Анна Рыбкина
Верные сердца
7. Букет
По мотивам истории Беннет Серф
В одном рейсовом пригородном автобусе по соседству оказались молодая девушка и пожилой мужчина. У девушки на коленях сидел щенок, а мужчина держал в руках огромный букет.
Они ехали около получаса, но девушка уже еле справлялась с непоседливым малышом. Ему скучно было сидеть на коленях, он хотел играть, хватал своими острыми зубками все подряд и уже наделал кучу затяжек на вязаной кофточке хозяйки.
Впрочем, она не была его хозяйкой, и это было заметно. Девушка не знала, как обращаться со щенком, она то ругала, то ласково уговаривала непоседу, при этом ни разу не назвав по имени.
Пожилой мужчина с букетом спокойно наблюдал за своей соседкой. Когда щенок начал скулить, а другие пассажиры – недовольно оборачиваться, он обратился к девушке:
– Позвольте вам помочь…
Встретив ее беспомощный вопросительный взгляд, он улыбнулся:
– Я вижу, у вас нет опыта общения с собаками, тем более с такими вертлявыми хулиганами. Будьте добры, подержите…
И мужчина протянул ей букет, а сам взял на руки щенка. Малыш притих, внимательно обнюхивая нового человека.
– У меня дома кот, вот он и изучает, – пояснил мужчина. – Ну что, будем знакомиться? Я – Павел Дмитриевич…
– Очень приятно, я – Лера, – ответила девушка, – а это… щенок. Имени у него нет, его подкинули нам в подъезд неделю назад. Домой взять я его не могу, родители не разрешают. Я очень надеялась, что кто-нибудь из соседей заберет, но они только ругаться начали, что я собаку в подъезде подкармливаю…
Павел Дмитриевич слушал девушку, разглядывая щенка и почесывая ему за ушками. Тот немного успокоился.
– И куда же вы с ним теперь?
– Бабушке везу, в деревню, – ответила Лера, тяжело вздохнув. – У нее, правда, своих двое, ну, может, уговорю оставить или отдать кому… А вы куда едете? С таким красивым букетом? Ой, простите…
Девушка смутилась от своего любопытства. Букет ее завораживал, она никогда не держала в руках столько цветов. Павел Дмитриевич улыбнулся:
– Букет для моей супруги. Это ее любимые. Сегодня годовщина…
Лере показалось, что мужчина хотел еще что-то добавить, но тут их автобус подъехал к небольшой автостанции, и водитель объявил стоянку десять минут.
Щенок снова забеспокоился, и Павел Дмитриевич предложил вынести его на улицу:
– Вон отличная лужайка, думаю, наш общий друг с удовольствием сделает там лужу. Лера, вы пойдете? Или, если хотите, можете остаться здесь, мы быстро.
– Да-да, я посижу, – ответила девушка.
Она задумчиво смотрела через окно, как Павел Дмитриевич бегает по лужайке, играя со щенком. Седовласый мужчина в приличном костюме смеялся и двигался как юноша.
«Сколько же ему лет? Он явно старше моих родителей, – думала Лера. – Но я не помню, чтобы они когда-нибудь так весело смеялись…»
Она перевела взгляд на букет.
«А эти цветы! Почему папа никогда не дарил маме цветов? У них что, не было годовщин?»
– Ну, вот и мы!
Павел Дмитриевич усаживался на место. Его лицо озарилось очень теплой и доброй улыбкой, на щеках играл румянец.
– Ох, и забавный он, этот ваш щенок! Так обрадовался свободе, так бегал, вы видели? А чтобы ему нескучно было дальше ехать, мы вон палочку нашли. Вам, кстати, еще долго ехать?
Лера рассеянно смотрела на щенка, который уже увлеченно грыз палку, расположившись с ней на коленях Павла Дмитриевича.
– До самого конца, еще около часа, – ответила Лера, – а вам?
– Мне уже скоро выходить…
Какое-то время ехали молча. Девушка прижимала к себе букет, вдыхая аромат свежих роз, а пожилой мужчина баюкал на коленях маленького щенка.
