представлял себе воскресенье, которое проведёт один, потому что сестра была занята, а с соседом он даже поговорить не мог. Однокурсники уходили во двор играть в футбол, а Рафаэль уставал так, что пользовался двумя днями отдыха, чтобы нагнать домашнее и дать физический отдых организму.
Вечером он прошёл на арену, к конюшням, и нашёл там своего коня, зашёл к нему в загон, сел в угол и начал кормить его морковкой, которую купил.
– Вкусно, Гром? По-моему, тут хорошая морковка… – мальчишка гладил коня по широким ноздрям, когда тот наклонялся за очередным угощением. – Вижу, с тобой тут хорошо обращаются. Грива причёсана, подковы хорошие стоят… Я никогда не научусь подковывать лошадей, наверное. Помнишь, ты меня лягнул, когда ещё был жеребёнком? А я помню, было больно… Здорово, что потом мы подружились.
Конь фыркнул, потряс гривой, и уткнулся тёплым носом в не менее тёплую ладошку Рафаэля, тот улыбнулся.
– Скучно тебе здесь, наверно. Верховая езда у нас тут не так часто… Да, знаю, что наверняка на тебе ездит кто-нибудь ещё. Но ты не злись на них. У их просто нет своих коней, а ты такой сильный и красивый. Конечно, все хотят на тебе покататься.
Рафаэль вздохнул и уже хотел подняться, когда вдруг расслышал какие-то посторонние звуки. Конюшни выходили непосредственно на арену, и вход в них был настежь открыт. Мальчишка подобрался к щели в ограждении и вгляделся в приближавшиеся фигуры.
– А ты не пробовал ему отказывать?
В поле зрения, наконец, попал Карл, но голос принадлежал не ему. Юноша направлялся к конюшне.
– Какое тебе до этого дело?
Рафаэль поразился: Карл разговаривал так не с кем попало. А с преподавателем. Это был Логан, шедший следом.
– Это становится не смешно и даже не по-геройски, Карл. Ещё полчаса под снегом – и ты бы замёрз насмерть.
– Не думаю, что ты бы пришёл ко мне на похороны.
– Речь не обо мне, речь о тебе, идиот!
– С каких пор тебя стало это так волновать? – Карл обернулся, уже у самого входа в конюшню, свирепо взглянув на Логана. – Если я не вернусь – академия от этого не много потеряет. Ты не потеряешь точно.
– Прекрати немедленно. Ты не имеешь права так со мной разговаривать.
– Тебя что, задевает, что Вольфганг отправляет меня, а не тебя?
– Я давно перестал ему подчиняться. Я просто преподаватель.
– Если я и подчиняюсь чьим-то приказам, то только потому, что сам так хочу.
– Да я заметил.
На мгновение повисла пауза.
– Договаривай, – Карл сжал кулаки.
– Тебе жить надоело, как я вижу.
– Знаешь, после того случая во мне пробудилось желание жить. Пусть и с ножом в спине. Я готов был тебе простить удар в спину. Но не удар в сердце.
Карл отвернулся и направился к загону.
– Карл.
Юноша остановился, но не обернулся. Рафаэль увидел, какая мрачная тень упала на лицо его соседа. Логан стоял в дверях, смотря в спину Карла.
– Не проходит и дня, чтобы я не сожалел об этом.
Карл какое-то время стоял, не шевелясь, но после раздалась столь холодная фраза, что даже Рафаэля передёрнуло:
– Я больше не верю тебе.
Мальчишка вздрогнул, забившись в самый угол загона своего коня – Карл зашёл в соседний загон, ухватив за поводья коня, мгновенно выведя того из сонного состояния. Рафаэль надеялся, что его не заметят. Однако взгляд Карла упал как раз на то место, где сидел мальчишка. Их взгляды встретились, по спине Рафаэля пробежали мурашки. Этот взгляд… нет, он не был страшен, как в тот день, когда он невольно разозлил юношу. Этот был спокойным… но настолько безразличным, что создавалось впечатление, будто на тебя смотрит искусно созданная восковая фигура. После нескольких секунд зрительного контакта, Карл вывел коня из загона, закрыв его за собой, и скрылся, не проронив больше ни слова. Когда Рафаэль отдышался после столь странной сцены, невольным свидетелем которой он стал, юноша поднялся и огляделся. Логан куда-то исчез.
