Анна Ольховская
Черный маг за углом
Глава 3
И парочка, почти визуально хлопая крышками бурлящих от злости чайников, отбыла по месту гнездования.
А Лена на время ожила: теперь, когда она точно знает – ее Ланка все еще держится, ублюдкам не удалось добиться полной власти над подружкой, – она просто обязана вырваться отсюда! Любой ценой, как угодно, но – вырваться! Чтобы потом вырвать Милану из чертова круга.
Тем более что действовать ей в одиночку не придется – Матвей на свободе, и его помощник Володя, спасший их с Ланой тогда, на Олешином острове, тоже в бегах. На суде, во всяком случае, их не было.
Главное, чтобы они скрывались где-то вместе, тогда не придется тратить время на поиски одного, а потом другого. А когда Лена найдет Матвея, она расскажет ему все, что узнала о замыслах этих уродов. Да, конечная их цель пока не очень ясна – для чего им добровольный секс с Миланой Красич? Хотя, если вспомнить, во ЧТО превратила в свое время Яромира та тощая крыска, сделав его своим любовником…
Лучше не вспоминать.
Поглощенная поисками вариантов помощи подруге, Осенева все время упускала из виду один ма-а-аленький нюансик. Хотя не такой уж и маленький, и маячил он все время на виду, подпрыгивая и семафоря щупальцами, и смердел нарами и потными телами, но Лена игнорировала выходки откормленного куска гнусной реальности.
Пока этот кусок не разросся до размеров колонии строгого режима, куда ее отправили отбывать назначенные двенадцать лет.
И где новенькую встретили не тихие первоходки-мошенницы, а бывалые зэчки с тремя рядами монист на шее, где каждая монетка – уголовная статья.
Правда, на момент прибытия Осеневой в колонию самые буйные и непокорные уголовницы досиживали сроки в штрафном изоляторе, куда их затолкал от греха подальше начальник ИТК.
И замер в ожидании инспекционного чеса, который учинил новый босс УФСИН. После визита генерала частенько вместо начальника очередной колонии оставалась раздавленная тапкой тушка, конвульсивно подергивающая лапками.
Поэтому и были учинены тотальные шмон и зачистка подведомственной территории. И колония стала напоминать санаторий не очень богатого предприятия.
И оставалась такой еще с неделю после отбытия комиссии, в целом удовлетворенной увиденным. Так, пару пистонов начальнику вставили, чтобы не расслаблялся, но тушка, место и погоны не пострадали.
Поэтому Лена Осенева еще пару дней после появления в колонии могла игнорировать склизкую амебу реальности, раздраженно отводя ее увеличивающиеся щупальца в сторону. Пока два щупальца амебы не приняли человекообразный вид и не пошли в атаку целенаправленно, исключив случайности.
И даже имена у щупалец появились. Вернее, клички. Шречка и Чуня. Милые такие, изящные, кокетливо-женские прозвища, исключительно точно отражающие облик носивших их особей.
Дама, откликающаяся на кличку Шречка, в принципе не имела права писать в графе «пол» – женский. Потому как ничего женского в данном примате не было. Ну вот совсем. А вот квадратная плотная фигура с горбом жира на спине имелась. И мощные ручищи молотобойца. И маленькая, похожая формой и размером на свеклу голова присутствовала. Правда, без шеи – несуразно маленькая головенка вырастала прямо из горы плотного сала. Но зато на ней уместились узкие щелки глаз, бесформенный кусок плоти с двумя дырочками, выполняющий, судя по расположению в центре свеклы, функции носа, толстые губы, цветом и жирным блеском напоминавшие откормленных дождевых червей, и апофигей образа – редкие, короткостриженые волосенки, вытравленные перекисью добела.
Если честно, мультяшный Шрек, за сходство с которым сия трепетная фемина получила свое прозвище, был Мистером Вселенная по сравнению с ней. И в первую очередь потому, что Шрек был добрым.
А у его тезки из колонии это свойство человеческой натуры отсохло в связи с невостребованностью. Зато злобы, жестокости, похоти, глумливой наглости и прочих милых бантиков на личностном платьице дамы имелось с избытком.
Как и у ее верной подруги. Или все же друга?
