Анна Сергеевна Варенберг
Жани, mon amour
«Быть в мире и ничем не обозначить своего существования – это кажется мне ужасным». Николай Гоголь
«Эта книга написана кровью моего сердца, густой или жидкой – уж какая есть; большего я не могу.» Джон Толкиен
От автора
Мой роман посвящен жизни и творчеству уникального артиста, актрисы, имидж-модели, исполнителя, композитора и поэта – Жанэ Пати (Александра Брагина) (1973 – 2020 гг.).
Да, талант творческого человека всегда имеет свою тёмную сторону. Счастливые люди не пишут стихов и не выходят на сцену, заставляя публику умирать и воскресать по одному мановению пальца Артиста и взмаху его ресниц. Цена такого дара слишком высока. Всегда, всегда в судьбе таких людей есть какой-то излом, надрыв, какой-то страшный вывих, что ли, то, чему они, собственно, и обязаны своим талантом.
Создавая эту книгу, я хотела, чтобы она стала не «окном», через которое можно «подсмотреть» за жизнью другого человека, но – зеркалом, в котором каждый увидит, в какой-то степени, и самого себя. Моей целью было не просто рассказать о яркой и глубоко трагичной судьбе Жанэ, но, главным образом, о психологических аспектах формирования подобной личности, о тех роковых ошибках, которые совершают многие родители в отношении своих необычных детей, а также, о том, к каким непоправимым последствиям приводят и эти ошибки, и неспособность талантливого творческого человека в полной мере распорядиться собственной яркой одаренностью.
***
Жани, когда-то я обещала, что обязательно напишу о тебе… Я сделала это.
Слишком поздно, но сделала. Потому что забыть любимого человека – можно. Но вот когда любимый "перерождается" в родного, о нем не забываешь. Ведь он – часть собственной души. Да, любимыми становятся сплошь и рядом, на уровне эмоций, гормонов, фантазий, не важно. С родными – нужно многое пережить, вытерпеть, выстоять намертво…
Теперь я знаю одно: за тех, ктo стал больше, чем просто любимым, держаться следует до конца, не смотря ни на что. Когда теряешь такого человека, становится бесконечно тяжело и бoльно, и эта боль не утихает никогда.
Об авторе
Анна Варенберг – психолог, журналист, редактор. Член Союза писателей России с 1997 года. Сотрудничает с разными издательствами (такими как «Эксмо», «Астрель СПБ», «Северо-запад пресс») в качестве автора художественной прозы. Автор шестнадцати опубликованных романов и сотен публикаций в периодических изданиях.
Вместо предисловия
Этот роман посвящен самому удивительному, яркому, невозможно талантливому человеку… Он был – мальчик-девочка, артист, потрясающе харизматичный, уникальный. Моя бесконечная любовь, мой ангел, свет и радость, и одновременно – такая невыносимая боль, от какой просто останавливается сердце.
Мне повезло: он был еще и моим мужем, а я, какое-то время, его администратором, костюмером, пресс-секретарем. Хотя я практически никогда и нигде об этом не говорила. Потом, когда мы расстались. Вернее, когда я ушла от него, потому что тогда по-другому было просто нельзя поступить. Но, конечно, – "ты была безумием моим или дивной мудростью моею…"
Думаю, тем, кто не был близок с такими людьми буквально 24/7, этого не понять. Состояния, когда вот просто смотришь на человека, и боишься моргнуть, чтобы не потерять даже доли секунды, когда можешь видеть его. Когда бесконечное восхищение его талантом, его творчеством долгое время многократно перевешивает абсолютно всё: сложнейший характер, депрессии, рефлексии… Да что угодно. И нет ничего, что ты не готова отдать за счастье просто быть с ним, поддерживая где только можно и невозможно. И не веришь, что Вселенная оказалась настолько милостива к тебе, что ваши пути пересеклись, и именно ты оказалась с ним рядом.
