Анна Рыбкина
Верные сердца
– Ну что, сбегал, проверил? – ворчал Митрофаныч. – Нет ее там, я знаю… Ну а ты подежурил на поляне-то, так полегчало тебе? Э-эх, это надо же… Она тоже про тебя помнит, не сомневайся!
До дачного поселка было пять километров, и раз в неделю Митрофаныч отпускал Джека сбегать подежурить на поляне, к вечеру пес возвращался. Но потом ударили морозы, навалили сугробы, и «увольнительные» прекратились.
Вечерами старик заводил Джека в избу, и тот дремал возле печки, слушая монотонные рассказы о былых временах…
Так почти прошла зима. И в один из февральских вечеров, когда от вьюги дрожали стекла и страшно выло в трубе, очередной рассказ старика вдруг прервался на полуслове, а чашка с чаем упала на пол.
Джек встревоженно подскочил к Митрофанычу и ткнулся носом в его ладонь, тот застонал.
Дальше Джек действовал по непонятному ему инстинкту, но четко и уверенно. Он с разбегу бросился на дверь, ударив передними лапами рядом с ручкой – она закрывалась плотно, но благо старик еще не задвинул щеколду!
Несколько таких толчков, и дверь распахнулась, впустив в натопленную избу холодный свежий воздух. А Джек, взобравшись на поленницу во дворе, поднял такой лай, что переполошил соседей. Услышав его, они заподозрили неладное, ведь пес практически не лаял, а тут…
Успели вовремя. Пока сосед подгонял уазик, сунули нитроглицерин под язык, да и повезли деда в райцентр.
Во всей этой суете про собаку, ясное дело, никто не вспомнил. Джек провел эту холодную и тревожную ночь в своей будке, а утром, не дождавшись теплой похлебки, перемахнул через забор и помчался по глубоким сугробам туда, куда стремилось его верное сердце…
Джек провел там весь день. Сперва сидел дежурил, внимательно всматриваясь вдаль, потом спал, спрятавшись в сугробе от пронизывающего ветра. Вечером отправился домой, в деревню. Но там его никто не ждал. Соседи зашли днем, увидели, что пес сбежал, ну, что поделать, ладно…
Покрутившись и поскулив возле ворот, Джек улегся прямо тут, прижавшись к забору. А рано утром, продрогший и заметенный снегом, встал, разминая онемевшие лапы, потоптался еще немного у калитки и понял: Митрофаныча там нет.
У Джека было только одно место, где он ЖДАЛ, а потому пес снова направился к дачному поселку.
Сегодня этот путь дался ему нелегко, голод и холод подточили силы собаки, а требовалось их немало, чтобы прыгать по глубокому снегу. Но он дошел, рухнул от усталости и проспал полдня.
Проснулся Джек на закате. Небо расчистилось, ветер стих, нетронутая снежная целина ослепительно сверкала, мороз крепчал. Джек, щурясь, смотрел на заходящее солнце. Возвращаться в деревню он не собирался…
Он уже не чувствовал голодных спазмов в желудке, да и вообще почти не чувствовал свое тело. Он смотрел на солнце, и ему чудилось, что вокруг сухая трава, а рядом ОНА, сидит, обняв его за шею, и шепчет на ухо:
– Надо подождать, надо потерпеть, мой хороший! А потом мы снова встретимся, обязательно… Весной ты будешь ждать меня на этой поляне, я приеду, и мы опять будем вместе. Обещаю!
Конечно, он будет ждать, сколько нужно, хоть целую вечность! Как сладко было погружаться в этот сон, прижимаясь боком к хозяйке. Впервые за последние месяцы его верное чистое сердце никуда не рвалось, оно билось ровно, все медленнее и медленнее…
Ночью Джек ушел на Радугу. И там, устроившись поудобнее, стал с высоты наблюдать за поляной, готовый ждать свою хозяйку хоть целую вечность!
Митрофаныч пролежал в больнице около месяца, а потом еще врачи прописали уход, лекарства, уколы, так что жил у сына в городе. В деревню вернулся только в апреле, когда снег уже растаял.
Постоял во дворе, глядя на собачью конуру и миску, и пошел к соседу, тому, что на уазике его в больницу отвозил.