Потому что прелестница по кличке Чуня тоже не имела талии, бюста и совести. Что касается особых примет внешности… Свинью на задних копытцах представили? А теперь натяните на нее робу зэчки, слегка уменьшите ушки, копытца превратите в короткопалые ладони и ножки сорокового размера, нацепите на темечко парик из спутанных черных волос и – вуаля! – перед вами Чуня.
Именно этих двух девчушек и застала Лена за вдумчивым изучением ее вещей, когда вернулась после смены. Спина гудела – за время, проведенное здесь, девушка еще не привыкла просиживать целый день за швейной машинкой, вставая только в туалет и на обед. Да и однообразная работа – в колонии шили постельное белье – к концу смены затягивала мозги плесенью, которую Лена счищала с помощью чтения – она первым делом записалась в библиотеку колонии и взяла там «Поющих в терновнике» Колин Маккалоу. Библиотекарь, тихая пожилая женщина из числа заключенных, отбывавшая срок за убийство мужа, алкаша, тирана и садиста, очень просила относиться к ветхой и потрепанной книге с максимальной бережностью. Осенева, разумеется, пообещала – она и так никогда не швыряла книги где попало и не перелистывала страницы жирными пальцами.
А вот развалившаяся на ее койке тетка, белесыми ресничками и образом в целом напоминавшая жирную свинью, перелистывала именно жирными пальцами. Щедро намазанными ее, Лены, кремом для лица! Это Осенева поняла, увидев валявшуюся на полу пустую баночку.
А еще на полу валялись ее вещи из сумки. В том числе и нижнее белье, правда, не все – огромная бабища, напоминавшая монолитный кусок сала, как раз жадно внюхивалась в трусики Лены, утробно постанывая при этом.
– Ой! – тихо пискнула рядом Рюшка, забавная рыжая девчонка, получившая срок за наркотики – у Шуры (так на самом деле звали Рюшку) заболел лейкозом младший брат, нужны были деньги, и другого способа заработать их быстро и много Шурка не нашла. Их с Леной койки как раз и стояли этажеркой друг над другом, и девушки вполне мирно уживались. – Шречку и Чуню выпустили из ШИЗО! Конец спокойной жизни…
– Это с какого перепугу? – возмутилась Лена. – И вообще, что эти жирные жабы себе позволяют?!
– Тише! – от испуга Рюшка даже присела. – Не кричи, а то услышат!
– И что?! Пусть слышат! – Осеневу уже трясло от отвращения и злости. – А ну, пошли вон, твари! И вещи на место положили!
Барак мгновенно затих, словно пришлепнутый мухобойкой тишины. Занимавшиеся своими делами женщины замерли, кто в предвкушении развлечения, кто – испуганно, а кто-то и сочувственно.
Дура эта новенькая, не соображает, что творит. Рюшка, кстати, могла бы и разъяснить местные порядки, хвостиком ведь за новенькой бегает.
Рыжуля, судя по всему, решила заполнить пробел в образовании Лены, пусть и запоздало. Она судорожно вцепилась в руку Осеневой и потянула за собой:
– Тише ты! Идем, я тебе все объясню! Это же Шречка! И Чуня! Они здесь главные!
– Главный здесь начальник колонии, как я понимаю. – Лена раздраженно выдернула свою руку из вспотевших ладошек Рюшки и решительно направилась к своей койке. – А эти две бочки сала – такие же зэчки, как и все!
Нет, Лена вовсе не была наивной дурочкой, она прекрасно знала о царящих в колониях нравах, наслушалась страшилок во время пребывания в СИЗО. Но знала также и то, что ни в коем случае нельзя показывать слабину, иначе займешь самое низкое место в лагерной иерархии. Ниже и гаже которого некуда.
К тому же наглое поведение двух реально мерзких и противных баб больно ударило по и без того натянутым нервам Осеневой, мгновенно сжав внутри опасную для окружающих пружину, приведя ее в боевую готовность.
О существовании этой пружины сама Лена пока и не подозревала. Она просто почувствовала, как ее накрывает волна слепящей ярости, в которой сконцентрировались не только гнев из-за чужой наглости, но и вся боль, вся ненависть, все отчаяние и безысходность последнего времени.
А гнусный нос в ее белье и жирные пальцы на книге стали лишь последней липкой каплей, переполнившей душу девушки…
Глава 4
– Ух ты! – из глубины заплывших щелочек на мордени Шречки вспыхнула похотливым блеском мутная серость. Она медленно развернулась всей тушей к приближавшейся Лене и по-хозяйски осмотрела ее фигуру: – О…еть! Чунька, глянь! Это ж модель прям какая-то! К нам на зону еще такие не попадали!
