Анна Тодд
После падения
Глава 16
Тесса
Крошечный участок сознания продолжает посылать предупредительные сигналы остальному мозгу, полностью занятому Хардином и всем, что с ним связано. Голос разума, точнее, то, что от него осталось, говорит, что нужно задать вопросы, но я не могу просто взять и спросить его о произошедшем. Я и так задаю ему много вопросов.
Больший сектор мозга побеждает. Действительно ли я хочу устроить скандал и обвинять Хардина в том, что может оказаться обычным недоразумением? Он мог быть просто зол на Стеф за то, что та пригласила Молли на встречу. Я не все отчетливо слышала, возможно, он меня защищал. Он только что признался, что солгал насчет исключения, – зачем же ему врать сейчас?
Хардин садится на кровати, берет мою руку в свою, усаживает меня к себе на колени.
– Ну, все серьезные темы мы обсудили, твой отец заснул. Думаю, нужно найти новый способ, чем себя занять… – Я не могу не улыбнуться вместе с ним.
– Ты думаешь только о сексе? – спрашиваю я, игриво прижимаясь к нему грудью.
Он откидывается спиной на кровать и одной рукой подтягивает меня наверх, закидывая мою ногу на себя. Сажусь, сжимая его бедрами, а он тянет меня вниз так, что наши лица соприкасаются.
– Нет, я частенько думаю и о других вещах. Например, думаю о твоих приоткрытых губах…
Наши губы соединяются. При поцелуе чувствую легкий аромат мяты; его губы бьют меня сильным электрическим разрядом, но он все же не такой мощный, чтобы заставить меня не желать большего.
– Я залезу лицом тебе между ног, пока ты… – начинает он, но я протягиваю руку и закрываю ему рот.
Он игриво лижет мою ладонь, а я вырываюсь.
– Фу! – Я морщу нос и вытираю влажную ладонь о его черную рубашку.
– Я тихо, – шепчет он, поднявшись с кровати и вытягиваясь напротив меня. – Конечно, если ты не хочешь большего.
– Мой отец… – напоминаю я гораздо менее уверенно.
– Да при чем тут он? Это наш дом, если ему не нравится, может уходить.
Я полусерьезно смотрю на него.
– Не будь грубияном.
– Я не грубиян, просто хочу быть с тобой каждый раз, когда я этого хочу, – заявляет он, и я закатываю глаза.
– У меня тоже есть право голоса; ты говоришь о моем теле. – Я стараюсь сдерживать бешено стучащее сердце и не чувствовать знакомое томление.
– Разумеется. Но я знаю, что если я сделаю так… – Он проводит рукой между нашими телами вниз, под пояс моих штанов и трусиков. – Смотри-ка, я знал, что ты уже готова, когда начал говорить о еде…
Я прижимаюсь губами к его губам, чтобы заставить его грязный рот умолкнуть, и не могу удержаться от стонов, когда он проводит пальцам по моему клитору. Он едва касается меня, намеренно мучая таким образом.
– Даааа… – шепчу я, и он надавливает сильнее, проталкивая палец в меня.
– Я так и думал, – усмехается он, медленно двигая пальцем.
Он быстро перестает ласкать меня и кладет рядом с собой. Прежде чем я успеваю что-то сказать, он садится, хватается за мои штанины, стягивает до уровня бедер. Я сгибаю ноги в коленях, помогая ему, и он сдергивает с меня и трусы. Без лишних слов он жестом командует подняться повыше к изголовью. Я отползаю на локтях и прислоняюсь к спинке кровати. Он ложится передо мной на животе, обхватив обеими руками мои бедра, раздвинув их. Он ухмыляется:
– По крайней мере, постарайся потише.
Глаза мои закрываются, но его теплое дыхание заставляет меня напрячься, сначала немного, но он приближается, и напряжение увеличивается. Внезапно по мне скользит язык, я возбуждаюсь еще сильнее и хватаю желтую декоративную подушку, которую Хардин называет отвратительной. Закрываю лицо, чтобы приглушить собственные непроизвольные стоны, а его язык начинает двигаться все быстрее и быстрее.
Внезапно он срывает подушку с моего лица.
– Нет, детка, смотри на меня, – командует Хардин, и я медленно киваю.
Он прижимает палец к моим губам, и язык снова скользит по мне. Переместив руку, он попадает в самое чувствительное место. Мои ноги вытягиваются в струнку. Прикосновения к клитору просто восхитительные, его палец медленно движется кругами, и одно только это легкое прикосновение мучительно сладко.
