Анна Поршнева
Самый первый Змей
– Ты что, бабка, угорела, что ль? – спросил Змей участливо и помахал на старушку крылом. Да не угадал, всю золу из костра прям на нее и выпорхал.
Сидит Яга, чихает, плюется и думает: "Нет, видно некому в этом лесу девичью честь доверить! Зря только старалась, прыгала".
Змей и жара
Вообще-то Змей жару любил. Любил на солнышке поваляться, распластав крылья. Любил в полуденном лесу чернику собирать и протяжно вздыхать: "Ох, душно!" Любил с разбегу нырнуть в речку, всех водяниц распугав, и делать вид, что ловит рыбу. Хотя на что она ему, скользкая и невкусная?
А вот баба-яга жару не любила. У нее от жары в носу свербило, в спине скрючивало, и в локтях щелкало. И вообще потом глаза выедало. Скорее всего, все неприятности бабы-яги происходили от того, что и зимой, и летом, она ходила в одной и той же овчинной длиннорунной кацавейке и валенках, под которые пододевала еще кальсоны с начесом и шерстяные носки для верности. Но сказать ей об этом Змей побаивался. У бабки водился в обиходе кремневый старинный пест пуда три весом. Когда бабка была в настроении, она перетирала пестом в огромной ступе корни и травы. Когда бабка ярилась, она вскакивала в ступу и, махая помелом, носилась по небу черным сполохом, прибивая пестом к земле встречных лосей, медведев и змеев. После хорошего удара можно было проваляться в беспамятстве несколько часов. А кто знает, что случится в эти несколько часов? Может, царская облава случится. Или, того хуже – Илья Муромец. Илью Змей уважал, хотя никогда не видел.
Бабу же ягу он и видел, и уважал. Поэтому, когда доводилось ему июльским знойным вечером сидеть у избушки на курьих ножках и потягивать брусничный чай, он поддакивал старухе и соглашался, что жара стоит страшенная и не иначе, как конец света близко. Бабка согласно кивала, макала в жестяную кружку длинный нос, фыркала и прикусывала чай мелко наколотым сахаром. Сахар бабке приносили боярские женки – дуры, которые сами мужьев поедом ели, а потом за приворотным зельем в лес бегали.
Хорошо вечером в лесу! Тихо. Только кукушка иной раз голос подаст или волк пробежит, побрехивая, по следу шустрого зайца. Бабе-яге жарко, а печь она все одно натопила, и баньку устроила – поджидает какого доброго молодца, надеется. А пока, за неимением человека, есть у нее Змей. Сидят они рядком, поругивают июльское безжалостное солнышко и тихо радуются лету.
Змей и этикет
Змеям положено быть вежливыми и галантными. У них в университете даже несколько дисциплин о хороших манерах было, из которых наиважнейшей считалось "Общение с дочерьми коронованных особ". Но попав в Россию, Змей быстро смекнул, что вежливость вежливости рознь. Одно дело, когда ты на выстланном разноцветной арабской плиткой полу отвешиваешь глубокие поклоны испанской инфанте, и совсем другое, когда, разгонясь с лету, орешь встречной бабе-яге: "Привет, карга старая! Куда причепурилась?" И то, и другое – в высшей степени галантно, исходя из предложенных обстоятельств. Но спутать эти две ситуации нельзя никак.
Случилась как-то со Змеем по этому поводу закавыка. Попал он в калмыцкой степи на день рождение к хану Угэдею. Его, как гостя дорогого и знатного, посадили на почетное место и поставили перед ним лакомство – башку баранью вареную. А надо вам сказать, есть эту башку положено не просто так, а с вывертом. Левый глаз съесть, причмокнуть, а правый подарить лучшему стрелку из лука. Ноздри выесть, а небо, самую ребристую часть, отдать искусной вышивальщице. И что-то там еще сделать с ушами, мозгом и языком. Змей, конечно, все эти премудрости в лучшем виде знал, но есть баранью башку ему страсть как не хотелось. Тем более, что он знал, что после башки поднесут ему еще кое-что, уж совсем не аппетитное. Что делать? Вот вы не знаете, а Змей враз догадался. Навел мороку и всем внушил, что пир к концу подошел и пора прощальную брагу пить. Ну, выпили и разъехались, да только морок – он не вечный, уже в пути у батыров животы подводить стало.
