Анна Евдо
Цвет МЫ
Глава 1
– Суч…ок разбухший! – выпалил Клим, ударив по тормозам, и крепко сжал руль.
В зазор перед ним внезапно попытался втиснуться блестящий паркетник, который вела размалёванная моделька с раздутыми губищами-варениками.
– Заподмигивала теперь «простить-понять», бл…оха!
Клим шумно даже не выдохнул, а выдул воздух. В горле в прямом смысле запершило от невысказанных слов. Он перегнулся к заднему сиденью и вытащил из пакета бутылку воды. Жадно отпил сразу треть, внимательно наблюдая за манёврами чуть не чиркнувшей его идиотки.
Непроизвольно подумал о Милане. Как же её не сравнивать с остальными, когда она и с виду девка красивая, и умом природа её не обделила.
Вот уж кто точно знает, на что его взять. Парень он честный. Плюс азартный. Что есть, то есть. Сама Мила самоотверженно выдержала неделю без всяких «заек» и писклявого голоска, теперь с него причитается неделя без мата и нецензурных выражений. «Хоть рот зашивай и мычи, п…есец!» – Клим невесело ухмыльнулся.
Хохотала в голос, зараза! Потому что уверена, что он не сольётся и даже наедине с самим собой сумеет сдержаться. А не сумеет, значит, признается и получит штрафное задание. Его получать как раз совсем не хотелось. Лучше рот реально скотчем заклеить. С Милы станется запросить что-нибудь мимишно-утипушное, а там он точно пас. Выбор между молчуном и соплежуйным дебилом изначально предопределён. Без вариантов. Ничего! Потерпит семь дней, вспомнит литературный запас великого и могучего. В конце концов, оправдает так не дальновидно данное матерью имя.
Вообще, Клим означало «спокойный, миролюбивый». Только с его характером вышла конкретная осечка. Не Клим он. Клин. Кликуха подходила ему идеально. Давно сросся с ней. «Климат» тоже звучало нормально, но это обращение было только для узкого круга. Знающие люди не из его числа не рисковали так называть Клима даже за спиной, иначе погода вокруг них сильно портилась.
Милка недаром была уверена в его честности, хотя сама периодически грешила обманом и недомолвками по мелочам. Юлить и врать Клим не умел и не хотел. Ложь всё равно вскрывалась, да и самому в ней запутаться – раз плюнуть. Враньё всегда нарастает, как снежный ком, а затем смывает беспощадной лавиной. Поэтому Клим предпочитал переть напролом, напрямую, тем самым клином.
Он не спешил трогаться с места, выдерживая расстояние больше необходимого между собой и девицей со свистком в пол-лица. Зае…ршись! Пусть христовая едет подальше от него. Бережёного, как говорится. Тем более, автомобиль, красавец, помеченный четырьмя кольцами, который Клим перегонял, должен был оставаться в идеальном состоянии. Его деловая репутация, качество и уровень услуг стоили гораздо дороже нескольких потерянных минут и сотни нервных клеток.
Клим взлохматил непослушные тёмно-русые волосы. Глянул мельком в зеркало заднего вида. Автомобиль за ним тоже не торопился. Клим прищурил зеленоватые глаза и сдул чёлку со лба. Пора наведаться в парикмахерскую. Давно волосы так не отрастали. Мила скоро начнёт ему во сне дурацкие гульки на темени крутить и детские резиночки с заколками нацеплять.
Машины тронулись, но парень справа от Клима тоже притормозил. Они обменялись понимающими взглядами. Деваха везде успела засветиться диагональной ездой и своими лепёхами.
Клим вспомнил, как Милана однажды нарисовала такие бровищи, что он трое суток с ней не встречался. Без обид тогда заявил, что подождёт, пока лишнее смоется. Красивая же девчонка, какого хе…реса себя специально уродовать, а из него делать якобы слепого придурка. Мода модой, но в зеркало хотя бы иногда надо смотреть адекватно и по делу. Мила подулась, раскрас притушила и больше таких бросающихся в глаза экспериментов не вытворяла.