Повинуясь его требованию, я смотрю на него сверху вниз: жесткие волосы закинуты назад, волной возвышаясь надо лбом, спадает лишь одинокая прядь, которую он то и дело отбрасывает, когда опускает голову. Наполовину видя, наполовину воображая, как его губы касаются меня, я резко усиливаю ощущения, и я знаю, просто знаю, что не смогу сидеть тихо, когда начинает накапливаться медленная волна наслаждения. Одной рукой зажимаю себе рот, другой хватаю его за волосы, смещаясь так, чтобы встретиться с его языком. Это просто безумное наслаждение.
Тяну за волосы, слышу, как он стонет, заставляя меня возбуждаться все сильнее и сильнее.
– Жестче, – хрипит он.
Что?
Он тянется к моей руке и кладет свою ладонь поверх моей, заставляя тянуть его сильнее… Он хочет, чтобы я тащила его за волосы?
– Давай, – произносит он. Взгляд его полон желания. Хардин начинает двигать пальцами, затем опускает голову и помогает языком. Я резко тяну его за волосы. Его глаза закрыты. Когда они открываются, то в них горит яркий нефритовый огонь. Он смотрит на меня, но мое зрение на мгновение становится нечетким. – Давай, детка, – шепчет он.
Я замечаю, как его рука тянется вниз, между его ног, но не могу пошевелиться. Он поглаживает рукой свой твердый член, чтобы достичь оргазма одновременно со мной. Никак не могу привыкнуть к тому, что чувствую от его прикосновений. Глядеть, как он ласкает себя, ощущать его горячее дыхание, которое становится все тяжелее…
– Ты такая вкусная, детка, – бормочет он мне, двигая рукой все быстрее.
Сама того не понимая, я впиваюсь зубами в свою ладонь, когда достигаю высшей точки наслаждения, все еще цепляясь за его волосы.
Я дергаюсь. И затем еще немного, слабее.
Когда я прихожу в себя, то вижу, что он переместился, положив голову мне на живот. Его глаза закрыты, грудь часто колышется вниз-вверх. Я поднимаю его за плечо, пытаясь переместиться между его ног.
Он замирает и смотрит на меня.
– Я… гм, я уже все, – сообщает он.
Я смотрю на него.
– Я уже кончил… – Похоже, он совершенно изнемог.
– А.
Он лениво улыбается полупьяной улыбкой и поднимается с кровати. Затем подходит к шкафу, открывает нижний ящик и достает пару белых спортивных шортов.
– Мне явно нужно принять душ и переодеться. – Он указывает на промежность, где на джинсах, несмотря на их темный цвет, явно просматривается мокрое пятно.
– Прямо как в старые добрые времена? – улыбаюсь я, и он тоже улыбается, глядя на меня.
Хардин подходит и целует меня в лоб, затем еще один раз, в губы.
– Хорошо, что ты не потеряла свою возбудимость, – замечает он, подходя к двери.
– Она не моя, – напоминаю я, и он, качая головой, выходит из комнаты.
Я тянусь к своей одежде на краю кровати, молясь, чтобы отец все еще спал на диване и чтобы, если он вдруг проснулся, не попался на пути Хардина в ванную. Через секунду дверь в ванную закрывается, и я встаю, чтобы одеться.
Проверяю свой телефон, жду голосовое сообщение от Сандры, но ничего нет. Вижу маленький значок конверта в верхнем углу экрана, новая эсэмэска; может быть, она занята и решила отправить мне эсэмэс.
Я открываю сообщение и читаю: «Мне нужно поговорить с тобой».
Читаю имя отправителя: «Зед» – и охаю. Удалив сообщение, кладу телефон обратно на стол. Меня начинает терзать любопытство, и я ищу телефон Хардина. Мое сердце тяжелеет, когда я вспоминаю последний раз, когда я смотрела в него. Добром это не кончится.
Но на этот раз я знаю, что он ничего не скрывает. Это невозможно. Мы сейчас совершенно в другой ситуации. Он сделал ради меня татуировку… Только он не хочет ради меня переехать. Но мне ведь не о чем беспокоиться. Верно?
Я осматриваю комод, но на поверхности его нет, это означает, что он ушел с телефоном в ванную. Это ведь нормально?
«Мне не о чем волноваться; я просто псих и параноик», – напоминаю я себе.