Проснувшись в комнате утром в абсолютном одиночестве, Рафаэль понял: Карл уехал надолго.
* * *
– Эмма, упадёшь!
– Нет-нет, всё в порядке…
Эмма крепко держалась за поводья, пусть и была довольно рассеянна. Идина повела глазами, после уселась поудобней в седле, справа от Эммы, слева от неё была Нима. Как та и сказа, 3 и 4 курс занимались верховой ездой вместе. Эмма была невнимательна, накануне она повидалась с братом, и тот не показался ей счастливым. Конечно, он улыбался, говорил, что всё хорошо, но какой-то огонёк исчез из его взгляда. И это очень беспокоило девушку, ведь у неё почти не было свободного времени, чтобы узнать, случилось ли что-то.
Занятия по верховой езде в этот день вёл Логан, хотя обычно предпочитал отдавать этот аспект заменявшим его преподавателям, которые специализировались лишь на этом. Кони в его присутствии слушались своих наездников и наездниц безукоризненно, но всегда шугались, если он, словно дрессировщик, ударял хлыстом о поверхность арены. Эмма заметила, что Нима держалась крайне сдержанно и почти всё время хмурилась во время этих занятий. Идину же всегда укачивало, она крайне плохо держалась в седле. Девушки буквально перетерпели это занятие, скрылись в раздевалке и после, чуть замешкавшись из-за приходившей в себя Идины, вышли позже остальных. Все три обернулись, когда их окликнули. Логан восседал на коне, который переступал с ноги на ногу, поскольку его только что остановили. На губах мужчины была улыбка.
– Долго же вы собирались, юные леди. Принимали душ?
– Не ваше дело, – холодно сказала Нима, ухватила Эмму и Идину, к их удивлению, за плечи и отвернула от Логана, выведя за пределы арены. Едва они покинули площадку, девушка стала мрачнее тучи.
– Ты чего? – осмелилась спросить Идина. Впрочем, «осмелилась» здесь неуместно – речь, скорее, шла об отсутствии чувства такта.
– Чёртов бабник, ненавижу его, – сквозь зубы проскрежетала Нима. – Старый козёл.
– Да не такой уж старый, – пожала плечами Идина. – Сколько ему, лет тридцать…
– Тридцать семь, – прервала её Нима.
– Ого, прямо так точно знаешь. С чего бы?
– У нас давняя взаимная антипатия на фоне учебного мировоззрения и взгляда на концепцию «охотника».
– Чувствуется. Между вами только что искры не летают.
– Ладно, не о нём речь, – сухо закончила разговор Нима. – Эмма, ты отчего-то очень рассеянная.
– А?.. Ах, да… простите, всё хорошо.
– С твоим светловолосым солнышком что-то случилось?
– Ты про Рафаэля?..
– Про кого же ещё. Такого чудного, милого юношу я ещё никогда не видела. Ребёнок ведь ещё, что он тут забыл.
– Я никак не успеваю к нему зайти, а у него, кажется, не всё в порядке.
– Так позвони.
– Он так и не купил коммуникатор.
– Он стоит всего-ничего.
– Не в этом дело – он забывает. Да и я предпочту говорить вживую… Он ведь никогда не признается, что что-то не так. А по глазам хотя бы что-то понять можно.
– У вас, кстати, такие разные глаза, – заметила Нима.
– Да? А, по-моему, цвет одинаковый, – пожала плечами Идина.
– Нет. У Эммы они зелёные, а у парнишки… даже не знаю, как сказать. Если бы соединили изумруд с бирюзой – получилось бы что-то такое.
Эмма скромно улыбнулась, не став как-то комментировать эти слова. Они расстались с Нимой, отправившись каждый на свои занятия. Когда девушка разобралась со всеми своими делами, было уже около 9 вечера, и сил идти к брату просто не было. Она лишь подошла к окошку, с некоторой грустью взглянув на потемневшее небо, в котором ветер гонял тучи. Если здесь начинались дожди – это было надолго.