Вообще, она нормальная. Сколько они встречаются уже? С полгода примерно, из которых месяц, как съехались. Он её не продавливает, но она как-то сама подстраивается под Клима. Женская натура всё же более гибкая, зато их обоих устраивает. Хотя он мог бы поклясться: Милка ждёт, что он изменится. Не действует в лоб. Если чует, что перебор устроила, заднюю включает или на тормозах спускает, но нет-нет, а всё равно то придумает что-то, то попросит, то спор смешной по-серьёзному затеет. Такой, как сейчас, например. Клим на неё не сердился. Её женская интуиция сбоев не допускала. Милана действительно его знала. Да и он сам согласился. Раз дал слово, значит, сдержит. Побудет благовоспитанным молодым человеком. Милку порадует опять же. Иногда можно потерпеть временные неудобства.
Трудности никогда не пугали Клима. С двенадцати лет он варился вместе со старшими парнями в окружении мопедов, мотоциклов и машин. В гаражах торчал большую часть суток. Его это. Копаться в движках, ремонтировать, отлаживать. Водить, получая особенный кайф – словно каждый раз за рулём он приручает автомобиль вместе с дорогой. Они становятся спетым, сработанным трио, в котором нет соперников – только соратники.
Клим любил подбирать и искать требуемое. Иногда приходилось поохотиться, чтобы достать нужную деталь, но оно того стоило. Многое в том, чем он занимался, незаконно, порой опасно, не без этого. Зато учит такому, чему ни в одном институте не научат, и людей на раз проверяет.
Светофор переключился. «Губы» свернули, начисто забыв про поворотник, и, уже освободив полосу движения, нервным тиком врубили аварийку. Клим тронулся с выдохом облегчения, не отказав себе в удовольствии посигналить вслед самоустранившейся помехе, которая без сомнений приняла внимание за комплимент и послала смачный воздушный поцелуй в его сторону.
– Пиз…анская ты башня, – процедил Клим, прибавляя скорости.
Машинка-мечта послушно полетела вперёд. Если бы он не любил так давно и так преданно свой автомобиль, забрал бы этот себе. Люксовые тачки Клим всегда перегонял сам. Расстояние и время не имели значения. Он переносил встречи и менял планы, но никогда не перепоручал их другим ребятам. Помимо внешней атрибутики и внутренних наворотов, в таких машинах была та самая стать, которая отличает настоящую породу. Они благородны. Без суеты и напыщенности. Им не нужно лезть из кожи вон. Они суть и ориентир сами в себе.
Клим рос и оставался парнем простым. Как говорится, сытый и не босый. Но чуйка на неподдельную мощь и цельность, без красования и показухи у него всегда работала как на людей и животных, так и на машины. Они вызывали бесспорное уважение. Везде и всегда.
Можно пойти выбросить мусор. Шавки сразу несутся и крутятся под ногами у контейнеров, тявкают, трутся о ноги и просят подачку, а одна стоит поодаль, ровно, не шелохнётся. У самой рёбра наружу и бока сводит, но ни звука, ни движения. Голод её гонит и требует, но она его приструняет. Аристократка до самой мелкой шерстинки.
Таким образом Клим и взял себе свою Леди год назад. Без паспортов и родословной, зато умнее, воспитаннее и преданнее зверя не найти. Дворянка-бастардка, но кровь-то не водица и стержень титановый в характер с рождения заложен.
Закинул тогда пакет с мусором, руки отряхнул и медленно к ней подошёл. Она не дёрнулась, не присела, прижав уши. Вытянулась вся в струнку, и глаза в глаза, в упор. Он к ней руку протянул. Она понюхала и, до сих пор Клим готов поклясться, что совсем чуть-чуть, но склонила голову набок: мол, что дальше? Он её не задел. Показалось, неуместно и пошло будет, если потреплет между ушами. Руку опустил и сказал, глядя в умные собачьи глаза: «Пойдём домой».
Именно уважение и самоуважение Клим всегда ставил во главу угла. Без них была невозможна ни дружба, ни работа, ни общение, вообще ничего. Лизать зад он никому не собирался, как и терпеть в своём окружении тех, кого не уважал.
