Анна Смолина
А чего дома сидеть? Том 1: Вольный поход
Если у человека появляется возможность вести необычную жизнь, он не имеет права от нее отказываться.
Жак-Ив Кусто
Посвящается моей маме и таксе капе
Примечание от автора
При написании этой книги я использовала записи из личного блога и опиралась на собственные воспоминания. Встречи или события, которые не оказывали решающего влияния на развитие истории, я опускала. Все имена и названия населенных пунктов сохранены.
Размещенные в книге комментарии взяты из блога vk.com/achegodomasidet, личных сообщений и профилей подписчиков, которые репостили публикации в социальной сети «ВКонтакте». В комментариях встречаются нецензурная лексика и травля главного героя. Книга не рассчитана на детей (18+), а велосипедное путешествие не позиционируется как квалифицированный марафонский заезд.
Пролог
– Думаешь, доедет?
– Анька-то? Точно доедет!
– Да не, я про велосипед…
Я стою в мастерской возле ребят, которые готовят мой велосипед к большому походу, и краешком уха подслушиваю разговоры. Два месяца назад я поднялась из-за рабочего стола в небоскребе делового центра «Москва-Сити», чтобы никогда не вернуться назад. Мне плохо, больше так не могу, все это не мое.
Меня зовут Аня, я обычный человек с обычными слабостями: я курю и иногда хожу по барам. У меня хорошая выносливость и крепкий характер, но я не профессиональная спортсменка. В декабре 2016 года ушла из офиса, где сидела на средней руководящей позиции со своим небольшим уютным отделом и хорошей зарплатой. Последние годы передвигалась преимущественно на велосипеде, будь на улице хоть -20 °C, хоть +40 °C. Двухколесный друг был со мной всегда: на работу, деловые встречи, поездки к друзьям или в магазин за продуктами. А когда было совсем невмоготу, брала билеты на самолет и сразу с работы ехала в аэропорт, а своего стального коня сдавала в багажное отделение. Всегда каталась одна: так мне больше нравилось.
После увольнения начала собственное дело – SMM-агентство. И в первый же месяц заработала больше, чем получала на последнем месте. Но вместо ликования испытала отчуждение. Стало слишком очевидно, что нужны новые горизонты. Новые принципиально – и это больше не карьерные успехи.
«Аня, ты сошла с ума?!» – хором спрашивали знакомые, узнав о походе. Все-таки удивительно, как травма из детства превращается в якорь. Казалось бы, ты постоянно меняешься, становишься все лучше и лучше, но внутри по-прежнему остаешься той девочкой, в которой фундаментом заложена неправильная история из детства. Она – как пресловутый антипраздник, который всегда с тобой: на работе, на встречах с друзьями, на днях рождения и свиданиях. Ты берешь ее с собой в путешествия и мечтаешь, чтобы она где-нибудь зацепилась за колючку и оторвалась от тебя навсегда.
Вряд ли я могу назвать себя счастливым человеком. В какой-то момент все достало: несложившаяся личная жизнь, разнокалиберное лицемерие мегаполиса, в котором забываешь себя и начинаешь работать на шмотки и гаджеты. Не замечаешь, как стремишься вращаться в модной тусовке, старательно окружая себя успешными людьми: маркер принадлежности к определенному кругу – главный московский наркотик. Семьи у меня нет – ни своей, с любимым мужчиной и детьми, ни той, в которой обычно бывают мама и папа. Последние 20 лет я всегда одна. Из-за этого в душе дыра.
Часть первая: Люди сами себе запрещают что-то, а потом злятся на тех, кто себе этого не запретил
Идея с походом пришла внезапно. Я не следила за велотуризмом, не читала тематические блоги, никто не был для меня примером или идейным вдохновителем. Решение созрело спонтанно и всего за два дня. Сначала оно просто пронеслось в потоке мыслей, затем я вернулась к нему уже со всей серьезностью. Я представляла себя первопроходцем и начала готовиться.
Создав страницы в социальных сетях, где планировала вести дневник похода, я отправила первую запись с анонсом в рекламу на широкую аудиторию. В первый же день в мой блог пришла тысяча подписчиков, а за следующую неделю – еще полторы. Сотни незнакомых людей стали слать мне сообщения – и наполнены они были злобой и агрессией. «Круглая дура, которой нечем заняться», – таков был вердикт пользователей. Такой бурной реакции я не ожидала, но волна неравнодушия подстегнула меня еще больше. Рекламу пришлось приостановить, да она была уже и ни к чему: новые подписчики приходили сами.
