Анна Евдо
Цвет МЫ
Глава 9
В первой половине дня Клим успел переделать кучу дел, заведомо освобождая вторую, чтобы без дёрганий заняться решением задачи под именем Аврора.
Тренировка с Леди, как обычно, вызвала восхищение кинолога. Клим без обиняков заявил ему с самого начала, что его собаке не требуется курс воспитания, но ей, как любому воспитанному человеку, нужно всегда поддерживать определённый личный уровень. Так эрудированные люди никогда не останавливаются на достигнутом: они постоянно читают и перечитывают хорошие книги, смотрят разное кино, ходят на выставки и в театры, посещают камерные встречи и участвуют в обсуждениях. Клим не раз слышал смешки в свой адрес, что холоп в его лице оказался в хозяинах дамы. По первости он жутко от этого бесился, доказывая, что они с Леди на равных, хотя в чём-то она намного мудрее двуногих и его самого в том числе. Позже, опять же благодаря своей невероятной собаке, которая никогда не тявкала впустую, он научился молчать в ответ на похожие дебильные провокации. Есть вещи, до которых можно дойти только самостоятельно, и никакие слова, поучения и подсказки к ним не приведут.
По возвращении он помыл Леди, сам сходил в душ и пообедал. Достал пакет с яблоками из холодильника, куда их накануне вечером предусмотрительно убрала Милана. Заглянул внутрь и прикинул, покажутся ли Авроре пять штук перебором или будут в самый раз. Мотнул головой, психанув на себя за то, что мается подобной дурью: «Давай ещё разведи философию про параллель с пятью пальцами, которых у неё недокомплект, надкуси парочку для симметрии и вообще никуда не едь!»
Алёна Игоревна выполнила своё обещание: Клима без вопросов пропустили через турникет. В тесной подсобке юная санитарка, неожиданно покрасневшая до кончиков ушей, выдала ему халат, маску и бахилы. Он так давно не встречал настолько откровенно смущающихся девушек, что специально попросил помочь разъединить края бахил, чтобы увидеть, сползёт ли румянец с её лица на тонкую шейку. Когда бледная кожа пошла яркими пятнами, Клим выдал себе добротный поджопник за то, что повёл себя, как ё…кнутый му…дрила, поблагодарил за помощь, запихнул маску в карман и отправился по уже знакомому маршруту.
В палате Авроры его ждал сюрприз. Девчонки не оказалось на месте. Зато на двух других койках появились соседки. У самой двери лежала безучастно глядящая в потолок женщина, которой легко можно было дать и тридцать, и пятьдесят лет. Её левая нога разместилась в какой-то невообразимо сложной конструкции. На кровати у окна сидела пухлая девица с фиолетовыми волосами и хмурила часто-часто проколотые брови. Она сосредоточенно выводила чёрным маркером какую-то надпись на гипсе, наложенном от плеча до запястья на её согнутую левую руку, но мазнула по вошедшему Климу беглым взглядом и буркнула «здрасьте» в ответ на его приветствие.
Клим поставил пакет на тумбочку и присел в изножье кровати Авроры. Невроз, всё-таки передавшийся ему от бабы Али, засвербел внутри, вызывая ничем не обоснованные мысли, типа куда запропастилась Аврора и где её искать. От нечего делать, Клим рассматривал девушку напротив, отмечая пирсинг в каждой ноздре, колечки под носом и на нижней губе, ухо, не закрытое волосами, на котором нетронутым остался только слуховой проход. Ему вспомнились подушечки из поролона, которые бабушка обшивала тканью и использовала для хранения иголок и булавок. Голова-игольница повернулась к засигналившему на подушке телефону. Девица чмокнула экран и шустро подорвалась на выход из палаты.
– Пришли всё-таки навестить, а то с утра ждёт, – за спиной Клима прошелестел тихий голос. Он повернулся и наткнулся на немигающий женский взгляд. – Рора на перевязке, скоро придёт. А меня вот-вот увезут пересобрать заново, так что никто вам не помешает.
– Ясно, – проговорил Клим, но женщина уже снова молча уставилась в потолок.