Прежде чем погрузиться в кроличью нору беспокойства, убеждаю себя, что я не должна рыться в его мобильном, что сама бы я была в ярости, если бы он так сделал.
Хотя он, вероятно, так и делает. Просто я его еще не поймала.
Дверь в спальню внезапно открывается, и я подпрыгиваю, словно действительно занималась чем-то подозрительным. Хардин переоделся, в футболке, босиком, в спортивных шортах, из-под которых видны черные трусы.
– Ты в порядке? – спрашивает он, вытирая белым полотенцем мокрые волосы.
Мне нравится, что его волосы кажутся темнее, когда они мокрые; они контрастируют с зелеными глазами, о таком сочетании можно только мечтать.
– Да. Что-то ты недолго пробыл в душе. – Я сажусь на стул. – Надо было тебя побольше испачкать, – говорю я, стараясь, чтобы он не заметил, как дрожит мой голос.
– Я спешил, чтобы тебя увидеть, – неубедительно заявляет он.
Я улыбаюсь.
– Ты голодный?
– Да, – признается он с веселой улыбкой. – Я проголодался.
– Я так и думала.
– Твой отец еще спит, он собирается остаться здесь, пока нас не будет?
Все мои волнения испаряются.
– Ты пойдешь со мной?
– Думаю, да. Но если там будет так скучно, как я думаю, я останусь только на одну ночь.
– Хорошо, – с сожалением говорю я.
Но внутренне я просто в восторге: раньше он не уедет. Он просто обязан соблюсти приличия.
Он облизывает губы, и я снова думаю о том, как он двигался между моих бедер.
– Могу я кое о чем спросить?
Он смотрит на меня и кивает:
– Да – Он садится на кровать.
– Ты… ну, понимаешь, это потому, что я тянула тебя за волосы?
– Что? – смеется он.
– Тебя нравится, когда я тяну тебя за волосы? – Я краснею.
– Да, конечно.
– А. – Не могу даже представить, какая я сейчас красная.
– Для тебя это странно? Что мне это нравится?
– Нет, мне просто интересно, – честно отвечаю я.
– У каждого человека есть вещи, которые он мечтает попробовать во время секса; а у меня это одна из таких вещей. Я не знал об этом до сегодняшнего дня. – Он улыбается, совершенно не смущаясь, что мы говорим об этом.
– Вот как? – Я волнуюсь при мысли, что со мной он открыл кое-что новое.
– Ага. То есть меня тянули за волосы и другие девушки, но это было по-другому.
– А, – говорю я уже в десятый раз, но на этот раз более равнодушно.
Видимо, не поняв моей реакции, Хардин с любопытством смотрит на меня.
– А есть что-то, что тебе нравится, чего я еще не делал?
– Нет, мне нравится все, что ты делаешь, – тихо отвечаю я.
– Да, я знаю, но, может, есть что-то, чего ты хочешь, чего мы еще не пробовали?
Я качаю головой.
– Не смущайся, детка. У каждого человека есть фантазии на этот счет.
– У меня нет.
По крайней мере, я думаю, что их нет. У меня нет опыта отношений ни с кем, кроме Хардина, и я не знаю ни о чем, кроме того, чем мы с ним занимались.
– Наверняка есть, – произносит он с улыбкой. – Надо просто найти их.
Мой желудок сжимается, я не знаю, что сказать.
Вдруг нашу беседу прерывает голос отца:
– Тесси?
Первая моя мысль: как хорошо, что его голос звучит из гостиной, а не из-за двери!
Мы с Хардином одновременно встаем.
– Мне надо в туалет, – говорю я.
Злобно ухмыльнувшись, он кивает мне и уходит в гостиную.
Когда я захожу в ванную, телефон Хардина лежит на краю раковины.
Я знаю, что не должна этого делать, но не могу остановиться. Я сразу же захожу в список вызовов, но он не отображается. Все звонки стерты. На экране нет ни одного. Я выхожу и захожу снова, потом смотрю в текстовые сообщения.
Ничего. Он все удалил.
Глава 17
Тесса
Возвращаюсь из ванной с телефоном Хардина в руке. Он и отец сидят за кухонным столом.
– Детка, я с голоду умираю, – говорит Хардин, когда я подхожу.
Отец застенчиво смотрит на нас.
– Я бы съел… – неуверенно начинает он.
Кладу руку на спинку стула Хардина, и он отклоняет голову назад; его влажные волосы касаются моих пальцев.