Так, еще не успев отправиться в поход, я уже имела армию, которая делилась на два лагеря: те, кто меня поддерживает, и те, кто осуждает.
Жертвы кораблекрушений
– Ты не боишься?
– Боюсь!
– Понимаешь, насколько это опасно? Мы на мотоциклах колонной проехали похожий маршрут и такого насмотрелись в дороге, а ты одна поедешь, да еще и на велосипеде…
– Будет необычный опыт!
– Парень, который ехал с нами, в один из вечеров отказался останавливаться со всеми, поехал дальше один. На ночь встал в деревушке, его там ограбили и сожгли. Мы месяц его искали и только потом узнали правду.
Владелец популярного московского бара, в котором я была частой гостьей, стал первым в офлайне, кто спустил меня с небес на землю. Подобные разговоры вселяли ужас, краски сгущались, идея уже не казалась такой простой и безоблачной. В социальных сетях тоже продолжали давить, все сводилось к одному: я не доеду, меня убьют.
Профессионалы велоспорта также были настроены скептически. Мамина сестра (а после и ее дочь) занималась профессиональным велоспортом и, узнав о сценарии моего похода, утверждала, что мне не доехать даже до соседнего города. Этот разговор закончился плохо, мы разругались. Уже потом, много месяцев спустя, моя мама рассказала, как в далеком прошлом на глазах ее сестры КамАЗом насмерть зацепило участницу велопробега, это произошло на федеральной трассе.
Очень многие, не только родственники, но и люди из приближенного окружения, критиковали меня и ругали. Тех, кто не поддерживал меня, было значительно больше, чем тех, кто в меня верил. Мне было волнительно, но не страшно по-настоящему. Чтобы от меня отстали, я отвечала: так мне и надо. Не доеду до соседнего города – так мне и надо, нарвусь на неприятности в дороге – так мне и надо, встречусь с дикими животными и не выживу – так мне и надо. Так мне и надо! – спасительная фраза, которой я снимала ответственность со всего мира, оставляя вину полностью на себе. На своем легкомыслии и дилетантстве, с которыми собралась отправиться в это путешествие. Во мне жила уверенность, что у каждого человека есть свой путь, и я горела желанием пройти свой, каким бы он ни был, даже если он станет последним.
Готовясь к походу, я часто размышляла о словах французского путешественника, врача и биолога Алена Бомбара. Это первый человек в мире, который в одиночку пересек Атлантический океан на надувной резиновой лодке, от Канарских островов до Барбадоса, преодолев 2375 морских миль (4400 километров) за шестьдесят пять дней. На момент окончания эксперимента он сильно подорвал здоровье, был обезвожен и предельно истощен, но достиг берега. В своей книге «За бортом по своей воле» Бомбар писал: «Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха». Французский путешественник считал, что человек вполне в состоянии перенести одиночное трансатлантическое плавание без еды, и решил доказать это на собственном примере.
Кочевать по стране без еды я не планировала, но была настроена, как и Ален Бомбар, непоколебимо. Приняла решение больше никого не слушать и по возможности избавиться от всех непрошеных советчиков.
Добрый вечер, диспетчер на связи. Что в дороге вас ждет, не скажу
С момента старта и до финиша я планирую ехать под чутким руководством хранителя моего маршрута. Человек, с которым мы будем всегда на связи, у которого есть маршрутный лист со всеми контактами из городов, где мне предлагали помощь. Хранитель будет видеть мои перемещения по интерактивной карте, эту услугу можно подключить у мобильного оператора. У нас обговорен условный час, когда я должна выходить на связь и сообщать координаты. Кроме координат, мы подготовили несколько сценариев на случай нестандартных ситуаций: например, если я пропаду со связи или встречусь в пути с неприятностями. Моим координатором стал парень Алексей, походник-одиночка с большим стажем. Мы познакомились во «ВКонтакте», он, как тогда и многие, писал мне разные предостережения, но делал это конструктивно, и мы сдружились. Алексей был в составе поисково-спасательной группы и неоднократно принимал участие в поисках людей, понимал, как действовать, если я пропаду со связи, и у него имелись контакты поисковых служб в регионах. Кроме этого, он проходил обучение в военной академии. Я попросила, чтобы он прислал мне свое фото, где будет хорошо видно его лицо, а в руках развернутый паспорт. И несмотря на то, что мы были знакомы только виртуально, этого хватило, чтобы я смогла ему довериться.