Долго еще потом ходили по степи слухи о жадном хане Угэдее, у которого четыреста гостей полночи пировали, а домой голодные и трезвые приехали. Погубил Змей репутацию Угэдея, совсем погубил.
Змей и луна
Сейчас август стоит, месяц, в который луна всего ближе к Земле подходит. И вот что я по этому поводу вспомнила.
Змей в астрономии не силен был, и отчего-то думал, что луна сделана из огромного куска швейцарского сыра – вон, даже дырки видны. Делают луну, вестимо, сыровары. Только они зачем-то закрывают часть луны темным покрывалом. Для красоты, что ли? И, действительно, выходило красиво, когда Змей летал ночами, оставляя тонкий серп месяца светить из-за левого крыла или из-за правого крыла, смотря как настроение выпадало.
Сыр Змей ел давно, еще когда в университете учился, в Альпах. Сыр ему не то, чтобы не нравился, но вызывал странное волнение в груди своим острым необычным запахом. Как-то становилось Змею тревожно и возникали в душе смутные предчувствия, как то случается на самой первой стадии влюбленности.
И вот давно уже жил Змей в земле русской, и о любви думать забыл, да захотелось ему вновь сердечное томление испытать. Сунулся туда-сюда – ни одной драконихи поблизости нет. К бабе-яге ходил за зельем каким подходящим – плюнула старуха, и помелом отходила. На молодых лесных веснянок положил было глаз Змей – вышли из леса строем лешие, вооруженные саженными дубинами и пригрозили обломать бока.
Змей, однако, не загрустил, а задумался. И придумал слетать к сырной луне и там нанюхаться вдосталь. Расправил крылья пошире и ввинтился алой стрелой в темное небо. Долго летел, ажно дух свело и пластины броневые инеем покрылись, а луна все такая же маленькая и далекая.
"Ишь ведь! – подумал Змей. – Должно, ошибся я. Так далеко ни один сыровар забраться не может. Видать, тут какая-то загадка" – да и вернулся обратно в лес. Там встретил соловьиху, и как уже описано,влюбился безответно и навсегда.
Про Луну же потом прояснилось, лет через сто, когда встретил он в чудном городе Праге славного механика Кеплера и разговорился с ним об устройстве небесных тел. Все оказалось так просто, что Змей даже всплакнул от досады, что сам не догадался.
Баба-яга и без Змея не плоха
Перестали как-то раз к бабе-яге боярские женки-дуры бегать за зельем приворотным да сглазом. Месяц не бегают, два не бегают, три не бегают. Не осталось в избушке на курьих ножках ни кусочка сахару, ни пряника печатного, ни варенья киевского. Осерчала старуха да и подалась в город – смотреть, в чем дело. Волосы пригладила, платок почище навязала, ступу с помелом у дороги припрятала, и пошла через самую главную заставу. Сперва по обочине грязной дороги шлепала, потом по мостовой пошла. Старуха выносливая, жилистая, закаленная лесной жизнью, идет споро, вот уже и до главного прешпекта дошла. А там, посередь громадной площади на тумбе под самым фонарем висит яркая афиша:
"Мадам Зулейка!
Вновь обретенная дочь четвертого далай-ламы!
Обладательница чарующего дара гипноза!
Помощь в сердечных делах, снятие черной волшбы, белая магия, взгляд в будущее и проч.!
Только на этой неделе!
Каждой даме подарок – восхитительный амулет, привлекающий мужские средца!
