Анна Морион
Двое для трагедии

Нужно рассказать ей все. Нужно показать ей, что за существо влюблено в нее.

Я решил признаться ей в ближайшее время, чтобы наш разрыв, если она захочет уйти, не был бы таким тягостным и больным для нас обоих. Наверно, я смогу пережить его и задушить в себе эту любовь, пока она не стала чем-то большим, пока я не привязался к Вайпер настолько, что потом просто бы не смог дать ей уйти.

Она имеет право знать.

Но не сегодня. Я еще не готов расстаться с ней. Сегодня у нас будет другой разговор.

Разговор о смерти.

Глава 13

Наконец, настала большая перемена, и студенты, как стая пчел, с гулом покидающая свой улей, радостно бросились к дверям огромной аудитории. Я был один из них и почти бежал на встречу с Вайпер. По счастливой случайности Вайпер появилась у столовой в ту же минуту, что и я. Вайпер выглядела немного грустной, и я тут же решил, что обедать в столовой, посреди гула и гама, мы не будем. Я повел ее в небольшое кафе, расположенное недалеко от университета. Я сделал это нарочно, зная, что Вайпер смущена всеобщим любопытством: уютное маленькое кафе скрыло нас от посторонних глаз. К тому же я должен был поговорить с ней о чем-то очень личном.

И вот, мы сидели в кафе за маленьким круглым столиком, напротив друг друга. Для фона я заказал себе кофе и какой-то салат, Вайпер же попросила принести ей только кофе. Она твердо отказалась от моего предложения тоже взять салат или что-нибудь посущественнее, и, в конце концов, я сдался, поняв, что она упрямо стоит на своем и точно не позволит мне заплатить за нее.

Принесли кофе и салат. Я отставил салат на край стола и взял чашку кофе. Отхлебнув кофе, совсем маленький глоток, я едва не скривил лицо – этот напиток оказался просто отвратительным на вкус. Ранее, ничего, кроме крови, я не пил и ни ел, но сейчас, в первый раз в жизни, чтобы не расстраивать Вайпер, с довольным лицом и с отвращением внутри пил этот кофе, радуясь тому, что она сидела напротив и тоже его пила.

– Седрик, – вдруг робко сказала Вайпер, когда мы прервали веселый разговор о наших общих преподавателях (в особенности, об остряке Марчеке) для того, чтобы отпить кофе. – Мне так странно… Может, я говорю глупости, но мне действительно очень неловко от теперешней обстановки. Я раньше ни с кем не встречалась, и такое внимание к нашим отношениям пугает и смущает меня. Не понимаю, кому какое до нас дело?

Я взял ее ладонь в свою, и Вайпер, как обычно, сначала вздрогнула от моего ледяного прикосновения, но затем крепко сжала мою ладонь, будто пытаясь согреть ее своим теплом.

– Вайпер, это всего лишь люди, – мягко сказал я.

– В каком смысле «всего лишь люди»?

– Всем нам присуще любопытство и желание совать нос в чужие дела – ведь это кажется нам таким интересным. Просто не обращай на это внимания, – вывернулся я.

Черт. Забылся.

– Да, это логично, но все же, я ужасно смущаюсь! – тихо воскликнула Вайпер. – Я чувствую себя как рыбка в аквариуме, на которую приходят поглазеть все, кому не лень!

– А ты знаешь, как рыбки чувствуют себя в аквариуме? – хитро улыбнулся я.

– Знаю: как я сейчас, – шутливо ответила она. – Обычно, мне нет дела до того, что обо мне думают, но мне непривычно такое внимание. На меня словно свалился огромный ледяной снежный ком… Все говорят, смотрят, шепчутся и удивляются тому, что мы вместе.

Она взволновано сжала мою ладонь.

– И я… Я сомневаюсь в себе, – тихо сказала Вайпер, опустив голову.

– Почему? – мягко спросил я, удивляясь ее словам.

– Мне кажется, что я недостойна тебя.

Меня словно молнией поразило.

– Что? – только и смог сказать я.

Что заставляет ее так думать? Или кто? Возможно ли, что это делаю я сам?

Вайпер отвернула лицо к окну.

– Они все так говорят: я недостойна быть с тобой, – печально улыбнулась она и, вздохнув, взглянула на наши соприкасающиеся ладони и вновь улыбнулась, но уже счастливой искристой улыбкой.

У меня отлегло от сердца. Я понял, почему она так думает: Вайпер очень юна и никогда прежде не сталкивалась с таким любопытством, я же – прожженный долгожитель и просто закостенел к всеобщему вниманию. Было время, когда смущался и я, но это было в далекой юности.

