Анна Драницына
Вещь
Кассета 5
– На чем мы остановились?
– Ты украла вазу в кафе.
– Точно. Но тогда это еще было тем, что ты называешь «игра». На следующий день после кражи, кое-как приведя себя в порядок, я помчалась на работу, чтобы разгрести ворох накопившихся проблем. Секретарша с нескрываемой радостью сообщила, что клиенты отваливаются от нас, как гнилые груши, а большую часть из них переманивает к себе Верка. Странные существа эти женщины-подчиненные. Та же секретарша Ленка: разведенка, двое детей. Где еще она найдет такое теплое место, как в моей компании? Кто еще, кроме меня, согласится терпеть ее дурной нрав и бесконечные больничные? Так нет же, все равно завидует, стреляет глазами на мои украшения и одежду, мысленно плюет из окна на BMW и ненавидит меня всеми фибрами своей неудачливой душонки. «Уволю, змею, через неделю, как только закончит оформление сделки с конторой «Маркачян и сыновья», – устало подумала я и пошла в кабинет. Компьютер мерцал в темноте полупустыми таблицами, в которые раньше еле-еле влезала наша огромная база клиентов. К моему огромному огорчению, восстановить ее так и не удалось – как издевательство, остались только жалкие ошметки. Возможно, что у кого-то из сотрудников и был дубликат, но Верка его перекупила. Знаешь, они все меня терпеть не могли и теперь отыгрались сполна.
Я качалась из стороны в сторону на гнущемся немецком стуле и смотрела на телефон. Казалось, что он умолк навеки, хотя еще месяц назад у меня через пару часов работы пухло правое ухо, и я прикладывала к нему медную пепельницу в форме сердечка. Теперь это был единственный оставшийся подарок Корецкого. Телефон же поблескивал издалека цифрами, отбивающими время, и не издавал ни звука. Я туманно припоминала события вчерашней ночи, которые казались мне эпизодом из фильма или фрагментом давно прочитанной книги. Лицо незнакомца в памяти почти не сохранилось. Я помнила только темные волосы, черные глаза и запах дорогого одеколона. Вся моя вчерашняя одежда пропахла им, и этот тонкий аромат запрещенного наслаждения я бы узнала из миллионов.
Из состояния апатичного оцепенения меня вывела Ленка-змея, которая сообщила, что какой-то мужчина просит меня к телефону.
«Как поживает ваше новое приобретение?»
«Маркачян, это ты, старый дурак?» – спросила я, но тут же поняла, что голос мне мало знаком.
«Нет, это не Маркачян, не Хачатурян и тем более не старый дурак. Это твой новый ангел-хранитель».
До меня дошло, что звонит вчерашний незнакомец, и у меня от волнения впервые в жизни перехватило дыхание. Обычно в разговорах с мужчинами я чувствую себя как рыба в воде. Я плыву по течению деловой или игривой беседы, обходя рифы и постепенно подбираясь к жирным червякам на их удочках, чтобы незаметно проглотить наживку. Я знаю, как и о чем с ними надо говорить, за счет чего моя фирма когда-то очень преуспела. Но в тот момент я почувствовала себя преступницей, прелюбодейкой и черт знает кем еще и поймала себя на жутком желании бежать куда глаза глядят.
«Испугалась, да? – спросил голос. – А ведь я всего лишь хотел позвать тебя пообедать, у меня тоже скоро перерыв».
Я была уверена, что повторная встреча с этим сомнительным типом мне вовсе ни к чему. Но мне не хотелось думать, что я окончательно сдала и теперь начинаю дергаться из-за малейшей ерунды. Тетки-подчиненные заглядывали мне в лицо, пытаясь понять, как я переношу удар, но я улыбалась и делала вид, что снова на коне.
Он сидел за третьим столиком в «Макдоналдсе» и пил кофе, просматривая газету на английском языке. При входе на меня неожиданно снова нашел ступор и паника, и я, наподдав себе мысленных пинков, протиснулась к свободному стулу рядом с ним.
