Анна Коэн
#Зерна граната
#3. Пустой постамент
Пальцы служащего таможни скорее напоминали пальцы механика, чем клерка. Подушечки были покрыты сетью мельчайших черных трещин, которые не отмыть самой упорной возней с мылом и щеткой. Что это? Машинное масло? Уголь? Как бы то ни было, они не оставляли следов на документах, которые таможенник рассматривал, сосредоточенно сопя.
Сам Юстас тоже пристально вглядывался в тонкую книжицу в обложке из зеленой тисненой кожи – если бы не она, в глаза бы сразу бросились новизна картона, идеально прямые углы и прочие признаки свежего документа.
Но краска печатей и чернила надписей все равно выглядели слишком свежими. Юстас даже придумал оправдание на случай, если таможеннику придет в голову обратить на это внимание. «Паспорт был украден в прошлом году. Я прошел все официальные процедуры, чтобы получить новый документ», – эта фраза повторялась у него в голове, словно написанная на ободе вращающегося колеса, на котором конец предложения почти сливается с его началом. «…новый документ. Паспорт был украден…», – твердил в уме Юстас. Эта фраза была его оберегом, его молитвой. Юстасу было чего страшиться.
Медный чайник на газовой плитке за спиной таможенника зашелестел, закипая, но тот не обращал на него внимания. В торжественном молчании он продолжал мусолить страницы документа, вглядываясь в каждую строчку. Разумеется, паспорт не был подделкой в полном смысле этого слова. Герцог Спегельраф был слишком предусмотрителен, чтобы дать своему ассистенту фальшивые бумаги, которые могли привлечь внимание властей. Фальшивым в новом паспорте Юстаса было только его новое имя.
– Герр Магнус Берч, значит, – протянул наконец таможенник. – Тридцать шесть лет, холост… Пошлина уплачена, – он не спрашивал, просто повторял вслух то, что видел.
Юстас приготовился было отвечать на вопросы, но их не последовало. Только тихо хрустнула бумага, когда неуклюжие пальцы перевернули очередную страницу. Ассистент герцога почувствовал, как возвращается прежняя нервная дрожь, которую, он думал, удалось обуздать за пять дней бегства из столицы к самому захудалому пограничному пункту. Сюда, должно быть, и новости приходят на полмесяца позже.
Спасительная фраза об украденном документе улетучилась, стоило ему вспомнить о том, как они с герцогом добирались сюда.
Пять дней они путали следы. Почтовые кареты, дилижансы, омнибусы. Пять дней почти полного молчания. Патрон никогда не отличался разговорчивостью, но здесь превзошел самого себя, словно каждое произнесенное слово отнимало у него месяц жизни. Поначалу Юстас недоумевал. Позже злился. В конце концов он начал бояться.
Оставшись наедине с собственными мыслями, Юстас сполна распробовал их горечь. Покушение на президента и убийство полицейского тревожили его гораздо меньше, чем то, что Ян видел последним.
А Юстас видел глаза Яна в тот момент. Мальчишка навсегда запомнит старшего брата таким: ослепленным властью оружия, целящимся в раненого офицера. Нажать на курок было проще, чем вспоминать об этом.
Но перепуганный выстрелами Ян, труп с простреленной шеей и взбешенный Жоакин Мейер отходили в тень, когда Юстас вспоминал о приказе герцога: патрон приказал ему убить его, герцога, сына, которому хватило глупости перейти на сторону народного правительства. Возможно, молчание Спегельрафа было вызвано тем, что Юстас не смог исполнить приказ.
Еще в раннем детстве, когда Юстас только начал осознавать себя чем-то отдельным от матери, он понял, что отличается от других детей. Он не был шумным и суетливым, общительным или, что хуже, болтливым. Изо всех сил он старался быть похожим на тот далекий идеал взрослого, каким тогда казался отец.
Но Юстас рос и замечал в отце все новые и новые недостатки. Идеал начал блекнуть, пока вовсе не потерялся в несуразностях рутины. Но Юстас уже знал, чего стоит добиваться.
