Анна Гур
Семья для миллиардера
Глава 1
Лера
– Валерия Игоревна, сожалею, у вашего отца онкология. Диагноз подтвердился, нужна срочная операция. Счет идет на дни.
Слова врача как ушат ледяной воды. Я застываю. Воздух заканчивается, сердце будто ледяной удавкой сковывает.
Я дышать не могу, видеть не могу. Только пелена перед глазами и слезы, которые градом льются по щекам…
– Мне очень жаль…
Протираю глаза дрожащей ладонью, а Виктор Дмитриевич мне стакан воды в пальцы вкладывает, заставляет сделать несколько глотков.
– К такому никогда не бываешь готов…
Врач сочувственно выговаривает, а я… я поверить не могу… такой диагноз отца… приговор… Это больно… Это очень-очень больно…
– Неужели ничего нельзя сделать, доктор?
Голос дрожит, а я на врача смотрю, и надежда в душе плещется.
– Ну я же вам сказал, всегда есть варианты, и в случае с вашим отцом весьма неплохие шансы на благополучный исход.
– Правда?! – спрашиваю с надеждой, ладошки на груди сплетаю в молебном жесте, в глазах у меня слезы застывают, потому что за последние дни моя жизнь превратилась в какой-то ад…
Виктор Дмитриевич поправляет очки, смотрит на меня с сочувствием, но, тем не менее, весьма серьезно. Здесь явно профессиональная черта – воспринимать горе и радость пациентов как обыденность, чувствуется привычка, выработанная годами.
– В случае Игоря Николаевича возможна операция за рубежом.
– За рубежом? – переспрашиваю и в груди у меня сердце сжимается.
– Да. Я готов советовать клинику и специалистов, но это… это дорого… сумма просто космическая.
– Какая? – спрашиваю и доктор меня оглушает.
Сумма просто неподъемная. Кусаю губы и не знаю, что сказать, пальцы дрожат все сильнее.
– Это лучший вариант, я мог бы вам предложить написать в инстанции, ждать льгот и очереди, но… Валерия Игоревна, буду честен, времени нет. Счет идет на дни, и если вы найдете необходимую сумму, я могу оперативно все устроить. А так…
Замолкает, смотрит на меня своими серебристыми глазами, я же ничего ответить не могу.
– Такую сумму я даже не знаю, где взять…
Говорю заторможенно, сердце болит, чувства захлестывают. Мне кажется, что я лечу в какую-то бездну, но я стараюсь собрать себя и резко вскидываю подбородок, сцепляю руки в кулачки, выговариваю уверенно:
– Я найду необходимую сумму. Я… я обязательно найду…
– Такой настрой радует, Валерия Игоревна, – ободряюще улыбается врач и протягивает мне бумаги отца, – вот, посмотрите все документы, ознакомьтесь, но вам достаточно позвонить мне, когда сумма найдется, дальше я возьму ситуацию в свои руки, организую все, вашему отцу можно помочь… Лера…
Я замираю на стуле, прирастаю к спинке, опускаю ошалевший взгляд на бумаги, где внизу такая цифра написана, что у меня сердце останавливается. От количества нулей голова кружится.
Плохо становится. Нечем дышать. Ощущение, что меня душат.
– Я постараюсь что-то придумать… найти сумму… – выдыхаю дрожащим голосом.
– Я вам обозначил две дороги, Валерия, вам решать, какой путь выбирать. Можно попытаться получить льготы… Быть может, случится чудо и очередь до вас дойдет быстро.
Врач говорит, но морщится, видимо, сам не верит своим же словам.
Не дождаться нам очереди…
– Я все поняла, доктор, – отвечаю едва слышно, голос предательски дрожит, я с трудом сдерживаю слезы и прикусываю губу.
Безучастное лицо врача остается совершенно спокойным.
– Валерия Игоревна, мы делаем все, что в наших силах, но… не все в наших руках, увы…
Качаю головой. Все тело дрожит.