– Послушайте, Лера, – вдруг сказал Павел Дмитриевич, – я вижу, вам очень нравятся цветы. А что, если я подарю вам этот букет, а вы подарите мне щенка? Ведь там, в деревне, его никто не ждет, а мы с ним уже успели привыкнуть друг к другу…
Пожилой мужчина смотрел на Леру глазами подростка, который просит у родителей собаку. Она растерялась. Конечно, она будет только рада, если Павел Дмитриевич заберет себе щенка, но вот принять такой шикарный букет она и хотела, и почему-то не решалась.
– А как же ваша жена? – спросила Лера. – Ведь годовщина…
Мужчина вздохнул, улыбнулся и ответил:
– Лерочка, не беспокойтесь об этом, уверен, она меня простит.
– И не будет против собаки? – зачем-то уточнила Лера.
– Ни в коем случае! – заверил ее Павел Дмитриевич. – Наоборот, она будет рада, что у меня появился новый друг. И знаете, я назову его Букет, в память о нашей встрече.
Через пять минут автобус отъезжал от очередной остановки. Девушка с огромным букетом роз смотрела в окно, провожая глазами пожилого мужчину.
В петлице его пиджака красовалась пурпурная роза, которую он вынул из букета, прежде чем отдать Лере цветы.
Он шел уверенной моложавой походкой, время от времени поглядывая за пазуху и улыбаясь, пока не скрылся в воротах кладбища…
8. Быть тебе Степаном
Обычный рыжий кот, он вырос и жил на улице. И ему были знакомы все опасности и превратности уличной жизни…
Изо дня в день он дрался с другими котами, спасался на деревьях от злых собак, уворачивался от летящих вслед камней, искал укрытие от непогоды в подъездах и подвалах.
Знал он и добрые руки сердобольных старушек, которые, имея дома по несколько кошек, еще умудрялись подкармливать таких, как он, бесхозных…
Самым страшным врагом Рыжего кота был голод, и каждое утро стояла задача – найти пропитание. Потому что, он знал, стоит только остаться голодным на пару дней, как все беды разом свалятся на его рыжую голову. Коты побьют, дворовые псы загоняют, а холод и сырость проберут до костей…
Когда наступала зима, Рыжий обшаривал помойки с двойным усердием – чтобы сопротивляться морозу, нужно было больше есть и больше двигаться.
Все три года его бездомной жизни коту сопутствовала удача, всегда удавалось что-то найти или подбежать вовремя к добрым бабушкам и урвать себе кусочек пожирнее.
Но вот наступила четвертая зима… Таких суровых морозов на памяти Рыжего еще не было! Улицы словно вымерли, старушки куда-то подевались, помойки промерзли. Если где что и было съедобного, то найти это оказалось просто невозможным – все дворы перемело огромными сугробами.
Передвигаться было очень сложно, казалось, лапы вот-вот примерзнут к плотному снежному насту, их сводило судорогой уже через несколько минут. Рыжий, сколько мог, отсиживался в подвале, но голод гнал его на улицу, а морозы не отпускали.
С каждым днем путь до ближайшей помойки становился все длиннее, и однажды, ничего не найдя в заметенных снегом баках, изможденный кот понял, что обратно до подвала ему не добраться…
Так он и сидел в сугробе, уже не чувствуя лап, да и вообще ничего. Даже холода… Даже голода… Рыжий закрыл глаза, хотелось спать…
Из оцепенения его вывел звук подъехавшего автомобиля. Водитель выскочил, подняв ворот дубленки, достал из багажника пакет с мусором, быстро швырнул его в бак и поспешил вернуться за руль. Взглянув на дорогу, он чертыхнулся и снова вышел из машины.
В свете фар мужчина увидел рыжего кота, застывшего прямо перед его автомобилем в странной скрюченной позе. Но полминуты назад никакого кота не было… Значит, он сам выполз на дорогу… Значит, еще жив!
В теплом салоне, завернув кота в плед, мужчина аккуратно его массировал, чтобы разогнать кровь.
– Ну, давай, давай, держись! – приговаривал он. – Сейчас отогреешься… Степка, неужели ты? Бедняга, где ты был, мы же тебя там искали, на старом месте…
Убедившись, что кот немного отогрелся, мужчина повез его домой.