– Если все вокруг так слепы, что не видят, насколько ты прекрасна, добра и неповторима, они многое теряют. Ты – исключительная, единственная в целом мире, и я безумно рад, что именно я первый понял это, – на одном дыхании сказал я.

– Спасибо, Седрик, но, кажется, ты мне немного льстишь, – смущенно улыбнулась Вайпер.

– Я никогда никому не льщу, – серьезно сказал я. – Но, мне было непросто понять все это, всю твою исключительность, ведь ты так плотно надела на себя плащ неприступности. В первый раз, по-настоящему, я увидел тебя на Нусельском мосту. Ты стояла, облокотившись на перила, и смотрела вдаль.

– Но, ведь перед этим мы два раза встречались в библиотеке, – возразила Вайпер.

– Прости, я слишком поторопился, не объяснив тебе. Встреча в библиотеке не была нашей первой встречей: в первый раз я увидел тебя на Нусельском мосту в конце сентября. Ты была одета в свое черное пальто, твои волосы были распущены. Ты смотрела на город, а я смотрел на тебя – просто не мог оторвать от тебя взгляд. Ты ужасно заинтриговала меня в тот вечер, – с легкой улыбкой объяснил я.

– Так это был ты? Это ты смотрел на меня так пристально, что мне даже жгло кожу? – удивленно воскликнула она.

– Да. Это был я. Я смотрел на тебя и думал о том, какая ты необычная, странная и таинственная. Это был просто волшебный вечер.

Вайпер улыбнулась.

– Но что ты подумала тогда обо мне? – спросил я, наконец, подходя к интересующей меня теме и просто из любопытства.

– Я подумала, что какой-то странный тип наблюдает за мной, и у меня даже мелькнула мысль, что ты можешь быть маньяком.

– Даже так? – усмехнулся я.

– Ты напугал и разозлил меня, – со смущенной улыбкой сказала она. – Ты выглядел как-то… Угрожающе.

– Ты права, я действительно выглядел так. Но ты так заинтересовала меня, что я просто не мог оторвать от тебя взгляд, хоть и приказывал себе не быть таким назойливым. В тебе была загадка, которую я желал разгадать.

– Ты – поэт! – тихо сказала Вайпер и отпила глоток уже успевшего остыть кофе.

Я любовался ею, настолько совершенна она была.

Но мой разум вдруг напомнил мне о том, зачем мы здесь, в этом кафе.

– Что ты делала на мосту? – осторожно спросил я.

– Любовалась видом на вечерний город и размышляла обо всем на свете, – спокойно ответила Вайпер.

– Что именно тянет тебя на этот мост?

– Ты был там! Разве, с этого моста не открывается просто восхитительный вид на город? Я могу стоять там долго, пока окончательно не замерзну. Особенно, когда небо затянуто облаками: они так красиво проплывают над городом и иногда принимают такие причудливые формы! Я смотрю на них и пытаюсь увидеть какую-нибудь форму. Это такое интересное занятие! И так прекрасно быть наедине с собой: никто не мешает, и есть только я и мир.

Вайпер ни на секунду не запнулась, не задумалась, и я понял, что Юлия солгала мне.

Мне тут же стало легче: Вайпер – в порядке. Она не думает о смерти.

– А ты? Я помню, ты сказал, что тоже часто приходишь на мост, – спросила Вайпер.

– Я приезжаю почти каждый день. Стою и думаю. Никого нет рядом, и вид, открывающийся на долину и город, успокаивает глаза, – поделился я.

– Особенно, когда начинает темнеть, и горизонт превращается в темную полосу, – мечтательным тоном добавила Вайпер.

– Но, пожалуйста, будь осторожнее – вечером в городе опасно ходить без сопровождения. Особенно красивым девушкам, – недовольно сказал я, подумав, что она часто идет на мост и обратно одна и когда уже темно.

– Да, я знаю, но ничего не могу с собой поделать, – пожала плечами Вайпер. – Но, подумай сам: это же Прага! Здесь ужасно много туристов, все четыре времени года! Единственный раз, когда я испугалась – это когда ты наблюдал за мной. А, ну да… И второй раз, когда ты недавно решил догнать меня, чтобы проводить, и я испугалась твоих шагов. Не волнуйся за меня: я не боюсь ходить одна и не дам себя в обиду. Ты ведь научил меня, как правильно сжимать кулак!

«Она просто совершенна» – пронеслось в моем разуме.

Мне нравилось ее чувство юмора, и последняя ее фраза вызвала у меня искрений смех.