«Садись, – не отрываясь от газеты, кивнул он мне, – я купил тебе комплексный обед. Если эту американскую гадость вообще можно назвать обедом».
«Если тебе не нравится «Макдоналдс», мы могли бы встретиться в другом месте», – удивилась я.
«Мне нравится, что мне тут ничего не нравится», – загадкой ответил незнакомец, наконец оторвав глаза от газеты и чуть улыбнувшись. Это был совсем не тот тип мужчин, что мог бы меня заинтересовать. Он был небольшого роста, чуть повыше меня, коренастый и напряженный, как бойцовский пес. Казалось, что он отовсюду ждет удара и всегда готов к смертельной схватке с врагом. У него были глаза с еле уловимым восточным разрезом и черные как воронье крыло волосы. Пожалуй, в целом он был похож на ворона. Нос с горбинкой. А глаза, казалось, не только пристально смотрели на собеседника, но еще и успевали оценить все, что происходит в данный момент вокруг. У него были тонкие губы, и даже когда он улыбался, они лишь краями поднимались вверх, никогда не обнажая зубов.
Мы немного поболтали об отстраненных вещах, и я окончательно уверилась в том, что мне попался тот редкий экземпляр мужчины, у которого грань между любовью-ненавистью, серьезным-смешным, умным-глупым очень тонка. Протискиваясь сквозь смог недосказанности, я ощущала себя канатоходцем без страховки: в разговоре он был практически неуловим и абсолютно неуязвим. Особенную странность нашей встрече придавало то, что мы, двое солидных людей, сидели в «Макдоналдсе», словно пытаясь втиснуться в кукольный домик на детской площадке, чтобы полепить куличики. Дурацкий желтый клоун, который всунул нам разноцветные воздушные шары, окончательно подтвердил всю нелепость ситуации. На все мои вопросы о себе Марат (а это был он, как ты уже, наверное, догадался) либо отшучивался, либо давал предельно сжатую информацию. С его слов я поняла, что он занимается ценным металлом, но как именно, он умолчал. Может, золото моет в горах, а может, медью торгует. Его бронь «о себе ни слова» была поистине непробиваема, и я, устав туда ломиться, стала рассказывать о себе. Глядя на Марата, на его тонкие и в то же время мужественные черты лица, я продолжала ловить себя на мысли, что он не слишком красив, невысок ростом, но в то же время способен очаровать хоть Мисс Вселенную, если ему это понадобится. Когда ему было надо, он умел тоннами извлекать из себя обаяние и остроумие. В случае со мной я ощущала, что он явно преследует какие-то сторонние цели, стараясь изо всех сил произвести на меня впечатление. Но он мог даже не прилагать никаких усилий, потому что вчерашняя кража и все, что за ней последовало, сблизили нас плотнее, чем соседей по карцеру. Я рассказала ему про Корецкого, мое полное банкротство в любви и делах, про ураган и странные мысли, про дрожащие руки и многое другое. Не знаю, почему я это сделала. Наверное, на тот момент у меня не осталось никого, с кем можно было бы поговорить по душам. Он смотрел на меня теплым и чуть ироничным взглядом. Слушал и, главное, слышал, что случается слишком редко в наши дни. Он грыз картофель фри, давая этим понять, что все мои проблемы – суета сует, а вот сидит он, который мне поможет кое-что понять, кое-что увидеть по другую сторону экрана. Маленькие детки – маленькие бедки, и я была для него всего-навсего глупой маленькой девчонкой, которая плачет из-за разбитых в кровь коленок во время игры в классики.
«Честно говоря, ты совершенно зря впала в депрессию по поводу своего бизнеса, поскольку слухи о могуществе Веры Андреевны и этого мурла Корецкого сильно преувеличены, – сказал он как ни в чем не бывало, вытирая губы буквой «М» на салфетке. – Я уже навел кое-какие справки и могу с точностью сказать: разбомбить этих липовых конкурентов – дело двух минут».
«Что значит, навел справки? И откуда ты знаешь их имена?» – обалдела я от такой прыти вчерашнего сообщника по похищению крокодила.