Рыжий никогда не ездил в машине, никогда не ощущал таких уверенных прикосновений человеческих рук, никогда ему не было так страшно и так… хорошо. Он чувствовал, что не зря, собрав остатки сил и волю к жизни, преодолел сковавшее его оцепенение и выполз на дорогу.
И сейчас, свернувшись в теплом пледе, он посматривал на мужчину за рулем, и его обычный животный страх растворялся, уступая место какому-то новому чувству, доселе незнакомому.
Странно, ему не хотелось убегать… Уютный плед и мерное покачивание автомобиля убаюкивали. Рыжий уснул…
* * *
Аккуратно положив на диван свою ношу, мужчина, улыбаясь, повернулся к жене и дочке. Они с любопытством приглядывались к свернутому пледу.
– Милые мои, вы не представляете, какой у меня для вас сюрприз! Наш Степка нашелся!
И мужчина торжественно откинул уголок пледа – оттуда показалось рыжее ухо. Мама с дочкой так и ахнули. Они потеряли своего любимца год назад при переезде. И сколько потом ни искали, сколько ни клеили объявлений – все бесполезно. Не нашли…
Девочка на радостях уже хотела зацеловать «любимого Степочку», но мама вовремя ее остановила:
– Подожди, Катюша, он от нас отвык, давай дадим ему время. В первую очередь его надо накормить и обработать от… ну, в общем, искупать его надо…
Папу тут же отправили в зоомагазин за вкусными паштетами и разными средствами «для давно немытых котов», как выразилась дочка.
Рыжий достойно выдержал все процедуры, отдавшись на милость этих удивительных людей, которые хлопотали вокруг него, ласково приговаривая:
– Степа, Степочка, хороший ты наш… Потерпи, будешь чистый, красивый… Господи, худющий-то какой! Ничего, мы тебя откормим…
Кот действительно был истощен. Сил вырываться и убегать просто не было, да и не хотелось. После лютого мороза и грязного подвала погружение в тазик с теплой водой показалось Рыжему блаженством.
Откушав ароматного паштета, только что купленного и распечатанного специально для него, Рыжий снова уснул. И проспал всю ночь в детской комнате, куда его уложила Катя. Девочка не пожелала расставаться с «любимым Степочкой».
* * *
Утром мужчина отвез дочку в садик, а сам уехал на работу. Рыжий с мамой остались дома на хозяйстве.
– Ну, дружок, – сказала она, – идем, я тебе кое-что объясню…
И пошла в ванную. Там она показала коту лоток с песком и сказала:
– Я знаю, что ты – не он, но это не важно. Так уж вышло, быть тебе Степаном! И пусть это будет нашей с тобой тайной. А чтобы вжиться в роль, тебе надо освоить лоток и когтеточку.
Мама улыбнулась и ласково погладила Рыжего, вернее, теперь уже Степана.
– Ты умный и очень хороший, ты справишься, – подмигнула она.
И он действительно справился. Да и как мог он подвести такую замечательную маму? Или разочаровать прелестную девочку Катю? Или не оправдать надежд папы, своего спасителя?
Встреча с этими людьми была самой большой удачей в жизни Рыжего кота. Так он считал. И надеялся, что мамина доброта и его везение эхом отзовутся в жизни того, потерявшегося Степана. И пусть он тоже обретет любящую семью…
9. Везунчик
Кошка с котятами, по обыкновению, устроилась в подвале. Это были не первые ее дети, но интуиция подсказывала, что последние. Кошка была немолода, и полуголодная уличная жизнь здоровья не прибавляла.
А потому с особой заботой и трепетом она прижимала к себе четыре пушистых комочка, молясь кошачьим ангелам, чтобы хоть кому-то из них повезло обрести настоящий дом.
Конечно, лучше бы всем, но кошка знала по опыту, как редко это случается с уличными котятами…
Она помнила, что такое ДОМ. Когда-то она была домашней, когда-то она была любимой… Это счастье длилось меньше года, потом с ее хозяйкой случилась беда, и юная трехцветная кошечка стала бездомной.
Не приспособленная к уличной жизни, она быстро превратилась в тощую и грязную попрошайку, бежавшую с распахнутым сердцем навстречу каждому человеку…
Но в лучшем случае она получала объедки, брошенные на землю, а в худшем… Не стоит и вспоминать. Кошка быстро поняла, что бесполезно ждать любви и ласки от чужих людей. Видимо, ее любила только хозяйка.