– Я понимаю, доктор…
Говорю, а сама думаю, откуда такие деньги найти… Таких сумм у нас и близко никогда не было… папа честнейший человек, преподаватель, которого всю жизнь ценили и уважали на кафедре, но… жили мы всегда скромно…
– Мое предложение имеет временные рамки, Валерия Игоревна…
Виктор Дмитриевич дает понять, что наш разговор окончен, а мне надо принимать решение и понять, как и что делать.
Блеклые глаза проходятся по моему лицу с сочувствием, а я ладошкой держусь за скромный ворот блузки.
Пытаюсь не свалиться в истерику.
От одной мысли, что я останусь совершенно одна в этом мире, меня бросает в дрожь, холодный пот стекает по спине.
– Спасибо, Виктор Дмитриевич… – проговариваю тихо и врач кивает.
Встаю со стула на слабых ногах. Не знаю, куда себя деть. Уйти хочу, но на мгновение замираю.
– А я… я могу увидеть папу? – спрашиваю с надеждой, и доктор поджимает губы.
– Он в реанимации, Валерия Игоревна…
Слезы сами катятся по щекам, и мужчина в летах все же жалеет меня.
– Хорошо. Только на пять минут. Скажете Ольге Александровне – главной медсестре, что я позволил, хотя я сам позвоню.
Поднимает трубку и выдает лаконично, чтобы провели меня, а я иду по коридору в полном шоке, ничего не понимаю, все мимо сознания, только вздрагиваю, когда отца вижу бледного… прикованного к кровати, с трубками, которыми обвито его тело… Единственного родного человека на всей земле…
Вспоминаю, как говорил мне, когда его на скорой увозили, как пальцы мои держал:
– Лерочка, все хорошо со мной будет, ты не переживай, дочка…
Все как в тумане. Меня выводят в коридор. Я выхожу на улицу и понимаю, что дышать не могу. Тело знобит. Горючие слезы текут по щекам и голос врача в голове тарабанит:
– Вашего отца можно спасти… Нужна операция за рубежом…
Дохожу до остановки. Иду. Ничего не замечаю. Валюсь на лавку. Раскачиваюсь из стороны в сторону, прохожие мимо идут, безучастные к беде ревущей девчонки.
Обдумываю воспаленным сознанием, где могу достать подобную сумму…
Наша с папой двушка не стоит таких денег, никто в долг не даст столько, даже если всеми знакомыми папы скинемся, всеми соседями, да даже всем районом…
Эта сумма нереальная для простых людей, а в доме у нас и накоплений нет. Всегда с папой жили от получки до получки…
Папа меня один поднимал. Тихий, спокойный… здоровый… веселый всегда… Да и молодой он у меня. Я ранний ребенок… когда мамы не стало, отец меня растил, так и не женился…
Остался верным своей единственной любви, как он называл маму…
И жизнь у нас всегда была обычная, ничего не предвещало того ужаса, который произошел… когда в одночасье все перевернулось вверх дном.
– Вашего отца можно спасти… Нужна операция за рубежом…
Качаю головой и поднимаюсь, плетусь куда глаза глядят. Не знаю, как быть и что делать. Не нахожу выхода из сложившейся ситуации, не понимаю, как оказываюсь на дороге и слышу скрежет тормозов.
Кажется, что вся жизнь пролетает перед глазами и ничего в ней не оказывается особо запоминающегося. Машина тормозит, даже не задев меня, а я каменею, смотрю на алый капот, никак в себя прийти не могу.
– Ты что, совсем дура?! С головой хоть дружишь?! Из-за тебя, идиотки, я чуть новехонькую тачку не покорежила, не влетела в другую машину!
Меня обкладывают матом, из салона автомобиля вылетает с криком длинноволосая девушка в коротеньком платье, налетает на меня фурией, кажется, что еще чуть-чуть и вцепится мне в лицо своими длиннющими алыми ногтями, но внезапно перекошенное яростью лицо проясняется и знойная брюнетка вдруг выдыхает:
– Лерка?! Гришаева?! Лерка!
– Это же я – Машка Жучкова! Не признаешь, что ли, соседей?!
Моргаю раз-другой. И, наконец, узнаю девушку, которая перестает тормошить меня и накидывается уже не с явным желанием придушить за то, что из-за меня она свое дорогое авто чуть не поцарапала, а обнимает вполне радушно.