Он поднялся, собираясь погулять по коридору, так как сидеть в замкнутом удушающем пространстве стало абсолютно невмоготу. Однако Клим не успел взяться за ручку, как дверь открылась. Аврора замерла на пороге, глядя на него в упор широко распахнутыми глазами. Он словно споткнулся о её прямой открытый взгляд, который, к его большому удивлению, оказался почти на одном уровне с его собственным.
– Ничего себе ты выросла, малява! – выдал Клим и посторонился, освобождая проход.
Её губы тронула лёгкая улыбка. Ничего не ответив, Аврора бочком обошла Клима и неуверенно кивнула в сторону пакета на тумбе:
– Яблоки?
– Мхм, – подтвердил Клим. – Проверяй, те ли самые.
Пока она раскрывала пакет и вдыхала яблочный аромат, Клим продолжал подробно разглядывать Аврору. Её лицо и глаза остались прежними, но мелкая худая девчонка из двора его детства исчезла – впечатление от их прошлой встречи лишь усилилось – и превратилась в длинноногую стройную девушку, хотя и плосковатую на его вкус, особенно в больничном бесформенном балахоне. «При чём тут мой вкус?! – одёрнул сам себя Клим. – Я вообще здесь из соседской солидарности».
– Те самые, – она вскинула на него странный взгляд. – Надо же, ты и правда принёс мне яблоки.
– Ну, я же пообещал вчера, – Клим вернулся к кровати Авроры, но остановился в общем проходе возле неё.
– Ну да. – Она отвернулась и достала одно яблоко. – Немытые?
– Мытые, – не смог соврать он. – Тебе… вроде как… одной рукой… неудобно… – окончательно сбился и заткнулся, рассердившись на себя за идиотское заикание, в которое сам же зачем-то и влез.
Несколько прядей выбились из-за уха, но Аврора не стала их поправлять. Даже если её насмешил несвязный лепет Клима, он не мог увидеть её лица, скрытого за длинными тёмно-рыжими волосами.
Аврора подошла к женщине, которая по-прежнему лежала совершенно неподвижно, оставаясь полностью отстранённой от происходящего вокруг.
– Держите, – девушка подала ей яблоко.
Та повернула голову и слегка ей покачала:
– Спасибо, но я не хочу.
– А вы не кушайте, – ничуть ни смутившись, Аврора вложила яблоко женщине в руку, вытянутую вдоль тела. – Просто подержите. Лучше двумя руками. Обнимите его – и почувствуете тепло. Да и смотреть на созревший жёлтый гораздо приятнее, чем на приунывший белый.
Женщина приподняла яблоко на ладони и улыбнулась Авроре:
– Спасибо, солнце, за эту частичку тебя.
Яблоко осталось на тумбочке ждать пациентку, за которой буквально сразу же пришли две медсестры, чтобы отвезти в операционную. Аврора забралась с ногами на свою кровать. Поставила пакет рядом и без предупреждения кинула Климу яблоко. Он поймал его и покрутил в руке.
– Созревший жёлтый, – произнёс задумчиво. – Никогда не думал, что есть разница. Жёлтый и жёлтый.
– На самом деле по цвету также можно очень легко определить недозревшее и перезревшее. У первого слишком просвечивает зелень, а второй просто полностью перестаёт просвечивать. – Аврора впилась зубами в своё яблоко и прикрыла глаза от удовольствия. – Эти яблоки – солнечные. Они потрескивают, как лучи в жару, и лопаются на языке сочными брызгами разогретого летнего воздуха.
Клим хрустко откусил большой кусок яблока и со смаком его прожевал.
– Ты наверняка всегда побеждаешь в играх в ассоциации. – Он придвинул единственный стул, притулившийся в углу у окна, и сел на него задом наперёд, сложив руки крест-накрест на спинке. – Яблоки и солнце – ещё попробуй додуматься.
– Ни разу не играла в ассоциации, – ответила Аврора. – Я обычно думаю и вижу предметы и людей таким образом. Ну, вот смотри, – она резво подалась вперёд. – Солнечный же не только от того солнца, которое есть где-то там на небе или слишком далеко в космосе: по-научному, некое раскалённое ослепляющее тело. Ведь оно есть здесь, на земле. В цветах, в лепестках-лучах, в сердцевинках-зрачках, в круглых соцветьях и осенних берёзовых листьях. Если хочется солнца, необязательно ждать восхода. Можно надеть цыплячий свитер, перекрасить стены в медовый цвет, нарисовать сердечко тенью на свету, купить десять канареечных пирожных макарон и раздать их встречным прохожим. Они подарят им рассветные улыбки, которые вернутся к тебе тем самым враз появившимся солнцем.
