Анна Малышева
Алмазы Цирцеи
«Как бы то ни было, эта вещь достойна того, чтобы украшать какой-нибудь музей, и я никогда не пожалею, что увидела ее! А ведь потом она пропадет в частной коллекции, и Александра знает это. Она купила панно по поручению и скоро должна будет с ним попрощаться. Конечно, ей горько это сознавать… Настоящее открытие! Такая находка бывает раз в жизни!»
Елена снова попробовала заснуть, и на этот раз ей удалось отключиться. Надолго ли, женщина не поняла. Казалось, что ее сразу же вырвал из сна телефонный звонок. На этот раз трезвонил аппарат, стоявший на тумбочке рядом с кроватью. Его Елена выключить забыла.
– Мам?
Услышав в трубке голос сына, она окончательно стряхнула с себя остатки дремоты. Артем редко звонил сам, предпочитая слать короткие sms-послания, причем писал их явно во время уроков. Начав профессиональные футбольные тренировки, мальчик стал относиться к школьным занятиям еще более прохладно, чем прежде. Учиться без троек ему пока удавалось лишь благодаря отличной памяти.
– Что случилось? – Она села, нашаривая ногами тапочки. – Разве ты еще не на занятиях?
– Сейчас перемена, – слегка обиженно ответил сын. – И почему ты думаешь, будто что-то случилось? Я просто соскучился.
– Ох, прости… – Елена тряхнула головой, отбрасывая падающие на глаза волосы. – Я со сна плохо соображаю. Мне что-то почудилось… Ты ведь редко звонишь сам!
– Ты спала? – протянул Артем. – Я забыл… Никак не могу запомнить, что ты работаешь ночью. Тогда я быстро, ладно? Мам, тут вот какое дело, мы собираем деньги на новую форму. Нужно внести по десять тысяч до конца недели. Привезешь деньги?
– Сынок, сейчас не могу, – встревожилась она. – Правда у меня рубля лишнего нет! У меня ведь пока ставка стажера, понимаешь? В следующем месяце, если все пойдет хорошо, мне должны повысить зарплату. Но сейчас…
– Ма-ам…
– И потом, Артем, – Елена нахмурилась, кое-что припомнив, – я ведь всего неделю назад привозила тебе деньги, когда вы собирали на подарок к юбилею тренера. Сумма была не так велика, согласна, но все-таки…
– Ма-ам… Что получается, у всех будет новая форма, а я один, как дурак, буду бегать в старой? – В голосе сына появились ноющие нотки. – Нам скоро на сборы ехать. Мам, ты даже не шути так!
– А все остальные уже сдали деньги?
– Один я остался!
– Милый, попроси папу, – скрепя сердце, произнесла Елена.
После того как они с мужем расстались, бюджет у них сам собой разделился, но обучение сына по-прежнему оплачивал Руслан. К матери же Артем обращался, когда предстояли дополнительные траты, и прежде она ему не отказывала… Но теперь просьбы о деньгах участились. Елена очень мало тратила на себя, и все же ей с трудом удавалось выполнять требования Артема. Сейчас он окончательно выбил ее из колеи.
– Я не хочу просить отца, – мрачно ответил мальчик.
– Почему? – испугалась она. – Вы что, поссорились?
– М-м-м… Понимаешь, когда он приезжал в последний раз, мы говорили о тебе, и я сказал, что ты имеешь право жить так, как тебе нравится. А он обиделся. После этого, если я вдруг начну просить у него деньги, получится, что у меня совсем нет гордости.
– Ты правда сказал ему такое? – Елена не верила своим ушам. Сын, так болезненно переживший временный разлад родителей (во всяком случае ему они твердили, что временный), внезапно принялся защищать ее позицию! – Не надо было! Он ведь подумал, что я тебя настраиваю!
– Не знаю, что он подумал, но сказал, что я могу не рассчитывать на карманные деньги.
Елена с трудом перевела дух. Она не знала, как реагировать. Отчитать сына и запретить ему впредь лезть не в свое дело? Похвалить Артема за то, что тот заступился за мать? Ведь Руслан явно ее осуждал, раз мальчик не выдержал и высказался! «И вообще, почему я должна зажимать ему рот? Это сделает из него лицемера. Пусть говорит то, что думает, без оглядки на авторитеты!»
– В другой раз не спорь с отцом, – сдержанно произнесла она, наконец собравшись с мыслями. – Есть вещи, которые ты еще не можешь понять.