Отцепляется от меня и в лицо мое заглядывает. А я смотрю на девушку с яркими стрелками, алой помадой и волосами, собранными в тугой конский хвост на затылке. Сказать, что Маша, с которой мы вместе во дворе играли, изменилась – ничего не сказать. Передо мной другой человек из жизни, которую часто демонстрируют в социальных сетях.
Модная дорогая одежда, ухоженная кожа. От той прыщавой девчонки мало что осталось, разве что глаза те же с легким прищуром. В которых теперь есть налет цинизма и высокомерия по отношению к тем, кто не ездит на таких вот алых машинах…
– Узнаю, – отвечаю односложно.
– Эй, Гришаева, а чего глаза на мокром месте?! Испугалась, что задавлю?!
Всхлипываю. Ком в горле у меня будто застревает. Испугалась. Но не этого. За отца сердце болит так, что дышать не могу…
– Э… плохо дело, – считывает мои эмоции Маша, – ну-ка, пойдем-ка в машину, посидим, поговорим…
Цепляет меня под локоток и ведет к своему автомобилю, распахивает дверь с пассажирской стороны и чуть ли не силой запихивает меня, потому что я чувствую себя окаменелым бревном.
– Да прекрати сигналить, баран недалекий! Драндулет свой убрал сам!
– Ты дорогу перекрыла, не проехать!
– Обломишься!
Жучкова посылает нетерпеливого водителя, который из-за нас проехать не может, садится за руль и хлопает дверью.
– Я и забыла, что в этих окраинах одни закомплексованные нищеброды, – фыркает и срывается с места, а у меня сил нет возразить и сказать, что вообще-то мы живем в приличном районе, но, видать, Маше виднее.
– Гришаева, ты не сиди, как пришибленная, шок словила, да? Ничего, бывает. Я сама перепугалась. Машина-то это не моя, мне ее, скажем так, поводить дали, с намеком, что если буду хорошей девочкой, то мне оставят…
Улыбается многозначительно, но до меня не очень доходит смысл этого монолога. Я все еще душевно в отделении реанимации с папой… сердце болит из-за несправедливости, из-за всего того, что обрушилось на нашу простую семью…
Всхлипываю и чувствую, как слеза проскальзывает по щеке.
Быстро утираю ее и, наконец, понимаю, что Маша везет меня не в сторону нашего дома.
– Нам налево нужно было, наша хрущевка в той стороне…
– Я знаю, где тот клоповник находится, – фыркает Мария и бросает на меня быстрый взгляд.
Ее семья давно съехала и о них вестей не было, я знала, что они в самый центр перебрались, так как у отца ее бизнес пошел, а дальше связь была потеряна.
Негоже богатым общаться с соседями из прошлой жизни.
– Хочу посидеть с тобой кофе попить. Расскажешь, что у тебя приключилось, – опять быстрый взгляд в мою сторону, – а ты, Лерка, красавица… такие данные пропадают…
Не успеваю среагировать на реплику бывшей соседки, как машина довольно резко останавливается у тротуара, Мария выходит и обходит автомобиль, открывает дверь с моей стороны.
– На выход, Лерчик, кофейку попьем, заодно расскажешь, чего такая потерянная.
Выхожу из автомобиля. Мне сейчас так плохо, что все равно куда идти, хочется выговориться и Жучкова становится тем человеком, которого воспринимаешь попутчиком в поезде, изливаешь душу.
Мы садимся в кафе у окна, Мария сразу же деловито делает заказ, я отказываюсь от всего, но девушка отмахивается.
– Ей принеси то же, что и мне, – командует официанту, который вежливо кивает.
– Ну, рассказывай, Лер. Что стряслось у тебя?
И я начинаю говорить… Делюсь всем ужасом, который приключился с нами…
– Такие суммы… Такие цифры…
Всхлипываю.
– М-да. Операция дорогая… Шмотки твои не тянут на прикид дочери олигарха. Денег у вас ведь совсем нет, да?