О, Жани! Я помню так ярко, будто это было только вчера… Вот ты, в ярко-розовом платье, выходишь на сцену посреди площади провинциального города. Прекрасно зная, что выступаешь перед толпой дикарей в чудовищно нетолерантной стране, и в любой момент сцена эта может стать твоим эшафотом, твоей ареной со львами. Ты беззащитен перед ними, у тебя ведь даже охраны никогда не было. Мало того, на втором выходе ты исполняешь песню Аллегровой, это практически откровенная провокация! Твой голос летит над площадью, все взгляды обращены на тебя.
«Люблю мужчин, люблю мужчин,
И, если честно,
Они всегда не прочь ухаживать за мной.
И для любви есть сто причин,
Они известны,
А мне, как правило, хватает и одной!…»
Я стою рядом со сценой, и у меня только одна мысль: "Если они бросятся на тебя, Жани, любовь моя, сначала им придется убить меня…" Но меня это совершенно не пугает. Рядом с тобой не бывает страшно. За себя – не бывает.
***
Но талант творческого человека всегда имеет свою тёмную сторону. Счастливые люди не пишут стихов и не выходят на сцену, заставляя публику умирать и воскресать по одному мановению пальца Артиста и взмаху его ресниц. Цена такого дара слишком высока.
Всегда, всегда в судьбе таких людей есть какой-то излом, надрыв, какой-то страшный вывих, что ли, то, чему они, собственно, и обязаны своим талантом. И этот излом становится не только его, но и твоим проклятьем. И как бы отчаянно ни хотелось принять на себя всю тяжесть его саморазрушительного начала, сделать это невозможно. Потому что и свет, и тьма в нем неразделимы, они равно составляют самую его суть. И да, тьма – неизмеримо сильнее.
Наступает такой момент, когда понимаешь: ты больше ничего не можешь для него сделать. Как ни старайся, и какие жертвы ни приноси, против его тьмы ты просто бессильна. Теперь случилось то, что случилось, как ни чудовищно это осознавать.
***
О, Жани! Как в калейдоскопе: та залитая солнцем площадь, на которой ты выступал – не исключаю, что, на самом деле, погода в тот день была совсем другой, но, когда ты выходил на сцену, всегда было ощущение яркого солнечного света… Десятки китайских фонариков, которые мы все вместе выпустили в небо в честь Майкла Джексона на вечере, организованном тобой: Виват, Король!..
Или, вот ты идешь по подиуму в зоопарке, ведешь в поводу черного пони и поёшь «Колыбельную медведицы» на благотворительном показе… Ты в обнимку с Патрисией Каас… В образе Леди Гага в Мюзик-холле… А вот – мы в приюте для бездомных животных, ты входишь в эти грязные клетки, и каждая собака и кошка тянутся к тебе, как металлическая стружка к магниту; у тебя жуткая аллергия на кошек, ты держишься только на таблетках, ты почти уже не можешь дышать, но это мощную акция в помощь самым обездоленным существам, и бесконечные часы идет съемка…
…Ты выступаешь на корпоративе, выходишь на головокружительно тонких высоких шпильках, сцена скользкая, я, как в замедленной съёмке, вижу – у тебя подворачивается лодыжка, ты спотыкаешься и удерживаешься на ногах только чудом. Отрабатываешь номер, как всегда, на высочайшем уровне, идёшь в гримёрку. У тебя растяжение связок. Это безумно больно. Но ты переодеваешься для следующего выхода и вылетаешь на сцену снова, как ни в чём не бывало, ни единым жестом или изменившимся выражением лица не показав, что танцуешь, будто на остриях кинжалов. И только потом, отработав всю программу, падаешь на стул в той же гримёрке. Нога опухает так, что едва влезает даже в разношенный ботинок, и ты идёшь до машины, почти теряя сознание. Следующие несколько дней ты не можешь встать без опоры. Блошиный рынок на Удельной, где мы с тобой покупаем по дешевке чуть ли не у бомжих бижутерию, и твое выступление на открытии бутика астрономически дорогих швейцарских часов, среди богатейшей публики.
Неизменный восторг зрителей, реки сообщений от знакомых и вовсе незнакомых людей со всей страны о том, как они любят тебя и восхищаются твоим дарованием, – и полное неприятие со стороны твоих кровных близких: ты для них позор семьи, мать и отец вычеркнули тебя из своей жизни, просто стёрли, будто ластиком – неудачный рисунок, и это убивает тебя. Всего не перечесть.
