Анна Морион
Двое для трагедии

Глава 10

Признание Седрика настолько удивило меня, что из множества подходящих и достойных ответов на это признание я смогла сказать лишь то, что сказала.

Седрик так спокойно признался мне в том, что тем шутником был он! Словно это было в порядке вещей. Но я не могла злиться на него. Не могла.

– Тогда спокойной ночи? – вдруг спросил Седрик.

– Да. И тебе тоже, – машинально ответила я.

– До понедельника, – еще раз попрощался он.

– До понедельника, – рассеяно повторила я.

Послышались противные короткие гудки, но я еще десять секунд сидела с телефоном у уха, будто ждала вновь услышать голос Седрика. Но, вдруг осознав, что сижу на кровати – растрепанная, зареванная, и на что-то надеющаяся, мне стало смешно от моего дурацкого поведения.

Зачем он позвонил? И почему так поздно? Почему в тот раз он молчал? Эти вопросы и сотни других пронеслись у меня в голове, и я не могла дать им рациональный ответ. Мне стало намного легче, зная, что Седрик разделил со мной мое горе. Он позвонил мне. Как бы по-дурацки это ни было, в три часа ночи, но я была рада. А чему рада сама не знала.

Боже, неужели я становлюсь наивной дурочкой и потихоньку влюбляюсь в него?

– Я ненормальная! – прошептала я и вновь легла в кровать, но в эту ночь уснуть мне уже не удалось.

***

Торопливо нажав на кнопку сброса, я швырнул телефон на кресло и вышел на балкон. Моросил осенний холодный дождь, и его капли падали на меня, но в этот момент я был рад дождю. Дождь всегда успокаивал меня. Вглядываясь в темноту этой странной ночи, вскоре я пришел в себя. Мой разум тотчас принялся искать причину моего поведения. Я был полон решимости узнать, что творится в моей душе, вспоминая, взвешивая и анализируя, однако ничего того, что я испытывал после встречи со смертной Вайпер Владинович, я не испытывал никогда. За все годы своей жизни я никогда не встречал этого нервного возбуждения и противоестественной одержимости смертной.

Откуда вдруг во мне появилось волнение? Боязнь обидеть ее, сказать что-то неловкое? Голос моего вампирского естества заглох. Я поборол его, подавил, уничтожил. Вайпер стала для меня не просто обычной смертной – я перестал думать о ней, как о человеке. Она больше не принадлежала миру смертных, миру, который я презирал и которого чуждался. Вайпер перестала быть «смертной девчонкой», и стала Вайпер, заставляющей меня чувствовать что-то непонятное.

Я облокотился на каменные перила, скрестил руки на груди, закрыл глаза и решил честно разобраться в себе, в своей душе и в своем отношении к Вайпер Владинович. Без оговорок, упреков и оправданий, я желал понять себя. Кто я есть теперь. Точно не эгоист, презирающий смертных. Я перестал обращать внимание на восхитительный аромат крови Вайпер и видеть в ней недостатки. Хотя, когда это я видел в этой девушке хоть один недостаток? Да, раньше я уверял себя в том, что она – наивна и глупа, но сейчас, оценив свое поведение ее глазами, я увидел, что Вайпер была вправе подумать обо мне то, что высказала мне в лицо. Я был полон радости оттого, что она не держала на меня зла, не сердилась на тот неуместный звонок, когда я молчал, как идиот. Как последний трус. Я был рад тому, что через день вновь увижу ее, заговорю с ней.

Наш короткий и бессмысленный телефонный разговор вызвал во мне бурю эмоций. Он дал мне то, что я искал – ключ к разгадке странного волнительного чувства, которое я испытывал с первой встречи с Вайпер. Мысль о том, что она грустит, причиняла мне моральный дискомфорт, а когда я услышал, что она плачет, в моей душе что-то оборвалось, и меня наполнила боль оттого, что я не в силах ничего изменить. Мне невыносимо было думать, что Вайпер страдает из-за смерти. Ведь я никогда не узнаю, что такое смерть и что это за чувство – терять родных и близких. А ей придется похоронить своих родителей, друзей. Всех, кого она любит. И сама она станет добычей Смерти.