Морозными ночами, отвоевав себе место где-нибудь в подвале на теплой трубе, кошка погружалась в воспоминания. Ей чудилось, что она свернулась калачиком на хозяйских коленях, а ласковые родные руки гладят ее шерстку и чешут за ушком.
А потом кошка впервые стала мамой, и всю свою любовь и нежность направила на малышей. Так повторялось из года в год. Котята взрослели, кто-то убегал в соседние дворы, кого-то забирали люди, с некоторыми случалось непоправимое…
На улице много опасностей – машины, собаки, люди. Сколько боли пережило маленькое сердечко мамы-кошки, было известно лишь ей одной.
* * *
Погрузившись в воспоминания, кошка задремала в теплом подвале с четырьмя новорожденными котятами. Ночью она проснулась от шума воды где-то рядом, а приподнявшись, с ужасом поняла, что ящик, в котором она лежала, уже не стоит на твердой поверхности, а плавает!
Но ей было не до паники, материнский инстинкт сработал четко. Схватив одного из котят, кошка не раздумывая прыгнула в воду и поплыла к подвальному окну, выше которого вода не поднималась, вытекая на улицу.
Выбравшись на тротуар, кошка заметалась в поисках укромного места для малыша. Времени не было. Сунув котенка под лавку, она исчезла в подвальном окне.
Вновь оказавшись в ледяной воде, кошка вдруг поняла, что у нее не так уж много сил. Холод сковывал ее худое тельце, а сердце замирало от ужаса – она не могла найти ящик, в котором остались малыши.
Откуда ей было знать, что от ее прыжка он качнулся, сильно накренившись, и через несколько секунд скрылся под водой. Кошка плавала в темноте кругами, ее лапы двигались все медленнее, и она вполне могла разделить участь своих трех котят, как вдруг с улицы донесся отчаянный писк спасенного малыша. Единственного спасенного!
Собрав последние силы, мама-кошка выбралась из затопленного подвала. Стояла ранняя весна, ночами еще было холодно, и маленький котенок быстро терял тепло.
Мокрая и окоченевшая кошка подхватила его и потрусила через двор, сама не зная куда…
* * *
В соседнем дворе располагалась котельная, там работал дед Степаныч, которого знали все местные кошки и собаки. Старик был суров на вид, постоянно ворчал и покрикивал на уличных лохматых бродяг, но их ведь не обманешь…
Животные точно знают, у кого доброе сердце, и тянутся к такому человеку. Степаныч кормил и помогал тем, кому было особо тяжко, слабым и больным. Зимой пускал погреться замерзавших.
Вот туда и пришла кошка-трехцветка со своим единственным малышом. Она юркнула в приоткрытую дверь, а там, ощутив тепло и относительную безопасность, просто без сил опустилась на пол, прижав к себе котенка.
А он, тоже замерзший и проголодавшийся, ползал, тыкался ей в живот и истошно пищал, требуя еду. От стресса и переохлаждения молоко у мамы-кошки пропало, и жизнь еле теплилась в ее худеньком теле.
Вся живность, обитавшая в котельной, уселась кружком возле лежащей кошки. Первыми котенка услышали две маленькие собачки, живущие здесь с осени. Они разбудили дремавшего Степаныча, и он, что-то ворча себе под нос, пошел смотреть, в чем дело.
За ним, потягиваясь, направились две кошки. А третья тревожно выглядывала из старой плетеной корзины – неделю назад у нее родились котята.
И это было большим везением для голодного малыша, спасенного кошкой-мамой из затопленного подвала…
* * *
Кошку-трехцветку Степаныч выходил с большим трудом. Потеря котят разбила ее сердечко, она совсем не хотела есть и вообще жить. Она ходила по котельной как тень, вдоль стенок, а чаще всего сидела в углу, метрах в трех от корзины с котятами.
Мурка, приняв ее сыночка за своего, не подпускала к детям чужую кошку. Степаныч только вздыхал, наблюдая за горем и отчаянием трехцветки.