– Да все я понимаю! Мам, так как насчет денег? Мне нужно внести их на этой неделе.
– Сегодня уже четверг… Ты не мог сказать раньше?
– Мам, я забыл…
Голос сына показался ей таким несчастным, что Елена просто не могла дольше сердиться. Она сдалась.
– Ладно, сынок, привезу деньги в воскресенье. Где-нибудь перехвачу.
– Это поздно! Хотя бы в субботу утром!
– Ох, ну хорошо! Ты умеешь взять за горло!
Разом повеселев, Артем торопливо попрощался, заявив, что урок уже начался. Положив трубку, Елена задумалась. Раздобыть десять тысяч рублей взаймы за пару дней было не такой уж сложной задачей. Но лишь на первый взгляд. Занимать у кого-то на новой работе она считала невозможным. Дать новый повод для сплетен, вызвать насмешки? Попросить у Веры? Она вечно без денег, одна растит детей, бывшие мужья ей не помогают. Старшая горничная не раз признавалась, что, если бы не чаевые, ей бы никогда не удавалось сводить концы с концами. Родители живут на пенсию, и потом, после расставания с мужем Елена старалась поменьше с ними откровенничать. Попросить денег – значит вызвать новую волну упреков в том, что она из-за чепухи развалила прекрасную семью. Начнутся злорадные вопросы: «Ага, уже в одиночку не справляешься? Денег стало не хватать? Прежде этого не было… Теперь сама видишь – каково это, тянуть ребенка в одиночку!» Кого же просить? Кого?!
Она знала, кто одолжил бы ей эту сумму моментально и без рассуждений. Но просить Михаила было для нее так же немыслимо и унизительно, как Артему – отца. «Обращаться с просьбой к человеку, которого только что смешала с грязью, значит, быть еще хуже его! А Михаил бы дал. У него всегда были деньги. Сколько он на меня тратил, как ухаживал! Никогда в жизни у меня ничего подобного не было и никогда уже не будет, наверное. Я превращусь в невротичку, замученную ночной работой, интригами и семейными дрязгами. Скоро никто на меня и не взглянет!»
Ей удалось поспать еще пару часов, не больше. Прежде даже сон урывками ее освежал, теперь же, собираясь вечером на работу, Елена чувствовала себя разбитой. Приняв душ, набросив халат и подсушивая волосы феном, она неохотно разглядывала свое отражение в зеркале. Иногда на нее находила жажда самобичевания, и тогда женщина находила свое лицо чересчур обыкновенным, глаза – слишком круглыми, из-за чего они имели удивленное выражение, даже если Елена ничему не удивлялась. «А мой рост? Метр семьдесят восемь, всех выше, как дылда-переросток в школе… С таким ростом надо обладать другим характером, сильным, лидерским. А мне постоянно хочется забиться в щель, никого не раздражать, никому не мешать… Вот сейчас опять поеду в отель командовать, читать нотации, наживать врагов… Сделали из меня козла отпущения, отдуваюсь за чужие грехи, да еще доносы на меня пишут! Вера будет утешать, скажет, что без этого нельзя, все гостиницы одинаковы… А мне-то не легче! Знать, что за каждым твоим движением следят и всякую минуту готовы подставить подножку!»
То, что до отеля пришлось добираться на общественном транспорте, окончательно испортило Елене настроение. Она приехала на работу с опозданием и вошла в вестибюль с таким перекошенным лицом, что встретившийся ей Сергей, кативший тележку с чемоданами отбывающих постояльцев, пытливо сощурился и бесшумно присвистнул. Елена ответила ему яростным взглядом. Она была убеждена, что этот наглый мальчишка и есть главный автор доносов, поступающих к управляющему.
Об убийстве в люксе к этому часу знали все поголовно. Причем, как с ужасом убедилась Елена, не только персонал, но и гости. Оказалось, днем приезжал следователь в сопровождении съемочной группы. Его выступление на фоне панно записывалось для криминальных новостей. Впервые сюжет прошел на одном из центральных каналов три часа назад, и был уже два раза повторен.
– Мы прославились, – криво улыбалась Вера, затащившая приятельницу в бельевую, чтобы поболтать без лишних глаз и ушей. Их дружба уже стала заметна, а как пояснила старшая горничная, любые личные отношения между персоналом не приветствовались. – У меня тоже интервью взяли, я сегодня и днем работала, подменяла. Только вот все вырезали, одну фразу оставили. Я так глупо выгляжу по телевизору!