Торопитесь!"
Крякнула баба-яга и пошла дальше. Шагов через двести другая афишка висит. Какого-то господина Влада пропагандирует, властелина гомункулусов. Потом еще всемирно известная целительница синьора Инес из Кордобы, белая цыганка Ляля, месье Шарлемань из самого Парижа и Третий глаз, вождь маниоков из Северных Американских Штатов.
Бабе-яге аж поплохело от такой конкуренции. Вернулась она домой, печку жарко вытопила, в баньке напарилась, собрала серебрянные рублевики из заначки да и заявилась в самую желтую городскую газету. Принесла свое объявление:
"Чего стоят лже-колдуны и ворожеи, которых вы можете найти в ближайшем доходном доме?
Не пора ли вернуться к чистым истокам исконно руской ворожбы!
Представляем! Впервые! Несравненная баба-яга проводит рекламную акцию!
Всем прочитавшим эту статью девицам и дамам – совершенно бесплатно чирей на носу! Кавалерам – денежный интерес в казенном доме и дальняя дорога в перспективе!
За дальнейшими разъяснениями обращаться в лес, третья тропинка после Медвежьего оврага, у сухого дуба налево, а там укажет черный кот!
Посетители принимаются с 2 до 8 часов вечера.
Стоимость консультации – 3 рубля серебром или 10 рублев ассигнациями!"
Посмеялся редактор, да денежки принял и объявление напечатал. Назавтра же к нему заявился цензор, обнаруживший в издании не подлежащие печати слова и закрыл газетку. Выбежал редактор на улицу, в горести заламывая руки, – а там все дамы и девицы плотно лица вуалями занавесили. Понял сметливый господин, в чем закавыка, собрал денежки да и двинул к Медвежьему оврагу.
Да братцы, эффективная реклама и маркетинг еще никому не мешали.
А баба-яга и вовсе не у оврага жила, вовсе она за Кузькиным болотом обреталась. Что она вам, дура, в таком деле свой настоящий адрес выбалтывать? Чай изба на курьих ногах не развалится пару-тройку верст в сторону отойти на время приемных часов.
Змеиная осень
Змей в конце августа начинал беспокоиться. Начинал ежиться по ночам, принюхиваться к утреннему свежему ветру и заводить разговоры с перелетными птицами. А уж на последней неделе всегда неожиданно срывался, не прощаясь даже с бабой-ягой и местными медведями, и летел в Украину. Там еще было тепло и уже были арбузы и дыни. Правда, приходилось много сил тратить на морок и представляться всем захожим добрым молодцем. Зато можно было танцевать гопака и играть на бандуре. Слуха, правду сказать, у Змея не было. Но был ражий голосина и залихватская манера бить всей пятерней по струнам. За синие пронзительные глаза, а еще пуще – за бычью шею и саженные плечи прощали гарные дивчины и парубки Змею петушиные ноты. Только какая-нибудь старуха останавливалась в саду с подолом, полным огурцов, и говорила:
– Вот ведь ревет, вражина! Точно хряк, когда его холостят.
Но Змей этих обидных слов не слышал, потому – разве услышишь что, когда глотка во всю ширь раззявлена? Но к середине октября его вновь охватывало беспокойство и, не дожидаясь затяжных дождей, подавался он снова в южную сторону и уж летел, не останавливаясь, до самого Египту, или каких еще магрибских стран, а то и в Индию.
Но все равно за те недолгие стремительно холодеющие ночи, что проводил он в августе в русской стороне, успевал Змей наполнится острой немолкнущей тоской, которая преследовала его и в вольных украинских степях, и у разлива Нила, и в джунглях, и стихала только следующей весной, едва замечал он своим острым глазам знакомый ельник, да частый березник, да рябинку с ольхой, да речку-невеличку, да покосившиеся избенки небогатой деревни.