– Нет. Я… я не знаю, что делать… Может быть, в банк надо, но вряд ли настолько большой кредит дадут…
Кусаю губы. Повторяю слово в слово разговор с врачом и называю сумму, которая необходима для операции.
Маша присвистывает.
– Ничего себе, Гришаева, тут действительно хоть почку продавай, – выдает с легким смешком и на меня смотрит, а мне эта мысль уже перестает казаться столь невероятной.
– А почку продать… это дорого? Хватит отца спасти?
Спрашиваю и отодвигаю от себя чашку с кофе, к которому даже не притронулась. В горле горчит.
– С ума сошла?! – спрашивает Маша со смешком, а я закрываю лицо руками и утираю слезы.
– Мне не достать столько денег за короткий срок, я не знаю, что делать… Не знаю, как быть…
Жучкова прищуривается, окидывает меня пристальным взглядом, даже чуть вбок наклоняется, чтобы иметь возможность оглядеть меня с головы до пят.
– Красивая ты девка, Лерка, ноги длинные, рост хороший, лицо интересное… Шатенка с бледно-зелеными глазами… Модельная внешность…
– Я спрашиваю, как мне папу спасти, а ты мне про внешность?! – выговариваю с обидой.
– Ну, скажу честно, Гришаева, таких денег у меня нет, помочь с такими проблемами не смогу.
Опять цепкий взгляд и слова, заставляющие меня подобраться:
– Но кое-что, конечно, подсказать смогу…
Глава 2
Вся подбираюсь, готовая выслушать Марию. Надежда вспыхивает в душе, и я даже забываю, как дышать.
– Что? Что подскажешь?
Маша вновь внимательно смотрит в мое лицо.
– Черты у тебя правильные, Лер, что называется, аристократичные, тонкие, волосы длинные, роскошный каштан. Даже твое барахло затрапезное тебя не портит. Наоборот, смотришься классно. Если тебя в салон загнать, да немного поработать стилистам, приодеть… Глаз оторвать от тебя невозможно будет, и знаешь что, подруга, я вот тебе что скажу: в этой жизни ставку нужно на внешность сделать и на быстроту. Время скоротечно, надо устраиваться, пока молодая, пока кожа упругая, а то молодость – это именно то, что с годами эффективно лечится, я вот уже сейчас кое-чем подкалываю лицо, чтобы красоту свою подольше сохранить. Потому что знаю, второго шанса устроиться в этой жизни у меня не будет. Я здраво оцениваю свои возможности и чего уж таить, у меня нет и близко таких природных данных, как у тебя… А сейчас именно природная красота ценится наиболее высоко.
Пока Мария изрекает свои умные мысли, мне совсем плохо становится. Надежда, что на мгновение ожила в груди, словно гаснет, меркнет, исчезает.
– Особо богатые мужчины готовы платить очень высокую цену, чтобы иметь возможность лицезреть рядом с собой естественную, незамутненную красоту, а ты… дорогая моя, чистая находка, так что… если воспользуешься моим предложением и обратишься в мое модельное агентство, я уверенна, тебе быстро найдут работу.
С каждым словом Маши апатия все больше наваливается на меня, кажется, что плечи мои под тяжестью и гнетом уже стремятся к полу, меня сгибает.
А я смотрю на красивую девушку, которая себя полностью изменила и совсем не похожа на себя прежнюю, и говорю четко:
– Знаешь, мне как-то сейчас не до вопросов внешности, я думала, ты чего-то дельного сможешь посоветовать.
– Я-то советую вот прямо сейчас, но вряд ли ты воспользуешься. Есть у меня агентство модельное. Вот хороший плацдарм для того, чтобы взлететь. Выйдешь в свет, фоточки, засветишься и на тебя обязательно кто значимый и влиятельный поведется, а там дело техники. Раз-два, попросишь о помощи, глядишь, и операцию отца твоего спонсируют.
Киваю и окончательно отставляю от себя чашку. Все ясно.
– Спасибо за кофе, Маша, мне пора. Извини.
Резко встаю, но бывшая подруга ловит меня за руку, сдавливает немного запястье.