– Не, была одна, помнишь? – плотоядно сглотнула слюну подружка. – Ну, пять лет назад, М…вошка! Которая своего богатенького е…ря по башке слишком сильно стукнула, когда он ее метелил за что-то там. Старательная была девочка! – блекло-голубые глазки подернулись жирной пленкой похоти. – Виртуозно язычком работала! И не кобенилась, сразу поняла, ху, как грицца, есть ху!
Дама зашлась захлебывающимся хрюканием, что, собственно, гармонично уживалось с ее кличкой. Восхищенная собственным остроумием, она продолжала блистать изящными сравнениями и пикантными наблюдениями:
– А ху-то у нас и нет! Но мы и без ху управляемся, скажи, Шречка! Как ты этой М…вошке вставляла, помнишь? Та потом в больничку бегала! Жалко, перевели ее на другую зону после того, как мы чутка перестарались…
– Ни… себе чутка! – тихо произнес кто-то из зэчек. – Да вы инвалидом девку сделали, она теперь родить не сможет!
– Эй! – хрюкание и повизгивание мгновенно перешло в грозный рык. – Это кто там пасть открыл! Ну, чего затихарилась, сука? За базар отвечать кто будет?
– Хватит верещать, кабаниха, – процедила Лена, остановившись в метре от своей оккупированной койки.
– Она не кабаниха, она Чуня, – пискнула из-за спины отважно последовавшая за новенькой Рюшка. – Осенева, ну не надо! Ты не представляешь…
– Это они не представляют, – брезгливо поморщилась Лена. – Не представляют, что такое правила хорошего тона. Судя по всему, образования здесь – три класса церковно-приходской школы максимум. Вы хоть подписывать бумаги умеете, а, бревна? Или крестик ставите? Нет, скорее всего – отпечаток жирного пальца.
– Что-о-о?! Ах ты, б…дь! – Чуня дернулась было с койки, но Шречка остановила подругу жестом:
– Погоди, не надо.
– Как это – не надо?! Ты что, позволишь этой соске нас раком ставить?!
– Раком она у нас стоять будет, ты ж в курсе, Чуня. Никуда не денется, и не таких обламывали. – Шречка развалилась на койке поудобнее. – Мне та-а-ак нравится ее базар. Ерепенится, красотулечка моя, глазками своими зелеными сверкает! Ух ты, киса! Ты вот ее с М…вошкой сравнила – не, та тощая крыса этой побл…шке и в подметки не годится! Там ни сисек толком не было, ни фигуры – одни кости! А кости широкие, наши, крестьянские. И пахла она по-нашенски, обычной бабой. А эта… – особь снова поднесла к носу трусики Лены и с шумом втянула воздух. – Эта пахнет ох…тельно! И ведь не духи, свой запах. Она из другого мира…
– Инопланетянка, че ли? – гыгыкнула Чуня. – Зеленый человечек? Дак у нее тока глазки и зеленые, а все остальное – обыкновенное.
– Не-е-ет, не обыкновенное! Косточки тонкие, тело гибкое, сильное, и все при ней – и попка, и грудки! Породистая лошадка, ничего не скажешь. И необъезженная, что вообще крышу сносит! – гулкий голос Шречки все сильнее вибрировал от нарастающего возбуждения.
– Ты закончила? – холодно осведомилась Лена, отстраненно удивившись странному ощущению в области солнечного сплетения – там разрастался плотный комок пульсирующей энергии, все тело мелко подрагивало, словно сквозь него пропускали слабые токи, как на физиотерапии.
Шречка, похоже, заметила эту дрожь и истолковала ее по-своему:
– Видишь, Чуня – наша киса боится, вон, трясет ее, того и гляди – обделается, но все равно хвост трубой, шипит, мявкает что-то обидное. Го-о-ордая!
– Ага! – белесые реснички блаженно сомкнулись. – Ох, Шречка, я счас кончу! Как представлю эту барыньку всю, целиком… А мы ее… Скорее бы отбой!
– А мы не будем ждать отбоя! – две дырки в бесформенном комочке носовой плоти похотливо раздулись. – Мы сейчас урок этой сучке дадим, доходчиво так, на практике. Лабораторные занятия устроим. Заодно и остальные б…ди вспомнят, на кого можно пасть открывать, а на кого – нет.