– Здорово, Леха! Слышь, а пса моего не видали, не прибегал?
– Не, Митрофаныч, как тебя увезли, заходили потом пару раз – ни слуху ни духу!
– Э-эх… Леха, будь добр, подкинь к дачам… Дело у меня там… Срочное.
Они поехали. Леха хотел спросить, чего старику на дачах понадобилось, когда еще нет там никого, но он промолчал, когда увидел, что Митрофаныч взял с собой лопату. И выражение лица у деда всю дорогу было мрачное и скорбное, будто ехал друга хоронить…
А так и было. И хотя Митрофаныч думал про себя и надеялся, что ошибается, но сердцем чуял – ТАМ ОН!
Нашел… Похоронил… Спасибо, Леха помог копать еще мерзлую землю, а потом привалить большим камнем.
Катя с отцом приехали одни из первых, Митрофаныч вышел навстречу. Катя, выскочив из машины, хотела уже бежать на поляну, но, увидев старика, побледнела и медленно пошла к нему.
Подойдя вплотную, остановилась, старик взял ее руку и вложил в нее металлический брелок с гравировкой «ДЖЕК».
– Ты прости меня, дочка, не сберег! А вот он мне жизнь спас… – голос старика предательски дрогнул. – Там он, на поляне, и схоронен. Под большим камнем.
Отец подбежал к Кате, боясь даже представить, что творится в ее душе.
– Доченька, ты только не переживай, ты только успокойся! Ну, так случилось… Ты прости нас… Хочешь, сейчас же поедем… любого щенка… какого хочешь… купим…
– Папа! Мне не надо любого! Оставьте меня в покое, я хочу побыть… с моим Джеком.
Она ушла на ИХ поляну и долго сидела возле большого камня, сжимая в ладошке брелок с гравировкой «ДЖЕК».
– Мой хороший, мы снова встретимся, обязательно… И опять будем вместе, ведь я обещала…
Он смотрел на нее сверху, его чистое и верное сердце ликовало и рвалось поскорее родиться маленьким рыжим щенком, чтобы слизнуть слезы с горячих щек и утонуть в родном и любимом запахе ее волос…
11. Ветеран
История эта произошла в середине восьмидесятых и получила довольно широкую огласку в нашем городе. Но мало кто знал, чего стоило пережить эти события самим участникам и как это отразилось на их дальнейшей судьбе…
Федор Ильич всю жизнь проработал на одном крупном предприятии, вплоть до пенсии. Уходить с привычной работы было трудно, так что устроился он туда же сторожем на полставки.
Старый работник был на хорошем счету, взяли его с удовольствием. И Федор Ильич был доволен, «при деле», как он сам выражался. Но была еще причина, по которой пенсионер не хотел покидать место работы. И сейчас она вышла для него на первый план…
Территория завода охранялась собаками. Крупные псы разных мастей бегали ночью по периметру, а днем сидели в тесных вольерах. Федор Ильич частенько приносил им угощения.
Во время перерыва его не было ни в столовой, ни в курилке. Мужики уж знали:
– Дядя Федор? Так с собаками он, опять обед им понес…
Ему нравилась компания этих угрюмых, суровых псов. Иногда он разговаривал с ними, они внимательно слушали, и в глазах каждой собаки светилась своя, по-видимому, непростая судьба.
А порой ели молча. Дядя Федор раздавал угощение сквозь решетку, сам же довольствовался бутылкой кефира и булочкой из столовой.
Особое внимание Федор Ильич уделял одному псу породы кавказская овчарка. Он дольше всех не подпускал мужчину к вольеру и не брал еду. Звали его когда-то то ли Дик, то ли Рик, но здесь, на заводе, пса прозвали Ветераном.
Он был списан из армии по ранению, полученному, вероятно, в какой-то горячей точке (подробностей, ясное дело, никто не докладывал). Пса подлечили, и попал он сторожем на предприятие, где исправно служил уже четвертый год.
И столько же времени продолжалась странная дружба Ветерана с человеком, каждый день навещавшим собак.