Немедленно вспомнился Иван. Старший товарищ и наставник Клима. Поверил в пацанёнка в своё время. Разглядел в двенадцатилетнем сопляке потенциал, как любил говорить. Год уже живёт в тёплых краях. «Надо всё же выбраться к нему на недельку», – подумал Клим. В своё время Иван казался ему, мальчишке, невероятно и недостижимо взрослым. Хотя на тот момент Ивану было всего двадцать лет. Клину самому теперь двадцать четыре. Считай, полжизни крутится в этой сфере. Порой сам себя воспринимает старым, но случаются и вполне мальчишеские выкрутасы. Он уверен, что с Иваном они точно не будут на пляже с шезлонгов ноги в прибое мочить, а устроят взрослый разгул с пацанским размахом. Старший наставник давно с Климом на равных, но навсегда останется для него Иваном, именно с полным именем, никак иначе.
Клим загнал автомобиль в гараж. На завтра уже назначено время его передачи владельцу. Сегодня весь вечер получался свободным. «Как раз успею на бабушкину квартиру заскочить, – пробежался по дальнейшим планам Клим, пока закрывал гараж. – Заодно родные пенаты проверить, со смотрящими мальчишками перетереть за жизнь и про насущные проблемы, стоянки опять же очно осмотреть – давно не наведывался».
Он уже купил своё собственное жильё. Хотя с бабулиной хатой в старой доисторической хрущёвке расстаться никак не получалось. В ней будто бы до сих пор витал сводящий с ума и башку, и желудок запах булочек с изюмом, жжёного сахара и самодельных петушков, которые они поочерёдно лили вместе с бабушкой ложкой со специально продавленным желобком по центру на расстеленную фольгу, делая кривые монетки-леденцы, и влепляли в них зубочистки. Именно там до сих пор спалось беззаботным глубоким сном. Даже замкнувшую от долгого сидения за рулём шею произвольно отпускало в стенах этой квартиры.
Пара лет прошла, как Клим начал её сдавать. Тщательно выбирал квартиросъёмщиков. Их сменилось немного, но перед каждым новым заездом он ночевал в той самой спальне, из которой подростком сбегал по ночам. Крепкий тополь у самого окна был надёжной лестницей со второго этажа.
Никаких нареканий на жильцов раньше не поступало, а этим утром прилетел нежданчик, бл…яшки-баклажки: звонок из обслуживающей дом конторы о том, что якобы жалоба на них поступила от соседей. Говорить возмущённые хотели только с хозяином, наотрез отказываясь идти на прямой контакт с жильцами, поэтому придётся ему ехать и разбираться на месте.
Как раз воспользуется случаем без предупреждения проверить якобы заброшенные тупики со ставшими без каких-либо официальных разрешений не сквозными дворовыми арками. Его ребята содержали их в относительном порядке, чтобы ни у жителей не возникло соблазна нажаловаться на недосмотр коммунальщиков, ни у чиновников глаз не загорелся погонять незваных активистов по инстанциям с заведомо конкретной поправкой на бюджет. Клим использовал такие закутки в старых спальных районах для передержки машин, оценки фронта работ, да и спрятать вот так на виду порой то, что нельзя было светить, было как нельзя кстати.
Клим сел в свой автомобиль. По давней привычке погладил руль. Будто по холке потрепал, как ухоженного резвого коня. Чёрного, лоснящегося, чистого и окружённого заботой. Потому и не подводил он его ни разу.
«Пойдём вечером в кино?» – написал Милане, по которой действительно соскучился. Всё же всю рабочую неделю провёл в разъездах. Сделает Милке приятное, так она ночью сговорчивее будет.
«Уже выбрал?» – ответ от неё не заставил себя ждать – краткий и с надеждой, раз Клим сам предложил, что выбор будет за ней.
«Выбирай любое, кроме слезливого икания», – не удержался от уточнения, потому что всё равно загодя проверил фильмы, заявленные в афише.
Он подумал об этом без сожалений. Ему тоже хотелось провести приятный вечер, без напрягов. Пора расслабиться, чтобы обоим было в кайф.
«Даже тупая комедия???»