«Город у нас, милая Несси, не так уж велик, как кажется на первый взгляд, а круг деловых людей и вовсе малюсенький. И, как ты понимаешь, я в него вхож. Так что, извини за прямоту, найти информацию про твою контору было несложно. Тем более, ты давно находишься в центре внимания общественности. Скандал с похищением базы данных и маленькая потасовка возле банка стали хитом сезона. Ты там, честно скажу, выглядела не лучшим образом. Вела себя, как деревенская баба на базаре, которую обвесили на 100 граммов картошки. В следующий раз я не советую тебе марать руки обо всяких уродов. С твоими талантами достаточно только свистнуть, и этим займутся другие. Ну а визитку ты сама мне дала в порыве страсти…»
Мне стало противно, как будто я заглянула в унитаз и обнаружила там всевидящее око видеокамеры. Ненавижу сплетни и интриги. Все, что делается за спиной. А этот типчик, похоже, был мастак копаться в чужом белье. От прежнего ощущения душевного комфорта не осталось и следа. Вместо него к горлу подкатила тошнота.
«Спасибо, Марат Александрович; во-первых, я свистеть не умею, а во-вторых, как-нибудь сама справлюсь со своими проблемами. И уж будьте добры, не наводите больше справки. Если что-то надо – спросите у меня, прямо и без долгих предисловий».
Я вышла из кафе на свежий воздух и решила прогуляться немного по парку, обдумывая навалившиеся дела. Видеть вчерашнего знакомца больше не хотелось. Когда жизнь начинает вертеться против часовой стрелки и ты чувствуешь, как все накопленное ранее превращается в труху, разочаровываться в людях приходится каждый день. Поэтому я не слишком огорчилась из-за того, что ночной гость при дневном свете оказался серой молью. Днем их так много копошится в пыли повседневности. Лучше наша единственная встреча так и осталась бы в виде глупой вазы на рояле. В старости она напоминала бы о том, что я не всегда была злобной старухой, потрясающей клюкой вслед пролетающим мимо глянцевым авто, что я тоже могла пускаться во все тяжкие.
Марат догнал меня в парке и сунул в руки огромный букет хризантем.
«Украли букетик на кладбище, Марат Александрович?» – съязвила я.
«Будем считать, что вы расквитались со мной этим за живописание вашей битвы титанов возле банка и сразу перейдем к делу. Итак, вы хотите вернуть свою базу данных или окончательно решили подарить ее вашей сопернице?»
«Она мне не соперница, – начала было я опять с ним пикироваться, но голос разума взял верх. – А что, собственно говоря, вы можете мне предложить?»
«Сделку. Я возвращаю вам банк данных и разгоняю фирму-конкурента».
«И чем я должна буду отплатить, сексом в автомобиле на грязном сиденье?»
«Такой юмор оставьте для прыщей, типа вашего супруга Корецкого. Суть сделки заключается в том, что мне, по роду службы, приходится постоянно ходить на всякие банкеты, фуршеты и прочие празднества. Ты пообещаешь сопровождать меня везде и всегда, вплоть до дня рождения пекинеса моей тетки, до тех пор, пока я этого желаю. Если ты согласна, то можешь считать, что твоя фирма спасена».
«Служба эскорта? И кого я должна изображать? Жену или любовницу?»
«Смотря по обстоятельствам. При этом изображать никого не требуется. Ты вполне светский человек и впишешься в любую компанию…»
* * *
– И ты заключила с ним сделку, ни секунды не сомневаясь?
– Он предложил мне очень выгодные, как казалось на тот момент, условия.
– Получается, что Марат втянул тебя в игру. Игру если не сексуального характера, то психологического. Как ни крути, но вы проводили своего рода эксперимент. Тебе не кажется, что кое-что не сходится? Зачем тогда он привез тебя лечить? Или он не знал, что все зайдет так далеко?