Федор Ильич своим спокойствием и терпением сломил оборону пса. Произошло это не сразу, лишь через месяц Ветеран взял предложенное угощение, еще через месяц впервые вильнул хвостом, а к концу четвертого месяца знакомства пес подставил свою косматую голову под руку дяди Федора.
И вот, выходя на пенсию, Федор Ильич уже не мог представить, как расстанется с другом. Как сможет он сидеть дома, зная, что пес будет ждать его день за днем?! Потому, собственно, и стал дядя Федор сторожем.
Теперь он проводил с собакой больше времени, они вместе обходили территорию, пес прекрасно знал команды, но Федор Ильич их практически не использовал. Умудренный опытом пес понимал все с полуслова.
– Двум старикам всегда найдется о чем поговорить, верно? – Дядя Федор вел задушевные беседы, Ветеран внимательно слушал.
Потом человек умолкал, и они сидели рядом, глядя на звездное небо. Их удивительная дружба вся дышала достоинством и взаимоуважением.
Так прошел год. И однажды почтенный возраст Ветерана дал о себе знать – пес приболел. Заниматься его лечением особо было некому, и Федор Ильич отправился к начальнику:
– Анатолий Палыч, оформи списание, а? Ну куда тебе тут восьмилетний кобель, ему уход нужен. Я бы забрал его…
Начальник согласился. Федор Ильич уволился с завода. Так двое друзей, пенсионер дядя Федор и пес Ветеран, отправились на заслуженный отдых.
* * *
Супруга Федора Ильича была в легком шоке, когда в их хрущевке появился огромный пес. Зайдя на кухню, Ветеран уже не мог там развернуться, а потому пятился обратно задом. Если пес лежал на балконе, выйти туда уже было невозможно, просто некуда встать. И как, спрашивается, развешивать белье?
Но Мария Николаевна была женщиной доброй и чуткой. Она видела теплые искорки в глазах мужа, когда он беседовал с псом. Замечала, каким бодрым он возвращался с ежедневных двухчасовых прогулок. И ведь в любую погоду шли!
Жизнь друзей-пенсионеров протекала спокойно и размеренно. Регулярные прогулки позволяли держать форму, на хорошем уходе и питании Ветеран преобразился, шерсть его заблестела, взгляд стал живым, а временами даже озорным.
Летом семья ездила на дачу на старом жигуленке. Ветеран занимал все заднее сиденье, при этом огромная голова высовывалась из окна. Пока Мария Николаевна занималась огородом, мужчины отправлялись на рыбалку.
Местные собаки до одури лаяли на огромного пса, кошки разбегались по подворотням, а Ветеран чинно вышагивал рядом с хозяином, ни на кого не обращая внимания. Пес был счастлив: у него были дом, семья, любовь…
Осенью, когда огородный сезон был окончен, а погода испортилась, Федор Ильич с женой еще несколько раз ездили на дачу, чтобы привезти домой собранный урожай и закрученные заготовки. Ветерана оставляли дома в целях экономии места в машине.
В одну из таких поездок старый жигуленок сломался, немного не доехав до дачи. Безрезультатно провозившись с машиной около часа, Федор Ильич поймал попутку, и их дотянули на буксире.
Был вечер, рассчитывали обернуться быстро, туда-обратно. Но пришлось остаться на даче с ночевкой.
– Завтра утром с соседом уедем, – сказал Федор Ильич супруге.
Она внимательно посмотрела на него:
– Ты уверен? Как Ветеран-то наш, один там…
– Ничего, он большой мальчик, один переночует, – ответил муж, – я выгулял его перед поездкой.
Той ночью дядя Федор спал плохо. Несколько раз, просыпаясь, он думал о собаке. И было ему как-то тревожно, неспокойно на сердце.
– Большой мальчик, справится… – шептал он, переворачиваясь на другой бок.
* * *
До поздней ночи Ветеран прислушивался к звукам во дворе – не подъезжает ли знакомая машина?
Когда все стихло и во всех окнах погас свет, пес задремал, уткнувшись носом в балконную дверь. Она была чуть приоткрыта, хозяева специально оставили, чтобы он «слушал улицу» и дышал воздухом.
