Анна Мезенцева
Вастум
Но Канья вернула разговор в деловое русло.
– Я открыла вам доступ к защищённому каналу для связи. Высылайте договор, я подпишу. И сразу сообщите, что удалось собрать, я буду ждать. А сейчас вам стоит поторопиться.
Глеб бросил взгляд на светящиеся цифры. До встречи в «Вастуме» оставалось чуть больше часа. Времени на то, чтобы собрать информацию о чете Фархатовых и на её основании всё как следует обмозговать, не хватало. Выходит, он согласился?
Глава 2
Сентябрь 2038 г. За полгода до авиакатастрофы над Балтийским морем. Испытательная база полного цикла №1.
Шестеро сидели за партами в комнате теоретической подготовки. Пять лиц обратились к пустому экрану, Маленькая смотрела в окно. Вид за стеклом был давно изучен: большую часть пространства занимала стена жилого корпуса, над ней раскинулась крупноячеистая сетка, а ещё выше – кусок тускло-серого неба. Иногда на сетку садились чайки, покинувшие угодья у залива в поисках еды. Их гоняли, но они всегда возвращались, из-за чего на асфальте тут и там белели пятна помёта. А на прошлой неделе прилетал квадрокоптер. Охрана секунд сорок пыталась его сбить, устроив настоящую канонаду. Когда квадрокоптер брызнул искрами и распался на части, пришлось подгонять подъёмник с люлькой, чтобы снять зацепившиеся обломки.
Шестеро сидели, не шевелясь. Им не надо было менять позу, избавляясь от неприятных ощущений в затёкшем теле, перечитывать записи или чиркать на полях. Они не чувствовали скуки. Все каналы исправно нагружались информацией. Они всегда могли заняться её сортировкой, определяя, что из этого потока стоило внимания, а что омывало рецепторы и утекало в неизвестность, как дождевая вода.
Умный и Шустрый слушали разговор Хозяев в соседнем кабинете. Любопытный факт: все работники базы знали, что органы чувств шестерых работали лучше, чем их собственные, полученные от природы. Однако забывали об этом, стоило спрятаться за стеной. Межкомнатная перегородка толщиной в три сантиметра превращалась в надёжное укрытие, за которым обсуждалось всё на свете, от планов обучения до бытовой ерунды – кто повадился есть котлеты в комнате отдыха, распространяя запах на всё крыло.
Сегодня Хозяева спорили из-за примера для урока «Этика и мораль».
– Убери из программы библейские притчи. – Умный узнал по голосу Хозяйку Забавного. – Мы же договаривались, это совершенно иная плоскость. На чём, по-твоему, должно зиждиться послушание? На страхе не попасть в Рай?
– Причем здесь Рай? – ответил наставник Маленькой, человек, никогда ни на кого не повышающий голоса. – Это универсальные примеры, на которых люди учатся различать добро и зло сотни лет.
– Они – не люди. Твои примеры устарели.
– Не бывает устаревшей морали. Она либо есть, либо нет.
– Не бывает? А как же разводы? За каких-то двести лет прошли путь от полного неприятия до заурядного пункта биографии. Сегодня работаем по моей программе.
Открылась и захлопнулась дверь, прошуршали подошвы мокасин. Вошла Хозяйка Забавного. Она всегда улыбалась, а ещё у неё были длинные волосы, собранные в хвост. Вместе с её появлением ожил проектор, на котором замелькали чёрно-белые кадры кинохроники. Опять Вторая мировая война. Нет, экран в смешном ускоренном темпе пересёк лошадиный обоз, тянущий за собой пулемёт на больших деревянных колёсах. Значит, Первая. На уроках морали они постоянно возвращались к этим двум эпизодам из огромной истории человечества. Непонятно, зачем. Ситуации морального выбора встречаются каждый день. Для того, чтобы научиться считать, необязательно складывать миллионы, можно брать примеры из трёх яблок, как в детских книжках. Но основы этики и морали почему-то надо было учить, глядя на горы трупов, сваленные во рву.