– В последних предложениях ты назвала кучу синонимов жёлтого цвета, не упомянув его напрямую ни разу, – навскидку попробовал подсчитать Клим.
– А ты улыбнулся, – глаза Авроры засияли. – Только осенние берёзовые листья тоже обозначают жёлтый.
– Точно, – он согласно усмехнулся. – И всё же, почему бы просто не использовать слово «жёлтый»?
– Но это же другое! – Её искреннее недоумение одновременно задело и позабавило Клима. – Солнечный проникает и просачивается во всё. Айвовый густит. Ванильный – более холодный. – Аврора подползла на коленках к краю кровати. – Легче научиться их различать, если попробовать почувствовать. Под цветом всегда есть ощущение. Смотри! – Она прошила его горящим взглядом, заражая своим азартом. – Я говорю «солнечный» – и ты думаешь о свете, пронизанном жёлтым теплом. Называю «цыплячий» – и сразу возникает что-то нежное и пушистое под пальцами. – Девушка непроизвольно начала перебирать пальцами здоровой руки. – Медовый добавляет вкуса и лета. – Она сильно сглотнула и вдруг опасно наклонилась над проходом к Климу. – Скажи «лимонный».
Он повторил, приготовившись поймать её в случае чего.
– Ты прищурил глаза, —Аврора широко улыбнулась, – потому что тебе стало кисло. Пусть и совсем чуть-чуть.
Клим поднял руки ладонями вверх.
– Сдаюсь! Лимоном ты уложила меня на лопатки.
Она рассмеялась и уселась на пятки:
– Вот видишь, просто «жёлтый» не дал бы такого эффекта.
Аврора отодвинулась обратно к изголовью и одёрнула подол, закрывая колени. Разрумянившиеся было веснушки потускнели. Она метнула опущенный взгляд к одинокому яблоку на соседней тумбочке, прошлась по гипсу на покалеченной руке и вновь обратила его на Клима, который внимательно наблюдал за ней.
– Размышляешь теперь, в то ли отделение меня поместили? – робкая усмешка резко контрастировала с её недавним эмоциональным напором. – Не бери в голову. Я люблю красочные художества. – Пресекая любую возможность для Клима ответить, Аврора сразу сменила тему: – Тебя, наверное, ждут, а я задерживаю, болтая всякую чушь.
– Ничего, подождут, – отмахнулся Клим, не желая копаться в придуманном на дурака предлоге, чтобы без лишних подозрений попасть в палату к Авроре, – он сам принял правила начала игры, но дальше волен вести её честнее. – Или прогоняешь меня, потому что к тебе должен кто-то прийти? – Он заговорщически подмигнул девушке.
– Нет, никто не должен, – она не повелась на его шутливый намёк. – Бабушка уже побывала у меня с утра. Переживает, что тут плохо кормят, вот и договорилась с врачом приходить с гостинцами до обеда.
– От горшка два вершка, а бабуля у тебя боевая, – ухмыльнулся Клим.
– Да, переупрямит любого, – Аврора покачала головой, закатывая глаза.
– А подружки? Больниц боятся или что? – поинтересовался он.
– У меня нет подружек, – абсолютно серьёзно ответила Аврора.
Она не кокетничала, а спокойно обозначала существующий факт. Климу вдруг стало не по себе, как будто он случайно спросил что-то очень личное. Не понимая, откуда на него напала необъяснимая неловкость и с какой стати у молоденькой девчонки нет подруг, он задал ещё более очевидный, по его мнению, вопрос:
– А мать твоя где? Она, вообще, в курсе, что с тобой произошло? Или и в ус не дует, шаболда?
Аврора побледнела. Молча встала и потянула Клима за рукав. Он поднялся и последовал за девушкой. Не проронив ни единого слова, она открыла дверь, подтолкнула его выйти в коридор и закрылась в палате.