– Тогда предлагаю вам что-нибудь себе приготовить, – предлагаю я и кладу телефон перед ним.
Хардин смотрит на меня с совершенно нейтральным выражением.
– Хорошо… – говорит он, встает и идет к холодильнику. – Ты голодна?
– У меня осталось кое-что из кафе.
– Ты расстроена, что мы сегодня напились? – спрашивает отец.
Я смотрю на него и смягчаюсь. Кажется, он такой сейчас, как был, когда мы с ним встретились.
– Я не расстроена, но не хочу, чтобы это стало обычным явлением.
– Этого не будет. Кроме того, ты уедешь, – напоминает он мне.
Гляжу через стол на человека, с которым знакома всего два дня, и не отвечаю. Вместо этого подхожу вместе с Хардином к холодильнику и открываю дверцу морозилки.
– Что бы ты хотел съесть? – спрашиваю я его.
Он осторожно смотрит мне в глаза, явно пытаясь угадать мое настроение.
– Курицу, например… или можем что-нибудь заказать?
Я вздыхаю:
– Давай закажем.
Не хочу ему грубить, но в голове у меня кружится тысяча вариантов того, что могло быть в его телефоне, раз он решил все удалить. После того как мы решаем сделать заказ, отец и Хардин начинают спор, что заказать – китайскую еду или пиццу. Хардин хочет пиццу; он побеждает, напомнив, что платить будет он. Отец, впрочем, не очень обижается, только смеется и машет руками.
Так странно на них смотреть. После того как мой отец ушел, я часто думала о нем, когда видела отцов своих друзей. Я создала себе образ человека, похожего на тех, кого я видела, только старше, и, безусловно, не бездомного бродягу. Я всегда представляла, как он, с портфелем, набитым важными документами, идет к своей машине и несет в руке кружку кофе. Не думала, что он будет продолжать пить, что у него не будет средств к существованию и дома. Не могу представить себе маму и этого человека ведущими беседу, не говоря уже о том, чтобы они провели в браке несколько лет.
– Как вы с мамой познакомились? – неожиданно спрашиваю я.
– В колледже, – отвечает отец.
Хардин хватает телефон и выходит из комнаты, чтобы заказать пиццу. Наверное… А может, чтобы кому-нибудь позвонить, а потом быстренько удалить вызовы.
Сажусь за кухонным столом напротив отца.
– Вы долго были знакомы перед свадьбой?
– Всего два года. Мы рано поженились.
Неловко спрашивать такое, но я понимаю, что у меня не будет возможности получить ответ от матери.
– Почему?
– Ты никогда не говорила об этом с мамой? – спрашивает он.
– Нет. Мы никогда не говорили о тебе. Если даже я пыталась начать этот разговор, она замыкалась в себе, – отвечаю я, глядя, как заинтересованность на лице отца меняется смущением.
– А.
– Извини, – говорю я, хотя и не уверена, что мне есть за что извиняться.
– Нет, я понимаю. Я ее не виню. – На мгновение он закрывает глаза, потом открывает их. Хардин возвращается на кухню и садится рядом со мной. – Отвечаю на твой вопрос: мы поженились так рано, потому что она забеременела тобой, а твои бабушка с дедушкой ненавидели меня и старались, чтобы она держалась от меня подальше. Так вот мы с ней и соединились.
Он улыбается, наслаждаясь воспоминаниями.
– Вы поженились назло бабушке с дедушкой? – с улыбкой спрашиваю я.
Мои бабушка с дедушкой, царствие им небесное, были немножко… странные. Очень странные. В моих детских воспоминаниях осталось, как меня затыкают за обеденным столом, требуют, чтобы я не смеялась, и заставляют снимать обувь, прежде чем заходить на ковры. На мой день рождения они присылали совершенно невыразительные карточки сберегательного счета, которым можно воспользоваться через десять лет, – не лучший подарок для восьмилетней девочки.
Моя мама была абсолютным клоном моей бабушки, только поживее. Хотя она старалась; мама тратила дни и ночи, пытаясь стать такой же совершенной, какой, по воспоминаниям, была ее мать.
Или настолько совершенной, насколько она ее представляла, неожиданно думаю я.
Отец усмехается:
– В некотором смысле да, назло. Но твоя мама всегда мечтала выйти замуж. Она практически приволокла меня к алтарю.
Он снова смеется, и Хардин смотрит на меня, прежде чем тоже усмехнуться.