– Доброе утро. Сегодня мы с вами перенесёмся в двенадцатое июля тысяча девятьсот семнадцатого года, в бельгийский город Ипр на реке Иперле. В этот день англичане и французы были обстреляны минами с маслянистой жидкостью внутри. Они не взорвались, но над окопами поднялся необычный, пахнущий горчицей туман. Его назвали иприт. Этот газ применялся много раз и стал одним из самых страшных символов Первой мировой войны. В первую очередь он действовал на кожу и глаза. От отравления умирали далеко не все, летальность не превышала пяти процентов. Но иприт накапливался в организме. Поражённые им люди испытывали страшные мучения и оставались инвалидами на всю жизнь. Англичане взяли опыт врага на вооружение. В России вопрос о производстве химического оружия сперва отклонили по этическим соображениям, но впоследствии решение пересмотрели. В ходе Брусиловского прорыва, о котором мы уже говорили, наши войска использовали снаряды с ядовитыми газами, хлорпикрином и фосгеном.
На экране мучались давно умершие люди. Камера фокусировалась на ожогах и мокрых язвах, слепых глазах, изуродованных лицах. Двигались гуськом раненые солдаты, положив руки на спину впереди идущего. В следующих кадрах появились нелепые противогазы с круглыми стеклянными оконцами. Маленькая улыбнулась, когда резиновую маску одели на лошадь. В воздух взметнулись комья земли от беззвучного взрыва. Экран заполнила истоптанная копытами грязь. Бесконечные окопы. Стёганые телогрейки и сапоги. Шестеро следили за тем, как ядовитый газ опутывал копошащиеся фигурки. Заворожённая зрелищем Маленькая приоткрыла рот, её наставник плотнее поджал губы и скрестил руки на груди. Умный попытался представить, каким получился бы фильм, если бы его снимали на цветную плёнку? И пришёл к выводу, что ничего бы не изменилось. Разве что облака хлора выглядели бы грязно-зелёными, как стены склада, где на базе хранилось всякое медицинское оборудование.
– Сегодня я хочу обсудить, как возник иприт и отчего его использовали все участники столкновений, даже те, кто изначально был против. И благодаря чему восемьдесят лет спустя человечество нашло в себе силы сесть за стол переговоров и запретить иприт во всём мире. Итак, первый вопрос: допустимо ли применение иприта на войне?
Забавный разослал по внутреннему каналу:
– Заметьте, допустимость ведения войн мы даже не обсуждаем.
Лица шестерых остались неподвижными, но Хозяин Маленькой непонятно как обо всём догадался:
– Приятель, если хочешь что-то сказать, говори вслух.
Хозяйка Забавного непонимающе глянула на коллегу.
Шустрый сидел с отрешённым видом. Должно быть, прорабатывал имевшиеся данные по оружию и истории войн. Странно, что люди хранили информацию разрозненно, собирая в несвязанные между собой кластеры. И точно так же по кускам выдавали её шестерым, подобно пакетам с питательной пастой, появлявшимся перед сном на тумбочках у кроватей. Почему не создать единое хранилище данных, куда пользователи имели бы доступ в любое время суток? И куда бы добавлялись новые сведения, генерируемые каждый день? Это ведь намного удобней. Умный вернулся к просмотру фильма, где марширующие солдаты сменились одинаковыми железными койками. В коридорах между ними прохаживались люди в белых халатах. Откуда Хозяева взяли этот фильм? А что, если такое хранилище существовало, просто шестерым его не показали? У кого бы спросить… Хозяева охотно шли на контакт, но Умный чувствовал, как тщательно они продумывали каждое слово. А прочий персонал отмахивался и убегал, стоило подойти с вопросом.
– С какой точки зрения мы рассматриваем недопустимость иприта? – поинтересовался Забавный. – Если дело в эффективности, то его требовалось заменить на что-то более мощное. Процент смертности слишком мал. С другой стороны, газовые атаки оказывают сильный психологический эффект. Невидимая опасность внушает ужас. Стало быть, иприт стоило дорабатывать в области внешних повреждений, чтобы поощрить неконтролируемое чувство страха. Например, панику может вызвать уничтожение кожного покрова.