Первые две недели их прибытия сюда светило тёплое солнце. Теперь же над академией сгустились тучи.
Глава 2
В кабинете уже было темно, очертания мебели терялись в темноте по мере удаления от единственного источника света. Книги, оружие, щиты. Дерево, металл, стекло. Комод, шкаф, ящики. Два кресла, стол, лампа. И полумрак, всё это покрывавший. Вольфганг сидел за столом, просматривая какие-то старые, пожелтевшие бумаги. В кресле, в тени сидел его ночной гость. Впрочем, из-за него лампа и горела столь тускло – он предпочитал полумрак.
– Наделал ты дел, конечно… – сказал, наконец, Вольфганг, вздохнув, приложив ладонь ко лбу. – Разрушил ось, хочешь покончить с тем, что осталось… Правильно ли это.
– Не нам решать, что правильно, – этот голос, исходивший из темноты, завораживал. Глубокий, твёрдый, как сталь, но мягкий, как бархат.
– Но именно это ты и делаешь. Решаешь, что правильно… Я буду чувствовать, что я виноват.
– Ты виноват ровно настолько, насколько ты прав. Вечная проблема тех, кто за кого-то в ответе.
– Но почему такое решение?
– Я многое пережил, Вольфганг. История моей Академии дошла до своего логического завершения. И если мне удастся довести последний 5 курс до конца, это будет лучшее, что я сделаю в жизни.
– Не преувеличивай. Все знают, что ты очеловечился.
– Стоит ли этим гордиться такому, как я.
– И всё же…
– Пойми, Вольфганг, – продолжил пришедший, откинувшись к спинке кресса. – В тот день я не мог оставить им жизнь. Я их уничтожил. История покрыла эту карту. Остались мы. Верней, на тот момент был твой предшественник…
– Именно. Поэтому твои мотивы не до конца мне понятны.
– Даже чудовище, подобное мне, на финальной стадии своего развития устаёт и пытается как можно реже обагрять руки. Поэтому просто поверь – причины были. Но это было давно, и нет смысла ворошить прошлое. Пока я жив, я должен завершить ту историю, которую начал.
– Не верится, что кто-то может тебя убить.
– У старых грехов длинные тени. За мной идут. Когда последний студент уйдёт с территории Академии, её не станет. Тогда не останется ничего от целесообразности существования твоей.
Вольфганг какое-то время молчал, ни одного из них двоих не смущала эта пауза.
– Демоны живут дольше, тем более – Высшие, – наконец, сказал охотник. – Их вечность может оборваться лишь по высшему приказу…
– …или собственному желанию.
– Ты собрался?..
– …перевернуть страницу.
Вновь пауза. Охотник поднялся, пройдя к окну и открыв его. На улице хлестал дождь.
– Ты тот, кто основал Академию Демонов, но инициатором был Верховный Охотник.
– Поверь, я помню это, как будто это было вчера.
Мужчина, сидевший в тени, закрыл глаза, от которых, казалось, в темноте шло холодное свечение, и заговорил негромко и размеренно, будто это был давно заученный текст, который он уже не раз, впрочем, произносил:
– Ось Трёх Академий создавалась, как огромная машина, которая выпускала бы тех, кто раньше существовал отдельно друг от друга и вклинивался в мир людей. Академия Вампиров держит… держала под своим контролем чистокровных и некоторых полукровок. Академия Демонов – от чистокровных до простых обращённых, печатников и простых низших. Академия Охотников собрала в своих стенах тех, кто борется против первых двух. Заключённые соглашения обязывают главу каждой академии считаться с мнением остальных. Чтобы избежать кровопролитных войн, мы обязывались держать своих подопечных под контролем. Но жизнь оказалась слишком непредсказуемой, Вольфганг. Я всегда уважал глав этой академии. И лишь с вампирами никогда не мог найти общий язык. Они не умеют пользоваться вечностью. А вы – цените каждое мгновение, потому что ваша жизнь ничтожно коротка.