Когда он впервые встретил герцога, тот еще занимал пост Верховного судьи Кантабрии. Он был ближе всего к образу собранного, невозмутимого мужчины, к какому Юстас Андерсен стремился долгие годы, дав ему гордое имя – «сверхчеловек». Герцог не проявлял эмоций и не бросался словами. Юстас многим рискнул, чтобы стать его ассистентом. А позже – шпионом.
Но пять дней молчания и невозмутимости после того, как он приказал убить собственного сына… Юстас начал сомневаться: а человек ли герцог Спегельраф?
Сжав трясущиеся крупной дрожью руки, он обернулся на патрона. Тот уже прошел собеседование по поводу пересечения границы и ожидал Юстаса на жесткой скамье, покрытой лаком поверх всех неровностей и бугров. В его уверенных руках была вечная записная книжка в темно-зеленой обложке. Страницы в ней были исписаны мелким ровным почерком, но Юстасу не удалось бы прочитать ни строчки – герцог явно использовал некий шифр. Его спокойствие было спокойствием огромной ящерицы на камне.
– Та-ак… – подал голос таможенник.
Но продолжения вновь не последовало. Вода в чайнике с гнутыми боками загудела чуть громче. Герцог перелистнул еще одну страницу. Юстас разжал влажные пальцы и снова стиснул их.
Не объяснив ни цели, ни причин, этот безмолвный истукан сделал его частью своих планов и преступлений. Сломал ему жизнь и карьеру, не предложив ничего взамен. И притащил его в эту глушь, к читающему по складам остолопу и его чайнику. Шелест бумаги в фальшивом паспорте звучал в унисон страницам записной книжки герцога.
Юстасу хотелось закричать. Всего три коротких вопля вроде тех, которыми олени предупреждают сородичей об опасности.
Тут чайник пронзительно засвистел, и гнетущая бумажная тишина рассыпалась. Таможенник точно очнулся от своей бюрократической дремоты и поспешил к плитке, заложив паспорт толстым пальцем ровно посередине. Юстас почувствовал, что гнев и тревога разом покинули его, как звенящий пар. Он просто устал и потерял самоконтроль.
Когда служащий вернулся за стол, загроможденный гроссбухами и папками в чернильных кляксах, ассистент герцога был готов взять ситуацию в свои руки.
– Я так понимаю, главным вопросом остаются цель и срок визита в Малые Земли? – начал он. – Но, как умный человек, вы понимаете, что они совершенно идентичны целям и сроку моего начальника, герра Кайсера. То есть цель – заключение торговых сделок на территории различных феодов. При герре Кайсере я состою счетоводом.
– А-эм-м… – приподнял косматые брови таможенник. – А сроки?
– Сроки зависят от сговорчивости наших партнеров. От двух до пяти месяцев.
Служащий помедлил еще минуту, осмысляя полученную информацию, а после подышал на прямоугольную печать, поставил в документах красный оттиск и вписал в него тот же срок, что и герцогу Спегельрафу до этого – полгода. Наконец он встал, протянул паспорт Юстасу и вытянулся по всей форме, готовясь произнести стандартную фразу при пересечении границы:
– Куда бы вы ни отправились, Кантабрия ждет вас обратно.
***
Малые Земли, которые также обобщенно называли феодами, представляли собой лоскутное одеяло крошечных государств, баронств и прочих мелких земельных наделов, которое постепенно перекраивалось войнами и браками между соседями. Сколько феодов было точно – никто не мог сказать. Достоверно было известно лишь одно: каждый мало-мальски обеспеченный кантабриец студенческого возраста отправлялся туда в разгульное паломничество, один либо в компании таких же шумных молодых друзей.
Причин на то было две. Первой был привлекательный курс гульдена относительно всех местных валют. Другими словами, обладая даже незначительной по столичным меркам суммой, можно было почувствовать себя королем. Королем очень пьяным, ведь в каждом феоде обязательно был «собственный» напиток, сваренный местными мастерами по «секретному» рецепту, передаваемому из поколения в поколение. И хотя все эти виды густого травяного пойла мало чем различались между собой, заведений, где их подавали со своеобразной наивной помпезностью, было более чем достаточно.