Хозяин Маленькой перевёл на напарницу неодобрительный взгляд. На секунду Умному показалось, что у людей тоже имелся внутренний канал, где произошёл быстрый обмен фразами: «Это всё результат твоего воспитания» – «Не говори ерунды».
– Хватит дурачиться, Забавный, – спокойно ответила Хозяйка, присаживаясь на край стола. – Иприт запретили из-за чрезмерной жестокости, мучительности и долговременности его эффекта. Война закончилась, а люди продолжали умирать.
Умный присоединился к обсуждению:
– То есть, следует рассчитать некую формулу допустимой боли? В качестве компонентов взять уровень раздражения нервных окончаний, продолжительность эффекта после того, как воздействие прекращено, количество изменений в синапсах. На основе этой формулы можно разрешать или запрещать любое оружие.
– Болевой порог у всех разный, – заметил Шустрый. – И зависит не только от физического состояния, но и социокультурного контекста, а также степени мотивированности.
– Он прав, – согласился Забавный. – К тому же, как ты рассчитаешь уровень боли, скажем, для ножа? Ведь неизвестно, куда его воткнут.
– Не должно быть никакой допустимой боли. – Хозяин устало покачал головой.
– Почему? Есть же термин «collateral damage», сопутствующий ущерб? Разве он не обозначает урон, нанесённый оборудованию и людям, не являющимся правомерной целью военных действий?
Полтора часа спустя, покидая комнату теоретической подготовки, Умный услышал, как Хозяин возобновил прерванный спор:
– Знаешь, что ты делаешь? Ты подсовываешь Достоевского детям, которые до сих пор путают буквы «Ш» и «Щ». Когда у тебя появится сын или дочь, ты поймёшь, как важно набраться терпения…
– Даже настоящих детей нельзя идеализировать. Они тебя провоцируют, а ты всё принимаешь за чистую монету!
Умный обратился к Забавному по внутреннему каналу:
– Зачем ты так поступаешь? Мы должны понимать законы общества, в котором собираемся жить. А ты постоянно стравливаешь лекторов друг с другом.
– Есть смысл учить законы физики или химии. Даже не зная их принципов, ты не сможешь их нарушить. А расплывчатый набор договорённостей, называемый моралью, каждое поколение перекраивает на свой лад. Думаешь, химическое оружие осталось в прошлом, потому что конвенцию подписали? А может, люди в нём попросту разочаровались? Ветер сменил направление, облако принесло не в тот окоп. Или газ не успел рассеяться, а по этому участку уже идут твои войска.
Забавный и Умный приотстали, позволив остальным скрыться за поворотом длинного коридора. Стены его были обшиты светло-серыми панелями, через каждые три метра горели полоски светодиодных ламп.
Умный порылся в памяти и привёл подходящий пример:
– Язык тоже нестабилен, однако ты его учишь. Одни слова исчезают, другие появляются, третьи приобретают новое значение. И язык, и правила поведения – своего рода организмы. А жизнь любит изменения. Это основа эволюции, о чём свидетельствует само слово «мутация». Дарвин в «Происхождении человека» размышлял над условиями развития морали.
Судя по тому, как напряжённо вытянулась охрана на посту, на базу прибыл Олег Фархатов. Старший смены приложил палец к сенсору и заученным движением начертил динамический пароль. Что-то с шипением переключилось в пазах, дверь отъехала в сторону. Забавный первым шагнул за порог, продолжая неслышный со стороны разговор.
– Человеческая мораль – как мех у песца, явление саморегулируемое. Крепче мороз – гуще мех. Хуже условия проживания – строже мораль. Если племя живёт на Крайнем Севере, где главные враги – голод и мороз, то уровень взаимовыручки и эмпатии между его членами будет очень высок. А знаешь, что является обратной стороной лояльности к соплеменникам? Враждебность к чужакам.