И вдруг, после бурного круговорота этих мыслей, в моем разуме, как и в сердце, наступил покой. Я нашел ответ: Вайпер Владинович стала мне небезразлична. Я влюблялся в нее все больше с каждой новой нашей встречей.

Мне это совсем не нужно. Но это было беспощадной правдой, которую я не мог и не желал отрицать: я влюбился в смертную. В Вайпер. Зачем мне бороться с самим собой? Это было бы трусостью с моей стороны – бояться любить. Все попадают в эти сети, и я – но, боюсь, впервые и навсегда. Однако мои чувства не смущали меня.

Значит, так было суждено. В моей жизни появилась Вайпер, и я не желал терять ее. И теперь я точно знал, чего хотел: Вайпер стала частью моей жизни, и меня тянуло к ней так, как не тянуло ни к одной женщине.

Мысль о том, что я, наконец, нашел ответ на все мои вопросы, сделала меня счастливым. Как это странно: все, чего я хотел – увидеть Вайпер.

Воскресенье было долгим и солнечным, однако желанный понедельник соответствовал лучшим для меня условиям. Этот день был дождливым и холодным, но я был рад, по известным причинам, и желал, чтобы бессолнечная погода длилась вечно.

Понедельник. Сегодня я увижу Вайпер.

Моя мать все-таки воплотила свою угрозу в реальность и приобрела для меня новый автомобиль. Несмотря на сарказм и сомнения в выборе моей родительницы, я был доволен покупкой. Однако, полагаю, без отца не обошлось: автомобиль оказался истинно мужским, мощным и бесшумным. Правда, пришлось перекрашивать его, так как первоначальный цвет авто был желтым (а вот и привет от моей матери). Теперь он был черным – мне всегда казалось, что это самый подходящий цвет для машины, не имеющий претензий на всеобщее внимание.

Обычно я приезжал в университет в самые последние минуты, перед звонком на пару, бросал автомобиль на стоянке и быстро шел в аудиторию, но в этот раз мне необходимо было поразмыслить, поэтому я покинул замок намного раньше обычного. Поставив автомобиль на стоянку, я зашел в почти пустой университет и уединился в одной из аудиторий. Я желал посвятить эти минуты покоя с пользой – выстроить наилучшую стратегию и линию своего поведения с Вайпер. Однако, едва я отдался в распоряжение мыслям, как вдруг в мой разум вторгся цокот каблуков, приближающихся к моей аудитории. Вскоре вошла Юлия – подруга Вайпер. Приход этой девицы удивил меня, но и она явно не ожидала, встретить здесь мою особу. На лице смертной проскользнула тень неудовольствия, но через секунду она надела маску дружелюбия.

– Доброе утро! Никогда не видела, чтобы ты приезжал так рано, – приветливо сказала Юлия, подходя ко мне.

Но ее сладкий тон не обманул меня, и я был недоволен ее появлением, поэтому вновь превратился в хладнокровного и угрюмого Седрика Моргана.

– Что, не в настроении сегодня? – с широкой улыбкой добавила девушка.

– Оно было добрым, – холодно ответил я, решив избавиться от ее общества. И, взяв свой рюкзак, направился к выходу.

– Какой же ты грубиян! Разве мама не научила тебя хорошим манерам? – Вдруг раздался за моей спиной ехидный тонкий голос.

Я сжал зубы и остановился.

Юлия раздражала меня просто неимоверно. Она была типичным человеком, типичной кокеткой: в ней не было ни капли морали, ни самоуважения или проблеска разума. Ее успехи в учебе я не считал разумностью, так как разум и ум – разные вещи, а первый отсутствовал у нее напрочь. Она была пустышкой, пустоцветом, расцветшим для того, чтобы гоняться за парнями. Я не питал к ней никаких чувств, кроме отвращения. И я мог только удивляться тому, что в ней нашла Вайпер – умная, загадочная, интересная, немного меланхоличная, но удивительная. Я с восхищением подумал о силе воли и разуме Вайпер, о том, что она не стала такой же, как ее подруга, и не растеряла свои ценности под дурным влиянием Юлии. Когда я увидел их в кафе, то не мог не отметить, какой яркий контраст был между ними: Юлия пялилась на мой новый автомобиль, а Вайпер лишь окинула его взглядом, и, наткнувшись на мой взгляд, смутилась и отвернулась.