– Скажи, номер опять опечатали?
– А то! Все приклеили обратно. А тебе не все равно?
– Мне-то разницы нет. – Елена прикусила нижнюю губу, вспомнив, как умоляла ее о помощи художница. – А панно там осталось?
– Наверное, – пожала плечами Вера. – С собой они ничего не увезли. Да, лифт опять сломался! Тот самый, который ты чинила. Значит, бракованный поставили. Его чини не чини, толку не будет.
– Вер, одолжи до зарплаты десять тысяч, – набравшись духу, попросила Елена, угадывая, какой будет ответ.
Та замахала руками еще прежде, чем подруга замолчала. На лице старшей горничной отразился преувеличенный ужас.
– Что ты, шутишь?! Да я еле тяну с детьми от и до, сама вечно занимаю. А что у тебя случилось?
– Ничего, – вздохнула Елена. – Обычные расходы… Сыну в школу деньги нужны.
– О, это бесконечная история, на школу никакой зарплаты не хватит! – согласно закивала Вера. – Да тебе хоть платят у нас, нет? Как в воду опущенная ходишь, похудела… Они такие, норовят с человека три шкуры снять, и чтобы все даром, даром… Это политика. Работай на них, теряй здоровье, да еще считай за великую честь и радость, что тебе разрешают здесь горб наживать!
– Мне платят ставку стажера, – призналась Елена. – Я рассчитывала не на такие деньги, конечно, но они обещали, что это продлится не дольше двух месяцев.
Вера всплеснула руками, глядя на подругу с материнской жалостью:
– Ты все еще стажер! Нечего сказать, выгодное дельце провернули… Иди сейчас же к Игорю Львовичу, он еще на месте. Требуй, чтобы тебя оформили как полагается! Этому стажерству конца не будет! Поверь, не ты первая, не ты последняя! Видишь, как они борются с кризисом? За наш счет! Меня-то не трогают, я опытный волк, а вот ты для них легкая добыча. И работу тебе теперь жалко бросить, столько сил вложила, столько надежд… Значит, будешь тянуть эту лямку за гроши столько, сколько им будет нужно. Чем раньше взбунтуешься, тем быстрее получишь нормальную зарплату!
– А если меня совсем уволят, когда заикнусь о деньгах? – с сомнением произнесла Елена, вспомнив утренний разнос у начальства. – Нет, лучше немножко подожду.
– Немножко! – Вера усмехнулась и, достав с полки стеллажа косметичку, вынула зеркальце, помаду и принялась подкрашивать губы. – Кого ты обманываешь? Еще год будешь трястись за свое место, работать чуть не даром, портить нервы и желудок, перекусывать ночью, на ходу… Днем-то у тебя больше аппетита не бывает. Не правда, что ли? Не отвечай, по себе знаю. Мы, ночные служащие, как летучие мыши. Днем висим вниз головой в каком-нибудь темном углу и пытаемся уснуть. Да только мы и спать уже путем не можем!
– Год я не выдержу, – искренне ответила Елена. – Ну, что делать… Попробую еще у кого-нибудь занять.
– Ты не занимай, а требуй! – Старшая горничная сложила накрашенные губы бантиком, словно собиралась поцеловать свое отражение в зеркальце. – Сама не понимаешь выгоды… Поэтому наши тебя и не боятся, не уважают. Вот если бы ты…
Елена присела на табурет, ютившийся в углу комнатки, среди огромных кип свежего белья, пахнущего цветочной отдушкой, и задумалась, перестав слушать приятельницу, ударившуюся в поучения. Вера не в первый раз разъясняла ей способы дополнительных заработков, существовавших в отеле. Для нее и для подчиненных ей горничных таковыми являлись в основном чаевые. Можно было также немного поддержать семейный бюджет, принося с работы пакетики с шампунем, мыльца и гели для душа, которые полагалось раскладывать по ванным комнатам «в том количестве, которое потребует клиент». Клиенты мужского пола, как правило, больше одного комплекта в день не требовали, а дамы и подавно обходились теми средствами гигиены, которые привозили с собой. Излишки шли в пользу горничных и практически не поддавались учету. Судя по всему, постояльцы отеля изводили за сутки десятки литров шампуня и килограммы мыла.