Вайпер заразилась моим смехом и тоже рассмеялась красивым мелодичным смехом, а затем отпила глоток своего кофе. Вторя ей, я тоже с адским усилием проглотил глоток этого жуткого напитка.

– Так ты еще намерен узнать мое первое впечатление о тебе? – с хитрой улыбкой, поинтересовалась Вайпер.

***

Седрик улыбнулся и кивнул.

– Когда мне пришло сообщение с твоим именем, меня охватил настоящий ступор! – начала я. Глаза Седрика загорелись, видимо, ему был очень интересен наш разговор. – Тогда я не знала тебя и была уверена в том, что ты эгоист и все те слова, что я тебе недавно высказала. Я смотрела в телефон и думала о том, как мне не повезло.

Седрик усмехнулся, но вовсе не злой или насмешливой ухмылкой – он словно посмеивался над самим собой.

– Представляю, – сказал Седрик, впившись взглядом в мое лицо.

– Но когда мы встретились в библиотеке, ты показался мне воспитанным и вежливым несмотря на то, что опоздал на целый час. – Я замолчала и решила задать ему мучивший меня вопрос. – Седрик, признайся, ты ведь тогда нарочно опоздал?

Его улыбка была лучшим ответом: она словно говорила: «Да, вот таким идиотом я был!».

– Прости меня за это, – только и сказал он. И я сразу простила: в его глазах были искреннее сожаление и раскаяние. – Но все же, у меня есть оправдание, хоть и очень-очень слабое.

Я улыбнулась, как бы говоря: «Ну, давай, оправдывайся!».

– Ты, наверно, заметила, что я не слишком общителен. Точнее, я совсем необщителен. У меня нет друзей в университете, и я почти ни с кем не общаюсь, не разговариваю, и ни на кого не смотрю. Поэтому все считают меня эгоистом. После пар я сразу еду домой, не участвую ни в каких праздниках, ни в жизни университета, не выступаю с докладами и не пишу статей, хотя мог бы, просто мне это неинтересно. Но это не потому, что я слишком высокого мнения о себе. – Он вздохнул и сжал мою ладонь своей холодной белой ладонью. – Я чувствую себя чужим.

Я смотрела на него, на своего любимого Седрика Моргана, которого тоже раньше считала эгоистом, и моей душе было больно от его признания. Почему-то я никогда не думала и не даже не догадывалась о том, что у него нет друзей. Наоборот, раньше я считала, что он – душа своего узкого избранного круга друзей, а оказалось, что их у него нет вообще! Как я ошибалась! Как я была слепа!

– Седрик… – вырвалось у меня.

– Я знаю, что ты сейчас думаешь, – с улыбкой перебил меня он. – Ты жалеешь меня и думаешь о том, как заблуждалась. Но не терзай себя: я сам выбрал такую жизнь. Лучше не иметь друзей вообще, чем иметь друзей-лицемеров. Лучше быть одному, чем постоянно развлекать кого-то или вынуждать других, чтобы они развлекали тебя. Я просто слишком люблю одиночество. Точнее, любил раньше, пока не встретил тебя. Поэтому все думают, что я – высокомерный и эгоистичный тип…

– Я тоже так думала, – перебила я его. Мне хотелось объяснить ему, оправдать себя в его глазах! – Но я тоже была слепа, как и все! Прости меня за то, что я смотрела лишь на внешнюю оболочку и не хотела смотреть глубже, в твою душу. Но теперь я вижу ее… Вижу твой духовный мир: он прекрасен. Я вижу, что ты… Ты просто другой, не похожий на остальных. И мне так стыдно за то, что я так ошибалась и поливала тебя ужасными словами!

– Ничего страшного, – мягко сказал на это Седрик. – Мы оба ошибались. Не твоя вина в том, что я вел себя как моральный урод. Я, действительно, специально отталкиваю от себя людей, чтобы быть свободным, но тебя я оттолкнуть не смог несмотря на то, что я очень старался. Я не смог перебороть свои чувства к тебе. И, знаешь, когда, в той огромной вазе я вытянул твое имя, меня переполняли лишь негативные чувства. Я разозлился, считая, что мне придется тратить на тебя время – я думал, что буду тратить его впустую. Я был мерзавцем, и в тот момент хотел показать тебе, что не желаю иметь с тобой ничего общего, хотел сделать все, чтобы ты сама отказалась от наших занятий. Но тогда я не знал того, что Вайпер Владинович – это та прекрасная незнакомка с Нусельского моста. Я увидел тебя, одинокую, в библиотеке, и сгорал от стыда за то, что заставил тебя ждать.