Глава 10
Клим вперил немигающий взгляд в захлопнувшуюся дверь. «Захлопнутую», – издевательски подсказал внутренний голос. Сказать, что он ох…офигел, означало «ничего не сказать». Он даже не успел сообразить, куда и для чего его тянет Аврора, как уже оказался выставленным вон без всяких объяснений. «Сам своими ногами вышел, между прочим», – раздухарился всё тот же противный голос у него в голове.
Жутко разозлившись, Клим распахнул дверь.
– И что это было? – требовательно процедил он в спину стоящей перед окном девушки.
– Ответ, – нейтрально произнесла она, продолжая смотреть в окно, только вся словно подтянулась и сгруппировалась.
– Ответ? – переспросил Клим, распаляясь ещё сильнее. – Будь добра повернуться лицом, когда с тобой разговаривают.
Аврора медленно развернулась, непроизвольно качая больную руку и спокойно посмотрела на Клима, сжавшего кулаки.
– Один ответ на три вопроса?
– А он на все три одинаковый, – уточнила она, будто не замечая его раздражения. – Можешь думать, что хочешь, но не смей при мне так говорить о моей маме. Или сразу уходи и оскорбляй себе на радость, сколько угодно. Мне она мама, даже если для тебя и всех остальных самая последняя шлюха и прожжённая блядища.
Клим прирос к полу, совершенно не ожидая услышать подобное, крайне приземлённое определение от этой странной девушки не от мира сего. Она смотрела открыто и с вызовом, чем вызывала настоящее уважение.
– Что ж, справедливо, – Клим провёл растопыренными пальцами по затылку. – Я о своей матери далеко не самого высокого мнения, но от других не потерплю нападок на неё. За это извини, – он надавил на Аврору взглядом, который, однако, не подействовал: девушка не стушевалась и, как показалось Климу, лишь чуть выше задрала подбородок. – Только прежде чем гнать меня в шею, могла бы сначала объяснить словами. Я вроде не дурак и русский язык понимаю.
– Просто ты давно всё для себя решил. Так зачем тебе мои объяснения?
Они пересеклись взглядами, выискивая каждый что-то своё в глазах друг друга.
– Честно, сам не знаю. – Клим пожал плечами, нисколько не кривя душой. – Но ты как-то очень доходчиво объясняешь. Мне бы кто-то дал вот такой понятный расклад про краску для стен, как ты про разный жёлтый рассказывала, так и ремонт бы в квартире однозначно ровнее шёл, а не через пень-колоду.
Аврора заметно расслабилась и полуприсела на подоконник.
– Ты уверен в своей правоте, поэтому не пасуешь и говоришь всё прямо. Немногие так умеют. А то, что ты честный, позволяет признавать, когда ты не прав. Хотя это даётся тебе гораздо сложнее.
– П…аршиво даётся, что есть, то есть, – согласился Клим.
– Теперь сам понимаешь, почему у меня нет подруг? – Аврора улыбнулась одними губами, но глаза остались серьёзными.
– Потому что ты не церемонишься и не ходишь вокруг да около, боясь ненароком обидеть? – предположил Клим.
– Потому что нельзя, – она подняла вверх обе руки, поморщилась, опустила правую и изобразила в воздухе кавычки пальцами левой руки, – дружить с дочкой шлюхи. Можно заразиться проституцией и ослабеть на передок, научиться плохому и погрязнуть в недопустимом разврате с юных лет. И вообще, что люди скажут?.. – Она уставилась в одну точку перед собой. – Только дело в другом: легче судить созданный и допридуманный образ, чем дружить с человеком, который есть за ним.
Клим подошёл к стулу и взялся за его спинку, чтобы просто куда-то пристроить руки.
– Хотя то, что ты сказал, ведь тоже правда, – продолжила Аврора. – Люди с пеной у рта доказывают, что ждут от дружбы прямоты и искренности, а на самом деле боятся их и всячески избегают. Наверное, по-настоящему дружить дано единицам. Не на пустом же месте существуют примеры такой дружбы. Мне пока не повезло её испытать, а подделка не нужна. – Девушка замолчала, буравя задумчивым взглядом воздух перед собой. – В общем, у такого бесцеремонного отродья шалавы, как я, нет друзей и подружек. – Подвела она итог, фокусируясь на Климе. – Вчера ты ошибся палатой. Сегодня приехал, потому что обещал привезти яблок. А к кому ты приехал?