– Неудивительно слышать это от того, кто хочет прервать свою собственную вечность, – сказал Вольфганг, смотря в окно.
– Я не говорил об этом.
Охотник, наконец, обернулся.
– Сколько у меня ещё лет?
– Пять. Я набрал последний курс в этом году. После… всё будет зависеть от тебя. Ты можешь ничего не уничтожать. И зачем. Тебе это не будет столь принципиально, как мне, ты не возводил эти стены. Моё же детище умрёт со мной.
Вольфганг едва заметно, горько улыбнулся, повторив:
– «Не говорил об этом…» Хорошо. Когда выпустится нынешний пятый курс – я подумаю, стоит ли делать новый набор. Но просто пойми, Лукас…
Кажется, он впервые назвал его по имени. Назвал по имени эту легенду их мира.
– Да, ты прожил десяток человеческих жизней, ты амбициозен, ты силён. И ты забираешь всё с собой.
– Кроме того, что я люблю.
– Высший Демон, который любит…
– Случается. Отчасти, это одна из причин моего поведения.
– Тем не менее. Ты успел устать, и это нормально. Мы, люди – не столь сильны духом, чтобы уничтожить не из ненависти то, что… То, что стояло веками, что было домом, убежищем тысячам, нам подобным.
– Ошибаешься, друг мой. Люди куда более сильны духом. Но я надеюсь, что в ближайшем времени не подвернётся возможности убедиться в этом, – тень мужчины поднялась, так и не выйдя в свет. – Что ж, боюсь, больше у меня не будет времени навестить академию. Через пять лет в это время, думаю, я буду уже в ином месте. Могу лишь пожелать удачи. Потому как нечто серьёзное вновь назревает в воздухе. Так же было… чуть меньше пятидесяти лет назад. Как раз в тот год, когда я уничтожил академию вампиров.
– Я отниму счастье и дом многих, – всё же, сказал Вольфганг. Гость, уже направившийся к двери, чуть обернулся и сказал:
– Единственное счастье, Вольфганг – это быть рядом с тем, кого любишь. Остальное – иллюзия.
И его тень слилась с темнотой. Почему-то Вольфганг был уверен, что больше никогда его не увидит. Мужчина вернулся за стол, опустив взгляд к бумагам.
Однако почти сразу дверь открылась вновь, пусть и почти беззвучно. Охотник поднял взгляд.
– Вижу, тебе катастрофически не везёт на погоду по возвращении.
– Это был директор Академии Демонов?
– Да.
Карл снял с себя плащ, кинув его на подоконник, закрыв окно. Его волосы были сырые, вид усталый.
– Великие уходят, Карл. Боюсь, скоро и нас всех… настигнет конец.
– Ненавижу воду.
Юноша прошёл к креслу рухнул в него, выдохнув и кинув на стол директора тетрадь, переплёт которой был кожаный, причём на обложке, тоже кожаной, был грубый шов – видимо, кожа рвалась.
– Если ливень не уничтожил записи… Мой почерк должен быть разборчив.
Вольфганг взял тетрадь, открыв её, коротко улыбнувшись.
– Ты всё чаще пишешь правой рукой. Когда ты только поступил сюда – писал лишь левой.
– Это что-то меняет?
– Нет. Я прочту это после. Так что?
Карл открыл до этого закрытые от усталости глаза.
– Всё написано. Но они явно расширили территорию.
– Думаешь, они хотят всё восстановить?
– Я ничего не думаю. Я лишь добыл сведения.
– Вижу, у тебя дурное расположение духа.
– Невозможно за пару лет восстановить то, что стояло несколько веков, и было разрушено за минуту.
– Если только они не найдут источник энергии достаточной мощности.
– Таких всего два. Было три. Они будут их искать.
– Хотел бы я быть столь же уверен, как и ты… Можешь идти, Карл. Благодарю за работу. Вернёшься за записями завтра.
Карл кивнул и поднялся, взяв плащ и направившись к двери, когда ему в спину раздалось:
– Выпускной год, да?