Шелковица
Прослышал как-то Змей от перелетных птиц, что есть такие горы – Кавказ, а за горами этими чудесные сады и растут в них очень вкусные фрукты – персики, абрикосы, гранаты, а главное – инжир и шелковица. Никогда еще Змей шелковицы не едал, и одолело его любопытство.
Поднялся он на крыло, перелетел горы, по дороге пробовал с орлами разговаривать. Орлы гордые – клекотали что-то непонятное и отворачивались. Как пониже спустился, ласточки и сойки объяснили ему, что народ живет здесь тоже гордый, но щедрый. А змеев тут отродясь не видывали. Потому что в древние времена всех змеев отсюда дэвы выгнали – племя неуживчивое и драчливое.
Так что грянулся Змей о землю (земля оказалась очень жесткая) и оборотился добрым молодцем. Да неудачно как-то оборотился – в портах, косоворотке и лаптях с онучами. Стоит посреди села местного и страсть как выбивается своим видом из общей картины. Народ набежал, рассматривает, переговаривается. А Змей потихоньку слова незнакомые разбирает и в смысл вдумывается. Тут старики подошли, на палки оперлись и внимательно на Змея воззрились. Смотрели минут пятнадцать, наконец самый сухонький вышел вперед и сказал:
– Не обманешь ты моего острого взгляда, змей заморский. Вижу, как ты хитрым глазом на овец наших засматриваешься и дым из ноздрей пускаешь. – А Змей вовсе не на овец засматривался, Змей на садик, который над овцами рос, засмотрелся – там тебе и тутовое дерево, и ореховое, и смоковница – полное изобилие.
– Слыхал я дедушка, что вы народ гордый, но щедрый. Не выделишь ли мне, пришлому змею, корзину-другую шелковицы, ягоды сладкой и сочной? А я вам за то что хошь сделаю.
Удивились старики, что пришлый змей в лаптях да онучах так складно на их языке говорит. А еще пуще удивились, что требует он не скотину, а ягоду. Подрядили Змея на работу. Три недели он горную дорогу от завала расчищал, да на новом поле пни корчевал. За то наелся всяких плодов от пуза. По вечерам сидел со стариками на краю села и рассказывал им истории о Турции, о Египте, о русской стороне, о дивном и странном Китае. Очень старики полюбили Змея. Не хотели отпускать. Потому что поняли – змеи, они гораздо приятней дэвов, племени неуживчивого и драчливого.
Змей и Гарун-аль-Рашид
Змей любил бродить по базарам. На базаре всегда можно услышать много интересного, а иногда и прикупить чего-нибудь полезного. А в славном городе Багдаде был знаменитый базар! Но не пойдешь же на такой базар в образе какого-нибудь бедняка залатанного? Так что грянулся Змей о земь и оборотился самим Гаруном-аль-Рашидом.
Идет по базару, ласково встречным улыбается, а те, зная причуды своего повелителя, изо всех сил делают вид, что не узнают его.
Подходит Змей к ювелирным рядам, а там переполох. Старый горбун-меняла обедал, да и подавился рыбной костью. Покраснел весь, хрипит, задыхается – а помочь ему никто не может. Змей схватил из рядов серебряную сережку, отцепил от нее подвеску с сердоликами, а крючок на шелковый шнур приладил, раззявил рот горбуну левой рукой, правой примерился, подцепил кость крючком и одним махом ее вытащил. Горбун откашлялся, халат оправил, да и пошел назад в свою меняльную лавку, будто так и надо.
Дальше идет Змей, подходит к шатру, в котором продают невольниц. И видит – один работорговец выставил на продажу двух красавиц. Одна чуть похуже, но стоит тысячу золотых. Вторая – луноликая прелестница, а стоит только сотню.
– В чем дело? В чем разница? – интересуется Змей.
– А разницы между нами всего одна ночь, – отвечает вторая красавица. – Но для нее эта ночь пройдет, а красота моя останется прежней еще долгие ночи.