Я хмуро поглядываю на него, вспоминая его реплики по поводу моих суждений о браке. Потом снова обращаюсь к папе:
– А ты был против брака?
– Нет. Честно говоря, я не помню; помню только, что был напуган, как всякий девятнадцатилетний пацан.
– И не зря. Мы видим, как это на тебе отразилось, – вставляет Хардин.
Я кидаю на него негодующий взгляд, но отец только отмахивается.
– Не то чтобы я это рекомендую, но многим молодым родителям это полезно. – Он машет рукой. – Я просто не был из их числа.
– А, – хмыкаю я. Не могу представить себе родителей в моем возрасте.
Он улыбается, давая мне понять, что готов отвечать еще.
– Еще вопросы, Тесси?
– Нет… думаю, это все, – говорю я.
Мне точно не очень уютно рядом с ним, но определенно уютнее, чем если бы на его месте сидела мать.
– Если захочешь узнать еще, спрашивай. А пока, если никто не против, я приму душ перед ужином?
– Конечно. Давай, – отвечаю я.
Просто не верится, что он тут всего два дня. Так много всего произошло с тех пор, как он тут появился, – Хардина отчислили или не отчислили, встреча с Зедом на парковке, обед со Стеф и Молли, стертый журнал вызовов – даже очень много. Это просто кошмар, куча вопросов постоянно растет, и кажется, что уменьшится она еще не скоро.
– Что-то случилось? – спрашивает Хардин, когда отец исчезает в коридоре.
– Ничего. – Я встаю и прохожу несколько шагов, прежде чем он меня останавливает, коснувшись моей талии и поворачивая к себе лицом.
– Я хорошо тебя знаю. Скажи мне, что случилось, – тихо требует он, положив руки мне на бедра.
Я пристально смотрю ему в глаза.
– Ты.
– Я… что? Поясни.
– Ты странно себя ведешь, ты удалил все сообщения и вызовы.
Он раздраженно морщится, потирает нос.
– Почему бы тебе не перестать лазить в мой телефон?
– Потому что ты ведешь себя подозрительно и…
– Так ты все-таки в нем копалась? Разве я тебе не говорил, чтобы ты так не делала?
Его негодование так меня возмущает, что кровь немедленно вскипает от гнева.
– Я знаю, что не должна копаться в твоих вещах, но ты не должен давать мне для этого причины. И если тебе нечего скрывать, что ты так беспокоишься? Я была бы не против, если бы ты посмотрел мой телефон. Мне нечего скрывать.
Я достаю из кармана телефон и протягиваю ему. И мгновенно вспоминаю, что, кажется, не удалила сообщение от Зеда, и начинаю паниковать, но Хардин отклоняет мою руку.
– Ты это делаешь просто в оправдание своего психоза, – заявляет он.
Его слова обижают меня. Но мне нечего сказать. То есть много есть что сказать, но слова застревают в горле. Я сбрасываю его руки с бедер и несусь прочь. Он сказал, что знает меня достаточно хорошо, чтобы чувствовать, когда со мной что-то не так. А я знаю его достаточно хорошо, чтобы определить, когда ловлю его на чем-то – будь то маленькая ложь или ставка на то, что кто-то лишит меня девственности; каждый раз происходит одно и то же: сначала он себя ведет подозрительно, а потом, когда я прижимаю его к стенке, сердится, защищается и наконец меня оскорбляет.
– Не уходи от меня! – бубнит он за моей спиной.
– Не ходи за мной! – требую я, уходя в спальню.
Но через секунду он появляется в дверях.
– Мне не нравится, когда ты лезешь в мое барахло.
– Мне тоже не нравится, но приходится.
Он закрывает дверь и прислоняется к ней спиной.
– Не стоит. Я их удалил, потому что… это вышло случайно. Там не было ничего, что бы заставило тебя волноваться.
– Волноваться? Ты хотел сказать «психовать»?
Он вздыхает.
– Я правда не хотел этого говорить.
– Тогда перестань говорить то, что не хотел говорить. Потому что я не понимаю, что ты серьезно говоришь, а что нет.
– Тогда не ройся в моем барахле. Потому что я не могу понять, могу я доверять тебе или нет.
– Ну ладно. – Я сажусь за стол.
– Ну ладно, – повторяет он, садясь на кровать.