Второй причиной были женщины. Точнее, их доступность. И дело было даже не в мизерной стоимости услуг продажных девок, а в том, с какой готовностью местные землевладельцы, в том числе очень богатые, готовы были породниться с гражданином Кантабрии. Юстас лично знал пятерых дворян, соблазнившихся перспективой стать «царьком одного холма». Это было еще до переворота, и тогда он посмеивался над их решением.
Юстас посещал Малые Земли лишь однажды. Едва ли что-то заставило бы его оторваться от изучения александрийских трактатов по юриспруденции, если бы не знакомство с первокурсником Леопольдом Траубендагом. Нынешний секретарь президента всегда был привязчив, как щенок. Если не сказать – навязчив. С большим облегчением Юстас прекратил бы это общение, но было в Леопольде какое-то бесхитростное, щедрое обаяние баловня судьбы. Это были два самых беспорядочных и беззаботных месяца в жизни Юстаса. Это было еще до того, как Леопольд загорелся идеей собственной колонки в газете и был изгнан. Задолго до того, как встретил Мейера.
Так или иначе, но тот самый вояж по Малым Землям не затронул феода, в котором оказались они с герцогом. Последние конфликты из-за пограничных земель, несущественные для такого могущественного соседа, как Кантабрия, отгремели здесь около века назад, но эхо до сих пор звучало в Бодегани. Не поля, а погосты. Не величественные руины старинных крепостей, а обугленные каменные остовы. Не город, а городишко с деревянной пожарной колокольней, проступивший за мутными стеклами экипажа.
Юстас, измотанный долгой дорогой, понадеялся было, что здесь их ждет ночлег, но вскоре понял, что ошибся. Герцог, едва они покинули переполненный дилижанс, тут же направился к зданию железнодорожного вокзала. Оно совмещало в себе и зал ожидания, и билетную кассу, и лавочку, где путешественники могли купить необходимые мелочи.
Скорее по привычке, чем по собственному желанию он зашагал следом за патроном. Мысли Юстаса обращались то к выкрашенной желтой краской харчевне с непроизносимым названием, то к горячей ванне и бритью, без которых он не привык обходиться так долго. Герцог наклонился к окну билетера и обратился к нему на наречии, понятном во всех феодах. Юстас умел на нем изъясняться, но не так бегло, как герр Спегельраф: до того как посвятить себя букве закона, тот служил ассистентом при кантабрийском после. Это могло бы стать началом блестящей карьеры дипломата, но по каким-то причинам не стало.
Из разговора с угрюмым билетером, обладателем кривого носа и подслеповатых болотно-зеленых глаз, Юстас понял, что отдыха не будет еще несколько дней. Их путь лежал в Валликрав, город-крепость, расположенную в самом сердце Малых Земель. Справившись о ближайшем поезде до Валликрава и купив билеты, герцог наконец обратился к ассистенту. Впервые за долгое время.
– У тебя есть шесть часов. Делай, что нужно. Вот деньги. – Он извлек из нагрудного кармана небольшое портмоне и протянул его Юстасу. – Если через шесть часов тебя не будет на перроне, я уеду один.
Как обычно, он не произнес ни единого лишнего слова, не сделал ни одного жеста из тех, которые обычные люди совершают рассеянно или по привычке, выдавая свои тайные помыслы и эмоции. Тем не менее Юстас испытал почти облегчение, получив указания столь четкие, что они не нуждались в пояснениях.
Но все же он спросил:
– А вы? Где вы проведете половину дня?
Герцог взглянул на него как на слабоумного, пробормотавшего что-то на своем языке.
– Я буду здесь, – отрезал он и отвернулся, прекращая разговор.
Только коснувшись засаленной дверной ручки харчевни, Юстас позволил себе обернуться и увидел у бензинового фонаря одинокую сухопарую фигуру Фердинанда Спегельрафа, не гнущуюся под резкими порывами пыльного ветра.