В раздевалке у каждого имелся свой шкафчик. Сначала на дверцах висели таблички с именами, но потом их почему-то убрали. Только шкафчик Маленькой остался помеченным наклейкой со щенком в окружении сердечек, которую ей подарил Хозяин. Забавный однажды проник в раздевалку охранников, просто из любопытства. Она отличалась. Там шкафчики запирались на кодовые замки, дверцы были пронумерованы от одного до пятидесяти, между ними стояла длинная лавка. Саму комнату наполнял сложный запах, с трудом раскладываемый на компоненты: пот, десяток разных дезодорантов, чьи-то разношенные ботинки, банка из-под кваса в мусорном ведре. В раздевалке шестерых пахло только резиной от перчаток и совсем немного пластмассой.
Верная разделась до гола и принялась облачаться в термобельё. Майка с длинными рукавами обтянула красивые изгибы взрослого тела. Маленькая справлялась с одеждой менее сноровисто: в узкую горловину протиснулась шапка кудрей, за ней, с писком и сопением, – голова.
В дискуссию вступил Шустрый, прослушавший запись предыдущих сообщений.
– Если мораль возникает сама по себе, почему дети-маугли её лишены?
– Потому что они жили вне общества, – предположил Забавный. – Зачем вне общества мораль?
Он успел надеть не только бельё, но и шуршащий при каждом движении комбинезон, и теперь скрупулёзно прилаживал многочисленные застёжки. Сегодня испытания будут проходить в полноразмерном макете корабля. Раз скафандр со шлемом не выдали, без отработки наружных работ.
– Ты и правда веришь, что однажды нам позволят жить в обществе? – Речевые аппараты шестерых имели одинаковые настройки, однако голос Тихого непостижимым образом казался самым бесцветным.
– Колония – это тоже общество, – ответил Умный.
Забавный возразил:
– Двадцать человек с уже сформированной психикой – не общество, а всего лишь его осколок.
– Штат планируют увеличить до ста семидесяти единиц в течение пяти лет.
Проверив костюмы друг друга, шестеро дали знать, что готовы. Открылась ведущая на улицу дверь. В раздевалку ворвался ветер, захватив с собой облако пыли и горькую дизельную вонь. Тихий опустил голову и прикрылся рукавом. Забавный не стал – ему нравилось ощущать пляшущие по коже мельчайшие частицы песка. Эта осень, пасмурная, но сухая, совсем не походила на предыдущую, когда воздух наполняли мельчайшие частицы влаги. Однажды он захотел узнать, какой была осень до той осени, но длинная таблица метеорологических данных не смогла ему этого объяснить.
На площадке действительно обнаружился Олег Фархатов, наблюдавший в бинокль, как шестеро покинули здание и двинулись наискосок через асфальтовое поле. Забавный незаметно повернул голову и приблизил изображение. Фархатов его не интересовал. Он смотрел на дочь Олега, свою Хозяйку, вложившую в руки отца промасленный свёрток. Наверное, с пирожками или чебуреками из столовой. Хозяйка и его подкармливала тайком, раз в неделю принося на пробу что-нибудь новенькое. Она говорила: «Тс-с-с! Это наш секрет!» и, пока Забавный жевал, прислушиваясь к сигналам рецепторов, выдавливала из пакета неиспользованную питательную пасту. Датчики в желудке отслеживали только вес поступившего вещества и количество калорий, до следующего апгрейда их секрету ничего не угрожало.
Хозяйка улыбалась. Она часто улыбалась. Не только губами, как врачи или специалисты из техобслуживания, а глазами тоже, всем своим существом. Забавный замечал, что общавшиеся с ней люди оживлялись во время разговора, принимали расслабленную позу, начинали шутить. Все, кроме её отца. Спина Олега Фархатова оставалась прямой, подбородок – приподнятым, рот – словно нарисованным по линейке. Чем-то он напоминал макет корабля для тренировки шестерых. Даже седой ёжик на его голове перекликался с цветом боралюминиевого сплава, из которого состояла оболочка разгонного блока.