Был еще один, крайне непостоянный источник дохода, который мог возникнуть у горничной. Забытые вещи и деньги клиентов. Их полагалось сдавать администрации отеля, но так поступали не все, отлично понимая, что доказать вину в этой ситуации невозможно. Клиенты часто и сами не были уверены, где забыли свои вещи. Крупные суммы, как правило, горничные все же относили по назначению, боясь крупного же скандала. За это они получали небольшое вознаграждение. Возвращать же случайную купюру, завалившуюся за кресло, притаившуюся в углу шкафа или ящика стола, было как-то нелепо. Это воспринималось как негласные чаевые.
Сама Вера с упоением вспоминала счастливый случай из своей юности, когда она только начинала карьеру горничной. Иностранец, американский бизнесмен, уезжая, забыл в номере папку с документами. Прежде чем отнести их администратору, молоденькая Вера пролистала бумаги, просто из любопытства. Между двумя средними страницами она обнаружила пачку денег – пять тысяч долларов сотенными купюрами. В тот момент она страшно нуждалась, ее мать тяжело болела, годовалого сына Вера содержала одна. Гражданский муж, которому наскучила нищета и жизнь вчетвером, с женой, тещей и новорожденным пискуном, в одной комнате в коммунальной квартире, пропал. Девушка забрала деньги себе, папку отдала администратору и стала ждать расправы. Ей казалось, что грядет как минимум увольнение, боялась она и тюрьмы. Но американец, которого нагнали уже в аэропорту, страшно обрадовался, получив свою папку. Он пролистал страницы, убедившись в их комплектности, про деньги не заикнулся и передал для Веры банкноту в пятьдесят долларов, сообщив, что та спасла для него очень значимый договор с русскими партнерами, подписанный буквально за час до выезда из отеля. Девушка поняла, что деньги были вложены в папку в последний момент без его ведома и скорее всего являлись поощрительным «призом», о котором американец даже не догадывался.
– Но такое счастье бывает раз в жизни! – вздыхала она, заканчивая свой рассказ. – Наверное, увидал Бог мои слезы, послал спасение… Я тогда со всеми долгами расплатилась, мать прооперировала и сынишке кое-что осталось. Больше мне уже так не везло! Все какие-то мелочи, пустяки… Однажды вернула бриллиантовую брошку любовнице банкира из провинции, так тот даже наградных мне не выдал. Решил, наверное, что незачем тратиться, если я все равно до его жены не доберусь, ничего не расскажу. В общем, если ждать у моря погоды, здесь можно и ножки протянуть с голода… Тебе давно пора собирать с подчиненных дань. А как же?!
– Вер, как ты себе это представляешь? – опомнилась от своих невеселых раздумий Елена. – Вот сейчас я пойду и всем объявлю, чтобы сдавали мне по сто рублей в сутки? Или по двести? Сколько тут принято брать?
– Да хоть бы и по двести, – пожала плечами Вера. – С каждого ночного портье получишь, по этажам наберется тысяча двести в ночь. Горничных не имеешь права трогать, они мне сдают. Ресторан, спа-салон, солярий и магазины – опять же не твоя стихия. Но портье – это уж как водится. Должны тебе платить. Ты их босс.
– Вера, ты мне предлагаешь заняться рэкетом. – Женщину передернуло. Больше всего ее коробил спокойный тон, которым приятельница излагала этот план. – Подходить к людям и требовать с них дань… Я не смогу. Просто не смогу, понимаешь! Я со стыда умру!
– Значит, бери через посредников. Поручи собирать хотя бы Андрею Николаевичу, с шестого, его уважают, он тут старший.
– Да на меня и так кто-то доносы катает!
– Тогда пусть хоть не зря пишут! – парировала старшая горничная. Сунув косметичку обратно на полку, она придирчиво осмотрела свой накрахмаленный передник и с треском сбила с него несуществующую соринку. – А ты плюй и делай свое дело. Хочешь, я сама договорюсь с Андреем Николаевичем? Куда это годится: взрослый человек пашет по ночам, по двенадцать часов, без выходных и праздников за какие-то жалкие пятнадцать тысяч! Мне даже стыдно об этом говорить!
Елена с трудом убедила разгорячившуюся подругу ни во что не вмешиваться. Как ни заманчива была перспектива разом утроить свой доход, причем, не унижаясь перед начальством, женщина понимала, что никогда не решится на практику поборов.