Часть вторая:
Мама-Магадан
Поход был объявлен на 9000 километров. Маршрут пролегал по главным трассам – аналогам Транссибирской магистрали. В Сибири имелись участки, которые меня сильно смущали. На деле я допускала их объезд через соседние с маршрутом страны, но основной вектор неизменно лежал на Дальний Восток. Конечной точкой должен был стать Магадан. Именно там живет моя мама, с которой мы много лет не поддерживали отношения. Восстановить и наладить общение с мамой – еще одна цель моего похода. О том, что я задумала, она не знала, бабушку и тетю я попросила держать все в тайне. Я не была готова к диалогу с мамой и избегала его всеми возможными способами.
Самое честное слышишь на кухне ночью
Жизнь в нашей семье сложилась не самым простым образом. В пятнадцать лет, после тяжелого конфликта с мамой, я осталась жить на улице. Не то чтобы это произошло по моему личному желанию, но тогда это была единственная возможность оставить друг друга в покое. Мы все переживали потерю: мама – сына, а мы, дети (нас было трое), – старшего брата. Олега не стало в восемнадцать лет после тяжелой болезни. Мама была сломлена. Она скорбела и болезненно переживала утрату, а я в свои пятнадцать лет имела типичный подростковый характер и не нашла другого способа привлечь ее внимание, кроме агрессии. Я хотела вернуть ее внимание, сказать, что здесь, рядом, остались мы – я и средний брат Максим. Я не давала маме отдышаться, огрызалась, хамила и ревновала. Ничего хорошего из этого не получилось – моим домом стала улица и сомнительные компании. Мама долго не замечала моих попыток вернуться к ней. Она нашла меня только через несколько месяцев, плакала в трубку и просила зайти хотя бы за теплой одеждой. Но я уже жила как могла и как сама этого хотела.
Спустя долгое время я начала писать маме письма, в которых рассказывала, что теперь живу в другом городе и планирую получать образование. Город скрывала, но мама догадалась сама: среди фотографий, которые я посылала, был кадр на фоне магазина, а на витрине красовалась надпись «Москва – 850 лет». Благодаря письмам нам удалось наладить отношения. Я стала иногда приезжать к ней. Я скучала и очень любила маму, во мне жил тот ребенок, которого бросили. Добиралась автобусами и поездами, без паспорта: его у меня попросту не было. В поездах подкупала проводников, они шли навстречу и выделяли полку в своем купе. К тому времени я успела выучиться на официантку и поработать в популярном столичном баре. После стала продавцом в одном из павильонов на ВДНХ и кое-как жила, с трудом сводя концы с концами.
В восемнадцать лет как гром среди ясного неба прозвучал страшный диагноз: мне прогнозировали скорую смерть. Моим домом на девять месяцев стал научно-исследовательский медицинский институт. Там я встретила Сергея и впервые в жизни полюбила. Сергей тоже умирал. Через несколько месяцев его не стало, а я, пройдя все круги ада, неожиданно выкарабкалась. В свои девятнадцать лет резко повзрослела, вытащила себя со дна, на котором оказалась, – и впервые по-настоящему задумалась о жизни. Теперь мне не нужно было объяснять, что такое душевная боль. Юная и переполненная скорбью, я звонила маме, плакала – и она плакала вместе со мной.
За двадцать дней до моего двадцатилетия не стало среднего брата Максима. В квартире, которую мы снимали с подругой, раздался телефонный звонок. Пять утра, городской телефон разрывался частыми сигналами, по которым было понятно, что звонок междугородний. Мамина сестра сообщила, что несколько часов назад мама нашла Максима повесившимся. Никто не понял, что тогда произошло, но стало очевидно, что и мой брат был погружен в свой мир. Накануне его смерти мы болтали по телефону, он казался подавленным, но я не придала этому особого значения.
Его уход сломал маму окончательно. И меня тоже – начался долгий период депрессий, врачи диагностировали психоз. Подруга, с которой мы снимали квартиру, рано утром уходила на учебу в институт, а после бежала на работу. Однажды она призналась, что ей страшно возвращаться домой: видит темные окна, боится открывать дверь, потому что не знает, в каком состоянии найдет меня. Я несколько недель пролежала под одеялом на нейролептиках.