Не могу решить, верю я ему или нет. Ничего не прибавилось, но и не убавилось. Может, он удалил вызовы и эсэмэс случайно, а может – потому что говорил по телефону со Стеф. Распаленное воображение развивает обрывки разговора, которые я слышала, но я не могу спросить об этом разговоре Хардина, потому что не хочу, чтобы он знал, что я подслушивала. Кроме того, он все равно не скажет, о чем они говорили.
– Я не хочу, чтобы между нами были секреты. Это должно остаться в прошлом, – напоминаю я.
– Черт, я знаю. Нет никаких тайн; ты просто сходишь с ума.
– Хватит называть меня сумасшедшей. Не тебе называть так кого-либо.
Я уже жалею о своих словах, но Хардин, кажется, не обижается.
– Прости, ладно? Ты не сумасшедшая, – говорит он и улыбается. – Ты просто просматриваешь мой мобильник.
В ответ выдавливаю из себя улыбку, пытаясь убедить себя, что все нормально, а я просто параноик. В худшем случае он что-то от меня скрывает. В конце концов я об этом узнаю, так что не стоит делать из этого такое большое событие сейчас. В итоге я все узнаю. Мысленно я повторяю эти аргументы раз за разом, пока не убеждаюсь в них окончательно.
Из другой комнаты кричит что-то отец, и Хардин замечает:
– Наверное, пиццу принесли. Ты же не собираешься злиться на меня весь вечер, верно?
И он выходит из комнаты, не дав мне шанса ответить.
Я поворачиваюсь на месте и смотрю туда, где оставила телефон. С интересом проверяю его – и конечно: еще одно сообщение от Зеда. На этот раз не стану его читать.
Следующий день – последний в моем старом офисе, поэтому еду на работу медленнее, чем обычно. Хочется запомнить каждую улицу, каждое здание на пути. Эта оплачиваемая стажировка стала сбывшейся мечтой. Я знаю, что буду продолжать работать на Вэнса в Сиэтле, но это место, где все началось, где началась моя карьера.
Когда я выхожу из лифта, Кимберли сидит за столом. Рядом с ним стоят несколько картонных коробок.
– Доброе утро! – щебечет она.
– Доброе утро, – отвечаю я не так весело, как она.
Чувствую себя неловко и словно на взводе.
– Как тебе последняя неделя? – спрашивает Ким, пока я наливаю себе кофе в пластиковый стаканчик.
– Да-а, точнее, последний день. Мне нужно будет уехать до конца недели, – напоминаю я ей.
– Ах да, чуть не забыла. Надо же! Твой последний день! Надо вручить тебе открытку, – улыбается она. – Но раз так, отдам тебе ее на следующей неделе в твоем новом кабинете.
Я смеюсь.
– А ты готова? Когда вы выезжаете?
– В пятницу! Новый дом уже обставлен и ждет нашего приезда.
Я абсолютно уверена, что новый дом Кристиана и Кимберли большой, красивый и современный, совсем как старый. Обручальное кольцо Кимберли сверкает на свету, и я невольно разглядываю его каждый раз, когда замечаю.
– Я все еще жду звонка насчет квартиры, – рассказываю я.
Ким оборачивается и смотрит на меня.
– Что? Ты еще не нашла себе квартиру?
– Я… я уже послала ей документы. Надо только договориться о деталях аренды.
– У тебя осталось всего шесть дней! – Кимберли в ужасе глядит на меня.
– Я знаю, все под контролем, – уверяю я, надеясь, что это правда.
Если бы дело происходило несколько месяцев назад, я бы тщательно спланировала каждую деталь, но сейчас я слишком загружена, чтобы сосредоточиваться на чем-либо, даже на переезде в Сиэтл.
– Ладно, если тебе потребуется помощь, просто дай знать, – предлагает она и переключается на звонящий на ее столе телефон.
Иду в свой кабинет по пустым коридорам. У меня не так много личных вещей, так что на сборы не должно уйти много времени.
Через двадцать минут после того, как я упаковываю последний ящик, раздается осторожный стук в дверь.
– Войдите, – громко говорю я.
На мгновение думаю, что это Хардин, но, обернувшись, вижу Тревора в широких джинсах и белой глаженой футболке. Я удивлена его неформальным видом, так как я привыкла видеть его в костюме.
– Готова к большому скачку? – спрашивает он, пока я пытаюсь поднять коробку, которую чересчур перегрузила.
– Да, почти. А ты?
Тревор подходит, забирает у меня коробку и ставит на стол.