Клим вздохнул и с мыслью «Мил, давай без перебора» набрал ответное: «Любое, кроме пупсиков с одышкой и коровьими глазами».
Погасил экран телефона и выехал на дорогу.
Глава 2
Липы уже отцвели, но их запах настолько неотделимо был связан с бабушкиным домом, что Клим заранее открыл окна и вдохнул полной грудью, заезжая во двор. Заметил, как тут же спорхнул со спинки ветхой скамейки тощий мальчишка и исчез в одном из подъездов. Усмехнулся. Он сам так начинал. Жутко злился, когда бабуля загоняла его домой поесть, вынуждая покинуть доверенный ему пост. Он запихивал в себя обед или ужин, не глотая, хватал пару ломтей хлеба про запас и нёсся обратно.
Клим заглушил двигатель, вышел из салона и привалился к дверце.
Многие старые дворы в городе уже переделали и модернизировали. Они обрели мусорные контейнеры на колёсах, новые лавки, детские площадки, выделенные и геометрично разлинованные парковочные зоны. А двор его детства превратился в машину времени.
Входные двери без подъездной группы губошлёпо распахивались прямо из стены. Дом местами до сих подслеповато пялился на происходящее сквозь старые облупившиеся деревянные оконные рамы. Покосившаяся и казавшаяся некогда высоченной железная горка, вросла в землю и походила на согнувшуюся старуху с кривой спиной, но ясной памятью. Водители здесь воевали за место на пешеходной дорожке или прямо на вытоптанном газоне под раскидистыми деревьями, которые создавали естественную тень над большей частью территории. По их толстым, у многих раздвоенным стволам лазали кошки и дети. Жильцы самостоятельно спиливали разраставшиеся и брякающие в окна ветки, устраивали посиделки под густыми кронами за собранными из подручных досок столами и до сих пор знали друг друга в лицо и по именам.
Клима никто не ждал, но заметили сразу все. Полупустой двор ожил. В подвале мелькнула макушка. Заскрипели металлические пластины допотопного гаража-ракушки. С разных сторон появилось четверо подростков. Они не приближались, но явно обозначали своё присутствие. Из подъезда, где скрылся малец, вышел рослый парень и направился к Климу.
– Каким судьбами, Клин?
Они пожали руки.
– Жалуются, Коль, – нейтрально проговорил Клим, вытаскивая сигарету из предложенной пачки.
Курить он не хотел. Но, во-первых, не каждый может вот так запросто угостить начальство куревом, и подобный жест для собравшихся зрителей подчеркнёт авторитет Колоса – Колосова Кольки, увальня из параллельного класса, которого Клим часто задирал в детстве, пользуясь своей прыткой худобой. Во-вторых, размытые ответы почти всегда обнаруживают то, что собеседник хотел бы скрыть. Судя по тому, как Колос сжал пачку и дёрнул подбородком, получалось, что вовремя квартиросъёмщики Клима взбрыкнули.
– Так не на что у нас тут жаловаться, – Колос не стал возвращать вопрос и не ушёл в защиту с наездом «Кто же и на что?».
Клим всё-таки прикурил, мазнув беглым взглядом по нахмуренному лицу Кольки: учится парень не паниковать раньше времени, но до актёра ему, как Климу до танцора.
– А чего зубами заскрипел тогда?
– Клин, – Колос сделал глубокую затяжку. – Если соседские накапали, так это у них там залётные катаются, как у себя дома. Мне своих забот хватает, чтобы ещё за ними бдить. У нас всё путём.
– Давай прогуляемся. – Клим отлепился от дверцы, демонстративно не закрывая машину на замок и не выставляя сигнализацию. – Выдыхай, Коль, я по квартире заскочил. Обойдём всё и пойду разбираться. Не слышал, случайно, что там с верхним этажом не поделили мои жильцы, ма…мы-их-наверняка-хорошие-женщины?
– Про мам их не знаю, – растерялся Колос, сбитый с толку окончанием вопроса, и почесал затылок. – Кому могли эти ботаны помешать? Разве что формулы зубрили шибко громко с утра пораньше. Клин, ты ж не просил за ними приглядывать. Но я буду, без базара.
