Анна Макар
Грустный мир
Он уже отчаялся, но что-то заставило его свернуть на следующей улочке с такими же кирпичными домами. Здесь никого не было, и Весельчак уже собирался повернуть обратно и попросить помощи у вчерашнего музыканта, как увидел на верхушке двухэтажного здания узор. Он был выпуклым, не выложен из кирпича, а как будто нанесен глиной или строительным раствором поверх кирпичной кладки. Кое-где узор раскрошился, но все еще был хорошо виден. Весельчак остановился, разглядывая его и вдруг осознал, что он напоминает рисунок на свертке, те же изгибы, образующие разорванный скругленный ромб.
В этом доме помимо двух крылец с массивными деревянными дверями, явно ведущими в жилые помещения, была еще одна совсем неприметная железная дверь, находившаяся прямо на уровне земли. Возле двери висела крошечная вывеска «Ремонт обуви».
Весельчак бросил взгляд на свои башмаки, не силен он в обувном мастерстве. Но это хоть какая-то работа руками, стоит попытать счастье. Весельчак постучал, сначала тихо, потом погромче, подергал ручку – закрыто. Он подергал сильнее. Почему-то заперто.
– Эй! – С другой стороны улицы быстрым шагом к нему направлялся мужчина в куртке нараспашку. – Ты чего дергаешь?! Мы с десяти работаем. Ослеп? – Мужчина ткнул в табличку: под названием были цифры «10-19».
– Я не понял. Простите, – замялся гном, и впервые в жизни не нашелся с ответом. Ни одна рифма не шла. Он почувствовал себя пристыженным, будто только что пытался тайком пробраться в чужое жилье.
Мужчина был на три головы выше него и шириной плеч не уступал ограм, водившимся в Зачарованных горах. Весельчаку пришлось отклониться назад, чтобы посмотреть ему в лицо. Жесткая щетина чернила половину лица, на самой голове волосы были точно такой же длины. Коричневая шапка подогнута столько раз, что прикрывала только одну макушку.
Позади него неуклюже топтался молодой парень, худощавый, но такой же высокий. Они были совсем не похожи, но по каким-то неуловимым признакам, Весельчак понял, что это отец и сын. Парень покосился на отца, а затем уставился на гнома беззлобно и с интересом.
– Что ты вообще здесь делаешь? Такое… – мужчина приподнял бровь и бросил взгляд на его башмаки, – мы не чиним.
– Я просто ищу работу, любую.
– Да? Кем? Клоуном? – он демонстративно оглядел Весельчака с ног до головы и на лице мужчины отразилось презрение.
– Руками могу делать что угодно.
– Пап, – еле слышно вмешался парень и сделал шаг вперед, – нам ведь и правда нужен мастер.
– Нам? – нахмурился мужчина. – Ты здесь ничего не решаешь! Твоя работа – делать что скажу. Иди отсюда, без тебя сегодня обойдусь.
Плечи парня поникли, он поджал губы, бросил на гнома короткий виноватый взгляд и ушел.
От такой сцены гному стало неуютно, он отстраненно потер землю ботинком с длинным круглым носом и хотел было уйти, но мужчина негромко зарычал и сказал, как будто борясь с самим собой:
– Вообще-то мне и правда нужен человек. Недавно мастер уволился, приходится все самому, но…
– Я согласен! – вытянулся по струнке и широко улыбнулся гном.
– Подожди. Что даже про зарплату не спросишь?
– Эээ… Спрошу.
– Плачу тринадцать долларов в час и ни центом больше.
“Ого! Это намного больше, чем доллар за песню”, – подумал гном.
– Я согласен.
– Хм, ну заходи, – хозяин отпер дверь и пропустил его вперед.
Мастерская оказалась довольно большая. Она находилась немного ниже уровня земли, как бы в полуподвале. Пришлось спуститься на три ступеньки вниз. Хозяин, почти упираясь в потолок головой, включил свет, но все равно здесь царил полумрак. Весельчаку это напомнило дом, и он улыбнулся.
Хозяин бросил на него еще один оценивающий взгляд, теперь сверху-вниз.
– Странный ты, конечно. Тебе б одежду сменить. Как тебя зовут хоть?
– Весельчак.
– Как?! – хозяин мастерской удивленно вытаращил глаза и, зашагав по помещению, продолжил: – Ты что, пьян?
Хозяин нахмурился и будто принюхался.
– Что вы? Я могу выпить пинту другую, но старший брат этого не одобряет, иначе я начинаю петь еще больше.
– Да уж, песен нам не надо, – пробормотал хозяин, а потом хлопнул по столу. – Ладно, чего уж. Рискну. Только я буду звать тебя Чак! – наставил он палец на гнома. – …Здесь все инструменты, тут, в блокноте все расценки. Инструкции, если надо, в книгах. Вон там. Свет дополнительный, – хозяин щелкнул настольной лампой.