– Так это… – поскребла затылок Чуня. – А если дежурный вертухай заглянет? Они ж перед отбоем обход делают.
– Ниче, Проныра на стреме постоит, – свинцовый взгляд перетек на тощую долговязую тетку лет сорока, пытавшуюся прикинуться ветошью на своей койке. – Да, Проныра? Постоишь? Уважишь своих подруг по нарам?
– К-конечно, – быстро-быстро закивала та, – п-постою.
– Ну и чего разлеглась? Встала и пошла к дверям! А то мне не терпится нашу красотку попробовать!
Проныра шустро скатилась с койки и метнулась на пост. А Шречка, от которой все сильнее и сильнее пер мощный поток неудержимой похоти, медленно поднялась и, поигрывая непонятно откуда взявшейся опасной бритвой, приблизилась к Лене.
Ростом бабища оказалась на полголовы выше Осеневой – под два метра. В ширину – раза в два шире. И воняла прелестница чудовищно – личной гигиеной дама явно пренебрегала.
Головка-свеколка наклонилась, и липкие губы принялись слюнявить мочку Лениного уха:
– М-м-м! Как сладко! Ну, что стоишь? Раздевайся! – Лезвие бритвы вплотную прижалось к сонной артерии девушки, Лена почувствовала, как по шее потекла кровь. – Ой! Я тут тебе кожицу случайно порезала, уж больно она у тебя нежная и тонкая, кожа твоя! Так что ты поосторожнее сейчас двигайся, помедленнее, танцуя одежки свои сбрасывай. Если не хочешь, чтобы я личико твое по своему вкусу подправила.
– Похоже, насчет тебя я ошиблась, – процедила Лена, с трудом сдерживая тошноту омерзения, – ты осилила и среднюю школу. Речь вот вполне грамотная, почти не материшься – просто профессор среди тебе подобных. Вот уж не думала, что когда-нибудь встречу самку снежного человека, которая не только внятно разговаривать умеет, но еще и в школе училась. Кстати, шерсти у тебя на теле не так много, как все думали. Но в целом – да, большая обезьяна.
– Говори, говори, – утробно проурчала бабища, орудуя уже не только губами, но и языком, и тяжелая лапа больно сдавила грудь Лены. – Еще! И начинай двигаться, как велено, а то порежу! Чуня, помоги нашей малышке начать раздеваться!
Второе чудище поднялось с кровати и глумливо прошлось по напряженному телу девушки лапами:
– Твою ма-а-ать! Шрек, она на самом деле конфетка! Сосательная! Ну его на…, этот стриптиз, давай ее прям тут, на полу, завалим! Потом пусть спляшет! А то я не выдержу!
– Ну давай, – невнятно прочмокала подруженька, продолжая заливать слюнями ухо Лены. – Срывай с нее робу!
– Но так же нельзя! – Рюшка воинственно сжала кулачки и со слезами на глазах повернулась к смущенно отводившим глаза остальным обитательницам барака. – Ну что вы сидите и молчите! Нас же много! Сколько можно терпеть этих тварей! От них ведь житья нет, все посылки потрошат, самое лучшее отбирают! А что они с Женькой сделали?! И ведь мы все молчали, как последние дряни, когда начальник колонии хотел узнать, кто изуродовал девчонку!
– Рюшка, Рюшка, – покачала головой самка йети, оторвавшись наконец от уха Лены, – а ты, оказывается, тупее, чем я думала! Радовалась бы, что мы на тебя внимания не обращаем, так нет – вякаешь что-то непотребное!
– Это вы творите непотребное! Я начальнику колонии все расскажу, мне надоело молчать!
– Стукачкой, значит, заделаться решила? – удивленно хмыкнула Шречка. – Ты представляешь, Чуня, кто у нас тут завелся? Надо будет с ней разобраться, но это потом, попозже, сейчас у нас занятие поинтереснее имеется. И не пытайся тут бунт устроить, тля рыжая, у нас бабы понимающие, никто не хочет ночью заточку в сердце получить, да, красавеллы?