– Однако сказано в Книге, что в одну ночь решатся судьбы всех людей на земле, – говорит первая дева.
– Сколь вы умны! – воскликнул Змей. – Будь моя воля, я бы за каждую из вас отдал не тысячу, а десять тысяч золотых! – и пошел себе дальше. А в это время рядом крутился старший евнух дворцового гарема и сразу выложил за красавиц просимую сумму, да еще и прибавил.
Вечереет уже. Остановился Змей рядом с уличным сказителем, а тот как раз сказку закончил, медяки собрал и принялся складывать свой коврик.
– Постой, добрый человек! – воскликнул Змей. – Скажи, а не знаешь ли ты сказки про Алладдина, сына Али аль-Маруфа, жившего в далеком Китае?
– Нет, – буркнул раздосадованный сказитель, поднял глаза – а там халиф ему загадочно улыбается.
– Как? Ты не знаешь сказку о том самом Алладдине, который повелевал джином – рабом лампы и джином – рабом кольца?
– Нет, – шепчет сказитель и покрывается холодным потом.
– Как? Ты не знаешь сказки о том Алладдине, который за одну ночь построил дворец из мрамора, рубинов и яхонтов, и оставил одну решетку на окне не законченной, и всех сокровищ султана той земли не достало доделать эту решетку?
– Нет, – сказитель еле жив от страха.
– Значит ты не знаешь сказку об Алладдине, которого трижды обманывал магрибский волшебник, но который все равно победил и женился на прекрасной, но глупой царевне Будур, – закончил Змей и пошел с базара прочь.
А сказитель, довольный, что избег царского гнева, поспешил домой и в голове его начала складываться новая дивная история.
А с Гаруном-аль-Рашидом в тот день ничего особенного не случилось. Правду сказать, он просидел безвылазно весь день в своей опочивальне, ибо страшно маялся животом, объевшись накануне переспелой хурмой.
Змей и Чурило
В древние былинные времена была богата Русь-матушка на всякие дивы-дивные. Наипервейшее из них, конечно, змеи всяко-разны. Но были чудеса, хоть и поменьше, но не менее удивительные.
Лежал как-то Змей посередь дороги из городу Чернигова в город Киев. Хотел, вишь, изловить Соловья-разбойника, чтобы тот его свистать научил. Но поскольку Соловей незадолго до тех событий повстречался с Илюшей Муромцем, со Змеем увидеться была ему не судьба. Так бы и пролежал Змей напрасно, пуганув, для удовольствия, пару-тройку крестьянских обозов с зерном, салом, медом и воском, да наехала вдруг на Змея дружина.
Наехала с посвистом и покриком, а впереди всех добрый молодец на вороном коне. Брови у молодца собольи, губы алые, румянец на всю щеку, кудри вороные из-под шапки, куницей подбитой, вырываются.
Змей приподнялся, повел крыльями, приосанился и приготовился вести учтивую беседу. Как-никак, в дружине было не меньше тридцати всдников, да все с копьями, с луками, да с булавами.
– Ты кто таков будешь, добрый молодец, и по какой надобности едешь в Киев? – дружелюбно сказал Змей средней головой. Левая голова в это время состроила рожу какому-то ушастому дружиннику, а правая обдумывала удобные пути отступления.
– Я Чурило Плёнкович, славный богатырь, еду в город Киев наниматься на службу к князю Владимиру.
– А что ты умеешь, Чурило свет Плёнкович? – продолжает выспрашивать средняя голова.
– Я молодец всем хороший, славный силой и уменьями разными, а тем паче красотой своей. Сам не видишь, что ли: брови у меня собольи, губы алые, румянец на всю щеку, кудри вороные из-под шапки, куницей подбитой, вырываются.