– Игра, игра. Можно и так сказать. Люди-пешки, люди-кони и ферзи. Вся наша жизнь игра, как говорил наш друг Вилли. Думаю, никто из нас не знал, куда это приведет. Марат, хоть и прикидывался гуру в мире вещей, на самом деле был чуть более зрячий, чем я. А то, что он сейчас там, а я здесь, так это тоже элемент так называемого эксперимента. Только не мы его проводим, а над нами проводят. До того как ЭТИ залезли в него, Марат был удивительным человеком. Я могу ненавидеть и проклинать его, но нельзя не признать, что он настоящий охотник. И в тот нелегкий жизненный период спасти мое захиревшее Я мог только такой «циник от бога», как он. Уже много позже, слушая его едкие высказывания о жизни, я удивлялась, каким образом это знание пришло к нему так рано, всего лишь в 35 неполных лет. В то время как большинство людей понимают весь абсурд, всю нелепость бытия, уже стоя одной ногой в могиле. Осознают, что все, чем они так старательно занимались всю жизнь, обернулось не прекрасной картиной, которую можно украсить золотой рамой и повесить на стену в назидание потомкам, а беспорядочной и пошлой мазней дилетанта. Марат не стремился рисовать или вписывать себя в жизнь, он пытался делать все так, как ему хочется, и плевал на всех, кто думал иначе. Я тоже была или пыталась быть такой в период «до Корецкого», но потом что-то надломилась в хорошо отлаженном механизме моей души. И вот тогда я, как пиявка, присосалась к Марату, надеясь проникнуться его вселенским равнодушием, чтобы и дальше уверенно идти своей дорогой. Глядя на нас, все умилялись, какая прекрасная пара, не подозревая, что мы объединились, словно люди, больные редкой, неизлечимой болезнью, которую никто не в силах распознать, кроме них самих. Мы были хронически, с регулярными приступами абсцессии, больны вещами.
«Я искал тебя всю жизнь», – сказал он мне через неделю.
И это было правдой, потому что найти меня значило для него то же, что для невидимки вдруг увидеть свое отражение в зеркале. Шанс был один на миллион, но он случился. На первых порах тому случаю в кафе я совершенно не придала значения. Ну, подумаешь, пьяная экстравагантная выходка, которая благополучно переросла в новый роман. Марат ничего не говорил по поводу украденного крокодила, и я постаралась эту историю замять, чтобы не позориться перед ним лишний раз и не слушать его мерзкие подколки. Позже я узнала, что Марат был одним из самых богатых и влиятельных людей в городе, а может, и в стране. У него имелся ряд предприятий, связанных с переработкой цветных металлов, а на это, как я сразу поняла, можно было не только жить припеваючи, но еще и оставить наследникам на сто лет вперед. Моя фирма по производству окон и дверей, которой я так гордилась, была просто жалким объедком по сравнению с куском пирога, который успел захапать мой новый друг. Марат был человеком слова, и вскоре фирму Верки и Корецкого закрыла налоговая полиция. Сгубила их все та же холуйская жадность. Если бы они ограничились только банком данных, то, скорее всего, их новоиспеченная контора окончательно бы меня разорила. Но они, судя по всему, хотели вдобавок получать дополнительные дивиденды за счет шантажа. Дело в том, что моя черная бухгалтерия находилась на том же винчестере, что и базы, и соответственно была также ими украдена. Прижать меня как следует или даже упрятать в тюрьму было делом одного дня. Они зря тянули. Я рассказала Марату, что Верка заодно стащила «чернуху», где значились все «нетрудовые доходы», то есть то, что проходило мимо носа налоговой службы и представляло для меня непосредственную угрозу. Но, к моему удивлению, он лишь радостно потер руки, дескать, дело в шляпе. Оказалось, что они не только не сменили пароль и ничего не закодировали, но даже не попытались спрятать мой винчестер в сейф. Когда с легкой руки Марата налоговая полиция припутала их с поличным (руки за голову, всем стоять на месте, ничего вокруг не трогать!), Корецкий тепленьким сидел прямо за столом, в ящике которого притаился мой спаситель.