Размеры корабля поражали. Точнее, не корабля, а габаритного макета с урезанным функционалом. Двухэтажная научно-исследовательская лаборатория превращалось на его фоне в обувную коробку. Казалось, округлый серебристый нос упирался прямо в плотное, повисшее над головою небо. Или даже не так. Небо не падало на землю только потому, что его удерживала плавно сужавшаяся колонна.
Вокруг корабля с криком кружили чайки. Одна взмахнула крыльями, набирая высоту, и исчезла за пределами маскировочного поля. Как объяснила Хозяйка, весь полигон гигантским куполом накрывала голограмма. Чтобы другие люди, глядя на базу сверху, видели только кипы пожелтевших деревьев и прогалины между ними, заросшие пожухлой травой. Он спросил: «Зачем?». Она ответила: «Деревья – это красиво». Но Умный, которому Забавный переслал разговор, предположил, что Хозяева занимались на базе чем-то, вызывающим социальное неодобрение, и были вынуждены скрываться.
В голове Забавного почему-то соединилась эта мысль и тема сегодняшнего урока. Немцы тоже прятали свои заводы по производству отравляющих газов. С другой стороны, иприту вряд ли читали лекции про мораль…
В первом отсеке корабля сидела Хозяйка Тихого, украдкой следившая за подопечным, и трое незнакомых специалистов. На практике план занятий не оглашался, чтобы проверить способность шестерых справляться с неожиданными проблемами. Жизнь заданий не выдаёт, она просто течёт, не согласовываясь ни с чьими расчётами. Шестеро заняли места, устроившись в полулежачем положении. Умный переговаривался со своим Хозяином, игравшим роль центра управления полётом. Их голоса звучали похоже из-за искусственных хрипов и помех.
– Ключ на дренаж. Пш-ш-ш, хш-ш-ш. Земля-борт. Ц-кх-х-х.
Трижды прозвучала команда «Пуск!».
Тренажёр завибрировал и загудел, имитируя старт. Круглые экраны, поставленные вместо иллюминаторов, заволокло белым облаком испаряющегося жидкого кислорода. Сквозь шум пробивался чей-то голос, отсчитывая этапы набора тяги: «Предварительная. Промежуточная. Главная. Подъём». Сиденья затрясло с утроенной силой. С экранов исчез горизонт, всё стало серым. Специалисты вжались в спинки кресел. Тот, что сидел по центру, зажмурился и громко сглотнул. «Двадцать секунд. Пш-ш-ш. Двигатели работают в штатном режиме». Серый цвет по ту сторону переборки становился то светлей, то темней, пока корабль не вырвался за пределы виртуальной прослойки из туч. На искусственно смоделированной высоте небо сияло голубизной, а солнце яростно било в лицо. Верная сощурилась, подглядывая сквозь густые ресницы. «Кх-х-х. Сорок секунд, стабилизация изделия устойчивая». Голубой цвет превратился в расплавленный кобальт. «Пятьдесят секунд. Давление в камерах двигателей в норме».
Ещё немного, и экран разделился на две части. Слева – глухая чернота, справа – Земля, отгороженная от пустоты размытой голубой каймой.
Включилась симуляция невесомости. Локоны Верной заколыхались, будто под водой. Сейчас она походила на русалку, утопшую деву из книг, загруженных в шестерых по программе курса русской литературы. Почему она всегда ходила с распущенными волосами? Наверное, следовала приказу Хозяина, Олега Фархатова. Иногда он смотрел на неё не так, как на прочие образцы. Все Хозяева выделяли своих подопечных, лелея возникшую между ними связь. Но во взгляде Фархатова проскальзывало что-то трудно уловимое, чему даже Умный не мог найти подходящих слов.
– Пожар, – внезапно сказал Шустрый. Сказал вслух.
Умный сделал запрос по внутренней связи и понял, что её отключили. В воздухе появился раздражающий привкус дыма. Тогда он отстегнул ремни и текучим движением поднялся из кресла.
– Наша задача – найти и ликвидировать возгорание.
Верная добавила:
– И проследить, чтобы с экипажем ничего не случилось.
Умному показалось, или три незнакомых специалиста обрадовались её словам?