***
После обеда, который камнем лег в сжавшийся от тягот путешествия желудок, хозяин харчевни предложил ему снять комнату. Но Юстас ограничился едва теплой ванной, расплатился и покинул заведение. До назначенного времени было еще около четырех часов, но о том, чтобы вернуться на станцию, не могло быть и речи.
Первым делом он разыскал лавку, где торговали газетами. Помимо газет, там продавались мотки цветных ниток и липкие пряники с изображением бегущего зайца. Юстас бегло проглядел заголовки. К счастью, в пограничном городке торговали и кантабрийской прессой. Газеты говорили о событиях даже более давних, чем он полагал: ни слова о террористах и покушении. Это значило, что он, беглый преступник, мог спокойно исследовать Бодегань, не опасаясь местной полиции или слишком цепких взглядов.
В любом незнакомом городе, особенно провинциальном, легче всего найти главную площадь: достаточно идти по самой широкой улице и не сворачивать. Там Юстас обнаружил пустующий постамент памятника, окруженный полудюжиной скамеек, и чахлое подобие сквера. С постамента было сбито имя человека, в честь которого воздвигли памятник. Угадывались только буквы «П…р М…».
По пути Андерсен успел купить небольшую бутыль терпкого темно-коричневого бальзама в мятой бумажной обертке. Дальше идти не имело смысла, и Юстас впервые за долгое время сделал то, чего хотелось именно ему: сел на скамью в тени кленов, откупорил бутыль, сделал большой глоток и закрыл глаза, ожидая, пока первая горячая волна распространится от горла по всему телу. Когда это произошло, он почувствовал, как лопнуло первое стальное кольцо из многих, сковавших ему грудь. Для закрепления эффекта целебного, по словам продавца, бальзама ассистент герцога ополовинил бутылку еще тремя жадными глотками. Густой, как ликер, и крепкий, как шнапс, бальзам погасил неотступный звон в ушах и, казалось, улучшил зрение.
Спустя полчаса Юстас чувствовал себя скорее окрыленным, нежели пьяным. Он глянул на уличные часы и обнаружил, что у него осталось еще довольно свободного времени. Андерсен привык к расписанному по минутам дню – а теперь не имел никакой конкретной цели. Эта мысль, как на крючке, вытянула за собой другую, еще более ошеломляющую: он мог не возвращаться к герцогу.
Он мог выйти из игры прямо сейчас.
Слова, сказанные патроном, тут же приобрели новый смысл – тот предлагал Юстасу сделать выбор, чтобы больше не оглядываться в сомнениях.
Как оглушенный, Юстас с трудом поднялся на ноги и попытался пройтись, но бальзам сыграл с ним злую шутку – пришлось сесть обратно. Андерсен спрятал лицо в ладонях. Ему не раз приходилось делать судьбоносный выбор. И все развилки, которые он проходил так гордо, так уверенно, привели его на эту площадь с пустым постаментом.
Стоило ли здесь остаться? Или бежать в глухой феод, воспользоваться фальшивыми документами и деньгами Спегельрафа, наняться стряпчим в небольшую контору, а после – открыть собственную практику? Жениться на местной женщине, с детства послушной тяжелой мужской руке, завести детей… Прожить жизнь Магнуса Берча.
Внезапно он испытал отвращение к себе, граничащее с тошнотой.
Нет, не к себе. К проклятому Магнусу, который пытался занять его место в мире.
Юстас Андерсен встал, восстановил равновесие и зашагал обратно. К железнодорожному вокзалу. К поезду на Валликрав. Неважно, что скажет герцог на его преждевременное возвращение. Важно, что на главную площадь ведет только прямая дорога.
***
Казалось, возвращение Юстаса если не сблизило их с патроном, то разбило преграду, выросшую между ними в день бегства из Хестенбурга. Нет, Спегельраф не превратился в добродушного дядюшку из тех, что охотно делятся скабрезными историями своей юности и покровительственно похлопывают молодых людей по спине. Герцог всего лишь вернулся к прежней манере поведения, сдержанной, но вполне для него естественной.