Она угрожающе обвела взглядом барак – женщины склонили головы и угрюмо молчали. Шречка удовлетворенно усмехнулась и потянулась губами к губам Лены, возбужденно бубня:
– Ну все-все, не сопротивляйся! Открой ротик! Будешь послушной – будешь в шоколаде! Я своих девочек балую…
– А заодно уродую, – прошелестело из дальнего угла барака.
– Еще кто-то хочет следом за Рюшкой лишнюю кровь спустить?! – рявкнула Чуня.
Рыжуля испуганно пискнула и попыталась броситься к выходу, но удар кулаком в лицо швырнул ее на пол, где девушка и осталась лежать, заливая все вокруг кровью из сломанного носа.
И именно это стало последней искрой для энергии, накапливавшейся внутри Лены.
В следующее мгновение шаровая молния, пульсировавшая в солнечном сплетении, взорвалась. И девушка на какое-то время ослепла и оглохла.
А когда слух и зрение вернулись, Лена сначала поразилась звенящей тишине вокруг. Потом увидела бледные, испуганные лица женщин, жавшихся по углам. Восхищенно-торжествующие глаза Рюшки, уже не лежавшей, а сидевшей на полу с прижатым к носу полотенцем.
А в метре от себя – Чуню и Шречку.
В глазах которых не было даже следа разума. Рядом стояли, раскрыв рты и пуская слюни, два овоща…
Глава 5
Разум так и не вернулся к Шречке и Чуне. Первые дни их держали в местном медицинском изоляторе, но вскоре перевезли в психиатрическую клинику, и о них больше никто не слышал.
Да, собственно, и не хотел слышать. Никто не проронил даже полслезинки над их горькой судьбинушкой, наоборот – все без исключения обитательницы барака вздохнули с облегчением. И все до единой ни слова, ни даже буквы не проронили насчет происшедшего. Хотя к начальнику колонии таскали всех, и не по одному разу – отчитываться ведь Хозяину надо было перед руководством, а что писать? С чего бы вдруг две абсолютно здоровые тетки, психика которых казалась такой же монолитной, как сало на их телах, превратились в мычащих и пускающих слюни особей, не способных контролировать даже собственные сфинктеры?
Черепно-мозговые травмы исключались – на теле заключенных Криворучко (Шречка) и Борискиной (Чуня) не было найдено даже крохотных синячков, и шишек на чугунных лбах – тоже. И черепа своей монолитностью и весом напоминали булыжники. А где вы видели травмированные булыжники?
В общем, геморрой еще тот! Но начальник колонии, подполковник Сивцов, был, в общем-то, не очень рассержен. Если честно, он даже бахнул коньячку на радостях.
Потому что это был конечный геморрой – там подмазал, тут подмаслил, денежка здесь, денежка там, и все шито-крыто. Необходимые документы готовы, Криворучко и Борискина отправлены в спецпсихушку.
А вместе с ними отправлены бесконечные головняки, повторяющиеся с дебильным постоянством – угомонить этих двух не удавалось. И подполковнику Сивцову, чтобы не огрести качественных трындюлей, приходилось еще и прикрывать бабищ, выписывая поддельные медицинские заключения.
А что было делать?! Сивцов прекрасно знал, кто превратил заключенную Евгению Маслову в инвалида, но доказательств – ноль. Свидетелей нет, все молчат. Даже сама Маслова, запуганная и сломанная, упорно молчала. Единственное, что подполковник мог сделать для бедолаги, – перевести Женю в другую колонию, где не было подобных Криворучко и Борискиной тварей.
А теперь и у него их не было. Ну как не выпить коньячку за это? В колонии в целом, а в бараке, где случился инцидент, – особенно, вообще теперь тишь да гладь!
Никаких драк, никаких склок, не чифирят, никого не прессуют, не глумятся, не опускают. Пионерский отряд, а не колония!
В бараке действительно можно было теперь более-менее спокойно отбывать срок, не боясь угроз и издевательств. И подпевалы Шречки и Чуни, их подобострастные вассалы, тоже притихли. Никому из них даже в голову не пришло ночью, к примеру, попытаться отомстить за своих владычиц тюремных и воткнуть Ведьме заточку в сердце.
Это же Ведьма! Свидетельницы происшествия на всю жизнь запомнили, как страшно изменилось тогда лицо новенькой!
Нет, оно не стало уродливым, наоборот – и без того правильные черты внезапно стали нечеловечески совершенными. А глаза… Зрачки, казалось, растеклись на всю радужку, и глаза заполнил темно-фиолетовый огонь.