– Ты просто овца! – сердито бросила ей Вера на прощание уже в коридоре, запирая бельевую. – Никто не будет тебя слушаться, пока ты не выкрутишь всем руки! Да, это жестоко, но ведь ты ни от кого не получаешь чаевых непосредственно! И что же, мириться с тем, что мальчишка коридорный зарабатывает в несколько раз больше тебя? Или портье получает вознаграждение за то, что вызывает в номер проституток? Да ты можешь в выходные брать с них и по пятьсот рублей в ночь, не лопнули бы, сдали! Не приживешься ты у нас!
– Сама вижу, – уныло ответила Елена.
Она сознавала, что предлагаемый выход единственный и ничего такого уж несправедливого в себе не заключает. На ее глазах служащие получали деньги от постояльцев за самые мелкие, ничтожные услуги или просто за красивые глаза и любезную улыбку. Русские гости могли оставить даже чрезмерно щедрые чаевые, иностранцы платили фиксированные суммы. Бывало, что очень богатые или знаменитые постояльцы не оставляли ничего. Историй о чаевых Елена наслушалась от Веры предостаточно. Та утверждала, что, едва клиент переступает порог номера, она уже может угадать, какой от него последует доход. Но помощнику ночного администратора чаевых никто не оставляет. Вера утверждала, что его доля входит в доход, получаемый портье и коридорными. То, что Елена до сих пор ничего не требовала, всех удивляло – по крайней мере в этом пыталась убедить ее старшая горничная.
Снова потянулась рутинная ночная смена. Занимаясь обычными делами, женщина спрашивала себя, что увлекательного она могла в них находить два месяца назад. Сделать выговор парням-коридорным, курившим и громко болтавшим в холле второго этажа. Перевести в другой номер постояльца, недовольного шумным соседом. Деликатно поговорить с шумным соседом, улыбаясь в ответ на хамские замечания и откровенную ложь. Поругаться по телефону со службой ремонта лифтов и потребовать составить акт о гарантийной замене оборудования. Для этого пришлось около полуночи звонить инженеру по техническому оборудованию гостиницы и получать его согласие. Трубку взяла супруга инженера, которая, прежде чем позвать мужа, устроила Елене пристрастный допрос. Женщина даже не возмутилась. Она отвечала так равнодушно, таким замороженным голосом, что даже ревнивая жена сдалась.
Елена как будто наблюдала за собой со стороны, следила за всеми действиями высокой, коротко остриженной голубоглазой женщины тридцати двух лет, одетой в черную юбку, белую блузку и лиловый форменный пиджак с вышитой эмблемой отеля на нагрудном кармане. Эта женщина больше всего напоминала ей автомат, внешне обреченный на вечное движение, пустой и инертный внутри. Она думала о том, что ей никогда не стать своей в этом мирке, где принято строчить доносы и собирать дань с подчиненных. О том, что нужно завтра же утром напроситься на прием к управляющему и поставить вопрос о зарплате ребром. О том, что уже полтора часа, как наступила пятница, в субботу утром Артем ждет ее с деньгами, а взять их по-прежнему негде. У нее все сильнее начинала болеть голова и время от времени накатывала странная, отупляющая слабость. Женщина знала, что виной тому череда бессонных ночей и нервных срывов, но ее не покидало ощущение, что она серьезно заболевает.
В два часа ночи Елена спустилась в кафе на третьем этаже и заказала большую чашку кофе-латте. Она устроилась в самом углу, под протяжно шумевшим кондиционером, за столиком для курящих, хотя сама не курила. Расположившись на плюшевом круглом диванчике, она потягивала кофе, пустым взглядом уставившись в чисто вымытую фарфоровую пепельницу с эмблемой отеля. На донышке, в крохотной лужице непросохшей воды отражалась висевшая над столиком лампа. За стойкой бара неслышно двигался бармен, красивый мужчина лет тридцати, похожий на испанского тореадора. Впрочем, он был родом из Ростова-на-Дону, как точно знала Елена, носил фамилию Козаченко и имел в родном городе жену и двух маленьких детей. Последнее обстоятельство не мешало ему любезничать с Верой, которая презирала мужской пол только в задушевных беседах с подругой.