Я помню, как в тот день Марат позвонил мне и сообщил, что враг разбит наголову, и если я хочу, то могу насладиться триумфом, когда их повезут на допрос. Я сказала, что не испытываю такого желания, и мне показалось, Марат немного обиделся. Как если бы я не оценила дорогого подарка, отшвырнув его в самый дальний угол комнаты. Но он был неправ. Я не захотела упиваться их унижением, потому что вся моя иссушающая разум ненависть ушла в ту ночь, когда я украла вазу. Пинать же и плевать в потрепанного Корецкого мне не хотелось. Нужно иметь уважение к своей любви, даже если она тебя переиграла и оставила в дураках. Что касается Верки (которую Марат, чтобы позлить меня, продолжал именовать соперницей), то она, в некотором роде, оказалась товарищем по несчастью. Я была уверена, что Корецкий, который был юристом и прекрасно осознавал, в какие игры играет, заранее предвидел такой исход. Я не сомневалась в том, что Корецкий как-нибудь да выкрутится, а значит, платить за все придется исключительно ей. Наш же альфонс поскачет дальше в поисках надежных женских плеч, за которыми можно будет спокойно существовать, ни о чем не думая.
– Скажи, Несси, когда ты заключала сделку с Маратом, ты подписывала какие-то бумаги, договора?
– Ты шутишь? Какой договор? На бессрочную службу эскорта в моем лице? Конечно, нет. На другой день после разгрома Корецкого Марат позвонил и напомнил о второй стороне сделки. Намечался банкет в честь пятидесятилетия одного знатного банкира, и мы были приглашены. Марат сказал, что это также будет замечательным поводом отпраздновать мою победу над врагами. Я судорожно стала копаться в своих вещах, надеясь найти хоть что-то приличное, и с большим трудом отыскала вечернее платье с огромным вырезом на спине. Говорят, что голая спина как-то особенно действует на мужчин, у них срабатывает внутренний природно-животный инстинкт. Наверное, хочется схватить за загривок и утащить в нору. Однако Марат, судя по всему, принадлежал к травоядным и не оценил мой сексуальный вид. Он заставил меня надеть скромное длинное серое платье, в котором я разве что могла сойти за жену инженера с завода «Красный котельщик».
«Привлекать лишнее внимание нам вовсе ни к чему. Особенно если учитывать, что появление со мной женщины впервые за последний год и так будет сенсацией вечера», – ответил он на все мои возражения, швырнув платье с воинствующим вырезом на пол.
Кассета 6
Юбилей «крестного папы» проходил в старинном особняке. Его дворянские стены и не помышляли сотню лет назад о том, что новорусский мафиозо, чьи предки крутили коровам хвосты в деревне Дунькин Пуп, скупит в округе все земли, включая могилу знаменитого графа. Непонятно, на что банкиру сдался покосивший полуразрушенный склеп, но как мне шепнул на ухо Марат, стоили невзрачные руины со старинным покосившимся крестом целых 200 000 баксов. Склеп находился на земле, принадлежавшей одному деревенскому мужику. Там же стоял его бревенчатый старый домишко. Когда Илья Александрович закончил обустройство особняка, ему рассказали про местную реликвию. Похороненный поблизости граф, согласно легенде, был святым человеком. Он много помогал беднякам, создал школу для детей, брал сирот на воспитание к себе в дом. Поэтому на ту могилу люди и в наши дни приносили цветы. Особенно, если в семье кто-то заболевал. Говорили, что, если попросить графа о чем-то от чистого сердца, – обязательно сбудется. Разумеется, мужичок не соглашался продать дом ни за какие деньги. Пришлось строптивца ночью поджечь, а потом предложить небольшую сумму за землю далеким родственникам с севера. Те, конечно же, с радостью согласились. Так банкир приобрел святое место. Говорят, что иногда по ночам нынешний хозяин дворца вызывает дух графа, дабы проконсультироваться с ним по особо важным вопросам. Например, о курсе валют на ближайший год, о ценах на нефтяные баррели, о ситуации в Южной Корее, с которой он проворачивает какой-то бизнес. А также о дилемме – стоит ли грохнуть конкурента Гарбовского или пока подождать.