– Я переоденусь, если подскажите, как нужно.
– Да мне вообще пофиг, – он махнул рукой. – Ходи в чем хочешь, только делай работу нормально. Но ты б хоть бороду сбрил, а то как гном ей богу, – мужчина громогласно заржал. – Сколько тебе лет? Шестьдесят?
– Вообще-то сто пятьдесят, но спасибо.
– Чего? – начальник резко повернулся и нахмурился, чем напоминал Весельчаку братца Ворчуна, в молодости, конечно.
– Хорош заливать. Шутки мне твои неинтересны.
Ну, точно Ворчун!
– Весельчак… Сто пятьдесят… Мне плевать, как тебя зовут на самом деле, Чак. Но если ты моим клиентам начнешь то же самое впаривать, я с тобой попрощаюсь. Так что лучше помалкивай.
Начальник пошел к двери, обернулся у самой двери и добавил:
– Ключ повешу вот сюда. Воровать тут нечего, а если выручку заберешь – из-под земли достану. На обед можешь выйти в два часа на полчаса. В следующий раз еду приноси с собой. Вечером приду проверю. Все записывай в блокнот.
Хозяин ушел, а Весельчак улыбнулся. На ум пришла новая песенка:
Я больше не гном,
Я мастер обувной.
Зовут меня Чак,
И я весельчак.
Но он тут же оборвал себя.
– Чак – это не Весельчак. Чак песен не поет. Меняться так меняться. Хотя бриться я, пожалуй, не стану, – сообщил он своему отражению в маленьком обшарпанном зеркале на стене и пригладил белую бороду на пухлом животе.
Друг
Работа оказалась даже лучше, чем Весельчак мог себе представить. Он сидел в полутемном подвале, возился с чужими ботинками, постоянно что-то подклеивал и пристукивал, сверяясь с инструкцией, сбрызгивал кожу специальным раствором, вставлял колодки и напевал… БЫ себе под нос, если бы не причина, по которой он вообще оказался здесь. Он стучал молотком и у него получалась мелодия, он ритмично работал иглой и шилом, даже скрип ножниц выходил похожим на музыку. Тогда Весельчак снова обнаруживал свои губы сложенными в трубочку и поджимал их.
Хозяин неохотно разрешил ему какое-то время ночевать прямо в мастерской, но только велел не жечь по ночам электричество. Весельчак не был дураком и без того не собирался разводить костер прямо в помещении, а тем более поджигать что-то, о чем не имел ни малейшего понятия.
Большую часть времени Весельчак находился в мастерской один. В первую неделю работы хозяин появлялся частенько, но как только стал доверять новому работнику, уже появлялся раз в несколько дней – забрать выручку и выдать зарплату.
Клиентов было не очень много, но работы хватало. Иногда обувь приносил сам хозяин и заявлял, тыкая на туфли, что эти люди слишком важны, чтобы самим приходить в место, подобное этому. Гном тогда представлял себе королевских особ, но вынужден был признать, что обувь у этих особ так себе, прямо сказать, совсем не особенная.
Иногда начальник присылал за деньгами своего сына. Итан был приятным молодым человеком со скромной улыбкой и неуверенным взглядом. Внешне совсем на отца не походил: худощавый, с русыми волосами и открытыми добрыми глазами. Разве что такой же высокий.
– Простите, Чак. Здесь всего сто тридцать долларов, отец сказал так.
– Все в порядке. Мы так и договаривались.
Итан протянул купюры и замялся.
– А вы знаете, что минимальная оплата труда в Нью-Йорке пятнадцать баксов в час?
– Баксов? Нет-нет, мы на доллары договаривались.
Итан по-доброму засмеялся:
– Так доллары это и есть баксы.
– Э… ааа… ну да, тогда тринадцать дол… бакс… их – самое то.
– И вас устраивает?
– Конечно. Я люблю работать. Там, откуда я родом, мы вообще зачастую работали бесплатно, просто потому что так надо.
– А откуда вы?
– Ну… Издалека, – уклончиво ответил гном и уткнулся в ботинок из свиной кожи.
Итан немного постоял. Слышно было, как он набирал в грудь воздух, чтобы задать еще какой-то вопрос, но потом с еле слышным «эммм» он просто выпускал воздух обратно. После десятка «эммм», Итан сказал «извините», попрощался и ушел.
Работа приносила ему удовольствие. Особенно улыбки посетителей, когда вместе с готовой обувью они получали стишок, который Весельчак не успевал удержать за зубами. Обычно выходило что-то простое вроде: “Получите ваши туфли, чтоб улыбочки не тухли” или “Начищены ботинки для знатной вечеринки.”
Но пару раз Весельчак глупо промахнулся, уступив своему истинному я.
Один раз он принялся рассказывать юной девчушке про травоядных драконов. Уж больно она походила на принцессу в своем розовом платьице, особенно среди серых нарядов большинства горожан.