Правильно писал Бальзак – великий чтец душ: все чистое ярко блестит рядом с нечистым. Но он говорил о низких людях, которые своей связью с падшими женщинами хотели выставить свою значимость и мнимую добродетель. Но насчет Вайпер Бальзак сказал бы так: она тускло сияет, не привлекая к себе внимания и не выставляя себя напоказ, и на ее фоне Юлия кажется яркой фальшивкой, которая бросается в глаза, но не имеет никакой ценности. Только зрячие люди смогут увидеть истинную драгоценность в скромном камне и фальшивку в ярком.

Я обернулся к Юлии и увидел ее самодовольную улыбку.

– Я знаю, что тебе нравится ходить на Нусельский мост, – подходя ко мне походкой королевы, сказала Юлия.

– И? – Я старался не выдавать ни словами, ни мимикой свое отвращение и злость к этой смертной, однако мои глаза не слушались меня: я чувствовал, что они превратились в лед.

Но это не остановило юную барышню.

– Интересно, чем же он тебя привлекает? По статистике, каждый второй человек думает о самоубийстве, – похвасталась она своими знаниями.

– Что за чушь ты несешь? – откровенно усмехнулся я, искренне потешаясь над ней и над ее усилиями выглядеть умной. Мне стало просто противно дышать с ней одним воздухом.

– Дослушай, и не делай такое лицо! – съязвила Юлия.

Я с усилием сдержал смех, забавляясь ее самоуверенностью.

– Вайпер тоже ходит на этот мост, – сказала Юлия.

– Я знаю, – коротко ответил я.

– Мне кажется, она думает о самоубийстве.

– С чего ты взяла? – насторожился я.

– Вайпер, конечно, моя подруга, но я не могу не видеть, что с ней что-то происходит: она стала странной, постоянно хмурится, молчит и смотрит на острые предметы, – нахмурившись, сообщила мне Юлия. – Не думай, что она всегда такая смирная и кроткая. Она просто хорошая актриса. Я говорю это не для того, чтобы очернить ее, нет! Просто предупреждаю тебя, чтобы уберечь от проблем. Я-то ее старая подруга и не могу уйти в сторону!

Я смотрел на Юлию и ужасался тому, насколько она лицемерна. Я прожил не одно столетие в этом грязном мире, чтобы обмануться якобы искренней заботой Юлии о Вайпер. Юлия нагло лгала мне в лицо, с целью очернить в моих глазах свою «дорогую подругу», хоть и уверяла меня в обратном. Теперь я видел: она не просто легкомысленна и глупа, но и душа ее – низкая и подлая. Она легко лицемерила и поливала грязью девушку, преданную ей и даже не подозревавшую об истинной натуре этой девицы. И вдруг я понял, почему Вайпер дружит с ней: Юлия обманывает ее, уверяет в искренней привязанности и невидимо подтачивает ее, как термит дерево.

– Если людям нравится Нусельский мост, это не значит, что они думают о самоубийстве. И ты плохой психолог и ужасная подруга. Я вижу насквозь твою низкую душонку. И советую больше никогда не обращаться ко мне, – угрожающе сказал я, думая о том, что могу отступиться от своих принципов и убить Юлию на ближайшей охоте.

Девушка молча слушала меня и бледнела с каждым моим словом.

– И я удивляюсь тому, как такая чудесная девушка, как Вайпер, связалась с такой фальшивкой, как ты. – Я молча развернулся и вышел в коридор.

Несмотря на то, что я выглядел спокойным, в моей душе бушевал ураган: в мою голову пришла мысль, что Юлия, возможно, права насчет Нусельского моста и Вайпер. Ведь Мост самоубийц не мог привлекать просто так. Я думал на нем о том, как люди ищут смерти и находят ее в высоте этого исполина. А Вайпер? Неужели она думает о том же?