Подъезжая ко дворцу, я увидела вдали мерцание огней – млечный путь, стелющийся по земле до самых белокаменных колонн. Оказалось, вдоль подъездной дороги горели свечи, а через каждые два метра в тени на обочине стоял лакей с факелом в руке, следящий за тем, чтобы пламя свечей не гасло от порывов ветра. Огромная площадка перед домом напоминала выставку-продажу машин последних моделей, которые все прибывали и прибывали. Мы вышли из автомобиля и в сопровождении телохранителей пошли к центральному входу. Надо сказать, Марат ненавидел, когда амбалы маячили за спиной, и брал их только в случаях, когда это было необходимо для «комильфо». На пороге нас встретил радушный хозяин с женой и маленькой дочерью. Мы поздоровались. Марат меня представил, и я, не зная, куда деваться от стыда за свой убогий наряд (Марат сказал, что это будет обычная вечеринка в кругу друзей), первым делом побежала в уборную, чтобы привести себя в порядок. Приоткрыв дверь, я поначалу подумала, что ошиблась и попала в бальный зал, но в последний момент заметила на стене сверкающий фен для рук. Боже мой, я хотела бы остаться в этом сортире навсегда! Там был унитаз небесно-голубого цвета, который стоял на мраморном возвышении, будто трон. Вокруг него испускали тонкий аромат кусты вьющихся роз в больших горшках. Раковина в виде ракушки, казалось, была доставлена нелегальным путем из самого Эрмитажа. По крайней мере, что-то подобное я там встречала. Из одной раковины вода зеркальной струей перетекала в другую, потом еще в одну, чуть ниже, а затем уходила куда-то в пол. Потолок был зеркальный, пол хрустальный. Бедный-бедный мой друг, предприниматель М. Я поняла, каким убогим был его Замок-на-костях. И как смешно было это чувство гордости, которое наполняло его при взгляде на творение своих толстых и неумелых рук. Покружившись в зеркалах, я пошла на поиски Марата. Он уже стоял окруженный плотным кольцом мужчин и женщин, которые громко смеялись его шуткам. Я взяла бокал шампанского, который мне поднес официант, и направилась к ним. Большие приемы никогда не были для меня проблемой, я чувствую себя на них великолепно. Чужое внимание придает мне силы, питает дополнительной энергией. Странно, что многие боятся толпы. К примеру, моя подруга Верка при входе в любое помещение, где людей чуть больше, чем купающихся зимой на пляже, сразу превращается в соляной столб. Пару раз я брала ее на важные деловые приемы, надеясь, что она своими острыми мозгами поможет мне расширить бизнес, но вскоре поняла, что это бесполезно. Срабатывал ступор, из которого ее не могло вывести никакое количество алкоголя. Позже она призналась, что боязнь толпы преследует ее с детских времен. Иногда родители при гостях выпихивали ее на середину комнаты и заставляли читать стихи. Верка потела, заикалась и путала не только слова, но и буквы, в результате чего папа ужасно злился и выгонял ее на кухню. Вскоре девочка старалась при появлении чужих людей из шестиметровой кухни и вовсе не вылезать. Когда же гости засиживались у них допоздна, Верка даже ночевала там, свернувшись калачиком на табуретках. С тех пор людские скопища представлялись ей радиоактивно опасной зоной, смертельной для собственного самолюбия.