Наша первая встреча с тобой, когда я пришла брать у тебя интервью, и ты вышел мне навстречу, я и думать не могла в тот момент, что отныне мы окажемся связаны так неразрывно – и этот зал прощания в морге, и закрытый гроб, и твоя фотография на фоне крымского заката расплывается перед опухшими от слез глазами: финал.
***
Мой Жан, моя Жани, тебя нет, и это был твой осознанный выстраданный выбор – накинуть петлю на шею и… прыгнуть… Хотя, пожалуй, выбора не было. И это действительно страшно.
Не представить себе того внутреннего ада, в котором ты жил последнее время, раз решился на этот шаг. Ни один человек такого не заслуживает.
Прости меня. Прости всех нас.
Глава 1. Начало
…Впервые я узнала о Жанэ еще в 2002 году: делала большой материал об его творчестве для журнала, в котором работала и как автор, и как редактор. Но тогда мне просто переслали материалы в электронном виде, вместе с фотографиями. Помню, фото меня потрясли, однако, дальше того материала дело не пошло, и лично я с Жаном так и не встретилась. Наше тесное знакомство началось намного позже, и по причине, казалось бы, ни к моему, ни к его творчеству не имевшей никакого отношения. Кроме прочего, я зоозащитник, и некоторое время работала волонтером в приютах для бездомных животных, причем, достаточно активно. Мы не только драили клетки и кормили животных (в приюте было триста собак и около четырехсот кошек, так что работы хватало выше головы), но и участвовали в отловах бродячих собак для стерилизации и чипирования, пристраивали кошек после смерти хозяев, занимались организацией выставок обитателей приюта, чтобы те получили больше шансов обрести новых хозяев, и так далее.
Однажды мне написала знакомая, Елена Ю., тоже активная зоозащитница. К ней обратился некий артист, собравшийся снимать ролик «Антимех» – о недопустимости использования натурального меха, с просьбой помочь ему в этом начинании. Елена, в свою очередь, перенаправила его ко мне, так как я располагала большей информацией и возможностями – «связи с общественностью» были одним из основных направлений конкретно моей деятельности. Идея была мне очень близка. Хотя мы занимались спасением исключительно собак и кошек, то есть, животных-компаньонов, ставших жертвами человеческого предательства и безответственности, я также считала, что убийство диких представителей фауны ради шуб и шапок – это дикость и варварство. И, если кто-то хочет активно выступить против этого, то респект такому человеку, чем смогу – помогу.
Так я получила ссылку на страницу Жана и сама, первой, написала ему. Это произошло 25 сентября 2008 года. Открыв его анкету, я сразу поняла, кто он, и мне еще больше захотелось с ним пообщаться. Это лицо я никогда не могла забыть…Сохранилась значительная часть нашей с ним переписки за все годы общения, поэтому сейчас и в дальнейшем я позволю себе приводить некоторые отрывки из нее, иногда дословно.
Анна:
Добрый день! Ко мне обратилась Елена по поводу фотосессии для антиагитации меховых изделий. Я журналист и участник зоозащитного движения, поэтому данная тема мне интересна вдвойне. Хотелось бы узнать, нужна ли вам какая-либо помощь в подготовке такой фотосессии и/или съемок. Пишите в личку.
Жанэ:
приветствую, Анна!
давайте по тел поговорим, у меня много вопросов и разговор
Анна:
Без проблем. Мой телефон (…). А еще было бы очень интересно, если вы не против, сделать с вами интервью для газеты "Секретные материалы ХХ века", но это уже отдельный разговор. Мне можно звонить очень поздно, ночью тоже.