Уже в поезде он снизошел до краткого пояснения собственного плана. В Валликраве им предстояло разыскать единственного человека, к которому герцог мог обратиться без риска быть переданным властям Республики. К его прежнему начальнику, бывшему послу Кантабрии – Эриху фон Клокке. Некогда тот был изгнан из страны за поступок, о котором герцог отказался говорить. Герру Эриху удалось найти место в Малых Землях, а потому он мог быть полезен.
Кроме того, он был единственным из того зашифрованного списка в записной книжке, кто еще не умер.
Валликрав был одним из городов, выросших из могучей крепости, пережившей множество осад. Раньше вокруг толстых стен ютились хижины бедняков, но сейчас город выплеснулся за пределы ограды, растекся по долине и продолжал разрастаться, как и полагалось торговому улью.
Валликрав пахнул дегтем, прогорклым салом и смердел канализацией. Он точно на полвека отстал от любого из городов Кантабрии. Но подобное путешествие по времени не смущало герра Спегельрафа, и Юстас тоже старался не подавать виду.
Они с герцогом остановились в гостинице, расположенной в старинной части города, где дома прилегали друг к другу плотно, будто книги на полке. Все они принадлежали разным эпохам, через которые прошла крепость. Был поздний вечер, и сторожа с колотушками прошли по улицам, громогласно объявляя о конце рабочего дня. Юстас уснул еще до того, как эхо рокочущих возгласов и деревянного перестука растворилось в гаснущем закате за окном. Ему ничего не снилось.
На следующее утро он встретился с патроном в ресторане гостиницы, где подавали ранний завтрак. Герцог жестом подозвал заспанного официанта и сделал заказ для себя и ассистента. Кроме того, он потребовал свежую газету. Не дожидаясь, пока Юстас сформулирует максимально толковые вопросы, Фердинанд Спегельраф изложил план на день – им необходимо было посетить городскую ратушу и бургомистра Валликрава, чтобы связаться со старым знакомым, так как он не знал, какую именно должность тот успел отвоевать у местных на сегодняшний день. Герцог отметил, что бургомистром мог оказаться сам фон Клокке.
Пока Юстас пытался разгадать состав экзотического месива в тарелке, похожего на студень из свинины с сухофруктами, герцогу подали газету и крошечную чашку кофе. Андерсен ожидал услышать шелест газеты, но над их столиком повисла вязкая тишина. Он поднял голову и похолодел: лицо герцога искривилось в дикой гримасе, губы растянулись, а светло-голубые глаза болезненно заблестели. Первой мыслью Юстаса было, что патрона хватил удар, вызывающий судорогу лицевых мышц. Через несколько секунд он понял – Фердинанд Спегельраф улыбался.
– Ха, – наконец произнес герцог. – Это не то, на что я рассчитывал. Но тем не менее… – Он прервался на полуслове и отвернулся к большому окну с частым переплетом, за которым уже клокотал утренний Валликрав.
Юстас медленно отложил вилку и промокнул губы салфеткой. По затылку и спине струился жгучий ледяной пот.
– Вы позволите? – Он указал на газету.
– Да, – равнодушно отозвался герцог, не глядя на него. Жуткая ухмылка человека, не привыкшего улыбаться, до сих пор подрагивала на тонких бледных губах, углубляя борозды морщин.
С осторожностью, с какой берут в руки нечто взрывоопасное, Юстас перетянул ворох сероватой бумаги на свою сторону стола – и на первой же полосе увидел причину необычного поведения герцога. Не потребовалось глубокого знания языка Малых Земель, чтобы перевести кричащий заголовок: «Премьер-министр Кантабрии Жоакин Мейер убит врагами Короны! Ее Величество Агнесс Линдберг-Спегельраф обвиняет бывшего Верховного судью!».
Одно только заглавие статьи дало Юстасу больше информации, чем он мог осмыслить. Он сделал глубокий вдох, полностью опустошив легкие. Теперь ассистент герцога мог анализировать данные.