– …возле замков таких прелестных принцесс драконы и любят строить свои гнезда.
Девчушка хихикала и поглядывала на мать, хмуро сверяющуюся с часами.
Весельчак тоже засмеялся и не заметил, как его длинная борода оказалась зажатой между туфлей и подошвой, которую он проклеил и сжимал уже добрых десять минут. Принцесса расхохоталась, а ее мать устроила скандал, отказавшись платить ему за обувь, украшенную его волосами.
Бороду пришлось отстричь, сначала кое-как портняжными ножницами, а потом аккуратно и неприлично коротко. Теперь она едва ли доставала ему до груди.
В другой раз он неправильно понял слова посетительницы, седовласой женщины с неестественно прямой спиной и горделивым взглядом.
– Сделайте эти туфли красивыми. Сегодня я иду на очень важную встречу.
Когда вечером она вернулась с высокой прической и в ярко-красном брючном костюме, Весельчак сообщил, что теперь ее туфли не будут выглядеть так скучно. Но она почему-то раскричалась и заявила, что Весельчак испортил какого-то Валентина.
В тот момент как раз заглянул Итан и охнул почти так же, как дама перед этим. Работа безусловно производила впечатление. До этого простые красные туфли из гладкой кожи теперь были по бокам украшены золотистым металлическим павлином с черными камнями в хвосте и покрыты россыпью переливающихся блесток по всей поверхности.
Итан попытался уладить конфликт, но дама ничего не хотела слышать. Перед тем как уйти, она запустила в гнома этой туфлей и пообещала такого, о чем в приличном обществе не принято говорить вслух.
– Ох, Чак! – печально вздохнул Итан, поднимая с пола вторую туфлю. – Нужно было всего-то убрать потертости и, может, поменять набойки. Я не смогу скрыть это от отца. Достанется нам обоим. – Он вышел с поникшими плечами, даже не сообщив, зачем приходил.
Чак лишился недельного заработка, а Итан не появлялся в мастерской несколько дней.
Спустя еще некоторое время гном привык выполнять работу строго по инструкции и называть себя Чаком. Привык быстро, но все еще скучал по дому и хотел бы рассказать о себе правду, вот хотя бы Итану. Но знал, что никто не примет его слова всерьез, а только покрутят у виска. Итан почти каждый день просил разрешения просто посидеть в мастерской после школы. Он забирался на стол и под светом единственного окна под потолком утыкался в учебник. Гном не возражал: ему было жаль парня. Когда редкие односложные разговоры касались его отца, Итан замыкался и отводил глаза. Чак видел, что Итан боится отца, и опасался строить предположения почему. Может, это и нормально в Грустном мире, но в картину мира Чака не укладывалось.
В один такой день Итан все же продвинулся дальше «эммм» и «да».
– Что это у вас? – спросил он, и Чак вздрогнул от испуга.
– Да ничего-ничего. – Сам не знаю, зачем прячет содержимое, гном поспешно свернул рисунок и убрал под стол.
– Мне показалось, что это вы нарисовали корону. Извините! – Итан покраснел, явно испугавшись своей внезапной смелости, и быстро ретировался.
Чак снова достал рисунок и покрутил его перед собой, то вверх ногами, то поворачивая в стороны. Где парень увидел корону? Если только представить, что это вид сверху.
Вскоре в мастерскую заскочила хорошенькая девушка, напомнившая Чаку Белоснежку. Темноволосая и улыбчивая в черном свободном пальто, прихваченном поясом.
– Здравствуйте! – сказала она, спустившись со ступенек. – Я за туфлями. Мама отдавала ремонтировать каблук. – Тут она заметила Итана, сидящего на старом комоде, у стены. – О, привет! Мы с тобой в одной школе.
Итан кивнул и покраснел. Девушка все с той же улыбкой забрала туфли, сверкнув безупречным маникюром, заплатила Чаку больше положенного, помахала Итану и ушла, взмахнув длинными волосами.
Как только захлопнулась дверь, Итан застонал и уронил голову на руки.
– Хм, почему же ты не заговоришь с ней?
Итан молча покачал головой. А Чак подумал о Тихоне, вот кто мог бы помочь парню. Романтика, цветы и серенады – это все по его части. Чак представил, что бы сказал брат, и как будто почувствовал в себе его частичку.
– Если ты так и будешь молчать, она никогда не узнает, насколько тебе нравится.
Парень поднял голову:
– Откуда вы знаете?
– Мой брат всегда так же розовел щеками при виде девушек.
– И что же мне делать? Я с вами-то двух слов связать не могу, – сказал Итан и снова покраснел.
Чак взял уже готовый ботинок и принялся начищать его, стараясь не смотреть на Итана, чтоб еще больше его не смущать, и предложил:
– Так обратился бы к магам, настойка смелости или сироп из растопыр-травы – и нет проблем. Сделаешь первый шаг…