Его рассказ вызвал у меня лишь улыбку умиления: сама того не зная, я сломала его броню.

– И где ты пропадал все это время? – поинтересовалась я.

– Сидел в парке, читал книгу, – ответил он.

– Что ж, тогда это время ты провел с пользой! – пошутила я.

– На второй нашей встрече в библиотеке я очень обидел тебя. Я видел, какую боль причинил тебе своими словами, и злился на себя. Я уговаривал себя, говорил, что я не виноват, но моя совесть жгла меня. Мне нет дела до окружающих и до их чувств. Но ты – мое все. – Седрик замолчал и пристально смотрел на меня глубоким многозначительным взглядом.

Мне было трудно поверить, что это – не сон, что это – прекрасная реальность.

И я больше не могла сдерживать своих чувств.

Я никогда не любила раньше, и развитие событий казалось мне слишком стремительным, но я точно понимала, что чувствовала – я любила Седрика и знала, что, если не скажу ему об этом, то взорвусь от своих чувств. Как будто его признание заставило мою кровь кипеть. Слова признания сжигали мои легкие.

– Я не знаю, что сказать, – прошептала я, взволнованная своими чувствами и его словами. – Но я знаю, что…

Нет, не сейчас! Мне казалось, что такой важный разговор не мог происходить здесь, в кафе, и ни в каком другом месте, кроме как на Нусельском мосту. Я знала, что мне будет намного легче признаться ему там, где мы впервые встретились.

Я чувствовала, что если не скажу ему, то умру. И я решилась.

– Давай пойдем на Нусельский мост! Сейчас! И к черту пары! – твердо сказала я, поднимаясь со стула.

Седрик удивленно улыбнулся, но послушно поднялся со своего стула. Словно видя мое состояние, бурю во мне, он не стал спрашивать лишнего, а просто сказал: «Поехали».

Седрик помог мне надеть мою теплую кофту, надел свою кожаную куртку, и, быстро бросив деньги на стол рядом с недопитым кофе и не тронутым салатом, хотел, было, вывести меня из кафе, но я не хотела, чтобы он платил за меня.

С удивлением заметив, что он положил первую попавшуюся в его кармане купюру – тысячу крон, я достала из кармана джинс смятую двадцатку.

– Вайпер! – Седрик нахмурился и попытался отвести мою руку с деньгами.

– Нет! – твердо сказала я и положила деньги на стол.

Мы вышли из кафе и молча пошли на мост: он находился совсем рядом со зданием нашего факультета.

Меня слегка трясло от эмоций: любовь к Седрику переполняла меня, и я вцепилась руками в свою сумку, чтобы он не видел, как они дрожат.

Когда мы дошли до места назначения и остановились, я почти подбежала к перилам.

Мне нужно было бы успокоиться, но мое тело не слушало голос разума.

Седрик подошел ко мне и встал рядом.

Я вцепилась руками в перила и сказала, не глядя на него:

– Седрик, я люблю тебя.

***

Дар речи на некоторое время покинул меня: Вайпер только что призналась мне в любви. Я застыл, воспроизводя в своем мозгу эти слова снова и снова.

Радость наполнила мое сердце, но она была тихой и сладостной. Я чувствовал, что все вокруг померкло рядом с прекрасными словами Вайпер. В горле стоял ком, и я не мог произнести ни слова.

Вайпер любит меня. Неужели это правда? Неужели я услышал от нее слова любви, на которые не смел даже надеяться?

Вайпер судорожно держалась за перила и сказала эти слова так тихо, словно боялась спугнуть меня. Но я схватил их на лету и наслаждался ими.

Конечно, я надеялся, что и она чувствует ко мне хотя бы симпатию. Я надеялся, что она полюбит меня потом, когда пройдет нужное время. Что она полюбит меня так, как люблю ее я. Это было моей мечтой. Но реальность оказалась в тысячу раз прекрасней, чем мои самые красочные мечты и надежды.

Тогда почему я стою как идиот? Мне нужно сказать о том, что я тоже люблю ее!

Но я молчал. Я не мог подобрать слов.

Вайпер молчала и смотрела на горизонт, бледная и печальная.

– Вайпер… – Я запнулся, совершенно не зная, что сказать.

Она повернула ко мне свое лицо, и я увидел, как сильно мое глупое молчание заставило ее страдать: глаза Вайпер были полны боли и разочарования. Она горько усмехнулась. Я чувствовал, что ей было больно и горько оттого, что я стоял рядом – глухой как камень и не отвечал ей. Ведь Вайпер ждала не такой равнодушной реакции на свое чудесное признание.

– Ты ничего не скажешь? – дрогнувшим голосом, тихо спросила она.