– Посмотрим, – передёрнул плечами Клим, отмечая краем глаза, что один из подростков остался возле его машины, а остальные, соблюдая расстояние, двинулись следом за ним с Колосом.
С проверкой управились довольно быстро. Клим поднялся на второй этаж. Осмотрел дверь бабушкиной квартиры снаружи. Вслушался в царящую за ней тишину. Покрутил в кармане ключи и отправился выше на четвёртый, гадая, кто из проживающих там столь настойчиво требовал встречи с ним.
Насколько он помнил, там жила мелкая юркая бабулька, похожая на седую кучерявую овечку-недоростка, застывшая в одном возрасте, который не поддавался определению, и её такая же носимая ветром внучка. Только девчонка была рыжей и прямоволосой. Видимо, пошла в неведомого отца, потому что её мать унаследовала блондинистую кудрявую шевелюру от своей матери.
Горе-мамашка появлялась хаотично в перерывах между мужиками, с которыми с завидным упорством пыталась устроить личную жизнь. Заваливала единственную дочь подарками, подкидывала деньжат. Отсыпалась несколько дней, но успевала для разнообразия соблазнить одного-двух вошедших в бурный пубертат юнцов в округе. «Бесплатно открывала им взрослый мир, проводница е…гипетская. Шма-ра», – Клим разбил последнее слово по слогам. Оно точно не относилось к запрещёнке этой недели. Затем благодетельница снова пропадала до очередного отпуска от бл…уда. Клим фыркнул, осознав, что уже не просто наобум заменяет матерки, а подбирает синонимы.
Ладная бабёнка, холёная. Глаза мутноватые. Такие обычно называют «с поволокой». Сочная, ловкая, с шустрыми пальцами, которым, наверняка, без заеданий подчинялись ремни и застёжки ширинок. Подкатила к нему однажды осенью на площадке между этажами, кутаясь в тонкий халат, который порнографически точно обрисовывал фигуру, явно не упакованную в нижнее бельё, и замурлыкала что-то про настройки климат-контроля. Отточенным движением забрала у него сигарету, пососала фильтр и поднесла обратно к его рту. Он уставился на её полные губы, от которых шестнадцатилетнего пацана нехило так вело. А потом перевёл взгляд на поплывший след от помады на сигарете – и стало противно. Ведь ей было абсолютно всё равно с кем и где. Он почувствовал себя вещью, которую эта марам… мадам вбила себе в голову заполучить любым способом. Ужасно разозлился тогда. Послал её грубо, пытаясь намеренно задеть побольнее, а потом ловил на себе её странные взгляды. По идее, она должна была хотеть прибить его за отказ, а она смотрела как будто с уважением и… неприкрытой завистью. Бл…ондина с глазами кошки, уже прожившей несколько жизней из отмеренных ей девяти.
Клим внезапно замер перед последним лестничным пролётом. Никогда раньше не задумывался, а тут вдруг торкнуло ни с того ни с сего: «В чём, собственно, разница между его матерью и той соседкой-шалавой? Одна – порядочная замужняя женщина, на второй пробу ставить негде, а как матери – обе одинаковые кукушки».
Он стал постоянно жить с бабушкой с семи лет, как только пошёл в школу. Мать как раз вышла второй раз замуж. Отец Клима сразу после его рождения уехал на север за деньгой и геологической романтикой и больше не вернулся. Нашёл ли он там всё это или нет, да и жив ли он вообще, кануло в историю, потому что в подробности развода родителей Клим не вникал, будучи слишком мелким тогда. Став же взрослым, отношения родителей и вовсе его не касались. Отца он не знал, как и алиментов или дежурных подарков на день рождения от него: скинул человек семечку и исчез, будто ветром надуло. И самого сдуло в неизвестном направлении. Хотя так оно лучше, чем, как дружбан Клима Федька, получать из года в год по тому никому не нужной энциклопедии на день рождения и сочинять несуществующие письма от отца сыну, лишь бы побравировать, что его-то не бросили.
Отчима же от общения с сыном оберегала мать. Тот не любил детей, много работал и жутко уставал, чтобы ещё в личное свободное время терпеть рядом непослушного, своевольного чужого мальчишку.