– Зря ты такая гордая, Лера. В этой жизни вертеться надо, а ты… я тебе дельное предлагаю. Продвижение. Не говорю, что у тебя сразу все получится, немного покрутиться надо, повертеться, пара показов, глядишь, и все получится. Жизнь худо-бедно устроена будет и шанс на спасение тоже останется.
– Я правда благодарна тебе, Маша, за попытку помочь, я пока постараюсь найти решение проблемы иным способом. Есть еще время зайти в пару банков. Возможно, мне все же удастся взять кредит… Понимаешь, я, как отец, по-честному жизнь прожить хочу…
Кивает. Прищуривается.
– Ага, по-честному. Ну и где сейчас этот честный человек? Денег на операцию нет.
Ударяет под дых, и я сглатываю едкий ком.
– Спасибо за кофе, Маша.
Встаю. Больше ничего говорить не хочется. Обсуждать не хочется. Иду вперед. На глазах слезы наворачиваются, но я заставляю себя идти и не оглядываться.
Не тот путь Мария мне подсказала. Не могу я так. Неожиданно меня за локоть хватают. Оборачиваюсь и в удивлении смотрю в лицо Маше.
– Ты там что-то про врачей говорила. Чуть ли не почку продавать собиралась, чтобы отца вызволять, – выговаривает с улыбкой, – ну так вот. Это номер клиники, позвони им. Если тебе нужны настолько большие деньги, возможно, им понадобятся твои услуги.
Вкладывает мне визитку в руку. А я по инерции ее в карман засовываю. Ухожу от Марии. По дороге захожу в банк. Расспрашиваю про возможность взять кредит, но чем больше я говорю с улыбчивым менеджером, тем более натянутой становится его улыбка, и я понимаю, что шансы мои получить такую сумму стремятся к нулю.
– К сожалению, вы не можете поставить в залог квартиру, ситуация сложная… Мы вам позвоним, – дежурно вворачивает словечко, заученное, видимо, наизусть, и выдыхает, а я понимаю, что если и позвонят мне, то только для того, чтобы отказать.
Я возвращаюсь домой. Иду по лестницам, потерянная вся, не знаю, что делать, кому звонить, у кого помощи просить.
Захожу в нашу квартирку и завариваю себе горячий чай. Мне холодно. Смотрю в окно. Беру телефон, достаю старенькую отцовскую записную книжку и провожу пальцем по номерам.
Решаюсь просить в долг, но спустя пару часов звонков я понимаю, что такой суммы мне никогда не набрать. Даже десятой части наскрести не удалось.
Опять вспоминаю слова Марии, ее намеки и достаю визитку из кармана.
Присматриваюсь к цифрам, читаю адрес и сжимаю телефон в руке. Больше у меня никаких вариантов нет, осознаю это и набираю цифры, слышу долгие гудки…
Мне отвечают сразу же. Администратор задает уточняющие вопросы, на которые я, растерявшись, отвечаю. Уточняет возраст, имя и фамилию. Просит взять с собой медицинскую карту и назначает прием завтра на девять утра. Называет адрес, по которому я должна прийти.
– Хорошо, Валерия Игоревна, я добавила вас в список соискательниц.
– Соискательниц? – спрашиваю ошалело.
– Да. Машина подъедет за вами по указанному адресу. Всего хорошего.
Все происходит настолько стремительно и оперативно, что я просто теряюсь. Со мной прощаются и в трубке повисают гудки, а я же нахожусь в таком состоянии жутчайшего шока, что просто не понимаю, что происходит…
Пялюсь на телефон, пожимаю плечами, так ничего и не поняв. Видимо, успокоительные, которое я успела принять, на меня действует, безумно клонит в сон, поэтому я просто не могу больше думать и анализировать, состояние у меня ужасное, поэтому я захожу к себе в комнату, с трудом стягиваю с себя одежду, надеваю старую теплую пижаму и укутываюсь в одеяло, ложусь в кровать, обнимаю обеими руками подушку и слезы скатываются по щекам, а веки сами собой закрываются.