Спустя месяц по котельной шустро бегали пятеро котят – четыре сереньких, полосатых, и один ярко-рыжий. И хотя был он на неделю младше остальных, но не уступал собратьям ни в скорости, ни в размерах.
– Ну ты и везунчик! – говорил Степаныч, ухмыляясь.
Узнав о затоплении подвала той ночью, когда мокрая обессилевшая кошка с малышом появились в котельной, старик догадался о случившемся несчастье.
Рыжему котенку повезло дважды. Причем оба раза по-крупному, он выжил! Его первого схватила мать, выбираясь из подвала, а полосатая Мурка приняла его в свою семью и выкормила.
Ну не везунчик ли он? Так и прилепилось к нему это прозвище…
Мурка, уже изрядно утомленная оравой, ослабила надзор, и трехцветке было позволено общаться с котятами. Как она узнала среди них своего Везунчика, было для Степаныча непостижимой загадкой.
Он лишь качал головой и улыбался, наблюдая, с какой нежностью и заботой мама-трехцветка вылизывает рыжего котенка, а он, потерпев несколько минут, отчаянно вырывается, чтобы бежать за своими серыми друзьями.
Котят постепенно разбирали. Дочь Степаныча Люба расклеивала объявления во дворе, предлагала на работе. Однажды она привела в котельную свою сотрудницу:
– Пап, ты где? Мы котенка пришли выбирать!
Навстречу им вышел Степаныч с серым котенком на руках.
– Так вот, – сказал он, – один остался, выбирайте…
Когда счастливая женщина с котенком ушла, Люба внимательно посмотрела на отца:
– Папа, есть ведь еще один котенок, ты что его прячешь?
Степаныч замялся, не глядя на дочь. Дело в том, что он очень хотел подарить Везунчика своей внучке Кате, такой же огненно-рыжей пятилетней девчушке. Конечно, необходимо было заручиться согласием ее мамы.
Старик стал рассказывать дочери историю кошки-трехцветки и ее котенка.
Слушая отца, Люба присела рядом с кошачьим семейством и взяла на колени трехцветку. Поглаживая худенькую спинку, женщина с улыбкой наблюдала за рыжим озорником, игравшим тут же, у ее ног.
– Понимаешь, Люба, он особенный, этот Везунчик, – говорил Степаныч, – я верю, что он приносит счастье… Разреши подарить его Катюше, а?
Люба перевела взгляд на трехцветку. Кошка робко, еле слышно мурчала и щурилась от удовольствия. Ей снова чудилось, что она свернулась калачиком на хозяйских коленях, а ласковые родные руки гладят ее шерстку и чешут за ушком…
Или не чудилось?
– Особенный, говоришь? Счастье приносит? – улыбнулась Люба, продолжая гладить кошку. – Наверное, так и есть. Хорошо, папа, можешь подарить Везунчика Кате, но с одним условием… Маму-кошку мы тоже возьмем, немного везения и счастья ей не помешает.
10. Верное сердце
Часть 1
Он родился у обычной дворняги, а вот отец его был «из благородных» – чистокровный золотистый ретривер.
Дело было весной, ретривер с хозяевами приехал на дачу. Там и случился роман с симпатичной дворняжкой, которая вместе с другими бродячими собаками с началом дачного сезона покинула пригородные свалки и перебралась поближе к садоводам – они всегда подкармливали.
Щенков было четверо. Слишком крупные для средних размеров дворняжки. Двое задохнулись в родовых путях, двое выжили (брат с сестрой), мать и сама еле оклемалась, да и не выкормила бы четверых. Месяц она прятала своих малышей на одной заброшенной даче, но они подросли и скоро стали выбегать из логова.
Симпатяг заприметили дети, стали носить им еду, играть и даже учить командам. А еще спустя месяц сестричке повезло – родители одного из мальчиков согласились взять собаку, у нее появился настоящий хозяин, она разгуливала в новеньком ошейнике, а по вечерам уходила с мальчиком домой, там у нее была своя миска с едой и лежанка… И это было фантастически хорошо!
А братец… Вечером он отправлялся на заброшенную дачу, другого дома он не знал. В августе ночи были уже холодные, и они с матерью спали, тесно прижавшись друг к другу.