Улыбаясь, я подплыла к Марату, и он представил меня своим знакомым. Женщины оценивали меня, делая вид, что пьют шампанское, мужчины взглядами поздравляли моего спутника. Я вела себя скромно, но в то же время пыталась завести побольше новых знакомств. Несмотря на недавнюю черную полосу, я была все еще владелицей двух фирм и надеялась расширяться и дальше. И, раз уж мне посчастливилось попасть на такой «сливочный комбинат» (так мы в своем кругу называли места, где толпами ходят важные – бумажные господа, знакомство с которыми всегда уникальный шанс), я максимально применила свою стратегию массового обаяния. Заключалась она в том, чтобы выявить среди незнакомой группы лидера, перекинуться с ним парой остроумных фраз и задать вопрос, на который он будет долго и с удовольствием отвечать. Люди обожают о себе рассказывать, это их слабое место. Прикинься заинтересованной, время от времени подкидывай забавные реплики, как крепкие поленца в топку. Научись красивой подаче, даже если не умеешь играть в теннис, – говорила моя бывшая начальница. При этом о себе рассказывать надо весело, сжато и быстро. Слушать других они не любят. На окружающих женщин это не действовало. Впрочем, все они, как на подбор, были глупыми куклами, золотыми брелоками для богатеньких мужей. Мысленно я их называю мебелихи, женщины, которых используют исключительно в качестве красивого интерьера. А вот мебелихинские мужчины мной заинтересовались. Узнав, что я не домохозяйка и «шарю» во всех тонкостях бизнеса, они оживились вдвойне. Мы так увлеклись беседой, что я и не заметила, как осталась в кругу незнакомых мужиков совершенно одна. Марат же тихо и незаметно растворился в толпе. Помня о нашем договоре, я извинилась и, предварительно обменявшись визитками с некоторыми из нужных мне персон, пошла его искать. В конце зала, подсвеченная темно-синим светом софитов, располагалась небольшая сцена, на которой играл джазовый ансамбль. Я встала у столика на длинной витой ножке и, потягивая мартини, рассматривала танцующие пары. Удивительно, но народу было не так уж много. Взглянув на автостоянку перед домом, можно было предположить, что здесь собралось как минимум полтысячи людей. Но очевидно, две трети приехавших на бал были телохранителями, которых сюда не пустили, а остальные рассеялись по многочисленным комнатам. Лакей зажег на сцене огромные свечи, и атмосфера зала стала почти интимной. Марат бесшумно подкрался сзади и тихо спросил: «Не согласится ли милая дама на маленькую экскурсию по дворцу? Скоро будет фейерверк, и все по традиции пойдут гулять по парку, так что надо поторопиться». Его голос вдруг показался мне странно знакомым, так же как и сама ситуация. Удивительный приступ дежавю. Мы пошли по длинному коридору, вполголоса обсуждая моих новых знакомых, все дальше и дальше удаляясь от остальных гостей. Марат показывал мне дальние комнаты, интерьер которых был полностью восстановлен в точности так, как это было сто с лишним лет назад. Про этот дом он рассказал мне удивительнейшую историю. В эпоху вселенской резни и кровавых водопадов здание уцелело только благодаря тому, что в нем размещался военный госпиталь. В ином случае его бы нещадно грохнули только из-за одной лишь лепки на потолках – ее великолепное модерновое плетение было буржуазным плевком в лицо революции. Поэтому паркет содрали, фрески и лепку замазали и на этом успокоились. После Великой Отечественной войны дворец стал богадельней. За долгие годы здание обветшало донельзя и уже отдаленно не напоминало прекрасный особняк. Приблизительно в таком виде его и прикупил Илья Алексеевич в период перестройки. Старичков уплотнили в какой-то другой «пансион», а банкир развернул бурное строительство, подключив к нему всех знаменитых архитекторов и дизайнеров города. Однако этому предшествовала долгая и удивительная история. Марат рассказал, что Илья Александрович родился в последний год войны, а через три месяца матери пришло извещение, что его отец пропал без вести. Она до конца жизни не верила в его смерть, искала, ходила к гадалкам и прорицателям. В общем, всю жизнь ждала, несмотря на то что кто-то даже пытался к ней свататься. Маленькому Илюше она тоже привила мысль о том, что папа жив и вот-вот позвонит в