Сон Ветерана был чутким, настороженным, тем более в отсутствие хозяев. Поэтому он услышал чужаков, как только они зашли во двор. Звук их шагов сразу не понравился псу – они ступали осторожно, крадучись. И остановились прямо под балконом…
Пес бесшумно поднялся, приник носом к щели и весь обратился в нюх и слух.
«Двое, – определил он, – чужаки… угроза…»
Когда-то Ветерана обучали защитно-караульной службе. Давно это было, в прошлой жизни, когда звали его Дик, был он молод, неутомим. И был у него хозяин – тоже молодой и неутомимый парень в форме…
Воспоминания увлекли пса на пару секунд, но тут же новые звуки вернули к реальности – злоумышленники взбирались по балконам! Ветеран, тихо ступая, отошел от двери вглубь комнаты.
«Всех впускать, никого не выпускать» – это он запомнил четко.
Забравшись на балкон второго этажа, воры увидели приоткрытую дверь. Какое-то время они стояли, прислушиваясь. Из квартиры не доносилось ни звука.
– Это тридцать четвертая, тут пенсионеры живут, – прошептал один, – видимо, на даче ночуют, машины нет во дворе… Давай, заходим!
– Погоди, собаки-то нет у них? – спросил второй.
В его словах, позе сквозила паника. Видимо, собак он боялся не только в данной ситуации, а вообще – всегда.
– Есть у них собака, – усмехнулся первый, – и она бы тебе не понравилась. Они ее на дачу с собой берут. Пошли, была бы собака, давно бы шум подняла.
И, осторожно толкнув дверь, воры вошли в квартиру…
Включив фонарик, первый стал шарить по шкафам и тумбочкам, а второй… Он никак не мог сосредоточиться, буквально кожей ощущая опасность. Он чувствовал себя так, будто возле него стояла огромная собака.
На самом деле так оно и было…
Оглянувшись на балконную дверь, парень похолодел от ужаса. В лунном свете, падавшем из окна, стоял огромный пес. Раздалось глухое рычание, и оба вора сперва замерли на месте, а затем стали тихонько пятиться к входной двери, ведь путь на балкон был отрезан.
Рычание стало громче, пес сделал шаг вперед, давая понять незваным гостям, что не стоит подходить вообще ни к каким дверям. Он оттеснил чужаков к дивану, и, когда они уселись в уголок, пес немного успокоился.
Парень, что боялся собак, весь покрылся липким потом и утратил способность соображать. А другой, наоборот, лихорадочно прокручивал в голове варианты, как выбраться из квартиры. Перспектива встречи с хозяевами, а тем более с милицией его не прельщала.
Не поворачивая головы, он ровным тихим голосом заговорил со своим напарником:
– Вдвоем мы с ним справимся… У меня нож… Ты отвлекаешь, я бью…
Пес снова зарычал, и напарника накрыла новая волна паники:
– Ты что, ты что! Даже не думай… Сиди не шевелись!
– А я говорю тебе – надо выбираться… Давай, на счет три ты вскакиваешь… Раз… Два…
В следующий момент вор столкнул своего трясущегося напарника с дивана в надежде, что пес бросится на него, а сам выхватил нож.
Ветеран был готов. Он не купился на этот трюк, его учили, что первым делом надо обезвредить противника с оружием. И пес бросился на руку, державшую нож.
Реакция у бандита оказалась отменной, да и сам он был довольно крепким. Успев закрыться другой рукой, он пару раз пырнул собаку куда-то в бок, а дальше пес подмял его под себя, навалившись всей массой. Нож выпал из руки бандита, и шансов спастись от огромной пасти у человека не было.
Тем более что его напарник, упав с дивана и услышав страшный рык и звуки борьбы, сразу рванул к балкону. Он спрыгнул со второго этажа и бежал, не останавливаясь, еще пару кварталов.
А в квартире все стихло. Раненый пес, тяжело дыша, лежал возле бездыханного тела «обезвреженного врага», который уже никому не причинит вред…
Да, когда-то, очень давно, когда его звали Дик, его учили, что противника нужно прижать к земле и не отпускать до команды хозяина…
Но после этого была война… А там либо свой, либо враг, либо ты его, либо он тебя… Ошибка может стоить жизни. Тебе или хозяину…
* * *
Возвращаясь утром домой, Федор Ильич все также ощущал тревогу, но он и представить не мог, какие испытания ждут его впереди.