Сестренке он не завидовал. На самом деле у него тоже был хозяин, вернее хозяйка. Девочка лет двенадцати держалась в стороне от шумной детворы, он сразу ее заприметил, и ему почему-то захотелось идти за ней – хоть на край света; сидеть с ней рядом, когда она плела венок из ромашек, – хоть целую вечность; охранять ее, когда она, собирая грибы, заходила далеко в лес, – хоть от всех волков и медведей вместе взятых!
Они проводили вместе почти весь день. Скромная и молчаливая среди ребят, наедине со своим щенком девочка оживала, ее веселый смех звенел как колокольчик, они играли в догонялки и прятки, Джек радостно бегал за палками и шишками. Она назвала его так в честь Джека Лондона, которым зачитывалась с недавнего времени.
Уходя домой на обед, она велела ему ждать, и он, щенок, каким-то образом понимал, что бежать за ней нельзя, нужно ждать, и она обязательно вернется и принесет что-нибудь вкусненькое.
Джек неподвижно сидел на «их» поляне, провожая взглядом свою маленькую хозяйку, а сердце его колотилось так, что, казалось, сейчас выскочит из пасти и помчится вслед за ней… хоть на край света!
У девочки были причины скрывать щенка – разговор о домашних животных был закрыт раз и навсегда еще год назад, когда она упросила родителей завести котенка, но мамины нервы не выдержали порванных обоев, шерсти на ковре и пары затяжек на новом платье.
У нее якобы началась аллергия, и котенка быстренько пристроили в добрые руки, «пока ребенок не привык». Но ребенок привык! Девочка долго плакала тайком в подушку, думая о своем котенке.
И сейчас она понимала: если даже маленького котенка родители ей не позволили держать, что уж говорить о щенке, который, судя по всему, вырастет довольно крупным. Да они, если его увидят, сразу запретят ей всякое общение и игры с ним, «пока ребенок не привык»!
А они с Джеком ох как привыкли друг к другу, с первого взгляда привыкли. После шумных и веселых игр они подолгу сидели на своей поляне, девочка доверяла щенку все свои мысли и переживания, иногда пересказывала Джека Лондона, иногда обсуждала девочек из класса.
Вспомнив про школу, она вдруг замолкала, глаза ее наполнялись слезами. Был конец августа, близился отъезд в город. Рука, гладившая Джека, замирала, и тогда щенок вопросительно смотрел на нее красивыми глазами своего породистого отца…
Она уехала внезапно, не имея возможности попрощаться со своим другом – пришла вечером с прогулки, а родители уже вещи собрали:
– Все, Катюша, едем в город.
Она так растерялась, села в машину как во сне и только дома поняла, что ее Джек, ее милый, родной Джек, остался там один.
Ее сотрясали рыдания, в таком состоянии нормального разговора с родителями не получилось (да и мог ли он вообще получиться?). Но они поняли, что речь идет о каком-то бездомном песике, каких полно бегает в дачном поселке. Успокаивали, как им казалось:
– Катюша, ну ты что! Дворняги, они живучие, они везде пропитание найдут! Рыщут, вон, целыми стаями, и люди им не нужны…
На самом деле их слова еще больше убеждали Катю в том, что шансов получить родительское согласие и забрать Джека у нее нет. Ни-ка-ких!
– Он не дворняга, – только и смогла возразить девочка, – если бы вы знали… он такой… такой… благородный!
Короче говоря, родители снова не оценили масштаб трагедии своего ребенка…
А вот классный руководитель Кати через несколько дней позвонила отцу и попросила зайти в школу. Когда он пришел, она положила на стол раскрытую тетрадь:
– Это сочинение вашей дочери на тему «Как я провел лето». Если честно, я плакала. Вы должны что-то сделать, Катя очень страдает. Да вы прочтите!
Домой отец вернулся в глубокой задумчивости. Была пятница, сентябрь стоял сухой и солнечный, и отец сказал:
– А не махнуть ли нам на дачу на выходные?