– Ты любишь меня? – переспросил я, молясь, чтобы она подтвердила свои слова.

***

– Да, Седрик, я люблю тебя. Теперь ты все знаешь.

Не знаю, откуда во мне появилась сила сказать эти слова еще раз, ведь я почти плакала, видя, каким каменным стало его лицо. Я была разбита: я только что призналась ему в любви, а он лишь молча стоял рядом, как холодная прекрасная статуя. Мне хотелось плакать от разочарования, но я сдерживала слезы.

На что я надеялась? На то, что он возрадуется? Умрет от счастья? Он знал, что я неравнодушна к нему. Но вдруг он испугался того, как быстро я его полюбила?

«Седрик, как ты можешь быть таким холодным? Скажи хоть что-нибудь!» – думала я. Мне было невыносимо видеть его холодное окаменевшее лицо – оно причиняло боль моей душе, а его равнодушие било мое сердце.

Но он молчал. А потом спросил, будто не расслышал моих слов.

Боже, значит, он вообще их не слышал или просто не хотел слышать?!

Я думала, что разрыдаюсь, едва открою рот, но, к моему величайшему удивлению, мой голос прозвучал твердо и спокойно.

Но вдруг Седрик ожил, словно вышел из летаргического сна. Его лицо озарилось счастьем, а глаза засияли.

Он положил свои ладони на мои плечи, повернул меня лицом к себе, и я увидела его ласковую улыбку, которая подарила проблеск надежды моему уже отчаявшемуся сердцу.

– Я и надеяться не смел, – тихо сказал Седрик и едва заметно улыбнулся. Он охватил ладонями мое лицо.

Я невольно вздрогнула, почувствовав холод на моих теплых щеках.

– Прости меня, я так измучил тебя. Тебе показалось, что я равнодушен, но, на самом деле, я просто не мог поверить в чудо твоих слов. Я безмерно счастлив! Потому что я люблю тебя с первой нашей встречи на мосту. И я хотел дать тебе время, надеясь, что ты полюбишь меня.

Седрик любит меня! С первой нашей встречи! Я и не подозревала об этом… Да и как я могла?!

***

Вайпер спрятала свое раскрасневшееся лицо на моей груди, словно не желая, чтобы я видел его. Она молчала, и я не стал ничего говорить, чтобы не нарушить ее покой: мы оба были в состоянии невесомости, вырваны из реальности, мы проживали эти моменты еще тысячу раз в своем воображении.

До Вайпер я любил только телом, но теперь я любил душой, и эта любовь наполнила все мое естество, всего меня, весь мой мир.

Мне было легко признаться Вайпер в своей любви, ведь я не лгал, не лукавил, не притворялся. Когда я открылся ей, с моей души просто упал огромный камень. Мир предстал передо мной в другом обличии, ведь теперь я знал, что и Вайпер любит меня. Это чувство поймут лишь те, кто любит так же сильно как я, когда лелеешь надежду на взаимность, и тебе хватает даже этой крохи, чтобы быть счастливым. Но, когда эта взаимность рождается, весь мир переворачивается и наполняется яркими красками.

Вайпер отдала свою неземную любовь мне – убийце, монстру, который недостоин даже стоять рядом с ней.

О, нет. Зачем я вспомнил об этом?

Моя радость на мгновенье померкла: Вайпер не знала, кого полюбила. Она думала, что я – человек. Может, в своих мечтах она уже видела нас женатыми, в окружении маленьких прелестных детишек…

«Она поймет. Я расскажу ей. Уверен – она не оттолкнет меня. Она простит меня» – успокоил я себя, сжимая Вайпер в своих объятьях и наслаждаясь ее близостью, ее дыханьем на моем плече, тем, что она гладит своими мягкими ладонями мои волосы.

Все мое существо желало, чтобы Вайпер приняла таким, каким я есть – человекоубийцей. Как я смогу жить дальше, если она уйдет?

Вайпер отстранилась от меня и со смехом взглянула на часы, на моем запястье.

– Мы с тобой только что прогуляли пару! – весело сказала она. – А знаешь, я еще ни разу не прогуливала!

– А я еще тот прогульщик, и мне ужасно нравится прогуливать учебу. – Я взял ее за руку. – Это так весело.

Вайпер весело рассмеялась.

– Но мне не жаль, что мы прогуляли! Потому что этот прогул – самый прекрасный прогул и самый прекрасный день в моей жизни! – воскликнула она.

– И мой тоже, Вайпер, – улыбнулся я.

И это была чистая правда: я никогда в жизни не был так счастлив.