Увидев страшную картину, Мария Николаевна схватилась за сердце и стала оседать, муж еле успел подхватить ее. А дальше все закрутилось. Скорая, милиция, виноватый взгляд раненого Ветерана…
Федор Ильич сбился со счета, сколько раз в тот день врачи капали ему успокоительное.
Потом, как в тумане, отмывал пол в квартире, навещал супругу в больнице, а после ехал к другу. Ветерана прооперировали, он восстанавливался. Однако вернуться домой пес уже не мог…
Шло следствие, потом суд. Вины хозяина не было, однако собаку суд признал социально опасной, содержать ее в квартире, в обычных условиях, было запрещено. Вопрос стоял об усыплении.
Федор Ильич ходил, обивал пороги, писал, протестовал, доказывал. В итоге, приняв во внимание заслуги пса, службу в армии, ранение, дело было пересмотрено и принято решение о пожизненном содержании Ветерана в военном питомнике на гособеспечении.
Вечером дома Федор Ильич плакал. Это была и радость победы – отстоял все-таки пса, и горечь расставания – в питомник просто так не придешь навестить друга, как на заводе было…
– Стоп! А ведь это мысль, – встрепенулся дядя Федор.
На следующий день он уже собирался ехать в питомник – поинтересоваться о вакансии сторожа, дворника, уборщика, да кого угодно!
Мария Николаевна вышла в прихожую. Она стояла и молча смотрела, как муж надевает пальто. Федор Ильич обернулся, почувствовав ее взгляд, подошел, заглянул в глаза:
– Понимаешь, Маша, не могу я его вот так бросить. Он же герой, он на войне хозяина от пули заслонил, а его списали после этого, в клетку посадили. И сейчас опять: он хозяйское добро защищал, он мне доверился, и что в итоге получил? Снова клетка и одиночество… Нет, я должен быть рядом с ним…
В глазах жены блеснули слезы.
– Езжай, Федя, – сказала она с доброй улыбкой, – я ведь не осуждаю. Наоборот, я горжусь тобой. Вы с Ветераном друг друга стоите, ты ведь тоже ему жизнь спас. Езжай, и пусть у тебя все получится…
P. S. Федор Ильич был принят в питомник на должность уборщика. Следующие пять лет он ездил на работу за сорок километров на своем старом жигуленке, чистил собачьи вольеры и был счастлив. Потому что каждый день в одном из вольеров его ждал друг, старый пес Ветеран.
12. Вольт
Часть 1
Старый пес лежал на балконе и грел косточки под еще ласковым сентябрьским солнышком. Двор жил своей жизнью, лаяли собаки, бегали и играли дети, вороны громко делили что-то возле помойки, а коты взвешивали свои шансы их поймать и не получить клювом в лоб…
Вольт лениво смотрел на все это через полуприкрытые веки с высоты третьего этажа и своих двенадцати лет. Ему было хорошо и спокойно – он был дома.
На балкон вышла молодая женщина, присела на корточки и стала чесать собаке за ухом.
– Ну что, мой хороший, нравится тебе тут? – спросила она.
Вольту, конечно, нравилось, и даже если бы весь мир рухнул, но осталась эта ласковая рука, он был бы счастлив. Потому что слишком уж долго он ждал этой ласки, слишком часто тянулся носом к этой руке в своих тревожных снах, мечтал об этом прикосновении и шел к нему – всю жизнь!
Вольт посмотрел на девушку. Как радостно было находиться рядом с ней после стольких лет, проведенных в приютском вольере и слившихся в один нескончаемый одинаковый день…
Там было неплохо. Его кормили, выводили на прогулки и, что самое главное, не мешали предаваться воспоминаниям о счастливом времени, когда он жил с любимыми людьми…
* * *
Он вспоминал все с самого начала, снова и снова прокручивая тот момент, когда впервые увидел высокого статного мужчину и девочку лет двенадцати, приехавших в питомник выбирать щенка немецкой овчарки.