– Да как не видеть, – усмехнулся Змей, – А чем подивить думаешь князя Владимира? Он, сказывают, привередлив. У него, сказывают, богатырей пруд пруди, девать некуда.
– А вот забью тебя, змей поганый, да князю башку твою и подарю. – И как шарахнет булавой Змею прямо в среднюю голову.
Левая голова тотчас на себя управление перехватила и дыхнула дымом ядовитым, так что даже кони под всадниками чихать почали. В это время правая голова подала сигнал крыльям и взмыл Змей стрелой над дорогой. Тут и средняя очухалась и сказала укоризненно:
– Не бывать тебе, Чурило, в славе-доблести. Нет в тебе благородства высокого, не знаешь ты, как честный бой вести следует. И вам, дружинушка хоробрая, стыдно должно быть втридцатиром на одного нападать!
Сплюнул Змей в досаде и улетел, куда глаза глядят. А левая голова на прощанье показала Чуриле язык.
Надо сказать напоследок, Змей оказался прав. Ничем особым Чурило не прославился. Разве тем, что на его красоту засмотревшись, княгиня себе ручку столовым ножом порезала, а князь шибко взревновал.
Ночь на Васильев день
В ночь на Васильев день с русскими людьми случаются разные дивные дива. Так повелось издавна, и не нам этот порядок нарушать. И уж, тем более, не Змею, который хотя и не зимовал на русской земле, но всегда носил Россию с собой, за пазухой, в самом укромном месте за броневыми грудными пластинами.
И вот как-то аккурат в ночь на Васильев день сидел Змей на берегу великой реки Ганга и переругивался с местными крокодилами. Крокодилы его вегетарианцем недоделанным да жвачным драконом костерили, а он пенял, что не хватает им ума даже вторую голову отрастить, не то, что три, и насмехался, что всю жизнь они по грязи ползают да хвостами елозят, и ведать не ведают, каково это – парить в чистом небушке.
Как вдруг джунгли распахнулись и явилась оттуда дева дивной красоты, одетая в простенькое сари и босоногая. В руке она держала маленькую плошечку, из которой раздавался явственный аромат поташа. Не обращая внимания на раззявивших от восхищения пасти крокодилов, дева вошла в воду, натерлась поташем и окунулась в воды Ганга один раз. Поднялась – а на ней уже шелковое сари, расшитое золотыми нитями. Окунулась в воды Ганга второй раз – на руках и ногах заблестели изукрашенные самоцветами браслеты. А третий раз окунаться не стала и ушла себе тихо обратно в джунгли.
– Что ж она третий раз не окунулась? – изумился Змей.
Крокодилы зашлись смехом.
– Если б она окунулась третий раз, все бы тело ее покрыли язвы и стала бы она страшной уродиной, – объяснили они. – Ибо это великий урок, который благодатная богиня Манипадма дает всем стремящимся к просветлению. Не гонись за многим, ибо и многое, и малое, и то, что дается, и то, что отбирается, – не что иное, как обманы чувственного мира, и надлежит их презреть и отринуть.
– Так если все – лишь обманы, почему бы ей не окунуться и в третий раз, – вопросил Змей. – Ибо, если золото было лишь иллюзией, то такой же иллюзией будут и язвы, а и то, и другое должны быть равно противны постигшему истинное знание.
И случилось чудо на великой реке Ганге в ночь на Васильев день – крокодилы захлопнули пасти и уплыли прочь. А Змей вдоволь накупался, окунувшись трижды тридцать раз, а потом до рассвета хрупал папайей и думал об иллюзорности мира.
Драконьи байки
Долгими зимними вечерами в драконьей академии высоко в горах в Альпах полагалось усердно учиться. Но, конечно, никто не учился. Молодые драконы собирались в кружок, похрустывали хорошо зажаренными в собственном огне овечьими ребрышками и травили байки. Баек этих было великое множество, и всех Змей даже упомнить не мог. Вот некоторые из них.