«Скучно все про всех знать, – думала Елена, наблюдая за тающей в чашке молочной пеной. – Теряешь интерес к жизни. Если разобраться, притягательность имеет только то, что таинственно. Пока Михаил был для меня незнакомцем, способным на широкие благородные жесты, он меня очень занимал. Сейчас, узнав ему цену, я не влюблена ни капли. Вот эта ночная работа в большом отеле – сколько тайны она в себе заключала, как была похожа на мечту, на авантюру! И вот я увидела ее изнанку и думаю только о том, что жестоко просчиталась. Какое уж тут общение с интересными людьми со всех концов света! Какой там воздух дальних странствий! Я похожа на маленькую девочку, которая тайком от родителей села в автобус, надеясь, что он привезет ее в волшебную страну, а конечная остановка оказалась свалкой промышленных отходов, над которой даже чайки брезгуют летать…»
Кто-то подошел к столику вплотную, и Елена подняла взгляд. Рядом стояла худенькая женщина небольшого роста, в джинсах и растянутой черной футболке. Ее голова была повязана цветастым шелковым платком, глаза прикрывали большие дымчатые очки, и все же Елена сразу узнала Александру. А узнав, не удивилась, будто ожидала встретить ее здесь.
– Вот вы где, – отрывисто произнесла художница, без приглашения присаживаясь рядом на диванчик. – А я вас везде ищу. Пришлось заказать ужин в ресторане, чтобы был повод остаться в отеле после полуночи. Здесь недешево! Я вам звонила-звонила, но вы трубку не берете.
– Вы мне звонили? – озадаченно переспросила Елена, с начала смены ни разу не слышавшая звонка своего мобильного телефона. Похлопав по карманам пиджака, она убедилась, что телефона там и вправду нет. – Наверное, я забыла вытащить мобильник из сумки, а она осталась в раздевалке. Зачем вы меня искали? Только не повторяйте того, что я уже от вас слышала прошлым утром!
– Я не собираюсь ничего повторять, – сквозь зубы проговорила Александра, тиская в руках парусиновую сумку, испачканную красками. – Просто хочу вас убедить.
– Значит, я не ошиблась!
Елена попыталась встать, но художница с неожиданной силой усадила ее на место, стиснув руку выше запястья. Женщина была так ошеломлена, что даже не вскрикнула, глядя на свою соседку по столику расширенными от боли и изумления глазами.
– Не прыгайте вы и не шумите! – прошипела Александра, порывисто открывая карман сумки и выбрасывая на плюшевый диванчик бумажный конверт, туго перетянутый резинкой. Он лег как раз между женщинами, заметить его со стороны было невозможно. – Здесь двадцать тысяч рублей. Больше у меня просто нет! Вы мой последний шанс попасть в этот чертов номер, и я использую этот шанс, поняли? Использую или не знаю, что сделаю! Придушу вас, наверное!
Елена молча смотрела на нее, отмечая взглядом то, чего не заметила сперва.
Александра мелко дрожала, словно от холода, хотя в кафе было тепло, да и ночь для середины мая выдалась удивительно мягкой. У нее был больной, затравленный вид, и ее бледность, которая бросилась Елене в глаза при первом знакомстве, казалось, еще усугубилась.
– Для вас это так важно? – медленно, как во сне, проговорила Елена.
– Для меня больше ничего не важно в этой жизни, – мгновенно ответила та. – Если я туда не попаду, все кончено.
– Вы даете слово, что идете туда не затем, чтобы уничтожить какие-то улики? Даете гарантию, что не повредите панно и никто ничего не заметит? Вы ведь собираетесь только его осмотреть?
Александра молитвенно прижала руки к груди, будто произнося неслышную клятву. Елена в два глотка допила остывший кофе и поднялась:
– Идемте. Посмотрим, что удастся сделать.
Конверт она сунула в карман пиджака, и ей казалось в этот миг, что все немногочисленные посетители на нее глазеют. На самом деле никто не обратил внимания на двух женщин, покидавших кафе. Даже бармен, перетиравший полотенцем бокалы, был поглощен трансляцией повтора футбольного матча и не отводил взгляда от экрана телевизора, висевшего под потолком в углу. Елена видела этот матч два дня назад и знала счет. Муж приучил ее смотреть футбол, а с тех пор, как этим видом спорта всерьез занялся сын, она смотрела важные матчи, подстегиваемая личным интересом, мысленно ставя на место знаменитых футболистов Артема.
Сейчас, уже на пороге кафе, у нее возникло искушение окликнуть самодовольного красавца-бармена и сообщить ему счет, испортив удовольствие. Она не сделала этого только потому, что не желала привлекать внимания. Елена понимала, что идет на преступление, причем из корыстных соображений, но эта мысль перестала ее пугать. Она вдруг поняла, как можно обойти закон в буквальном смысле.