Так всё и началось. Мы тут же созвонились, проговорили минут двадцать, Жан подробно объяснил мне, что и как собирается сделать. Я не люблю откладывать что-либо в долгий ящик, и мы договорились встретиться лично и обсудить детали съемок ролика. Кроме того – о, счастье! – Жан сходу согласился дать мне подробное интервью о своем творчестве. Он пригласил меня к себе, в назначенный день я приехала, Жан открыл дверь, и… ну, собственно, и всё. После того, как я переступила его порог, вся моя предыдущая жизнь будто перестала иметь какое-либо значение. Конечно, он не был так ослепителен, как на фотографиях. Он был прекрасен… по-другому. Живой человек, в обычной домашней одежде, Жан, совершенно не играя, излучал такое естественное обаяние, от него словно шел свет – и тепло. У меня возникло никогда прежде не испытываемое мной ощущение, будто я долго-долго, как неприкаянная, бродила где-то в сыром сером сумраке, и вот, наконец, вернулась домой.
У меня часто бывает такое, что вдруг сама собой приходит в голову цитата из какого-нибудь литературного произведения. Настоящая поэзия хороша чеканной краткостью и точностью, бьющей в цель, и по-настоящему хорошие стихи обычно так легко ложатся на сознание, что запоминаются с одного прочтения, а потом всплывают в памяти в нужный момент. Вот и тогда, беседуя с Жаном, я думала: «Таких очей, благих и ясных, никто не видел никогда…»
Недавно, уже после неожиданной (неожиданной ли?) и страшной его смерти, я, наконец, сформулировала мысль о том, что со мной произошло. Это была даже не только, как точно определил Набоков, «любовь с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда…» Но и, в то же время, синдром Стендаля, когда у человека начинает кружиться голова при виде выдающихся произведений искусства или красоты природы, а в более тяжелых случаях дело может доходить до галлюцинаций и обморока. Жан был совершенством, и речь не об его необычной внешности, а о том, что с физической его красотой и грацией каждого движения самым гармоничным образом сочетались и трепетность души, и невероятно сильная воля, и, в то же время, беззащитная распахнутость перед людьми и миром. И еще, я как-то сразу очень остро почувствовала его глубоко скрытую обреченность, что ли, как тень какой-то будущей трагедии и беды, о которой он тоже, и очень хорошо, знает… Потому что слишком очевидной была его инаковость, неотмирность, а ничем хорошим у таких редких, особенных людей дело, обыкновенно, не заканчивается.
Мы общались несколько часов подряд, он показывал мне множество своих фотографий в женских образах, говорил, конечно, и о своих идеях в плане защиты животных… Это было очень странное интервью, скорее, исповедь. Жан ничего не скрывал, откровенно рассказывал о себе такие вещи, которые вот так на первой встрече вывалить перед едва знакомым человеком, да еще и представителем второй древнейшей профессии, кто-то другой вряд ли бы смог. Мне и хотелось бесконечно слушать его, и, одновременно, остановить – я думала: «Да что ж ты делаешь, милый, прекрасный, добрый мальчик, нельзя же настолько доверчиво раскрываться перед первым встречным!» Любопытно – мне и в голову не приходило, что в его рассказе может оказаться лишь небольшой процент правды, Жан был очень искренним в каждом слове. Мы в тот же день перешли на «ты», что для меня тоже не характерно, обычно я долго держу дистанцию с людьми, но с ним по-другому было невозможно. Он воспринимался как очень родной, не «свой в доску», а именно близкий, до такой степени, что терялась не то что дистанция и стирались личные границы, а вообще ощущение предела того, где заканчивается он – и начинаешься ты сама. Даже не знаю, как это объяснить иначе.
Материала для интервью я собрала больше чем достаточно, его хватило бы на десяток развернутых статей. Сказала Жану, что ничего не буду публиковать без предварительного согласования с ним, он может не беспокоиться. Так он и не беспокоился – он знал и не сомневался, что я не напишу ни одного лишнего слова, просто не смогу злоупотребить его доверием. Людей – а главное, их отношение к себе, впечатление, которое он на них произвел – Жани считывал сходу, как открытую книгу, и прекрасно понимал, что и от кого можно ожидать.
Меньше чем через месяц, 21 октября, еще до публикации материала о нем (интервью выйдет позже, 10 ноября), Жан предложил мне сотрудничество. Он сказал в телефонном разговоре, что ему хотелось бы видеть меня его пресс-секретарем, что мы не просто можем работать вместе, но он просит меня представлять его интересы не только в прессе. Я ответила сообщением.