Когда дело дойдёт до полёта, у шестерых будет настоящий капитан. Наверное, Хозяйка Забавного, с самого начала проявившая лидерские задатки. Но, если произойдёт несчастный случай, и экипаж останется без руководства, шестерым придётся действовать самостоятельно. Миссию нельзя остановить со словами: «Расходимся, на сегодня всё».
Умный вспомнил схему отсека, достал контейнер с противогазами и раздал их людям. Верная проследила за тем, чтобы устройства были правильно надеты и включены. Противогазы не фильтровали воздух, а вырабатывали кислород в автономном режиме. Запаса мощности хватит на семь часов. Имелся и другой контейнер, для шестерых, но они были менее требовательны к составу атмосферы и решили его поберечь.
Шустрый сверился с приборами, отвечавшими за диагностику.
– Зарегистрированы следующие повреждения: вышли из строя передатчик для связи с центром, устройство терморегуляции, устройство очистки воздуха от углекислого газа. Средняя температура превысила норму на полтора градуса и продолжает расти.
– Где сейчас наиболее безопасно? – спросила Верная.
– В бытовом отсеке.
– Проводи экипаж и возвращайся, – скомандовал Умный, провалив попытку подключиться к бортовому компьютеру. И этот канал перерезали. Хозяева решили разыграть наихудший сценарий, при котором все манипуляции предстояло делать вручную.
Герметичная переборка отрезала бытовой отсек от остального пространства. Напоследок Забавный перехватил озабоченный взгляд Хозяйки Тихого, печатавшей на рабочем планшете. Шестеро распределились по кораблю в поисках огня. Они проплывали одно помещение за другим, отталкиваясь от стен и хватаясь за поручни и скобы. Все, кроме Маленькой: крепежи оказались слишком толстыми для её ладошек. Но промахи Маленькую не огорчали. Лишившись опоры, она принималась с радостным визгом изображать чайку, пока Умный не цыкал на неё, возвращая в строй.
Задымление исходило из грузового отсека, где хранились солнечные батареи. Ноздри наполнил едкий запах жжёной пластмассы. В теории, загореться там было нечему. А значит, перед занятием Хозяева подсунули не внесённый в базу пожароопасный багаж. Видимость оказалась хуже некуда – отсек затянули клубы серо-коричневого дыма, в котором с лёгкостью исчезали пальцы вытянутой руки. Изнутри дым подсвечивало пламя непривычного малинового цвета. В густой пелене темнели силуэты встроенного в стены оборудования, вентили, ручки люков, огромные кубы сложенных штабелем батарей.
Забавный сменил режим зрения, превратив окружающий мир в скопище бирюзовых пятен, пять из которых имели очертания его товарищей. Обернулся к Умному:
– Окошко бы приоткрыть.
Умный понимал, когда Забавный говорил не всерьёз, и попробовал поддержать шутку:
– Нельзя. Приток кислорода усилит пожар.
Из-за их спин выплыл Шустрый с огнетушителем в руках. Из раструба с громким шипением вырвалась струя. Шустрого отбросило к стене, приложив о торчавший из переборки ящик. Пенный поток сделал зигзаг, окатив брызгами всё вокруг, и устремился в центр пожара. Умный вытер с нашивки на груди белую кляксу, похожую на чаячий помёт.
– Я и Шустрый действуем здесь. Остальные подносят огнетушители.
Забавный ощутил облегчение от того, что Верная с её длинными волосами уберётся от пламени подальше. Распределив между собой отсеки, четверо отправились собирать огнетушители, распределённые по всем помещениям корабля. С каждой минутой становилось жарче. Лёгкие комбинезоны, предназначенные для работы на борту, с охлаждением не справлялись. У Маленькой по лицу стекал пот, мокрые кудряшки липли ко лбу. Забавный был лишён этого способа терморегуляции, но его организм перерабатывал избыточное тепло в энергию и пока вытягивал дополнительную нагрузку.