Во-первых, Мейер убит. Не ими, ведь покушение потерпело фиаско из-за предательства капрала Вульфа. Во-вторых, Агнесс реставрировала монархию и правит вместо больного мужа, старшего сына герцога. При этом обвиняя герцога в убийстве. И этой кукле хватило разумения и характера, чтобы все осуществить? Нет. Ею явно кто-то руководил. Кто – военные, гильдии? Несомненно, кто-то из них.
Юстас хотел было изложить свои предположения и выводы патрону, но смог лишь выдавить жалкое:
– Это же не… – Горло его сжалось, едва позволяя дышать. Он поспешно схватился за чашку с остатками кофе.
– Действительно, – неожиданно согласился герцог. – Это не наших рук дело. И, хоть власть оказалась в руках моей невестки, это не дает мне никаких преимуществ. Но в перспективе… – Он снова умолк, не желая озвучивать мысли.
Юстас ждал.
– Идем. – Герр Спегельраф щелкнул пальцами и велел слуге подать извозчика. – На наш первоначальный план это не влияет.
***
Ожидания герцога оправдались и не оправдались в равной степени.
Нынешний градоправитель принял их почти без промедления, едва ему передали краткую записку от герра Спегельрафа. Юстас не видел, что было в той записке, но ее содержание явно впечатлило пана бургомистра. Их с герцогом быстро провели по спиральной лестнице мимо зала суда на первом этаже и зала заседаний городского совета на втором. Андерсену подумалось: снаружи ратуша выглядела гораздо меньше, чем была на самом деле. И тем не менее, даже совмещая в себе функции Судейской коллегии, администрации и приемной бургомистра, это здание напоминало коровник по сравнению с величественной ратушей Хестенбурга, разрушенной террористами.
В кабинете, где их приняли, были беленые стены и низкий потолок с толстыми балками. Бургомистр, плотный, краснолицый, с окладистой русой бородой с проседью, какую носили все богатые мужчины Малых Земель, встал из-за широкого стола, где пресс-папье было больше, чем бумаг, и шагнул к гостям. Когда он заговорил, мешая родные слова с кантабрийскими, Юстас понял – это не Эрих фон Клокке.
– Вот уж удивили, герр Спегельраф! А вы все молодцом, молодцом. – Быстрым движением пан бургомистр сгреб узкую ладонь Фердинанда в свои лапищи и энергично потряс. – Здравы будьте, – бросил он Юстасу и тут же деловито уточнил у патрона: – Убежище или транзит? Скажу сразу, убежище – это не к нам. При всем уважении… Присядем, что ж мы у порога, как нелюди какие.
– Транзит, – скучливо скривился герцог. Похоже, его раздражали панибратские замашки собеседника. – Если так можно сказать. Я кое-кого ищу. После этого сразу покину этот феод.
– Кого же? – Пан бургомистр продолжал улыбаться, демонстрируя ряд мелких желтых зубов, но глаза его неприятно сузились.
– Меня интересует, какую должность занимает теперь пан Горан Радев. И где я могу его найти.
«Значит, фон Клокке также пришлось взять другое имя».
Эта мысль немного успокоила Юстаса.
– Так в отставке уже третий год! Благодетель наш… Как передал мне пост, так и покинул город. Говорит, не по возрасту уже такая должность, такая ответственность. Захотел, говорит, спокойной старости. – Градоправитель развалился в кресле и потянулся к роговой трубке и кисету. – Но! Не сказать, чтобы вовсе от дел отошел. Советует, письма пишет. И в целом… помогает.
Все же герцог не ошибся – фон Клокке действительно какое-то время правил Валликравом. Пан бургомистр сосредоточился на забивании трубки, игнорируя пристальный взгляд Фердинанда, ожидавшего ответа и на второй вопрос.
– Я бы хотел нанести ему визит. Срочно, – с нажимом произнес герцог.
Бургомистр явно сомневался.
– Герр Спегельраф… Вы же не за счетами какими? Пан Радев мне ценный партнер и советчик. И если у вас к нему какие-то старые претензии…
– Я похож на иберийца, задумавшего вендетту? – Герцог презрительно поднял брови. – Нет, пан Радев мне за тем же, зачем и вам. Мне нужен совет.