– К тебе приехал, – ответил Клим, уже понимая, что она спрашивает про что-то другое. – Тебе яблоки эти, будь они неладны, привёз. – Он обошёл стул и уселся, уперев локти в колени. – Слушай, ты задаёшь вроде бы простые вопросы, но ждёшь каких-то сложных ответов на них. Ты это ты. Ты – Аврора, соседская малолетка, которая всегда была ни на кого не похожа. Одно время я вообще считал тебя немой. И, кстати, я приехал не только, чтобы передачку тебе доставить. В художествах твоих я пень пнём, но всё-таки не полный чурбан. Поддержать тебя хотел. И хочу. Потому что это абсолютный п…издец, что с тобой произошло. – Клим честно попытался подобрать более приличное слово, но не вышло: дерьмо оставалось дерьмом, каким бы ядрёным освежителем его ни заливали. – Что ещё ты хочешь от меня услышать?
Аврора разрумянилась. Не покраснела, как бывает, когда человек смущается или нервничает. Казалось, её кожа, бледная буквально секунду назад, вдруг покрылась загаром. «По ходу ещё пара визитов сюда, и начну Милке советовать, какой тональник брать для её моськи», – Клим едва не чертыхнулся.
– Я для тебя не дочка гулящей? – без всяких намёков уточнила Аврора.
– Твоя мать гулящая, – Клим начал, как обычно, но внезапно провалился в серьёзные синие глаза, которые настороженно ждали от него ответа, и не просто ответа, а несомненно чего-то более важного. – Ты её дочь. Но это просто… знание, что ли. Я не думаю о тебе в сцепке с ней. Не вяжешься ты с гулящей, даже через мамашу свою.
– Почему ты так думаешь о моей маме?
И снова взглядом насквозь продирает его так, что отвернуться хочется невтерпёж, но нельзя: в конце концов, перед девчонками пасовать – последнее дело.
– А почему все о ней так думают? – огрызнулся он, опять чувствуя необъяснимый подвох в её словах.
– А ты разве все?
Клима словно мешком по башке огрели. Знатно так приложили, качественно. С одного удара.
– А ты любишь отвечать вопросом на вопрос? – он стряхнул напавшую на него растерянность и погасил вспышку злости из-за того, что никак не мог нащупать способ, как общаться с этой вроде бы совсем ещё зелёной соплячкой, которая вела себя порой как мудрая столетняя сова.
– В этом мы похожи, не находишь? – неожиданно задорно улыбнулась Аврора, чем разрядила накалившуюся между ними атмосферу. – Не удивлюсь, если и у тебя с твоим вечно правым нахрапом нет друзей.
– У меня есть друзья. Мне повезло.
– Парням проще, – хмыкнула Аврора. – Неясно с первого раза – наваляли друг другу и сразу прояснили, кто есть кто и кто есть что. Девчонкам в этом плане сложнее: промолчишь – гордячка и самая умная, пытаешься объяснить – слабачка и нарываешься на снисходительно-унизительное покровительство, даёшь отпор – стерва, кулаком в нос – …
– Пацанка и оторва, – закончил Клим.
Аврора кивнула. Он сильно выдохнул и расслабился. Объяснил же вчера, что имел в виду, спрашивая о том, в какой день произошла авария. Пусть теперь она уточняет то, что её не устроит в его ответах.
– К слову про всех: в чём-то я далеко не все, в чём-то совпадаю и с ними. Да и дыма без огня не бывает. – Он предупреждающе ткнул указательным пальцем в направлении Авроры: – Пообещай, что не психанёшь и не прогонишь поганой метлой, тогда доотвечу про мнение о твоей матери.
– Обещаю, – без раздумий согласилась Аврора. – Я же сама спросила.
– Без народных обобщений, – специально голосом выделил Клим, – она подкатывала ко мне лично. Можно, конечно, сделать вид, что женщина оделась в облегающий чулок, забыв про трусы и лифчик, чтобы гораздо убедительнее нести чушь о холодном воздухе в подъезде и чудесах климат-контроля. Только мне было шестнадцать, и я уже не был девственником, чтобы включать наивного дурака, а тем более позволять делать его из меня на потеху какой-то капризной бабёнке.
– Она ничего не предложила, но ты сразу решил, что она тебя соблазняет, – подытожила Аврора и без паузы поинтересовалась: – А если с народными обобщениями?