– Спасибо, – улыбаюсь я, вытирая руки о свое зеленое платье.
– И я. Уезжаю сегодня, как только здесь все доделаю.
– Поразительно. Я знаю, что ты переедешь в Сиэтл, еще с момента, как мы были там в прошлый раз.
Чувствую, как краснею, и я вижу, что по его щекам тоже расползается румянец. «Когда мы были там последний раз», Тревор пригласил меня на замечательный ужин, а в благодарность я уклонилась от его поцелуя, а потом еще Хардин угрожал ему и толкнул. Понятия не имею, зачем я согласилась тогда с ним пойти.
Он смотрит на меня совершенно нейтрально.
– Это было интересное завершение недели. Во всяком случае, ты тоже, наверное, рада. Ты всегда хотела жить в Сиэтле.
– Да, не могу дождаться.
Тревор оглядывает мой кабинет.
– Конечно, это не мое дело… И все-таки: Хардин переедет в Сиэтл вместе с тобой?
– Нет. – Это вырывается раньше, чем я успеваю подумать. – Ну, я не уверена. Он говорил, что не хочет, но надеюсь, что он передумает… – продолжаю тараторить я слишком быстро.
Тревор несколько смущенно засовывает руки в карманы и прерывает меня:
– Почему он не хочет ехать с тобой?
– Я точно не знаю, но надеюсь, что он переедет, – вздыхаю я, садясь в свое кожаное кресло.
Голубые глаза Тревора встречаются с моими.
– Он псих, если этого не сделает.
– Он и так псих! – смеюсь я, пытаясь разрядить обстановку.
Он тоже смеется и качает головой:
– Ну, мне нужно заканчивать работу и выезжать. Буду рад увидеться с тобой в Сиэтле.
Он, улыбаясь, уходит, и я почему-то чувствую себя немного виноватой. Достаю телефон и пишу сообщение Хардину, между делом давая ему понять, что Тревор заходил в мой кабинет. Может быть, на этот раз Хардин так взревнует меня к Тревору, что решит переехать в Сиэтл? Это маловероятно, но не могу удержаться, чтобы не схватиться за соломинку, надеясь, что он передумает. Времени мало; шесть дней – слишком короткий срок, чтобы раздумывать. Ему придется сделать запрос на перевод, что не так уж сложно, учитывая положение Кена. Шесть дней – не такой уж долгий срок и для меня, хотя я и собираюсь в Сиэтл. Я должна там быть. Это мое будущее, и я не могу ставить в центр мира Хардина, если он не желает идти на компромисс. Я предложила вполне разумный план: мы едем в Сиэтл, и если там ничего не сложится, едем в Англию. Но он об этом не хочет и слышать. Надеюсь, поездка с его семьей, которую мы запланировали, заставит его вместе со мной, Лэндоном, Карен и Кеном заняться чем-нибудь веселым и позитивным, это не так уж сложно.
Но с Хардином все сложно. Звенит телефон на столе, отвлекая меня от тяжких дум о Сиэтле.
– К вам посетитель, – говорит Кимберли мне в ухо, и сердце подпрыгивает при мысли, что это Хардин.
Прошло всего несколько часов, а я уже соскучилась по нему, потому что мы далеко друг от друга.
– Скажи Хардину, пусть войдет. Странно, что он даже попросил тебя доложить о своем прибытии, – прошу я.
– Гм, это не Хардин.
Может быть, Хардин привез сюда папу?
– Это пожилой человек с бородой?
– Нет… молодой парень… типа Хардина, – отвечает она почти шепотом.
– У него на лице есть синяки? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.
– Да. Попросить его уйти?
Я не хочу, чтобы она заставляла Зеда уезжать, он ведь не сделал ничего плохого, за исключением того, что не послушался предупреждения Хардина держаться от меня подальше.
– Нет, все нормально. Это мой друг. Ты можешь разрешить ему войти.
Зачем он пришел? Уверена, что мне не стоит его слушать, но ведь что-то заставило его сорок минут крутить баранку, чтобы сообщить мне о чем-то.
Вешаю трубку, раздумывая, написать ли Хардину эсэмэску, что пришел Зед. Кладу телефон в ящик стола и закрываю его. Меньше всего мне нужно, чтобы Хардин примчался в состоянии, в котором не может контролировать гнев и, конечно же, устроит сцену в мой последний день на работе.
И меньше всего я хочу, чтобы его снова арестовали.