Меня объяли тревога и страх того, что Вайпер действительно хочет уйти из жизни. Ее голос в телефоне был нормальным, и я не почувствовал в нем ни грамма темных мыслей. Я почувствовал бы, что с ней что-то не так, едва взглянув на нее. Ее любовь к родителям не дала бы ей думать о самоубийстве, ведь она так любит их.

Нусельский мост всегда манил к себе самоубийц. Это какой-то феномен, необъяснимый и постоянный. Каждый год с него прыгают слабые люди, не сумевшие найти в себе силы жить. И высота – последнее, что они видят. Верная смерть. Что же в нем привлекает простую девушку? Ведь есть прекрасный Карлов мост… Но Вайпер выбрала Нусельский. Я не знал, что думать. Вайпер была загадкой для меня. Что-то в ней было нереальным и странным.

И все же, я не мог знать всех ее мыслей и чувств. Но, даже если она и думает о смерти, я не позволю ей убить себя.

О чем она думает? Грустит или смеется? Или она вообще никогда не смеется, а только грустит и держит свои чувства глубоко внутри себя? Что я мог сделать, чтобы узнать о ней больше? Как это обычно делается у людей?

Я не знал, что значит волочиться за женщиной, ведь никаких серьезных отношений не имел никогда. Были только короткие интрижки с вампиршами. Я никогда не чувствовал, не знал и даже не думал, что существуют еще какие-либо чувства, кроме усталости от долгой жизни, скуки и жажды крови. Вайпер пробудила меня ото сна, такого длинного и непонятного, что сейчас все чувства, разбуженные ею, вихрем метались в моей душе.

Весь день я не мог сосредоточиться. Предметы просто проплывали мимо, а люди быстро скользили вокруг. Мир исчез. Мне было безразлично абсолютно все. Я только ждал, когда придет время нашей встречи с Вайпер. Мне нужно было увидеть ее, чтобы не сойти с ума от мыслей и эмоций, чтобы понять по мимике и жестам ее характер, узнать ход ее мыслей и выяснить, права ли Юлия. Но мне было трудно понять Вайпер: ее лицо почти всегда было серьезным, и улыбка лишь изредка проскальзывала на нем. Ее глаза блестели – она высказывала ими свои чувства, но я, знаток, не мог понять ее. Ее глаза были такими выразительными, что можно было бы увидеть в них все, но Вайпер так старательно контролировала свои эмоции, что я не мог заглянуть дальше. В ее душу.

Как назло, время шло медленно, словно специально растягивая свою форму. Конспекты я никогда не вел. Я сидел, смотрел на часы, маялся и нетерпеливо постукивал карандашом по столу. Я специально сел на задний ряд, чтобы никто не видел моего нетерпения, и чтобы преподаватель не обращал на меня внимания, потому что всегда, когда я нечаянно садился на передние ряды, он постоянно о чем-то спрашивал меня, так как я всегда отвечал мудро и по существу. Но сегодня я спрятался от глаз преподавателя за компанией остряков, которые постоянно садились на галерку и сейчас были удивлены, увидев, что я сел за ними, один на ряду. Здесь я мог думать сколько влезет.

На переменах я искал Вайпер взглядом, но не находил ее. Юлия ходила одна, значит, Вайпер не было в университете.

Придет ли она? А как же наша встреча? Может, она опять струсила или забыла о ней?

Я похолодел: а вдруг с ней что-то случилось? Тревога охватывала меня все больше, и в голову мне приходила только одна мысль – с ней что-то произошло. Моя рука машинально тянулась к телефону, чтобы позвонить Вайпер, но я вовремя сдерживал себя: я позвоню ей, если она не появиться в библиотеке. Звонить сейчас было бы актом отчаяния, а показывать Вайпер свое отчаяние я не желал.

А если она не придет?

И как только смертные живут с этими чувствами? С постоянной тревогой и волнением, страхом, нетерпением? Как они терпят все это? И почему я стал чувствовать то же самое?

У меня мелькнула мысль сожаления о том времени, когда я был свободен, когда в моей жизни не было этой странной девушки Вайпер, когда я не знал всех этих ужасных чувств, когда я жил в свое удовольствие, без всяких тревог.

Но моя тревога улетучилась, когда я, наконец-то, увидел Вайпер.