Вольт сразу решил, что это его люди. Он расталкивал братьев и сестер, привлекая все внимание к себе. Щенок интуитивно почувствовал, что надо понравиться девочке, и не прогадал.
Несомненно, решение принимал мужчина, и такую серьезную собаку он брал себе, но девочка, его обожаемая дочка, могла уговорить отца одним взглядом!
– Папа, посмотри, этот щенок не подпускает ко мне остальных! – смеялась она. – Давай возьмем его, он точно хочет быть нашей собакой!
– Хм, почему бы и нет? – отец оглядел Вольта. – Отличный выбор, Юляша!
Вольт тоже считал, что сделал отличный выбор, – он точно хотел быть их собакой! И началась счастливая пора… Игры с Юлей, прогулки и занятия с ее отцом, вкусные кусочки из рук ее мамы. Он обожал эту семью – свою семью.
Вольт вырос в красивого крепкого пса, сдал на «отлично» все курсы по дрессировке, получил пару оценок на выставках, был послушен, прекрасно воспитан и горячо любим не только своими людьми, но и их соседями и друзьями.
Ему шел третий год, когда его счастливая жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов и… полетела под откос.
Семья любила выезжать на природу. Этот год был урожайным на грибы, и ясным субботним утром все загрузились в машину и отправились за город. Уехали довольно далеко, свернув с шоссе, еще около часа пылили по лесной дороге, желая забраться в места безлюдные и нетронутые.
Вольт не мог дождаться, когда, наконец, можно будет выпрыгнуть из машины и набегаться вволю. И вот – приехали.
Грибов действительно было много, и люди, увлекаясь, разбредались в разные стороны, а пес бегал от одного к другому, желая собрать их в кучу. Но куда там! Азарт охотников за грибами вел их все дальше от машины и друг от друга.
Вольт тоже увлекся охотой на мышей, белок и птиц, он носился по лесу как угорелый и в какой-то момент выпустил из виду Юлю, а когда вспомнил и побежал искать, то никак не мог взять след – девочка несколько раз переходила через ручей.
Он бежал все дальше и вдруг выскочил к небольшой деревеньке. Крайний дом был совсем развалюхой, рядом стоял такой же покосившийся открытый сарай. Забора и вовсе не было.
Вольт решил быстренько обследовать это место и бежать обратно к машине. Он заскочил в сарай, принюхиваясь и прислушиваясь, понял, что Юли тут не было, развернулся и вдруг… дверь сарая захлопнулась прямо перед его носом!
А с той стороны стоял человек, и Вольту совсем не понравилось, как он пахнет. Человек разговаривал с кем-то низким хриплым голосом:
– Алло! Палыч, ты, помнится, говорил, тебе пес породистый нужен для охраны? Есть у меня один, уступлю недорого! Приезжай!
Пес толкал дверь лапами, грыз доски и громко лаял, но выхода не было, и ему пришлось провести эту ночь в сарае. А рано утром к нему зашел человек с длинной палкой, на конце которой была петля. Он ловко накинул ее на шею собаки, затянул и потащил упирающегося Вольта в стоящий у ворот грузовик.
На этом его счастливая жизнь с любимыми людьми закончилась…
* * *
У Палыча были небольшие складские помещения недалеко от города. Тратиться на профессиональную охрану он не хотел, а потому отловил пару крупных бездомных дворняг, посадил их на цепь и провел трос по периметру.
А что? За миску жидкой похлебки и наспех сколоченную будку такая собака будет грозно лаять из-за забора, создавая впечатление, что территория надежно охраняется.
Но для пущей уверенности Палыч мечтал держать у ворот породистого пса, чтобы казалось, что и остальные собаки такие же. И вот его бывший односельчанин и собутыльник подкинул отличный экземпляр «всего за пару тыщ».
И стал Вольт, как и два других кобеля, жить на цепи, спать в хлипкой будке и питаться жидкой похлебкой.
Но трагедия была даже не в этом. А в его отношениях с людьми, вернее – в их отсутствии. Парень-кладовщик собак побаивался, так что обходил стороной, а мужик-уборщик, алкаш из того же села, в обязанности которого входило собак кормить, был с ними груб и жесток.