Карл остановился, сказав холодно:
– Видимо.
– Куда планируешь отправиться?
– В самое пекло. Доброй ночи.
Не желая больше ничего слышать, юноша покинул кабинет директора. Он мрачно окинул взглядом творившийся на улице природный кошмар, накинул на голову капюшон плаща и прошёл до жилого корпуса. Ни один из патрулей его не остановил – все прятались от ливня в зданиях. «В такую погоду враг легко может проникнуть в академию, потому что охотники испугались обычного дождя»
Юноша пришёл в комнату, когда было около полуночи, немного удивлённо взглянув на Рафаэля, который сидел за письменным столом. Мальчишка поднял к нему взгляд, смотря на него несколько секунд, но после вернулся к чтению. Ни один ничего не сказал.
Когда Карл ложился спать – мальчишка ещё работал.
* * *
Рафаэль ковырял вилкой в тарелке, сидя в маленьком кафе, которое было альтернативой столовой, но платной, как раз на время выходных, плюсом – для смены обстановки. Неподалёку, дальше по длинному столу, сидели остальные первокурсники. Мальчишка, всё же, приобрёл коммуникатор, это был прибор, напоминавший телефон, позволявший «звонить» друг другу, но действовал он лишь на территории академии. Эмма позвонила ему и сказала, что не сможет встретиться с ним за ужином, и пообещала, что на следующее утро постарается успеть к завтраку. На губах Рафаэля не было улыбки, он смотрел на кусочки чечевицы, которые совсем не хотел есть, но они были наиболее дешёвыми, а тратиться без сестры он и не думал.
Его однокурсники о чём-то оживлённо болтали, обсуждая недавние тренировки, разбитые носы, вывихнутые запястья, подвёрнутые ноги и даже один-единственный выбитый зуб. Рафаэль пока отделывался синяками, но только потому, что на арене пытался оставаться в тени и никогда не вызывался сам. Единственное, что ему удавалось там – это верховая езда, но она была не так часто, всего раз в неделю.
Рафаэль поднял взгляд от своей тарелки, когда голоса вдруг затихли. В кафе зашёл Карл, окинувший присутствовавших взглядом. После паузы и тишины в несколько секунд, все принялись делать вид, что говорят о чём-то своём, хотя к прерванной теме никто так и не вернулся. Один Рафаэль не отвёл взгляда от юноши. Тот прошёл к кассе, поставил на поднос какую-то еду и ушёл в самый угол, к дальнему столику на двоих, у которого, впрочем, стоял лишь один стул. Отвернувшись от болтавших студентов, Карл начал ужинать, мрачно смотря в поверхность супа и жуя кусок хлеба. Рафаэль так и продолжал за ним наблюдать.
Они не обмолвились ни словом с тех пор, как юноша вернулся. А прошло несколько дней.
«Я должен понять, кто он»
* * *
К кому он мог обратиться, поставив перед собой эту задачу? Точно не к самому Карлу. Это было бы верхом глупости и бестактности. К Эмме? Но она уже сказала всё, что знала о нём. То, что «про него мало, что знают, на самом деле». И тогда Рафаэль наткнулся на другую мысль. Вспомнив тот инцидент у конюшни на арене.
Когда эта идея пришла ему на ум, он сидел на трибуне арены, ожидая свой бой. Или упражнение. И так задумался, что не с первого раза услышал своё имя. Когда Логан уже откровенно рявкнул, мальчишка вздрогнул и вскочил с места, слыша, как смеются ему в спину. Он сбежал по ступенькам, взяв арбалет, который ему дали, тот был для него очень тяжёлым. Логан посмотрел на него сверху вниз.
– Вечно витаешь где-то. Задание слышал?
– Стрелять по мишени?
– Это ты делал неделю назад. Стрелять по мишени на ходу.
Рафаэль обернулся, чуть побледнев. По отмеченной мелом дорожке шли препятствия – с двух сторон стояли две полосы первокурсников, которые держали огромные шары на верёвках, скорее напоминавшие груши. И, очевидно, по мере продвижения мальчишки вперёд – они должны были пытаться сбить его этими грушами.