Постепенно мы с мамой выкарабкались, наше общение продолжалось. Она иногда приезжала ко мне в Москву, а летом мы встречались на Черном море, куда она ездила на заработки. Моей настоящей отдушиной стали собаки: я помогала таксам, которые оказались в беде. Было время, когда в моей квартире жили три таксы, и одна из них была парализована. Смена собачьих памперсов, уколы, походы по ветеринарам, попытки восстановить чувствительность лап стали ежедневной рутиной. Отпуска и разъезды теперь были в прошлом: оставить своих подопечных без присмотра было нельзя. Активная собачья жизнь поглотила меня на пять лет, но наша история с мамой по-прежнему жила в сердце. Любовь, которую мне недодали, была обречена реализовать себя в тех, кто в ней нуждался, – собаках.
Я снова начала донимать маму вопросами: почему так получилось, что в пятнадцать лет я осталась на улице? Почему она проходила мимо и запрещала брату впускать меня в квартиру? Мама уходила от ответов, она говорила, что не помнит тот период, словно память кусками выдрана. Вопросы без ответов зависали в воздухе и снова делали нас чужими. Я множила обиды и закрывалась от нее все больше и больше. Мне было уже не пятнадцать, а тридцать лет – и я нуждалась в честном разговоре.
В декабре 2012 года мама переехала в Магадан. Она не была поклонницей сурового климата, но там, на побережье Охотского моря, ее малая родина. Незадолго до ее переезда я узнала, что она лишила меня прав на квартиру. Тихо, никому не сказав. Череда скандалов по этому поводу и постоянные выяснения отношений окончательно настроили нас друг против друга. С тех пор мы не виделись и не общались.
Сейчас, на четвертом десятке, узнав цену жизни, я всем сердцем тянулась к прощению и принятию, и мне предстояло вести долгие внутренние диалоги, чтобы доехать до Магадана и подойти к дому мамы. Или не подойти. Я не знала, что буду чувствовать, смогу ли сделать этот шаг и какие слова сорвутся с моих губ.
Часть третья: Я не то что схожу с ума, но устала за зиму
Про поход постепенно узнавала вся велосипедная тусовка, в блог потянулись велосипедисты, которые сами катали на длинные расстояния. Так я познакомилась с Олегом Заводовым, годом раньше он сам проехал от Мурманска до Владивостока. При встрече я покорила его своей решительностью: расспрашивала про средства самозащиты, про людей и диких животных, о трассе и неожиданностях в пути. Перед стартом Олег стал моим наставником. Он разбирал, отмывал и перебирал мой велосипед – глядя на это, я быстро поняла всю ничтожность своих знаний. Когда он рассказывал про каретку, переключатели и тросики, я слушала раскрыв рот, вникала и переспрашивала до тех пор, пока не становилось ясно.
Бремя расходов
Пока Олег перебирал велосипед, выяснилось, что большую часть навески придется заменить. Это было не так уж и обязательно, но все-таки желательно, если я планирую свести поломки к минимуму. Но к минимуму я планировала свести и расходы на поход, в идеале – найти спонсоров. Я начала обивать пороги велосипедных производителей, писала развернутые письма о себе и о предстоящем маршруте, предлагала выдать мне велосипед на тест-драйв, который наглядно продемонстрирует аудитории его надежность.
Как решить вопрос с велосипедом, я еще худо-бедно представляла, а вот где брать снаряжение и какое оно должно быть, не имела ни малейшего понятия. Палатка и спальник, горелка, коврик, походная посуда, специальная одежда и много других важных мелочей, которые не сразу приходят в голову новичку. Еще несколько писем разлетелось производителям бивачного спортивного инвентаря, на некоторые из них пришли ответы.
С двумя велосипедными производителями я по очереди обсуждала генеральное спонсорство, вплоть до брендированной одежды, велосумок и других полезных аксессуаров. В одном случае не смогли договориться по велосипеду: производитель предлагал вариант со слабой навеской. Пересаживаться на нее не имело смысла, мой личный велосипед был надежнее. Во втором случае производитель удивил крайне низким бюджетом: на эту сумму можно было собрать разве что половину велосипеда с крепкой навеской. На момент этой коммуникации я уже успела покинуть Москву и по всем техническим вопросам меня снова выручал Олег. Он ездил, осматривал, обсуждал, составлял смету и, будь на моем месте, согласился бы и на такой полувариант, говорил: «Хоть какая-то экономия денег». Меня же смущало, что спонсор-бренд предоставлял только половину деталей, а в интернет-отчетах просил, чтобы я указывала полностью укомплектованный спонсорский велосипед. От такого полувелосипеда я тоже отказалась.