По дороге он все поглядывал в зеркало заднего вида – таких искрящихся радостью глаз и румяного личика отец не видел у своей дочки уже давно. Потом он переводил взгляд на строгое лицо супруги и вздыхал про себя: «Нет, не согласится…»
Катя, не заходя в дом, со всех ног кинулась на поляну. Джек сидел там. Завидев девочку, он вытянулся по струнке, дрожа всем телом, еще не веря в свое счастье, жадно втягивая ноздрями воздух – неужели ОНА, ну, позови же меня! Сердце его вновь подпрыгивало и рвалось навстречу хозяйке.
– Джее-е-ек! – закричала Катя изо всех сил, еще даже не разглядев неподвижную рыжую фигуру на фоне осеннего пейзажа.
И этого ему было достаточно, чтобы сорваться с места и мчаться к ней стрелой через всю поляну наперегонки с собственным сердцем.
Когда девочка, упав в золотую листву, обняла щенка за шею и прижала к себе, а он слизывал слезы с ее горячих щек и купался в родном и любимом запахе ее волос, окружающий мир перестал существовать для этих двух настрадавшихся сердечек…
Часть 2
В это время между родителями Кати произошел серьезный разговор, и даже спор, но, к сожалению, мужчина не был в нем победителем.
Расстроенный, он вышел на свежий воздух и, размышляя, как же быть с собакой, незаметно добрел до будки сторожа, деда Митрофаныча. Старик жил в деревне неподалеку, а во время дачного сезона подрабатывал сторожем.
– Ну наконец-то, приехали, – проворчал Митрофаныч, – я думал, неужто бросят пса?! Пес-то ладный какой, а уж девчонку вашу страсть как любит! Как ждал-то ее, э-эх, целыми днями на поляне просиживал, голоднехонек! А зову – не идет, вечером тока, как стемнеет, прибежит, немного перехватит…
Катин отец слушал сторожа, все больше мрачнея, а тот продолжал:
– Мать-то его и другие бродяжки уж в стаю сбились да поближе к городу по мусоркам отправились. А этот – нет, не пошел… Ну, слава богу, дождался, бедолага!
Мужчина судорожно соображал, как выходить из ситуации, тут ему в голову пришла идея, и он, виновато поглядывая на сторожа, сказал:
– Слушай, Митрофаныч, тут такое дело… У жены аллергия на животных…
Он старался говорить уверенно, старался сам верить в это, но почему-то хотелось провалиться сквозь землю под пристальным взглядом старика. Мужчина полез в карман куртки за бумажником и затараторил:
– Прошу, ты пригляди за собакой, ну… чтоб не пропал тут зимой. Вот, денег возьми на еду ему, ошейник там… Если надо чего, давай я из города привезу…
– Не надо ничего! – отрезал старик. – И деньги свои убери, не откупишься! А пса домой заберу, не брошу – это ты девочке своей передай, чтоб не убивалась сильно… Хотя… так себе утешение.
– Да ничего, сейчас у нее школа начнется, отвлечется, отойдет…
Лучше бы он промолчал. Дед осерчал еще больше:
– Да что ты понимаешь! Души они родственные, такое, знаешь, нечасто бывает. Вместе им надо быть, а ты говоришь – «отвлечется», «отойдет»… А ты – мужик или тряпка? С бабой своей совладать не можешь, аллергия у нее! Тьфу!
Домой идти не хотелось, и мужчина пошел посмотреть на этого чудесного пса, из-за которого случился весь сыр-бор, да и смеркалось уже, надо было привести Катю домой. Но, придя на поляну, он понял, что провожатые его дочери не нужны с таким-то охранником.
Джек, почуяв его приближение, глухо зарычал совсем не щенячьим голосом. Катя обернулась и, увидев отца, положила руку на голову собаки:
– Тихо, Джек, это папа. Все хорошо.
Отец подошел и присел рядом с ними на сухую траву. Несколько минут сидели в тишине…
– Не разрешила? – первой нарушила молчание Катя. Казалось, она уже знает ответ.
– Нет…
Они снова замолчали. Мужчине никогда еще не было так тошно от самого себя. Девочка ощущала какую-то пустоту в одном из уголков своего сердца, там, где было место для родителей.
И только чистое сердце Джека ликовало и купалось в любви. Пес был здесь и сейчас, совершенно счастливый рядом со своим человеком, и ни о чем не переживал…
Катя с отцом ездили на дачу всю осень, каждые выходные, пока позволяла погода и дороги. Катя сама выбрала в зоомагазине ошейник, к нему прикрепили брелок с гравировкой «ДЖЕК».