Беспородные кобели этому не удивлялись, видно, на всяких людей насмотрелись, только уворачивались от очередного пинка, а Вольт не знал, как себя вести.
Гордость и достоинство, присущее чистокровным «немцам», не позволяли ему лебезить и заискивать, а воспитание и порядочность городского пса не давали огрызаться и рявкать на человека, дающего пищу.
Однако было еще что-то, незнакомое и дикое, поднимавшееся из глубин его существа, говорившее ему, что по природе своей он – крупный опасный хищник, относящийся к отряду волков, а уже потом – собака, а то, что городская и воспитанная, – это вообще величина переменная…
Однажды ночью этот внутренний голос прорезался наружу – Вольт выл так самозабвенно, что два других кобеля глухо вторили ему, а где-то далеко на пригородных свалках им отвечал целый хор многоголосой бродячей стаи.
Вольт почувствовал облегчение, казалось, что вместе с этим воем из него выходит щемящая тоска по людям, которых он любил и которые любили его.
А уборщик вдруг перестал быть человеком в глазах Вольта и превратился в злобное существо, не заслуживавшее ни доверия, ни снисхождения собаки.
А потому утром, по привычке замахнувшись на овчарку, мужик в недоумении вытаращил глаза, увидев обнаженные клыки. Ему бы отойти, но он решил утвердить свой авторитет, дав собаке приличного пинка. Через секунду он валялся на земле, схватившись за прокушенную ногу.
С тех пор к Вольту мог подойти только Палыч. Все-таки своим чистокровным «немцем» он гордился, так что, наведываясь на склад раз-два в неделю, привозил ему колбасы или сыра. Угощая, он трепал пса по холке и все думал, почему тот никогда не виляет хвостом?
Ни Вольт, ни его хвост тут были ни при чем – просто в этих чужих руках не было ни капли любви. Прошел год, второй, а руки так и оставались чужими…
Однажды по осени к Палычу на склад приехал какой-то мужик на джипе. Они обходили помещения, осматривали территорию. С мужиком ходил здоровый питбуль, он искоса поглядывал на Вольта и глухо рычал, тот ответил ему злобным лаем. Оба пса как-то сразу решили, что они – заклятые враги, и если бы не цепь Вольта и поводок питбуля…
Мужик оказался покупателем. Через пару дней склады перешли в его собственность. Кладовщик и уборщик уволились, судьба псов мало интересовала нового хозяина, у него был свой ЧОП.
Двух дворняг просто отпустили за ворота, а вот к немцу никто не мог подойти. Психанув, мужик спустил с поводка своего питбуля…
Это была страшная схватка, и преимущество было совсем не на стороне Вольта. От недостатка движения и плохого питания пес был не в лучшей форме, а короткая и тяжелая цепь ограничивала, не давала вовремя отскочить, увернуться от мощных челюстей питбуля.
– Давай, Цербер, сделай его! – Хозяин с водителем и охранником наблюдали за происходящим.
Вольт выдыхался. Его задняя лапа застряла в цепи, онемела, и он уже не мог даже стоять, не то что двигаться. Цербер вцепился мертвой хваткой ему в шею, и освободиться было невозможно. Сознание постепенно угасало.
«За что или за кого я сражаюсь? – подумал Вольт. – Моя жизнь не стоит того, чтоб за нее биться. Такая жизнь – не стоит…»
Обмякшее тело не представляло интереса для противника, и он выпустил шею Вольта.
Хозяин велел своему водителю оттащить овчарку за территорию. Тот подошел, отстегнул карабин, высвободил стянутую цепью заднюю лапу и уже взялся за ошейник, но пес поднял голову, глухо зарычал и сам начал вставать. Удалось это ему попытки с третьей.
Вольт осторожно, подволакивая заднюю лапу, поковылял к открытым воротам. Выйдя на дорогу, он остановился. Позади были два года на цепи, впереди – свобода, с которой он совершенно не знал, что делать…
Часть 2
Сил едва хватило добрести до ближайшего перелеска. В изнеможении Вольт рухнул в овраг и отключился. А когда очнулся, было уже темно. По обе стороны от него, плотно прижавшись теплыми боками, лежали дворняги, с которыми он охранял склады.