Бургомистр вновь погрузился в размышления и нервно запыхтел трубкой. В повисшей тишине слышалось, как тучная муха с зудением бьется в оконное стекло. Юстас, все еще стоя в стороне, наблюдал за герцогом, а тот наблюдал за бургомистром, сложив по привычке ладони.
Наконец правитель Валликрава сдался и поднял взгляд на визитеров.
– Не знаю, какого рода знакомство связывает вас с паном Гораном. Но вижу, зла вы на него не держите. Так что… окажете услугу?
Герцог промолчал, ожидая продолжения.
– Для общей пользы, – хмыкнул бургомистр. – Мне нужно передать пану Горану некую корреспонденцию. Я вручаю ее вам, а также отряжаю служебную карету с курьерской грамотой. Как вам?
– Магнус, – не поворачиваясь к ассистенту, ответил герцог. – Магнус послужит курьером Валликраву и лично вам, пан бургомистр. А я буду его сопровождать.
– Почту за честь. – Юстас сдержанно поклонился.
Бургомистр водрузил трубку на серебряную подставку и хлопнул ладонями по столешнице.
– Добро. – Он подал Юстасу знак, и тот приблизился.
Так работают все ассистенты: смотри и молчи. Говори, когда к тебе обращаются. Выполняй, что поручено. И учись.
Градоправитель смерил его взглядом, более пристальным и изучающим, чем раньше. Потом выдвинул ящик, извлек из него узкий конверт, запечатанный сургучом с оттиском городского герба, положил на стол и придвинул к Юстасу.
– Лично в руки. – Бургомистр постучал пальцем по сургучу. – Раз уж вы служите пану Спегельрафу, то понимаете, что это значит.
Герцог встал, справедливо рассудив, что разговор с бургомистром окончен.
– Не будем терять время.
– Верно, – согласился бургомистр и тоже поднялся на ноги. – Тем более путь вам предстоит неблизкий.
***
Несмотря на то что езда по разбитой ухабистой дороге не располагала к отдыху в пути, герр Спегельраф заснул, как только начало смеркаться, запрокинув голову и привалившись к обтянутой тканью спинке жесткого сиденья.
Юстас не мог спать. Когда свет за окном совсем померк, он не выдержал и слегка открутил вентиль газового рожка, которым предусмотрительно была оборудована курьерская карета. Затем он присмотрелся к патрону – не разбудил ли его свет? Но тот был слишком вымотан, чтобы реагировать на такие мелочи. Его шея, чисто выбритая и покрытая морщинами, как годовыми кольцами, казалась тонкой и хрупкой над накрахмаленным воротничком, давно потерявшим форму. Герцог тихо дышал. Юстасу впервые пришло в голову, как стремительно постарел Фердинанд Спегельраф.
Их с герцогом небольшой багаж легко поместился в сундуке на крыше экипажа, но небольшой саквояж с ручной кладью Андерсен оставил при себе. Теперь, убедившись, что ему не помешают, он извлек из бокового кармана конверт, адресованный пану Горану Радеву. То есть Эриху фон Клокке, бывшему послу Кантабрии, преступнику и изгнаннику.
Юстас перевернул конверт. Его форма была практически неотличима от тех, что использовали в Комитете, а позже и в канцелярии президента Мейера: бумажные швы соединены тем же клеем, что и обычные письма. Юстасу довелось вскрыть не меньше сотни подобных конвертов и запечатать их обратно, не вызвав подозрений. У него не было причин вскрывать это послание, но, начав шпионить на герцога, он часто слышал от него фразу: «Лучше обладать информацией, чем не обладать».
Смотри, молчи и учись. Кое-чему Юстас научился.
Дорожная бритва помогла ему разделить слои бумаги – клей иссох, и это не составило труда. На колени Юстасу выскользнуло три листа. Один был письмом от бургомистра, написанным чрезвычайно неровным почерком. Ничего любопытного оно не содержало, кроме туманных благодарностей и надежд на дальнейшее сотрудничество. Вторым листом оказался отчет о поставке серебра из рудника пана Радева на нужды валликравского монетного двора. Третьим стал банковский вексель на солидную сумму.