Меня уносит в беспробудный, тяжелый сон без сновидений, а будит назойливая трель телефонного звонка. Выныриваю из кокона одеяла и нахожу мобильник в постели, видимо, я его с собой принесла.
Голова совсем не соображает, я отвечаю в трубку хриплое:
– Алло.
– Валерия Игоревна. Это водитель. Я жду вас у подъезда.
Хлопаю глазами, пытаюсь понять, что за водитель, чуть ли не говорю, что номером ошиблись, но останавливает то, что меня назвали по имени-отчеству, и вдруг как из омута выныриваю. Понимаю, что вчера же я звонила и договаривалась…
Понятно, что ничего не понятно. Но я отчего-то цепляюсь за эту соломинку и говорю твердо:
– Я спущусь через десять минут.
Мужчина отключается, а я спрыгиваю с кровати, лечу в ванную и привожу себя в порядок, волосы завязываю в хвост, умываю лицо и заглядываю в зеркало, откуда на меня смотрит запуганная шатенка с зеленоватыми глазами и синяками под глазами.
Кажется, за последние дни я сильно похудела. Нервы не позволяют есть, да и пить не могу. Кусок в горло не лезет.
Быстро закрываю кран и вылетаю из ванной, одеваюсь так же стремительно. Достаю чистые брюки и блузку, влезаю в балетки и на всякий случай прихватываю документы, которая просила девушка.
Уже спустя несколько минут я лечу вниз по лестницам. Выхожу из подъезда и сразу же вижу серый автомобиль. Обычный седан, к которому направляюсь и сажусь на заднее сиденье.
– Валерия Игоревна? – уточняет водитель, серьезный мужчина средних лет, и я киваю.
Мужчина кивает в ответ и плавно выезжает со двора, вклинивается в поток автомобилей, а я из окна смотрю и отчего-то вспоминаю, как в детстве мы в гостях были, а я во дворе бегала и на деревья с ребятней лазила, сильно ударилась, когда с того самого дерева падала, расчесала руки, колени и как папа меня на руки подхватил, поймал, не дав на землю рухнуть, в дом занес.
– Что же ты неосторожная такая, Лерка…
– Соскользнула…
– Не соскальзывай, папа всегда на подхвате…
Сказал тогда и улыбнулся. Это воспоминание сменяется другим, болезненным, вчерашним, я вижу отца, прикованного к койке, обвитого проводами…
Здоровье самое ценное, что может иметь человек, его не купить, но есть надежда на операцию, как заверил доктор, папу можно спасти…
Слезы вновь текут по щекам, озноб пробегает по коже. Мне безумно больно, я сползаю по сиденью и кусаю губы, чтобы не зарыдать в голос, чтобы не впасть в истерику, не привлечь внимание молчаливого водителя еще больше… потому что мне нельзя ломаться, я должна быть сильной, ради папы…
– Приехали.
Вклинивается в мои мысли голос водителя, и я бросаю взгляд на серьезное медицинское учреждение. Центр планирования семьи.
Тревоги немного отпускают, когда мужчина вежливо дает направление, куда мне идти.
Я киваю, прижимая сумку к груди. Захожу в фойе и замечаю сотрудницу администрации, подхожу к ней. У меня сразу же просят паспорт. Уточняют личность, затем улыбаются нейтрально.
– Второй этаж, двадцать первый кабинет.
Получаю направление и спустя несколько минут останавливаюсь у нужной двери. Читаю надпись на золотой табличке. Альфия Муратовна Бронницкая. Глава отделения планирования семьи и репродукции. Стучусь и прохожу в кабинет.
– Валерия Игоревна, здравствуйте! – при виде меня подтянутая женщина в белоснежном халате лаконично улыбается. – Проходите, присаживайтесь.
– Здравствуйте, – отвечаю тихонечко, мысленно я примерно предполагаю, куда попала и зачем, но все как в тумане. Состояние шока, стресса, апатия и хорошая доза успокоительных, которые все еще не отпускают, делают свое дело.
Я занимаю место перед врачом, которая внимательно осматривает мое лицо. Цепкий взгляд карих глаз доктора, внимательный.