Мать навещала их с бабушкой регулярно по воскресеньям до обеда. Благо, что не с семи утра. Всегда причёсанная, подкрашенная, в платьях, на которых никогда не возникало ни единой складки, она первым делом пролистывала школьный дневник Клима, проверяла тетради, а затем таскала сына по выставкам и музеям, иногда – и вот такие выходы были ему действительно в радость – водила в цирк или зоопарк.
Однажды он уговорил её сходить в кино. Только ему, второклашке, хотелось посмотреть мультик, а мать категорически отмела эту глупую идею и купила билеты на какую-то унылую говорильню. В итоге Клим уснул, с трудом выдержав полчаса, за что получил выговор от матери и был лишён сладостей. Его не задело ни то, ни другое. Мать воспитывала его каждое воскресенье, выдавая одной порцией всё то, что у его друзей растягивалось на неделю. А магазинные сладости он не любил, как и бабушка. Только он подкупал ими младших пацанов выполнять его поручения или угощал симпатичных и невредных девочек в школе, а бабуля выставляла их к чаю под тополями с соседками.
Кстати, бабушку тоже не задевали нотации от его матери. Она молча выслушивала замечания и наставления от дочери, убирала в шкатулку выданные на неделю деньги и вручала список малых вещей или требуемого к школе. Клим как-то спросил бабушку, зачем она просит у матери одежду для него. Ведь они и сами вдвоём запросто могут пойти и всё купить, к тому же некоторые вещи с осени, например, спокойно можно было донашивать весной. Бабуля взлохматила ему волосы и ответила, что если в человеке ещё слышен голос совести, не стоит помогать ему его заглушить. Клим тогда мало что понял, но уточнять не стал, потому что бабушка не была болтушкой. Её слова точно что-то значили, и со временем он их осознавал. Вот и про голос совести уже три года, как бабушка умерла, осознаёт. Во всяком случае, пытается.
До его восемнадцатилетия материнские воскресенья продолжались без пропусков, но не ради неё он на них присутствовал, а ради бабушки, которая редко что-то требовала от внука, но тут была непреклонна. После совершеннолетия он выдохнул и упрямо занимался своими делами, воспринимая визиты матери как некую данность, которая вшита в воскресенье. Раньше она ограничивалась максимум четырьмя часами, но вдруг стала задерживаться, иногда даже дожидаясь возвращения Клима с ночёвки вне дома или спонтанной поездки за город.
После похорон бабушки, мать отдала ему свои ключи и подтвердила, что не будет оспаривать завещание, по которому квартира переходила Климу. Личные встречи по воскресеньям заменились телефонными звонками. Всегда звонила она. Клим набирал её сам только в день её рождения. Больше звонить нужды не было. Мать не навязывалась. Он привык жить без неё. А на первую годовщину смерти бабули та самая совесть, будь она не ладна, неожиданно сподвигла Клима позвонить самому и предложить вместе съездить на кладбище утром. Мать сразу согласилась.
В дороге они молчали. У могилы тоже настроения поговорить не прибавилось. На обратном пути мать пригласила его в кофейню помянуть бабушку блинами. Теперь уже согласился он. Клим оплатил заказ, пока мать доставала кошелёк. Поели быстро, обменявшись ничего не значащими фразами о вкусе кофе и еды. На выходе неловко помялись на прощание, и мать всё-таки воровато тронула его за рукав. Сама вздрогнула от непривычного жеста и попросила подумать, можно ли устраивать такие встречи в кафе раз в неделю, но в удобное для Клима время. Он еле сдержался, чтобы не съязвить о том, что скажет о таком свободном графике её муж, но бабулин голос в голове о том самом эхе совести его остановил. И покоя не даёт по сей день, заставляя к концу недели выкраивать час на встречу с матерью.
Клим очнулся от раздумий. Какого ху…тора?! Гулко хлопнул по шатким перилам, рассердившись на себя за несвоевременные нюни. Перемахивая через ступень, поднялся на нужный этаж и вдавил кнопку закрашенного в цвет стен звонка.