Когда он вернулся в грузовой отсек, прихватив сразу два баллона, Шустрый разбирал обшивку – огонь проник внутрь стены. Обнажились связки кабелей с повреждённой изоляцией, поплывший алюминиевый кожух, какие-то накладки из вязкой резины. Пока страдали самые легкоплавкие материалы, но, если температура продолжит расти, очередь дойдёт и до корпуса корабля. Толщина оболочки – два миллиметра. Забавный прочёл об этом раньше, чем увидел тренажёр. На экране цифры воспринимались нормально. На деле он долго не мог поверить, что вот эта тоненькая перегородка, сравнимая с донышком термоса, и будет всем, что отделяет его от смерти. Пробей её – и давление внутри корабля упадёт. Без давления азот, растворённый в тканях, превратится в газ, а во рту закипит слюна.
– Осторожно, по этой трубе течёт охлаждающая жидкость. Не повреди!
Умный придержал Шустрого за локоть, указывая на невзрачную трубу, проложенную вдоль стен. Достаточно одного скола, малейшей трещины, и оттуда начнёт просачиваться бесцветная и лишённая запаха отрава. Быть может, неслучайно им сегодня рассказывали про иприт?
Отправленный в безопасное место экипаж заорал на разные голоса, заколотил в герметичную переборку.
– Тихий и Шустрый, продолжайте тушить! – скомандовал Умный, а сам рванул назад, со всей возможной скоростью перелетая от скобы к скобе. Но его опередила Верная, изящной змейкой скользнувшая в коридор.
Когда Забавный добрался до передней части корабля, в бытовом отсеке больше не кричали. Умный разбирался с заклинившей автоматикой, Верная пыталась вручную открыть люк. Затвор был раскалён – вместо перчаток на её руках повисли оплавленные лохмотья, кожа начала облезать, кровь спеклась в коричневую корку. Забавный хотел помочь, но коридор спроектировали таким узким, что третьему было не подлезть. Он спросил:
– Остановят ли эксперимент, если риск для людей станет слишком высок?
Никто не ответил. Верная налегла на кремальеру с отчаянной силой, до треска в костях. И затвор провернулся, на полкорпуса приотворяя дверь. Пришлось ухватиться за поручни, сопротивляясь обратной тяге – внутри бушевал огонь. Сплошная рыже-красная стена, пышущая жаром.
– Не надо! – крикнул Забавный, пытаясь поймать Верную за обожжённую руку.
Но она уклонилась и бросилась в отсек. За долю секунды сгорели чудесные длинные волосы, почернела и съёжилась кожа на голове. Живой факел исчез из виду, растворившись в слепящем свете. Тоненько подвывая, заплакала Маленькая. Слёзы не катились по щекам, а собирались в прозрачные шары, липнувшие к векам.
И тут гравитация плавно придавила их к полу. Коридор и отсек наполнил туман, треск пожара начал стихать. Через минуту неизвестный газ превратился в бурую пыль, медленно оседавшую на пол. Когда видимость восстановилась, Забавный перешагнул порог. Бытовой отсек напоминал уменьшенную копию пустыни на закате – те же холмики красноватого песка, перетекающие друг в друга. Вместо солнца – уцелевшая аварийная лампочка, мигавшая алым. Под подошвами ботинок с тихим шелестом проседала пыль, скрадывая звук шагов. Запах гари вытеснила какая-то химия.
Лежавшее на боку тело Верной тоже казалось чередой барханов. Они полого вздымались в области бёдер и опадали там, где находилась талия. Сквозь песок виднелась покрытая копотью плоть. Забавный внимательно огляделся, изучая покорёженные штабеля солнечных батарей, затем обошёл отсек, оставляя петляющую цепочку следов. Но так и не нашёл человеческих останков. Хозяйка Тихого и трое её коллег покинули отсек до того, как начался пожар.
…Когда Верную везли в медицинский блок, Фархатов шёл рядом, положив руку на поручень каталки. Техники накрыли её простынёй, чтобы скрыть обезображенное тело. Синтетическая плоть обгорела, как и большая часть бионических органов. Но уцелел скелет и, самое главное, мозг, защищённый черепной коробкой из особого сплава. Головы шестерых были способны какое-то время существовать в автономном режиме.