Сначала я испытал облегченье, но затем – гнев.

***

– Вайпер, наконец-то! Где ты пропадала? Я даже не знала, что говорить преподам! – Юлия поцеловала меня в щеку. – Я сказала, что тебе плохо. О, ты и правда ужасно выглядишь!

Я попыталась улыбнуться.

– Да, я знаю! Мне не везет с самого утра! Проспала, а потом еще ключи не могла найти! Ну, вот, хотя бы на две пары приехала, – весело ответила я ей.

Действительно, под утро я заснула, и так крепко, что не услышала, как звонит будильник. Проснувшись в девять часов, я с ужасом посмотрела на часы и стала быстро собираться, роняя вещи и натыкаясь на мебель. А когда я была готова, то вдруг обнаружила, что не могу найти ключи! Я искала их целых полчаса, перерыла всю квартиру, оставила кавардак и, в конце концов, поняла, что держу эти злополучные ключи в руке.

– У меня сегодня не день, а сплошной сумбур! – пошутила я, пытаясь перевести эту ситуацию в шутку.

Лицо Юлии было кислым. Оно всегда было таким, когда она была чем-то недовольна.

– Что с тобой? – с участием спросила я. – У тебя что-то случилось?

– Да нет, все нормально, просто утром я наткнулась на Седрика, и он наговорил мне кучу гадостей, – грустно ответила Юлия.

Я была удивлена: Седрик нахамил Юлии?

– Но почему? – спросила я, пытаясь разобраться, так как знала, что моя подруга любит преувеличивать размер трагедии.

– Не знаю! Он будто с цепи сорвался, – отмахнулась она.

– Странно… – пробормотала я.

– Что тут странного? Нахал твой Седрик! – Злобно посмотрев на меня, раздраженно выпалила Юлия.

Эти слова заставили меня нахмуриться: Юлия никогда ранее не позволяла себе такой тон!

– Во-первых, Седрик – не мой, во-вторых, почему ты говоришь со мной в таком тоне, как будто я тебе что-то сделала!?– ошеломленная, спросила я.

– Ну, прямо святая! Не прикидывайся, я все знаю! Знаю, что ты специально наговорила ему про меня гадостей, и поэтому он отказался заниматься со мной! Знаю, что ты специально окручиваешь его, хотя тебе прекрасно известно, что он мне нравится! – отчаянно жестикулируя, чуть не кричала Юлия.

Я была поражена и оскорблена ее словами.

Нет, ну что за дешевый фарс! Она обвиняла меня в том, что не понравилась Седрику!

– Не понимаю, почему ты так думаешь, но ты ошибаешься! Я вообще не разговаривала с ним о тебе, и я его не окручиваю! Ты – ненормальная, если так думаешь! – возмутилась я.

Благо, мы стояли в углу, и никто не обращал внимания на нашу ссору, которая возникла на ровном месте из-за фантазий Юлии.

Я никогда не видела ее такой. Такой неистовой и отталкивающе грубой.

– Правда? Тогда ты поклянешься мне, что не будешь встречаться с ним, если он тебе предложит? – Юлия испытывающе смотрела мне в глаза, но я не собиралась уступать ей из-за вымышленных ею же обид.

– С чего бы вдруг Седрик предложит мне встречаться с ним? Мы почти незнакомы и встречаемся лишь в библиотеке, по программе ректора! – усмехнулась я, недовольная глупыми требованиями Юлии. – Ради Бога, ты действительно заблуждаешься насчет него. И у меня нет ни малейшего желания обещать тебе то, что никогда не случится!

Я лукавила: я не хотела обещать ей потому… Потому что где-то в глубине души надеялась…

– Прекрасно, значит, ты не сделаешь то, о чем я прошу? – гордо подняв голову, спросила Юлия.

– Нет. И я считаю твою просьбу, а точнее, приказ, глупым и эгоистичным, – сказала я, не желая уступать ей. Я была невиновна в этом конфликте, и мне было неприятно оттого, что из-за парня она ставила под сомнение нашу дружбу.

– Нет, Вайпер, это ты эгоистка! Не хочешь сделать мне это маленькое одолжение? Тогда, может, объяснишь почему? – Юлия повысила голос.