Они, выпущенные на волю чуть раньше, побегали по окрестностям, нашли пригородную свалку мусора, поживились там, чем смогли, но ближе к ночи по привычке побежали «домой».
Там их, понятно, никто не ждал, зато они учуяли Вольта. Для них он был не просто член стаи, а авторитет, вожак. Собаки долго зализывали его раны, а после устроились рядом на ночевку.
Утром собаки втроем отправились к свалке. Вольт передвигался с трудом, но нужно было что-то есть…
К зиме Вольт почти оправился, осталась лишь хромота в задней лапе, но это ему не мешало. К ним примкнуло еще несколько собак, и теперь у Вольта была настоящая стая. И пусть не хватало опыта в бродячей жизни, зато он был умен, осторожен и подозрителен…
Перезимовав недалеко от свалки, весной Вольт стал уводить свою стаю подальше от города. Собаки промышляли мелкой дичью, иногда таскали куриц из деревень, людям на глаза старались не попадаться.
А к следующей зиме снова подтягивались ближе к городу, питаясь на свалке и отогреваясь у теплотрасс.
На бродячих собак частенько устраивали облавы, но в стае Вольта была безоговорочная дисциплина, и он всегда уводил своих от людей со знакомыми ему палками с петлей на конце.
Так прошло несколько лет…
Вольт все сильнее ощущал себя диким и все меньше хотел возвращаться поздней осенью в пригород на зимовку. И вот однажды он довел стаю до места, откуда уже просматривалась цивилизация, и остановился. Голодные псы в нетерпении топтались вокруг него и поскуливали.
Вольт сделал несколько шагов, побуждая их идти. Собаки выскочили из леса и потрусили по полям, уже припорошенным снегом. А их вожак постоял пару минут, глядя им вслед, развернулся и побежал прочь от города, людей, свалок, сородичей…
Пришло время стать одиночкой…
Вольт решил уйти в лес навсегда. Он научился охотиться, да и набеги на отдаленные глухие деревушки спасали пса от голода. Хотя он старался свести их к минимуму.
И потекли дни и месяцы одиночества, незаметно складываясь в годы…
Можно было сказать, что Вольт был рад такой жизни. И почти счастлив. Да, можно было бы так сказать, если бы Вольт был волком, если бы он родился диким зверем и не знал человеческой ласки.
Но Вольт был собакой, чистокровной немецкой овчаркой, и его предки сотни лет служили людям, находя в этом радость и смысл жизни. Это было в его крови, а в памяти остался любимый хозяин и девочка Юля, которая уговорила папу взять именно его!
Вспоминая их, пес выл на луну, и становилось легче. Иногда он все же приближался к людям, наблюдая летом из зарослей, как туристы устраивают привалы, как сидят ночью у костра, смеются, поют песни, готовят ароматную еду. Зимой смотрел за охотниками, но никогда не подходил близко, никогда не менял своего решения.
А вот судьба распорядилась по-своему, поставив Вольта перед выбором – пройти мимо людской беды, совершенно его не касающейся, как поступил бы любой дикий зверь, или…
Места, где обитал Вольт, были довольно глухие. Двое детей, мальчик лет тринадцати и его семилетняя сестренка, заблудились. Они бродили по лесу с самого утра, устали, хотели есть, пить и были серьезно напуганы.
Вольт уже полдня наблюдал за ними, не выдавая своего присутствия, надеясь, что ребята выберут нужное направление. Но к вечеру стало ясно, что они ходят большими кругами и ночь застанет их в лесу.
Девочка плакала, мальчик тоже был близок к панике, они уже не кричали во весь голос «Ау! Помогите!», в сумерках лес казался опасным, полным незнакомых звуков, и детям хотелось спрятаться… Они озирались, пятились, меняли направление и незаметно приближались к заболоченной низине.
Наконец, Вольт решился. Он вышел на открытую местность, преграждая детям путь к болотам. Конечно, они приняли его за волка и бросились бежать. Вольт спокойно стоял и смотрел им вслед. Главное, что они бежали прочь от опасного места.