– Вы бледны. Как у вас с давлением? – вопрос звучит по-деловому, женщина протягивает руку и забирает у меня мою медицинскую карту.
– Я не знаю. Вроде проверяли в последний раз на стационарном обследовании. Все показатели были в норме.
– На лицо состояние серьезного стресса, – опять проговаривает женщина, на мгновение отрываясь от бумаг, которые изучает, вновь смотрит на меня.
Короткая стрижка, тонировка волос, приятное лицо доктора, аристократичные черты. Худощавость. Все в этой женщине говорит о ее собранности и высоком профессионализме. Но при этом по ее взгляду я понимаю, что, что бы здесь ни было, я экзамен провалила и мне сейчас откажут, так как у меня слишком нездоровый вид, который врач определила по одному взгляду.
– Принимаете какие-нибудь лекарственные препараты?
Вновь хлесткий взгляд в мою сторону, и я отвечаю, немного смутившись:
– Вчера выпила успокоительного. Сначала несколько капель настойки, так как казалось, что поначалу не действуют, затем увеличила допустимую дозировку, не знаю насколько, но потом меня просто сморило в сон.
Хмурит брови, затем их слегка приподнимает и по скепсису взгляда понимаю, что меня только что посчитали дурой.
– Я сейчас вам, Валерия Игоревна, как врач говорю: любой препарат пьется строго по инструкции. Это вам для дальнейшего, чтобы знали, и если получите назначение, то следовать ему нужно по часам.
Киваю. В принципе, врач говорит то, что я знаю, но я, кроме витаминов, за всю свою жизнь ничего не пила из лекарств, ну и жаропонижающие. На здоровье никогда не жаловалась.
– Есть заболевания хронические или наследственные болячки? – опять короткие поясняющие вопросы, пока женщина листает документы.
– Нет, я здорова.
Отвечаю то, чему подтверждение она видит в моей медицинской карте.
– Никаких особенностей генетики?
– Нет… вроде… я… честно говоря, не знаю… но насколько мне известно, все у меня здоровые были в роду… для более внятного ответа, наверное, нужны анализы…
Вскидывает бровь, вновь смотрит на меня. Я не чувствую враждебности со стороны женщины, как и положительных эмоций ее не чувствую. Холодный профессионализм.
– Разумеется, мои вопросы имеют номинальный характер, при одобрении вашей кандидатуры все необходимые анализы будут сданы.
По тому, как говорит врач, я уже понимаю, что хочет мне сказать.
Я не подхожу…
– Есть проблемы по гинекологии? – опять скупо интересуется врач и я пожимаю плечами.
– Вроде нет.
– Цикл стабильный или есть нарушения?
– Стабильный…
– Есть ли препараты, которые употребляете, пероральные таблетки?
– Нет. Иногда таблетку от головной боли могу выпить и все.
– Ну, это, в принципе, достаточно хорошо. Наши заказчики очень внимательно и педантично относятся выбору суррогатных матерей…
Слова для меня становятся оглушительными…
Я внутренне догадывалась, куда именно попала, но сейчас, когда врач озвучивает все вслух, мне становится не по себе…
Горло сдавливает комом. Умом я понимаю, что суррогатная мать – это инкубатор, в котором живет чужой ребенок, но отчего-то у самой сердце сжимается от понимания, что можно вот так…
– Суррогатных матерей? – переспрашиваю, ощущая сухость на губах.
Мне бы по-хорошему встать сейчас и бежать из этой клиники и от этого врача, но врач, будто не замечая моего шока и мандража, продолжает:
– Не удивляйтесь. С нашей клиникой сотрудничают влиятельные и состоятельные люди и, конечно, они очень тщательно следят за здоровьем соискательниц, иногда даже педантично, но это все из благих помыслов, ведь от этих факторов зависит здоровье малышей. Однако замечу, что финансовая сторона вопроса полностью покрывает все.
Делаю глубокий вдох.
Дыши, Лера, просто дыши…
Убеждаю себя, но сама нахожусь в шоковом состоянии. В моей жизни все происходит стремительно и непонятно совершенно.