– По ним – полдвора пацанов прошли свой первый урок через постель твоей матери.
Девушка отлепилась от подоконника и уселась на свою кровать, подвернув под себя одну ногу.
– Вторая же часть двора несомненно держала свечку и протоколировала каждый акт посвящения в мущ-щины. Поминутно, с датой, местом и секундомером. Мальчишки хвалились, а не отхватившие её внимания взрослые дядьки жаловались и поддакивали своим жёнам, что Алькина курва сбивает их с пути истинного и уводит из семьи… Таких никчёмных, ведомых и безвольных. – Аврора брезгливо передёрнула плечами. – Почему всегда громче всех кричат те, кто ничего из себя не представляет? Так противно, но так обыденно.
– Она оставила тебя бабке, чтобы ты не мешала ей мутить с мужиками и устраивать личную жизнь, – Клим поднял руку, призывая Аврору не перебивать его. – Со мной точно так же поступила моя мать, поэтому я имею полное право так говорить. Пусть по разным причинам, но мы с тобой были для них крайне неудобным пригрузом.
– Говори, пожалуйста, за себя, – чуть ли не по слогам, хотя и спокойным тоном парировала Аврора. – Ты не знаешь мою маму, как я не знаю твою. Но когда бы я ни видела её, твоя мать всегда была печальна. Не опечалена, а печальна, как будто ей пришлось заплатить всей радостью до последней капельки за всё остальное.
– Она сделала свой выбор, – категорично отрезал Клим, отметая всплывший в памяти рисунок из дневника Авроры, на котором была изображена его мать со следом от слезы, и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула.
– Но даже сделав выбор, всё равно можно о нём пожалеть. Одно другого не исключает.
«Бл…ин, девочка, ты реально не ловишь, что не стоит развивать тему дальше, или такая упёртая?» – подумал Клим и скрежетнул зубами.
– Какой смысл сожалеть о том, что уже не исправить?
– Не исправить или не хотеть исправить? – Аврора смотрела на него во все глаза без малейшего намёка на бесячую провокацию додавить чисто из вредности. В них горел интерес ребёнка, который вдруг получил от взрослого не отмазку, мол, вырастешь-поймёшь, а действительно полноценный разговор с ответами по существу.
– Ты не думала пойти в адвокаты? Любого прокурора вместе с судьёй заговоришь до заикания…
Клима прервал стук распахнувшейся двери. Фиолетоволосая игольница ввалилась в палату, ойкнула, увидев Клима на стуле посреди прохода, и помахала наглухо исписанным гипсом Авроре.
– Оставила место для тебя, – девица обвела пухлым пальцем единственное белое пятно в области запястья. – Не отнекивайся, Ро! Я видела, как ловко ты управляешься с карандашом левой рукой. Только на этой шняге им ни фига не прорисуется. Вот, смотри, я даже тонкий маркер надыбала.
– Анфис, я фломастерами не умею, не обижайся. – Аврора расстроенно закусила нижнюю губу. – Только всё испорчу.
– Ничё ты не испортишь! Тут таких каракулей накарябали, что на трезвяк не разобрать, – хохотнула толстуха, плюхнулась рядом с Авророй и вдруг обратилась к Климу: – Скажи, она пяткой нарисует шедевр, который некоторые худо-дожники всю жизнь мечтают нарисовать.
– Написать, – мягко поправила Аврора и застыла, опустив взгляд на свои перевязанные пальцы.
Ни разу в жизни Клим не разделял эмоции другого человека, испытывая их одновременно с ним. Он по-своему радовался за Ивана, беспокоился за бабушку, понимал, что баба Аля сильно переживает за внучку, чуял границу, за которой шутки в адрес Милки переставали ими быть, и старался не заступать за неё.
И вот на тебе, ни с того ни с сего… Он смотрит на замершую Аврору, похожую на прозрачную сосульку, которую переломить как раз плюнуть, а между рёбер его реально ошпаривает острая боль. Чёрт знает, каким там по счёту чувством, но он ощущает, как ей хреново прямо сейчас, как будто заполнившие её худенькое тело боль и тоска отскакивают беспорядочным эхом у него в грудине, и если он не сделает что-нибудь очень быстро, то она просто перестанет дышать.