Говорят, высоко на Памире живет прекрасная голубая дракониха. Говорят,одного взгляда на ее алмазную улыбку достаточно, чтобы потерял голову самый солидный и толстошкурый дракон. Говорят, отдала она когда-то свое сердце великому змею, которого коварным способом убил Персей, и который после смерти превратился в созвездие и живет теперь на небе. И с тех пор никто не может утешить ее разбитое сердце. Говорят, дни и ночи она оплакивает своего возлюбленного и вместо слез катятся из ее глаз жемчужины размером с куриное яйцо.
А еще говорят, что в каждом драконьем поколении появляется на свет неразменная принцесса. И стоит только ухитриться один раз ее украсть, как безутешный отец начнет платить за нее выкуп за выкупом, а принцесса после обмена будет каждый раз возвращаться к счастливому дракону.
Со страхом передают драконы еще байку о золотой чаше – пропадущине. Дескать такая себе чашечка золотая, вполне обычная на вид, но стоит ей попасть в драконью сокровищницу, как начинает она высасывать золото, и что ни день, все быстрее. До тех пор, пока ни монетки не останется. А потом и сама исчезает чудесным образом.
Ходит среди драконов также легенда о драконе-Робин Гуде, который с риском для жизни похищает принцес, отстаивает их в битвах с великими рыцарями, а потом, когда приходит пора для выкупа, великодушно отдает ее бедному дракону. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что точно такая же байка ходит среди прекрасных принцев. Только по их версии дракон похищает принцесс у состоятельных отцов и раздает их безземельным принцам.
В общем, было о чем побеседовать студентам долгими зимними вечерами. Змею эти посиделки очень нравились, куда больше, чем нудные лекции и сложные практические занятия.
О крыжовнике, пряниках и подлинности
Этим летом у дачников крыжовника уродилось страсть, как много. Прямо не знают, что с ним делать: и варенье варили, и с сахаром перетирали, и мариновали, а он все не кончается. Поэтому, когда заглядывал к ним в гости молодой синеглазый сосед, они с удовольствием после приятной беседы предлагали ему полакомиться ягодами. А может и не сосед то был, может, встречались с ним у речки на купаньи или у разъездной лавки, когда хлеб и молоко покупали? – вроде, знакомец. И знакомец не стесняясь подходил к развесистому кусту и споро принимался отправлять в рот ягоды, так что в полчаса очищал куст полностью.
В общем, Змей объелся крыжовника. А надо вам сказать, что расстройство желудка у змеев сопровождается весьма неприятными симптомами. Во-первых, змеи теряют способность к трансформации и временно остаются в том образе, в который перекинулись. Во-вторых, часа четыре у них крутит живот и внутри весьма громко булькает. А в-третьих, под конец вырабатывается крайне опасный газ, который, вырываясь из тела змея взрывается и вспыхивает зеленым пламенем, что по нынешним временам небезопасно и чревато разоблачением.
Так что Змей перепугался и решил податься к бабе-яге за помощью. Купил в местной лавке пару пакетов пряников, сел на электричку и поехал на самую конечную станцию, потом еще по лесу часа полтора бежал со всех ног, пугая бульканьем встречных лосей и зайцев. Наконец добежал.
Баба-яга была женщиной современных взглядов и жила в симпатичном домике, построенном по финской технологии. У бабы-яги в подвале стоял электрогенератор, паровой котел и бильярд. Баба-яга вела блог в интернете, посвященный моде, слыла в этом деле экспертом и безжалостно троллила девушек, носивших бежевые колготки с искрой. Но пряники баба-яга любила. Напоив щедро Змея отваром любистока и семян укропа, надкусила она пряник, да вдруг задумалась.
Потом взяла пакет в руки и, вздев на длинный нос очки, принялась изучать надписи на нем.