Вчера я услышала диагноз отца, а сегодня выслушиваю лекцию относительно суррогатного материнства… и являюсь соискательницей… претендую на то, чтобы меня выбрала какая-то богатая семья, чтобы я выносила их малыша…
И где-то это, может быть, даже очень благородно, ведь помогаешь людям, которые мечтают о малыше, но по каким-то причинам не способны иметь детей…
Что же я здесь делаю? – задает вопрос одна часть меня, а вот вторая… более прагматичная цепляется за слова о том, что за подобные услуги платят очень много…
Я прирастаю к стулу и сижу с прямой напряженной спиной, пока доктор внимательно изучает мою карту. Отчего-то опять в глазах жечь начинает. Слезы подкатывают и становятся комом поперек горла.
– Так… так… так… – проговаривает Альфия Муратовна, пока листает мою карту, как вдруг замирает, поднимает глаза от листа, который только что изучала, и упирает в меня строгий взгляд, суровый, я бы сказала, а у меня на душе такой кавардак и столько эмоций гуляет, что сил как-то реагировать просто нет, поэтому я встречаю насупленный взгляд женщины весьма ровно.
– Здесь написано, что у вас не было партнеров.
Смущаюсь такой прямоты. Не знаю, что ответить. Мне словно в укор этот факт ставят. Хотя ничего подобного у меня в книжке по факту не написано, просто, когда проходила в гинекологический кабинет, уточняла факт отсутствия половой жизни и врачи меня с легкостью отпускали.
– Вынуждена вам отказать, – отвечает резковато врач и захлопывает мою медицинскую карту, – вы нам не подходите. Сожалею.
В принципе, ничего из ряда вон не происходит. Я уже чувствовала, что не подхожу. По настрою и по глазам видела.
Но я не успеваю забрать свои документы, как дверь в кабинет доктора открывается. Причем в нее буквально влетает мужчина без стука. Одетый в дорогой костюм, он выглядит так, будто его что-то сильно удивило.
– Альфия, ты… ты не поверишь! – начинает и осекается, заметив меня, сидящую на самом краешке стула.
Я также в свою очередь поднимаю глаза на незнакомца. Дорогая одежда, часы на запястье золотые, безукоризненный шелковый галстук. Лицо маловыразительное, но сейчас излишне заинтересованное, будто диковинку какую-то увидел и глаз оторвать не может.
– Натуральная шатенка с бледно-зелеными глазами… Надо же…
Выдает будто на автомате и продолжает слишком откровенно меня рассматривать.
– Что за девушка? – спрашивает совершенно бестактно у врача и обращает внимание на мою карту, которая захлопнута и лежит на столе у Альфии Муратовны так, что на титульном листе виднеются мои имя и фамилия.
– Ничего особенного, Виталий Петрович, девушка нам не подходит. Я была вынуждена ей отказать ввиду несоответствия нашим требованиям.
Врач излагает свои мысли строго и профессионально.
– Почему вы так решили, я могу уточнить? – уже более холодно интересуется мужчина.
Если в первую секунду мне показалось, что он взбудоражен, и причем очень сильно, то сейчас я вижу сухого и безэмоционального собеседника, который забирает мой документ и принимается внимательно читать, скользя строка за строкой, обращая внимание на пометки.
– Причина отказа на тринадцатой странице, – поясняет доктор и мужчина быстро перелистывает, а я… я готова сквозь землю провалиться… Стыд охватывает так, что у меня щеки алеют.
И где-то я понимаю, что, возможно, здесь чисто профессиональный интерес, но… это как-то очень лично, вот так вот с ноги лезть в мои документы совершенно незнакомому мужчине.
Но за мыслями и шоком я не успеваю среагировать, как этот самый Виктор Петрович останавливает взгляд и будто замирает.
Через секунду он закрывает мою медицинскую карту и протягивает мои бумаги. По его строгому лицу понять я ничего не могу, но забираю свои документы, ощущая какое-то дикое смятение, но седовласый подтянутый мужчина за шестьдесят никак не комментирует то, что он прочитал.
– Валерия Игоревна. Мы вам позвоним. Держите телефон включенным.