Девочка целыми днями занималась с Джеком дрессировкой, обоим это доставляло огромное удовольствие, ведь он понимал ее с полуслова, с одного взгляда. Но время шло, расставание неумолимо приближалось.
Как-то в воскресенье Митрофаныч заявил:
– Все, на следующей неделе не приезжайте. Да и не проехать будет – снег, вон, обещают. Мы с Джеком в деревню уйдем, он уж знает, водил я его на неделе. Здорово он на поводке ходит, надрессированный! – восхищался дед. – Я уж ему и будку сколотил… Но в стужу-то в избу пущу, а как же… Короче, прощайтеся… до весны…
Сказав это, Митрофаныч тяжело вздохнул, глаза его заблестели, он развернулся и быстро пошел к своей сторожке.
Истерик Катя не устраивала, у нее была вся зима впереди, чтобы лить слезы. Она просто хотела побыть со своей собакой. Еще один вечер. Они сидели на своей поляне, прижавшись друг к другу, такие притихшие и умиротворенные в лучах заходящего солнца.
Было холодно, Катя грела руки в густой рыжей шерсти и шептала Джеку на ухо:
– Надо подождать, надо потерпеть, мой хороший! А потом мы снова встретимся, обязательно… Весной ты будешь ждать меня на этой поляне, я приеду, и мы опять будем вместе. Обещаю!
Джек внимательно слушал свою хозяйку. Он чувствовал – что-то не так. Они прощались каждый вечер, иногда до завтра, иногда на долгих пять дней, но никогда еще это не было так… тревожно.
Смеркалось, Катя слышала, как сигналит отец, уже сидя в заведенной машине. Она встала, поцеловала Джека в нос и, как всегда, запретила бежать за ней.
Она уходила, собака сидела не шелохнувшись, не сводя глаз с удаляющейся фигурки. И только сердце ухало в груди, с каждым ударом то подпрыгивая к горлу, то проваливаясь в омут какой-то неизбывной тоски.
Машина выехала из дачного поселка, и Митрофаныч, закрывая ворота, вдруг замер – в холодной звенящей тишине раздался вой, в котором слышались боль, плач и трагедия оставленной собаки…
Часть 3
Когда все стихло, Митрофаныч позвал собаку. Через некоторое время Джек прибежал, но от еды отказался.
– Переживаешь, бедолага… Оно и понятно. – Старик пристегнул пса на поводок и потянул в сторожку: – Пошли, со мной переночуешь, а утром в деревню пойдем.
Утром Джек, конечно, хотел умчаться на поляну, но Митрофаныч с поводка не спустил, строго скомандовал «Рядом!», и они пошли.
Сторожа уважали все дачные собаки, и Джек не был исключением, к тому же в деревню с Митрофанычем они уже ходили, а потом вернулись. Джек послушно пошел.
На новом месте его ждала теплая конура, личная миска и… цепь!
– Ты не серчай, рыжий, – приговаривал Митрофаныч, пристегивая пса, – это на первое время, пока привыкаешь. А то ведь знаю тебя – удерешь!
Первые несколько дней Джек скулил, причем по утрам, когда его непреодолимо тянуло бежать со всех ног на знакомую поляну. И ждать, ждать, ждать.
Но он был щенком-подростком и быстро привык к конуре, ограниченному пространству и теплой похлебке два раза в день. Он отлично охранял двор, не заливаясь, однако, пустым лаем, как деревенские собаки. Только глухо рычал, если кто чужой приближался к воротам.
Митрофаныч частенько возился во дворе. Проходя мимо пса, останавливался, ласково трепал загривок и чесал за ушами. Джек замирал и щурился от удовольствия, а после принимался бегать и прыгать, насколько позволяла цепь.
Через месяц Митрофаныч решил, что Джек уже привык к новому дому и можно дать псу побегать. Но как только щелкнул карабин цепи и Джек понял, что свободен, он тут же вскарабкался на поленницу, а с нее легко перемахнул через забор и был таков!
Поздно вечером он вернулся, был накормлен и пристегнут на цепь.