Анна:
Я не понимаю. Буду называть вещи своими именами. Как в принципе возможно, чтобы я представляла твои интересы перед кем-либо? Не считая публикаций в прессе, конечно, тут все ясно. Но это же нонсенс – тебя, воплощение гламурности, изысканности, утонченности, безупречного вкуса, с твоим знанием мира моды, чтобы представляла антигламурная по всей своей сути редакционная баба!!! Здравый смысл все-таки включать надо. Подумай, и хорошо подумай! Со своей стороны, да, я хочу и готова тебе помочь, сделать все, что в моих силах, если ты по необъяснимой причине не боишься, как бы мое участие не принесло больше вреда, чем пользы…
Жанэ:
Спасибо, Ань, за – "Я хочу и готова тебе помочь, сделать все, что в моих силах".
Мне приятно.
Вопрос был решен, я капитулировала без боя.
Глава 2. Про людей и зверей
Про съемки ролика под рабочим названием «Антимех» я расскажу отдельно, эта история, впрочем, как и всё, так или иначе связанное с Жани, требует подробного описания. Но параллельно с подготовкой к этим съемкам мы плотно занялись долгоиграющей акцией по защите бездомных животных – «Подари им семью». На самом деле, у Жана была идея другой акции под тем же названием – помощь детям из детских домов. Но я сказала ему, что в нашей стране артист, выступающий в ярких женских образах, слишком рискует, так или иначе касаясь темы детей. Ведь какие ассоциации такой человек неизбежно вызывает у обывателей? Раз переодевается в женское – значит, гей. А в головах у большинства наших сограждан, еще и с православием головного мозга, прочно сидит мысль о том, что если гей – следовательно, педофил. Понадобится еще много десятилетий для того, чтобы избавиться от подобных стереотипов мышления. Как ни печально это сознавать, если бы Жани начал подобную деятельность, вместо положительного результата мы бы получили фееричный скандал, и это еще в лучшем случае…
Тогда мне удалось убедить Жани в своей правоте. Почти. Он всегда был очень упрямым и крайне неохотно шел на то, чтобы отказаться от чего-либо, им задуманного. Так что, мы пришли к компромиссу. А именно: говорим о брошенных животных, но при этом, проводим прямые параллели с детьми-отказниками. Ведь безответственность и предательство остаются таковыми не зависимо от того, стал их жертвой щенок или ребенок. Я подключила к этому всех своих друзей-волонтеров. Смысл был вот в чем: Жан – личность достаточно известная, и его имя может сыграть значительную роль для привлечения внимания общественности к проблеме брошенных собак и кошек. Он готов выступать на разных мероприятиях, везде и всюду поднимать этот вопрос. С его участием дело в целом пойдет гораздо лучше и эффективнее. Но, чтобы получить максимальный результат, представители зоозащиты, в свою очередь, должны помочь ему самому с пиаром. Например, они организуют благотворительный концерт – он выступает. А в своих интервью неизменно касается животрепещущей для него темы, рассказывает о приюте, о том, чем каждый человек может помочь заключенным в клетках и ждущих своего человека братьям нашим меньшим.
Первым делом, мы устроили фотосессию в приюте. Я уже вкратце упоминала об этом. Жан заходил буквально в каждую клетку, не прошел мимо ни одной собаки, в том числе, и тех, кто находился в стационаре. Кто никогда не бывал в подобных местах, вряд ли поймут, что это такое. Вас встречает оглушительный лай сотен глоток. Некоторые собаки бросаются на решетку со своей стороны, мало кто из них остается безучастным к появлению новых незнакомых людей. Через пять минут буквально
начинаешь глохнуть от лая. Мне всё это было хорошо знакомо и привычно, Жан ничего подобного прежде никогда не видел. По моим рассказам он, конечно, приблизительно представлял себе, с чем придется столкнуться, но когда подобное видишь своими глазами впервые и осознаешь масштабы, это всегда шок. По крайней мере, для человека, у которого есть сердце. Но Жани, который у многих ассоциируется с блеском сцены, такой хрупкий, не проявил ни тени растерянности или страха. Тут еще надо осознать такой момент, что речь-то, естественно, идет не о чихуахуа и даже не о хаски. В приютах крайне редко оказываются породистые животные, тем более, мелких пород. То есть, перед вами – невероятное количество огромных разношерстных дворняг с клыками, как у акул, и далеко не все они дружелюбно настроены по отношению к человеку.
