Из телефона еще слышался голос отца Николая, когда над городом прокатился третий удар колокола.
Интерлюдия III
Каждый сам себе судья.
Не суди – судим не будешь,
Не говори, какой я,
Глядя на других, себя забудешь.
Кто безгрешен из нас?
Ведь любой не подарок, ты знаешь
– Кто? Сын? Сын родился? – кричал в трубку молодой мужчина. – Любимая моя, ты не представляешь, как я счастлив! Я… Я просто не могу говорить от счастья, – казалось, он сейчас заплачет. – Да, хорошо. Обязательно привезу. Целую, до связи.
– Ну что, отелилась твоя корова? – томно протянула блондинка, обнаженная до такой степени, что даже сережек на ней было, и провела острым ноготком по внутренней стороне бедра мужчины.
– Да, наконец-то, – в голосе его не осталось ни следа нежности и слез – только презрение. – Этот выродок и так мне успел надоесть, а уж теперь спасу от него не будет. Смотри, какая шапочка! Смотри, какая кроватка! Смотри, какие носочки! – исказив голос, пропищал мужчина. – Тьфу, аж противно!
– А уж как она разжирела, – вторила ему блондинка.
– Да мне самому на нее смотреть противно! Я уж на работе до ночи сижу. Думаю, приду позже, она уже уснет. Так нет, ждет! То ей обниматься надо, то руку на живот положит. А теперь вообще хоть из дома сбегай!
– Не пойму одного, – округлила глаза женщина. – Как тебя угораздило с ней связаться? Она же уродина!
– Да я и сам не понял. Сначала с пацанами поспорили, что я ее распечатаю первый. А потом как-то пошло-поехало. Она меня сразу с родителями побежала знакомить.
– И что, тебя ее отец под дулом пистолета заставил на ней жениться?
– Дура – ты и есть дура! Ее отец такими деньжищами ворочает! Он сразу сказал: вот, мол, зятек, распишетесь, я тебя в партнеры возьму. А я что, дурак что ли? В конце концов, если крепко зажмуриться, то она вполне себе ничего.
– Ночью, с выключенным светом и под одеялом, – гортанно рассмеялась блондинка.
Но смех ее тут же оборвался, когда оба они – и мужчина, и женщина – лопнули. Да-да, просто взяли и лопнули – с придушенным чмоканием и еле слышным вздохом. А вдалеке громовым раскатом взвился в небо четвертый удар колокола.
Интерлюдия IV
Два ангела всю ночь у изголовья
Кроваток детских стражами парят,
Взирая молча на детей с любовью,
Хранят их сон и благодать дарят 1 .
– Ты мне всю жизнь испортил! – кричала женщина. Черты лица ее исказились, а в глазах полыхала злоба такой силы, что если бы это был огонь, то она в одно мгновение испепелила бы человека. – Весь в отца, урод!
В углу, сжавшись в комочек, сидел мальчонка лет пяти. В паре метров от него на полу виднелась лужа зеленки.