Тонкие ноздри затрепетали, руки раскинулись в стороны, а потом…
Потом воздух вокруг новенькой задрожал и вспыхнул! Белым таким пламенем, как у бенгальских огней. Но пламя это было холодным, да нет – ледяным! Даже пар изо рта при дыхании появился!
И это пламя отшвырнуло Шречку и Чуню, бабищ весом в центнер каждая, словно котят!
Но самое странное – больше никого не тронуло! Хотя та же Рюшка находилась совсем рядом.
А Шречка и Чуня…
Они с грохотом обрушились на пол, успев еще вякнуть что-то матерное.
А потом поднялись. Молча.
И это были уже не они, а два тела. Два обмочившихся, пускающих слюни тела с абсолютно пустыми глазами.
Так Лена Осенева и получила кличку Ведьма.
Но подруг больше у нее не стало. Ведьму боялись, Ведьму уважали, но – сторонились.
Рядом осталась только Рюшка. Ну как рядом – вместе на работу, в столовую, в баню, разговоры ни о чем, обсуждение книг, но никаких задушевных бесед, ничего о личном, о наболевшем.
Лена видела, что рыжуля тоже в глубине души побаивается. Восхищается – да, гордится таким знакомством – ее теперь тоже опасались обижать, но считает не совсем человеком.
И ни разу, ни единым словом Рюшка не коснулась случившегося. И она, и все остальные избегали разговоров с Леной на эту тему. За спиной шушукались, это да, но стоило Ведьме подойти поближе, и разговоры тут же прекращались. А женщины старались не смотреть ей в глаза.
А Лене так хотелось узнать – ЧТО тогда произошло? Что она сделала? Почему они все так боятся теперь?
Ведь сама она ничего не помнила. Вспышка, и все. И Шречка с Чуней уже овощи.
Ночью, когда Лена в очередной раз мучительно пыталась вспомнить – что же она такого сделала, она вспомнила.
Но не о расправе над двумя гнусными бабищами, нет.
Из кладовки памяти, чихая пылью, выбрался совсем другой эпизод, причем из тех, что Осенева изо всех сил старалась забыть.
Все, что случилось полгода назад на Олешином острове.
Но сейчас Лена словно опять перенеслась в тот полуразвалившийся сарай, где они с Ланкой очнулись связанными по рукам и ногам.
И тетка Иляна, знахарка и ведунья из Румынии, так неожиданно пришедшая к ним на помощь.
И взгляд ее темно-карих, почти черных глаз, словно рентгеном просветивший душу Лены. Сначала холодный, враждебный, этот взгляд постепенно теплел, пока не превратился в горький, но шоколад.
А потом тетка Иляна сказала то, что показалось тогда Лене полной чушью.
В ней, в обычной девушке с Кубани, есть Сила? Причем какая-то чужая, не из этого мира?! И Сила эта сродни той, что черным варевом бурлила внутри мелкой твари по имени Диночка Квятковская, ублюдочной малышки Динь?!
Правда, тетка Иляна сказала, что Сила Лены – светлая. Поэтому знахарка и не придушила Осеневу прямо там, в сарае, а помогла освободиться от веревок.
Потом же закрутился такой мощный торнадо жути, что Лена забыла о словах тетки Иляны.
И вспомнила вот сейчас.
Не обязательно было считаться гением логического мышления, чтобы сложить два и два. То, о чем сказала старая знахарка там, на побережье Белого моря, и случившееся здесь, в колонии.
Ведь свое ощущение разрастающегося клубка энергии в районе солнечного сплетения Лена запомнила. Получается, это и была та самая Сила, о которой говорила тетка Иляна?!
Нет, ну здорово, конечно, вот только одна ма-а-аленькая проблемка.
Что с этим всем делать?! Ведь управлять своей Силой Лена не умела. Совсем. Она даже найти хотя бы след ее внутри себя сейчас не могла. Словно весь запас во время того взрыва и израсходовался.
А ведь это именно то, что ей сейчас так необходимо! Что помогло бы справиться с этими гиперборейскими марионетками, Шустовым и Тарским!
Или как минимум – сбежать из колонии, чтобы на свободе разобраться в ситуации, отыскать Матвея и Володю и всем вместе отправиться на помощь Ланке!
И доказать Яромиру, что она, Лена, ни в чем не виновата…