Многие отловлены из стай и ведут себя так, как и положено не домашним, а полудиким собакам. Кто-то провел на улице месяцы, годы, кто-то и родился на этой улице. Они не адаптированы к общению с людьми, ведь у волонтеров просто нет физической возможности заниматься каждым животным, а кинологов-добровольцев крайне мало. Другие, бывшие домашние, отлично помнят человеческую подлость – о, эти хорошо знают людей, и имеют все основания для страха и ненависти. Они могут просто броситься на тебя, как только рискнешь протянуть к ним руку, это называется агрессивной реакцией защиты. А реакция у собак отменная и стремительная.
Так вот Жана невозможно было удержать от того, чтобы он заходил в клетки. Так спокойно и безоглядно смело, будто это было для него самым естественным делом. Я потеряла дар речи. Каждую секунду мне казалось, что вот сейчас его просто разорвут, сколько раз бывало так, что наши собаки набрасывались на человека, и хорошо еще, если отделаешься откушенным пальцем или глубокой рваной раной от клыков. Это не цирк, где рядом с хищниками стоят охранники с брандспойтами, и сразу остановить и оттащить сорока-пятидесятикилограммовую собаку невозможно.
Но ни один из этих псов не посмел его тронуть! Такой невероятной силы была его энергетика, что Жан гладил их, садился на корточки перед оскаленными мордами и разве что руки им в пасти не вкладывал, а собаки ложились у его ног и лизали его прекрасные тонкие пальцы. Боже, к концу нашего пребывания в собачьих корпусах он был обслюнявлен ими с ног до головы!
И он не позировал на камеру. Я снимала в режиме репортажа, кадр за кадром, вне себя от страха за него и, в то же время, восторга от его бесстрашия. А еще больше – от того, как его приняли даже самые опасные псы. Это было чудо посильнее, чем даже самые яркие перевоплощения Жани на сцене! Но этим дело не кончилось. Теперь нам предстояло отправиться в кошачьи корпуса. А ведь на кошек у него была очень сильная аллергия. Конечно, мы это учли, и Жан заранее принял меры, наглотавшись антигистаминных препаратов. Только вот, таблетки могут помочь, когда приходишь в дом, где живут одна-две кошки. А в приюте их, опять же, сотни.
В отличие от собачьих клеток и вольеров, у кошек – очень тихо. И они не прыгают на решетку. Это совсем другой филиал ада. Удушающая вонь, и не потому, что клетки не моют, просто, сколько ни мой, такое количество кошек, сконцентрированных в одном месте, на относительно небольшом пространстве, неизбежно создают концентрированный специфический запах.
И снова Жани заходит в каждую клетку. И… история повторяется. Кошки буквально притягиваются к нему, как к живому магниту. При том, что мы находимся здесь же, и нас они знают, а его нет. К тому же, кошки в принципе всегда настороженно относятся к незнакомцам, это очень независимые существа, и расположить их к себе не так-то просто. Опять же, если кто-то наивно полагает, будто кошечки всегда бывают только милыми, я вас сильно разочарую. Кошка по природе своей – идеальный хищник, каждая ее «деталь» природой заточена на охоту и, не побоюсь этого слова, убийство. Мало ли кому-то из вас доводилось пытаться поймать бездомного котенка у подвала – тогда вы в курсе, как отчаянно они способны атаковать, не взирая на свои скромные размеры. Я сама в приютах бывала свидетелем того, как кошки бросались человеку в лицо, метили в глаза. Мы же с вами не забываем, что, в данном случае, наши приютские питомцы часто попадали в клетки с улицы… Наша добрейшая, святая девушка-ветеринар Марина Т., беззаветно любящая животных, постоянно, как и все мы, ходила с исцарапанными в кровь руками. Но в случае Жана, законы этологии не работают. Вообще никакие законы и правила, кажется, не работают, будто он их отменяет одним своим присутствием.