В итоге мой наставник просто снял со своего личного велосипеда некоторые запчасти, докупил новых, мы сошлись на денежной компенсации, которой я отблагодарила его, и ударили по рукам. Так на велосипеде появились красивые колеса с оранжевыми ободами, руль-бабочка и другие детали.
Среди производителей бивачного снаряжения мне ответили только одни ребята – позвонили сразу на мобильный. Директор по маркетингу то слушал меня, то перебивал, не скрывая смеха. Ему было очевидно, что на том конце провода – еще совсем зеленая в походах девочка.
– Анна, вы когда-нибудь самостоятельно ставили палатку?
– Много раз видела, как это делают другие, но сама не ставила.
– Ыыы…
– Я не вижу в этом сложностей, надо всего один раз разобраться, это займет минут двадцать.
– А костер вы когда-нибудь разжигали самостоятельно? А костер под дождем?
– Нет, увы, самостоятельно не разжигала. Но в этом вся задумка, я обладаю необходимыми знаниями и планирую применить их на практике в пути. Хочу показать на своем примере, что это не сложно. Даже девчонке.
– Ну, хорошо, расскажите, как вы себе это представляете?
– Я не планирую привлекать внимание костром, у меня с собой будет газовая горелка.
– А если газ закончится и нужен все-таки костер?
– Принцип розжига мне понятен: сначала хворост, потом ветки покрупнее. Поверх них кладутся дрова… и костер готов! А если потребуется разжигать под дождем, для этого у меня с собой будут специальные спиртовые таблетки для розжига.
– Ох, Анна, извините, это очень занимательно, но попробуйте все-таки обратиться к нашим конкурентам…
Так план с поиском спонсоров провалился. Современный рынок не был готов к сотрудничеству со мной. Ты новичок, тебе не доверяют. Без репутации и опыта в туристическом мире все оказалось бессмысленным.
Пес с собой
Я с детства росла с собаками, и, когда появилась возможность завести собственную, такса Капа стала моим лучшим другом. В поход мы отправились вдвоем. Капе двенадцать с половиной лет. Она с щенячества приучена к путешествиям на машинах и поездах. Сейчас у нее прогрессирующая онкология и, что хуже, – скопление жидкости в брюшной полости. Ее живот с каждым днем раздувает все сильнее, и ветеринары не знают, что «рванет» быстрее: опухоли, которые стремительно разрастаются, или жидкость в брюхе, которая однажды сдавит легкие и сердце. Ее не мучают боли, она никак не демонстрирует, что с ней что-то не так. С виду – обычная пожилая собака, умеренно бодрая и энергичная, если не знать, что у нее внутри. О том, что счет пошел на месяцы, врачи заговорили еще четыре года назад, а перед самим походом озвучили, что летом ее уже точно не станет. Капа тяжело переносит разлуку: для любой собаки тоска по хозяину намного хуже, чем какие-то там неудобства. Она очень любит поездки: все равно куда, лишь бы хозяйка была рядом. На природе оживает, носится, нюхает, общается с миром, а дома угасает и обреченно ждет своего часа. Поездка нам предстоит очень непростая, и я отдаю себе отчет в том, что для Капы она может стать последней. Сделаю все, чтобы обеспечить ей комфортное передвижение, своевременную медицинскую помощь и покой, вплоть до полной остановки похода, если она будет от него страдать. Я купила специальный собачий велосипедный прицеп и обложила его подушками. В период холодов и сильных ветров собака будет закутана в теплые пледы, а ее домик-прицеп – утеплен поролоновыми вставками для мягкости и защиты от сквозняков.
В детстве мама подарила мне развивающую книгу – пособие для будущей хозяйки. Главной героиней в ней была девочка Капа, она показывала на своем примере, как помогать маме: уборка, готовка, рукоделие и уход за собой. Я много раз перечитывала эту книгу и мечтала стать для мамы лучшей помощницей на свете. Когда в моей жизни появилась такса и продавец попросил придумать для питомца кличку на букву «К» (так принято в мире заводчиков, всех щенков одного помета называют на одинаковую букву), моя Капа стала Капой. Появление этой собаки и выбор ее имени стали для меня лучшим решением в жизни, за которое я потом часто себя благодарила.