– Мука пшеничная, – бормотала она, – порошок яичный, маргарин, мёд искусственный… Мёд искусственный! – зыркнула на Змея хитрым взглядом и добавила, – мед искусственный, и вкус не настоящий. Не пряничный вкус.
И Змей застыдился так, как будто это он ненастоящий мёд в пряники положил. Хотя он-то виноват был только в том, что крыжовника объелся.
Нелегкая участь нечисти
Разумные люди постоянно мне пеняют на то, что я сочиняю истории о нечисти.
– Подумай сама, – говорят мне разумные люди. – Зачем в наш век гаджетов и интернета связывать свою судьбу со старомодными лешими да русалками? Современные дети в них не верят. Современные дети живут в многоэтажных домах, природу видят только в фильмах пр хоббитов, и то новозеландскую. У них нет под боком печки, где могла бы домовушка греться, рощицы, в которой мог бы притаиться леший, озера, где плескались бы водяницы, или болота – обиталища кикиморы. Написала бы ты лучше историю, как мальчик Потап и девочка Фекла попали внутрь ай-фона и через вотс-ап с главным демоном цифрового мира связь наладили.
Правду говорят разумные люди. Конечно, сказка про айфон куда бы завлекательней получилась. Да о чем говорить, если даже сам водяной камерой для подводных съемок разжился, а современные бабы-еги в интернете себе рецепты новых зелий выискивают! Лешие заделались ландшафтными дизайнерами и за высокими заборами создают приусадебные парки немыслимой красоты. Тонкие до прозрачности водяницы на высоченных каблуках шествуют по подиумам Парижа, Токио и Милана. А кикиморы чуток причесались, местами остриглись и оказались андрогинными созданиями, про которые никто сказать не может – мальчики они или девочки. Вытащили из древних укладок золотишко, приобрели самолучшие гитары, фоно и духовые и создали группу альтернативного рока. Назвали "Пара пышек", хотя пышками там и не пахнет.
Один Змей все еще по привычке прячется по лесам, да ягодами питается. Но уже с ужасом предвижу я, как перекинется он в синеглазого профессора филологии и примется по салонам рассуждать об ущербности и вторичности русского фольклора. С него станется!
Змей на битве
Змей, вообще и в частности, был пацифистом. Еще в академии он отчаянно зевал на семинарах по тактике и стратегии, а уж практические занятия по столь любимым молодыми драконами хвостобиению, запусканию когтей и пылканью огнем беззаботно прогуливал. Во взрослой же жизни битв чуждался и даже, можно сказать, всеми силами избегал.
Но случилась и с ним закавыка. Произошло это в ту пору, когда влюбился он без памяти во всех соловьих, а так как не мог соревноваться с соловьями в пении, решил покорить сердца сереньких красавиц рыцарским поведением. Засел за книги и выяснил, что рыцари относились к дамам галантно. Но галантностей его соловьихи почему-то не замечали, а, наоборот, попискивали неодобрительно и косились сердито. Тогда Змей решил копнуть глубже и выяснил, что дамам сердца очень нравится, когда рыцарь вызывает кого-нибудь на поединок и побеждает его в честном бою.
Кого же вызвать? Леших? Лешие при драках привыкли орудовать здоровенными суковатыми дубинами, что Змею не нравилось. Можно было, конечно, ввиду деревянной сущности леших, попалить их огнем, но смутно подозревал Змей, что такой бой никак не может быть признан честным.
Водяного? Так утечет же, сукин сын, сквозь лапы в ближайшее озерцо.
Бабу-ягу вызывать нельзя, хотя она и была бы достойным противником – рыцари с женщинами не дерутся.
Кощей! Вот славный поединщик!
И полетел Змей в тридевятое царство.
Прилетевши, с удовлетворением огладел настоящий семибашенный замок, в котором жил бессмертный старик, и постучал в кованные железом ворота. Кощей, в парчовом халате и турецких, шитых золотом, туфлях вышел на стук и вопросительно посмотрел на Змея.