– Все очень просто: я не хочу давать тебе никаких обещаний, потому что… Не хочу… Уже поздно их давать, – тихо сказала я. – Я поняла, что он небезразличен мне. Но, черт, давай не будем ссориться из-за парня. Если хочешь, мы обе выкинем его из головы, и все будет как раньше.

– Нет! Ничего как раньше не будет! Это конец, Вайпер! Да, мы ссоримся из-за какого-то парня, но я не собираюсь выкидывать его из головы! – Юлия смотрела на меня, как на злейшего врага, и я понимала, что никакого компромисса быть не могло.

– Вот видишь, ты требуешь с меня обещаний, но сама не готова сделать это для меня и нашей дружбы! И мне жаль! Мне очень жаль, – тихо, но с чувством, сказала я. – Ты моя единственная подруга, так почему ты даешь своим предрассудкам встать между нами?

– Какой пафос! Решила выставить меня какой-то стервой! Так знай же: или ты даешь мне это обещанье или все – конец нашей дружбе, – убийственно-холодным тоном заявила Юлия.

– Как ты можешь! – вырвалось у меня.

– Вот так и могу! Не волнуйся, Седрик расскажет тебе о том, какая я плохая! Он – идиот, раз предпочитает мне тебя!

– Ты говоришь чушь! И ради этого идиота, как ты выразилась, ты разрушишь нашу дружбу? Три года коту под хвост? И все из-за парня! Не думала, что такая проблема вообще когда-либо возникнет!

– Я тоже! Кто бы мог подумать, что он предпочтет тебя? Решай здесь и сейчас: или он или я.

Я была обескуражена. Она поставила мне ультиматум. Смешно!

– Я не хочу жертвовать ни тем, ни другим. Дай мне подумать! – с отчаяньем сказала я, понимая, что не смогу сейчас так быстро все решить… Не смогу просто взять и вырвать Седрика из своего сердца, ради прихоти своей подруги!

– Хорошо, подумай. До вечера! – мрачно сказала Юлия и, развернувшись, пошла от меня прочь.

Я осталась стоять, но ноги не держали меня. Мне пришлось облокотиться о стену.

Ссоры… Как я не любила их! В этот раз не я была неправа, но мне нужно было объяснить Юлии свои чувства спокойно и толково, а не говорить с ней так грубо и обзывать сумасшедшей. Черт, неужели это новое чувство – симпатия к Седрику рассорит меня со всеми друзьями?

«Со всеми? Как будто у меня их так много!» – обреченно подумала я.

Тяжело вздохнув, я направилась за Юлией. Меня захлестнуло чувство вины за то, что я действительно знала, что ей нравится Седрик, но я все равно позволила себе думать о нем. Мне захотелось пойти за ней, попросить у нее прощения и дать какие угодно клятвы. Но моя гордость не позволила мне сделать это.

«Я – ужасная подруга!» – пронеслось в моей голове, но я решила отдаться в руки судьбы и подождать знака, который укажет мне на верный выбор: призрачные надежды на любовь Седрика или дружбу с Юлией, но уже запятнанную недоверием, дружбу, которую, как оказалась, Юлия невысоко ценит.

Подняв взгляд от пола, я увидела Седрика. Он словно слышал нашу с Юлией ссору, так как смотрел на меня презрительно и прямо в глаза. Я не смогла выдержать его взгляда: в нем читался глубокий упрек, поэтому я поспешно отвела глаза и поспешила в аудиторию.

Как я и думала, Юлия пересела на другой ряд. Я не стала показывать свое разочарование – в конце концов, она всегда так делала, когда мы ссорились, но такой крупной ссоры у нас не было никогда. Она всегда обижалась на меня из-за мелких пустяков, которые выдумывала сама же.

Но в этот раз я чувствовала себя виноватой, и это жгло и мучило меня.

С такими мыслями я отсидела две пары. Юлия упрямо не разговаривала со мной и давала мне понять, что не заговорит со мной до тех пор, пока я не отступлюсь. Но я вдруг поняла, что мои извинения ни к чему не приведут, потому что ей нужно было только одно – то, что я не могла ей дать.