Он заходит в клетку – и для кошек все остальные и всё остальное перестает существовать. Словно он один только тут и есть. Кошки группируются вокруг него, образуя круг, этот круг сужается, и вот, они лезут на него, как на дерево, их бесполезно пытаться снять, они цепляются за него когтями, кто добрался первым, лижут ему лицо, и практически все мурлычут, как паровоз! Блин, они просто кайфуют от его присутствия так, будто он предварительно облился валерьянкой! Клянусь, никогда, ни к кому другому я не наблюдала такого кошачьего отношения в приюте, такого, не побоюсь этого слова, массового кошачьего экстаза! Ну, а я продолжаю снимать, снимать, снимать…
Возможно, читая все это, вы подумали, что Жан любил животных. Но это не так. Он не был сентиментален, и слепое обожание кошечек и собачек, впрочем, как и детей, было ему абсолютно не свойственно. И тем более, он никак не относился к тем, кого называют «зоошизой». У себя дома он никого не держал, и не из-за аллергии, просто не было такой внутренней потребности. Кроме того, я не помню случая, когда что-либо вызывало у него умиление. Но он очень остро чувствовал и знал, что такое несправедливость. И у него была потребность это исправить, вступившись за самых бесправных созданий. Насколько это возможно. В одном из своих интервью по поводу его зоозащитной деятельности он говорил; «Всё просто. Кошка или собака не должна подыхать на улице и не заслуживает, чтобы ее пинали ногами в подъезде. Это несправедливо. Домашнее животное, восемь тысяч лет назад прирученное человеком, должно жить дома, а не в клетке в приюте». Тут я его очень хорошо понимала, так как и сама чувствую то же самое. Потом, в тот же день, мы взяли интервью у нескольких волонтеров. Отчасти, многое было заранее срежессировано, кто и что говорит, чтобы не повторяться. И, раз уж он сам не мог озвучить то, что хотелось (выше я объяснила, почему), мы просто вложили его слова в уста одной из девушек. Она сказала: «Брошенные животные и брошенные дети – это, по сути, одно и то же. Тот, кто способен предать и выкинуть на улицу свою собаку, при случае, поступит так же и с человеком. Да и маньяки не случайно начинают с того, что «тренируются на кошках». Так вот, милосердие тоже можно тренировать на кошках… Просто будьте людьми. Подарите им семью!»
Помимо той фотосессии, мы тогда же успели прямо у метро взять интервью у случайных прохожих, устроили такой блиц-опрос по поводу отношения каждого из них к проблеме бездомных животных. А через несколько дней – такой же блиц-опрос провели среди расфуфыренных гостей на открытии магазина швейцарских часов, на стоимость каждых из которых можно было бы обеспечить безбедную жизнь всему приюту на полгода, а то и на год.
Побывали на выставке породистых животных «Мартовский кот» – со своими стендами, на которых были развешены фотографии наших приютских собак и кошек. И целый день на этой выставке Жаник опрашивал посетителей: «Как по-вашему, в чем разница между бездомными животными и породистыми?.. Что для вас – экологическое мышление?..» Жани умел одинаково свободно общаться с представителями любых социальных слоев, он всегда чувствовал себя как рыба в воде хоть среди бомжей, хоть в обществе олигархов и звезд. Тогда то, что мы делали, принесло свои плоды. Была организована отличная выставка-раздача бесхозных животных, собрано немало средств…
Но Жан, несмотря на то, что нам удалось сделать даже за очень короткий срок, не смог найти общий язык с учредителями приюта. Волонтеры же не имеют никаких юридических прав, а для того, чтобы продолжать и расширять сотрудничество, дальше требовалась санкция именно учредителей. Кто платит – тот и заказывает музыку. Тут нашла коса на камень. Эти люди оказались категорически против того, чтобы трансвестит стал лицом зоозащитного движения и устраивал благотворительные выступления под их эгидой и юрисдикцией.
Собак и кошек, разумеется, никто не спрашивал.