Аккуратно запечатав конверт, Юстас задался логичным вопросом: используют ли в Валликраве серебряные монеты? И сам на этот вопрос ответил.
***
Конверт покоился в саквояже, сургучная клякса с оттиском осталась непотревоженной. Тайное знание заняло свое место в голове Юстаса, хотя он еще не знал, как оно ему послужит.
На рассвете, когда до прибытия в поместье фон Клокке оставалось около часа, герцог проснулся, хмуро выглянул в окно и принялся педантично приводить себя в порядок. Юстас заметил некоторую нервозность в его движениях, когда тот пристегивал последний свежий воротничок и крепил к пуговице темно-синего жилета цепочку карманного хронометра. Это удивило ассистента. В последний раз герцог был так встревожен во время неудавшегося покушения, когда пришлось брать заложника.
Отметив внешние проявления его тревоги, Юстас сложил факты и пришел к закономерному выводу: герцог не хотел предстать перед своим бывшим патроном сломленным чередой неудач. Фон Клокке раньше служил послом и должен был быть весьма наблюдателен, поэтому каждая деталь обретала дополнительное значение.
Когда солнце вызолотило обширные поля, на которых уже тянулись к небу свежие стебли, экипаж въехал на земли поместья. Дорога здесь была заметно ровнее.
Юстас услышал звонкие голоса, в унисон тянущие народную песню, то ли печальную, то ли жизнерадостную. Он выглянул в окно и заметил толпу босоногих девушек в высоко подоткнутых платьях. Крестьянки, шагавшие вдоль дороги, несли в загорелых руках охапки полевых цветов и толкались, покачивая разлапистыми венками из папоротника на головах. Заметив приближающийся экипаж и бледное лицо Андерсена в окне, девушки остановились и помахали руками, выкрикивая что-то игривое. Юстас раздраженно задернул штору, хоть в этом не было никакой необходимости.
– День Солнцестояния, – коротко пояснил герцог и еще раз поправил кипенно-белые манжеты.
Уже когда экипаж миновал внутреннюю ограду и ее привратника, Юстас понял, что упустил немаловажную деталь: он не попытался разглядеть, есть ли в этом поместье что-то хоть отдаленно напоминающее серебряный рудник, упоминавшийся в сомнительном документе. Он дал себе слово выяснить это позже.
Колеса зашуршали по гравию подъездной дорожки, и вскоре карета остановилась прямо перед главным входом в усадьбу пана Радева. Лицо герцога более не отражало тревоги. Оно приняло обычное хладнокровное выражение. Перенял ли он его от своего патрона или же это было его собственной чертой?
Ответ на этот вопрос распахнул двойные двери с приветственным возгласом, едва герцог вышел из экипажа. Юстас отвлекся от багажа, обернулся и увидел пожилого толстяка с подвитыми густыми усами, облаченного в традиционный домашний халат и красный бархатный колпак.
– Фердинанд, мой мальчик! – провозгласил старик, помахивая свернутой в трубку газетой. – Я жду вас уже второй день, а вы опоздали к завтраку! Ваш юный друг, должно быть, тоже проголодался.
Маска невозмутимости герцога дала трещину уже на снисходительном обращении «мальчик». Он на секунду скривился, но тут же взял себя в руки и почтительно снял шляпу.
– Доброго дня и долгих лет, пан Горан. Мы…
Он не успел договорить, как Эрих с неожиданной для его лет и комплекции прытью спустился по невысокому каменному крыльцу и заключил герцога в неловкие объятья. Фердинанд был выше своего бывшего патрона почти на голову.
Юстас с пяти шагов почувствовал сильный запах пудры, исходящий от хозяина усадьбы.
– И все же вы задержались, – притворно-сердито продолжил фон Клокке. – Когда вчера я получил свежую газету, то сказал жене: «Стася! А не стоит ли гость прямо за нашими воротами?» – Он рассмеялся собственной шутке. – Я даже отправил человека проверить!