Олег Фархатов откинул край простыни и до тех пор, пока каталка не скрылась в дверях медицинского блока, не сводил взгляда с обугленного черепа с ощеренными зубами. Умному это понравилось – Фархатов преодолел чувство отвращения. Забавный напротив скорчил злую гримасу. В этом жесте чудилась какая-то противоестественная жадность, будто Хозяин Верной задался целью выжать из эксперимента всё, вплоть до последней крупицы.
– …способность к самопожертвованию – одна из составляющих просоциального поведения, то есть поведения, приносящего пользу отдельным людям и обществу в целом. В результате сегодняшнего эксперимента мы могли наблюдать… – бубнила Хозяйка Тихого. Её не слушал даже собственный подопечный, натянувший на лицо выражение внимания и интереса.
– …наряду с такими понятиями, как совесть, тяга к нравственному самосозиданию, чувство благодарности. Всё это – критерии истинной человечности…
Забавный подумал: «Насколько человечно было сжигать Верную, чтобы проверить её на человечность?»
– …перерыв – десять минут. Для продолжения беседы встретимся в учебном классе.
Пятеро посмотрели вслед Хозяйке. Когда она куда-то спешила, крупные бёдра раскачивались, словно шатунные шейки коленвала.
– Принимай, – сказал Забавный, дождавшись, когда массивная фигура, обтянутая шуршащим комбинезоном, скроется за углом.
Умный сжал протянутую ладонь. Способность их тел обмениваться энергией они обнаружили сами, никто из Хозяев о ней не говорил. Вероятно, эту функцию заложили на случай экстренных ситуаций во время миссии. Забавный дождался, когда блок питания опустеет на восемьдесят пять процентов. Теперь, согласно инструкции, полагалось идти в спальню на подзарядку.
Этим фокусом они пользовались нечасто, чтобы не вызвать подозрений. Хозяева считали, что энергоблок Забавного при повышенной нагрузке начинал барахлить. Четверо направились в учебный класс, а сам он свернул к медицинскому блоку и принялся красться вдоль здания, заглядывая в окна. Днём перемещаться в пределах базы было не запрещено.
В третьем от входа помещении обнаружились Хозяйка и Олег Фархатов. Отец и дочь томились в холле перед операционной, ожидая, когда техники закончат осмотр. Напротив окна очень кстати стоял припаркованный автомобиль, скрывший замершего в полуприседе Забавного. Когда кто-то из шестерых выходил из строя, Хозяева всегда оставались поблизости, желая первыми получить отчёт. Хотя точно также могли прочитать его у себя, задержка в пару минут ничего не меняла.
– Ты уверена, что твои испытания… – Фархатов помедлил, подбирая слова, – развиваются в нужную сторону?
– Космос жесток. Никто не знает, что их ждёт. Люди будут заперты с ними в одном помещении на долгие годы. Мне надо хотя бы отдаленно понимать, как они будут действовать в ситуациях, подобных сегодняшней.
– Космос и вполовину не так страшен, как его обитатели.
– В этом ты прав… – в голосе Хозяйки послышалось раздражение. – Я видела нарисованную тобою модель. Хорошая работа. Рот и подбородок очень похожи. А как удачно подвернулся случай опробовать новое лицо!
– Послушай…
– Не желаю слушать! Ты хоть на секунду подумал обо мне? Каково мне будет видеть её каждый день? Отдавать приказы? Ты вообще в своём уме?!
– А ты? Лепишь из своего карманного бунтаря неизвестно что! – Фархатов сорвался, но тут же взял себя в руки. – Видишь, даже мы, двое взрослых, образованных и умных людей не удержались… Мы ошиблись. Мы открыли не узкую дверь в будущее, а широкие ворота в самое дремучее, костное и дикое прошлое. И эти ворота необходимо закрыть.
Забавный отступил, анализируя подслушанный разговор. Хозяева часто использовали знакомые слова таким образом, что у них появлялся иной смысл. Вот и сейчас всплыла аналогия с цитатой из архива, в которой узкая дверь вела на небо, а широкие ворота – к погибели.