дверь. Так они и жили, с этим ощущением бесконечного ожидания, пока Илья не плюнул на все и не уехал учиться в другой город. Вскоре мать умерла, так и не дождавшись мужа. Илья быстро раскрутился, завел свое дело, разбогател в смутное время, вовремя присосавшись к газовой трубе, и уже думать забыл про папашу, которого он и в глаза-то не видел. Он окончательно убедил себя в том, что мать зря теряла время в ожидание чуда, да еще вдобавок травмировала его детскую психику «сказками про папу», который вот-вот придет и сделает всех счастливыми. Иногда он даже думал о том, что отца у него никогда и не было. Ведь придумывают же матери-одиночки своим детям папу-летчика, который героически разбился, выполняя боевое задание. Так что вполне возможно, мать выдумала эту легенду, согрешив с кем-то из постояльцев, которым долгое время сдавала комнату. А потом сама так поверила в сказку, что прожила всю жизнь в томительном ожидании призрака. Сто раз просил маленький Илюша показать хоть одну фотографию отца, но мать сразу же начинала горько плакать и говорила, что они все сгорели вместе с домом, который попал под бомбежку. Таким образом, Илья Алексеевич окончательно убедил себя в нелепости теории «мифического» отца и стал жить припеваючи, наращивая все новые и новые капиталы. И вот как-то раз звонит его старый приятель и говорит, что занимался проверкой благотворительных учреждений и наткнулся на данные одного старикана, который по возрасту, имени и фамилии вполне годится банкиру в отцы, или, по крайней мере, в ближайшие родственники. Илья Александрович, конечно, ошалел от такого известия, но вскоре пришел в себя и сломя голову понесся в тот город, где обнаружили однофамильца. За небольшую зеленую пачку банкнот директор богадельни выложил ему как на ладони все записи и архивы минувших лет, из которых выяснилось, что, действительно, этот старичок – его родной папа. Банкиру даже отдали письма его матери, которые она писала отцу во время войны, что снимало все сомнения насчет его существования. Выяснилось, что в конце войны Александр Балышев был тяжело ранен и ему ампутировали все конечности, кроме левой руки. Он не хотел возвращаться домой искалеченным обрубком, просил доктора выписать ему яд, но вместо этого его отправили в богадельню, где находились еще сотни таких же несчастных. Банкир с ужасом посмотрел на дряхлого старика в инвалидной коляске, который уже редко возвращался к действительности, если вообще знал, что это такое. Это был его папа, которого они столько лет ждали. Его существование полностью опровергло спасительную теорию Ильи Александровича, и он вдруг начал ощущать уколы совести, что было совершенно ему несвойственно. Бизнесмен понял, что единственное, что он может сделать для того, чтобы искупить вину перед матерью, в интуицию которой он не верил, – это создать для отца под конец жизни хоть какие-то нормальные условия. Но врач сказал ему, что скорее всего старик не перенесет перемен, поэтому лучше его не трогать и оставить все как есть. Тогда банкир щедрым жестом выкупил здание богадельни, намереваясь сделать там евроремонт, бассейн и солярий для старичков-ветеранов. Однако, вскоре после того, как рабочие начали отдирать слои побелки на потолке, выяснилось, что сия богадельня – уникальный и великолепный архитектурный шедевр эпохи модерна. Илья Александрович, вмиг отрезвев (не зря же он считался денежным королем), понял, что очень выгодно вложил свои сбережения. Теперь, когда бриллиант уникальной формы и огранки сверкал перед его взором, чрезвычайно сложно было заставить себя закопать его обратно в землю. Души прекрасные порывы быстро завяли под напором разума и великолепия дворца. Владея на тот момент огромным капиталом, банкир мог бы оставить дом бедным и больным старикам, но тот манил его со страшной силой. Гораздо сильнее, чем мой стеклянный крокодил в Новой Голландии. Сильнее, чем секс, любовь и любые наркотики на свете. Прекрасный дом задушил последнее sorry Ильи Александровича перед родителями. В результате старичков инвалидов перевезли в другое место, а во дворце завертелась великая стройка. Отец Ильи Александровича, как и предсказывал директор богадельни, не вынес перемены места и вскоре скончался в полном одиночестве.