– Но…
– На выполнение задания минута. Не уложишься с третьей попытки – пятьдесят отжиманий или сто приседаний на выбор. Время пошло!
Рафаэль вздрогнул, подняв арбалет, направившись вперёд. Но едва он прицелился, как оружие выбило из рук грушей. Раздался смешок.
– Не смеяться! – резко сказал Логан. Рафаэль растерянно, быстро поднял арбалет и поспешил дальше, но едва успел остановиться, прижав оружие к себе – перед ним пролетело ещё одно препятствие. Он хотел сделать шаг назад, но его вскользь задело грушей, которая пролетела сзади. Мальчишка встал, как вкопанный, боясь пошевелиться, чтобы его не сбило.
– Иди вперёд и стреляй! У тебя три выстрела.
Рафаэль вновь выставил арбалет вперёд и выстрелил, чудом попав в самый край мишени, после быстро сделал шаг вперёд, снова попытавшись прицелиться, но его сбило с ног.
– Вышла первая минута. Иди в начало.
– Но…
– Начинай сначала, время пошло!
Рафаэль вскочил на ноги и вернулся на несколько шагов назад. Да, он так недалеко ушёл… Но дальше не было легче. Его ещё несколько раз задело вскользь, он ронял арбалет, его движения были неуклюжими, словно разрозненными, в них совершенно не было координации. Он успел выстрелить два раза и продвинуться ещё на пару шагов, по большей части таясь в «слепой зоне» между грушами, поэтому вновь не успел дойти даже до середины. На третьем круге у него закружило голову. Он посмотрел вперёд, опустив арбалет. И увидел стоявших за грушами однокурсников. На их насмешливых лицах были злые улыбки, они караулили его, чтобы сбить с ног, чтобы ударить как можно сильней. Рафаэля снова окрикнули, он сделал судорожный шаг вперёд, после добежал до середины, выставив перед собой арбалет, приготовившись стрелять. И после пространство пошатнулось, он ощутил два удара за одну секунду. Или больше – просто не уловил.
– Стоп, остановить, – мальчишка услышал голос Логана из отдаления. Он приподнялся, но голову страшно кружило. Один из ударов грушей сбил его с ног, да так сильно, что Рафаэль улетел метра на полтора. Второй, видимо, ему предшествовавший – ударил по арбалету, сбив его в сторону мальчишки, и тот оставил на лбу и под глазом Рафаэля живописный отпечаток. Логан помог Рафаэлю подняться, хотя тот едва держался на ногах.
– По очереди – до конца занятия пройти всем оставшимся. Потом свободны, – сказал мужчина, поведя Рафаэля за собой. Верней, держа его обеими руками за плечи, «выправляя» его маршрут. Мальчишка слышал, как кто-то смеётся.
Логан отвёл его в какую-то комнату – нечто вроде «учительской», но поскольку она находилась на арене, то и напоминала больше походное убежище. Сказав Рафаэлю посидеть прямо, мужчина порылся в ящике и достал оттуда бутыль, в которой что-то плавало.
– Приложи к голове. Сотрясений нам не хватало. Откуда ты вообще такой здесь взялся, – сказал Логан недовольно. Впрочем, стоит отметить, что в его словах, в его тоне не было ничего злого.
– Простите…
– Закаляйся как-нибудь. Мышечную массу набирай, упражняйся. Иначе тебя зашибут здесь. У тебя ещё пары есть?
– Да.
– Сколько?
– Ещё две.
– Сейчас, напишу тебе записку. Принесёшь в медкрыло, скажешь, чтобы тебе дали то, что я напишу, и отпустят с занятий на сегодня.
Логан сел за стол, представлявший собой несколько сбитых досок, и начал писать что-то на клочке бумаги карандашом. Рафаэль, всё ещё пошатывавшийся, решился и заговорил:
– Сэр… Простите мне этот вопрос, но я хотел с вами поговорить…
– О чём?
– Не о «чём», а о «ком»…
– Я слушаю.
– О Карле.
Звук писавшего что-то карандаша затих, Логан замер, после обернулся. Он окинул Рафаэля взглядом с ног до головы, после пнул какой-то стул, повернув его к мальчишке.
– Присядь, малец. Раз есть разговор.
Рафаэль немного удивился, но сел, так и держа бутылку у лба. Логан нахмурился, ухватил мальчишку за запястье и отнял её от головы, кожа уже успела замёрзнуть.
– Голову ещё давай отморозь. Где вас только таких находят, непутёвых.
Рафаэль немного покраснел, виновато опустив взгляд. Логан внимательно на него смотрел, через какое-то время сказав:
– Ну я слушаю. Почему вдруг Карл?
– Мы соседи, и… просто… Мы почти не общаемся. А если общаемся – это тяжело. И я просто хотел узнать… К нему как-то очень странно относятся здесь.
– Почему ты решил спросить именно меня?
У Рафаэля скрутило в животе. Рассказать?.. Нет, не стоит.
– Вы преподаватель, вы должны его знать…
– Ты думаешь, преподаватели знают его лучше, чем студенты?
– Мне так казалось…
Рафаэль не умел лгать, совершенно. И Логан это уловил, но вид мальчишки был настолько жалкий в эту секунду, что он не стал допытываться. Скрестив на груди свои мощный руки, он откинулся к стене, к которой был прислонён стул.
– Я не думаю, что ты спрашиваешь того человека, парень, но раз уж ты ко мне обратился… Карл учится здесь уже довольно давно. Как ты заметил, на возраст выпускника он не выглядит.
– Он говорил, что ему 26…
– Хм, значит, тебе удалось с ним поговорить? Поздравляю. Потому что в последнее время это стало проблемно, – одёрнув сам себя, осознав, что сказал лишнее, Логан продолжил:
– Этот юноша уже давно, можно сказать, живёт в академии. Он пришёл сюда ещё подростком. В 16 он «поступил», но не учился совершенно, предпочитая посещать исключительно практические занятия. В силу своей… специфики – не спрашивай, какой – он мог себе это позволить, потому что вскоре он обскакал даже самих пятикурсников по параметрам опыта. Им заинтересовался директор Вольфганг и стал поручать ему задания, для исполнения которых ранее обращался к профессиональным охотникам. Почему Карл не хочет учиться, как все – спроси его сам, если осмелишься. Парень он сложный, пойди, разбери, о чём он думает. Так что мой тебе совет, малец. Ну не лезь ты не в своё дело. Дорого встанет. А так целее будешь.
– Я видел, что у него на спине шрам…
Возможно, Рафаэлю показалось, но Логан на несколько мгновений замер, словно ошеломлённый. Впрочем, быстро придя в себя, он сказал:
– Не удивлён. Из таких миссий, в которые его отправляют, иногда и вовсе не возвращаются. Наверняка он получил этот шрам во время одной из них.
– То есть… он всегда был таким?
Логан задумался.
– По большей части – да. Но совсем его переклинило года три назад. Опять же, вопрос, почему, – последнее мужчина сказал уже менее уверенно. Он явно знал ответ. Явно знал он и то, каким Карл был раньше.
– Ладно, спасибо вам… за разговор. Я могу идти, наверное.
– Да, только возьми кого-нибудь с собой, чтобы тебя довели до госпиталя. Не нравится мне твоё состояние. Тебя всё ещё шатает, неплохо об землю приложило.
Рафаэль кивнул, прекрасно зная, что пойдёт один. Он прошёл к двери, когда услышал:
– Но лучше не трогай парня, малец. У него тяжёлое прошлое. Такое ворошить никому не захочется.
И дверь за уже обернувшимся что-то сказать Рафаэлем закрылась. Мальчишка опустил взгляд и молча поплёлся в госпиталь.
* * *
Вокруг мальчишки начали хлопотать медсёстры, думая, к кому его направить. От этого броуновского движения у Рафаэля только ещё больше закружило голову, и он сказал, что ему бы просто отдохнуть… Наконец, одна из медсестёр отвела его в кабинет дежурного.
