Анна Джейн
Поклонник
– Он же точно не может быть Поклонником? – спрашиваю я то ли у Алисы, то ли у себя самой в последний момент.– Вот и узнаем, – зловеще говорит Алиса.
– Может быть, не ходить? – торможу я перед самой дверью.– А потом жалеть, что не пошла? Нет уж, подруга!. Из-за какого-то странного типа с цветами упустить человека, который может стать любовью всей твоей жизни?
Она права. Я мысленно считаю до трех и, нацепив улыбку, первой выхожу на улицу.
Глава 5
Стас уже ждет на улице. Стоит, засунув руки в карманы джинсов, и с улыбкой смотрит на меня. Ямочки на его щеках безумно притягательны. А пепельные волосы больше не кажутся экстравагантными. Они гармонируют с его образом.
– Ничего так, хорошенький, – шепчет на ухо Алиса. – Развлекись с ним, детка. Но будь осторожна и на связи со мной по телефону!
Она прощается со мной и уходит, бросая на Стаса многозначительные взгляды, а я направляюсь к нему.
– Привет, – первой говорю я. Немного волнительно, но я стараюсь выглядеть уверенной.
– Привет. Отлично выглядишь, Ангелина! Надеюсь, у тебя не было никаких планов. – Он смотрит прямо в глаза, и его взгляд завораживает меня.
– Не было, – улыбаюсь я и зачем-то признаюсь, хотя и не должна делать этого, а должна набить себе цену. – Рада, что ты написал мне.
– Ждала? – спрашивает Стас лукаво.
– Просто хотела развеяться после учебы, – нахожусь я.
– Куда пойдем? Отведу тебя в любое место.
– Просто пойдем вперед, – отвечаю я. И он соглашается.
– Расскажи, как прошел день, – просит Стас.
В этот день мы много разговариваем. Говорить со Стасом легко и просто – мы словно на одной волне. У нас много общих тем для разговора –мы увлекаемся одними и теми же книгами, аниме и сериалами Netflix. У обоих плавание и море вызывают восторг. Слушаем Imagine Dragons и Coldplay. И оба обожаем вселенную «Гарри Поттера». Стас говорит, что до двенадцати лет свято верил, что однажды к нему прилетит сова с письмом. А я только смеюсь – я перестала верить в это в одиннадцать. И проплакала пол-Дня рождения, потому что в Хогвартс меня никто так и не позвал. Зато потом мама отвезла меня в парк с аттракционами, и день закончился хорошо.
Сначала мы гуляем по Цветочному бульвару, и Алиса, которая пишет мне сообщения каждые несколько минут, таскается за нами – у нее получается делать это незаметно, и в какой-то момент я забываю о подруге. Стас завладевает всем моим вниманием. Об Алисе я вспоминаю только тогда, когда она звонит мне.
– Короче, подруга, он кажется мне нормальным, – сообщает она по телефону бодрым голосом. – И очень милым. Отлично смотришься с ним!
– Спасибо, – сдержанно отвечаю я, надеясь, что Стас ничего не слышит.
– Я могу ходить за вами, как нянюшка, весь вечер, но нужно ли тебе это? – спрашивает Алиса.
– Нет, иди домой, – говорю я.
– Окей. Но будь на связи, чтобы я знала, в какой момент вызывать полицию, – хмыкает Алиса.
– Алиса! – возмущенно говорю я.
– Что? – невинным тоном спрашивает подруга. – Да шучу я, шучу. Наслаждайся своим блонди. Поцелуй его с языком, и всё такое.
– Тебя уже несет, – качаю головой я, и мы прощаемся.
А наша прогулка со Стасом продолжается. Через Олимпийский проспект мы направляемся к Екатерининскому бульвару и долго ходим по дорожкам, вымощенным плиткой, мимо еще не тронутых осенними красками деревьев, не замечая времени и вообще ничего не замечая, кроме друг друга. Кажется, что мы знакомы уже много лет.
Про себя я знаю одну особенность – в компаниях или просто на свиданиях с парнями я часто молчу. Слушаю собеседника и молчу, потому что не знаю, что сказать, а мысли блуждают где-то далеко-далеко. Только рядом с близкими людьми я расслабляюсь. Но рядом со Стасом всё иначе – мы поддерживаем разговор на равных, не перебивая друг друга, и нет неловких пауз. Рядом с ним комфортно.
Стас мягко и забавно шутит, без намеков на сарказм и неуместную иронию. У него есть манеры и чувство юмора, и это окончательно меня пленяет. Он не похож на человека, который будет присылать каждое утро цветы, скрывая свою личность, а потом ломиться в квартиру посреди ночи.
Во время прогулки к нам за помощью обращается женщина, которая хочет сфотографироваться со своими маленькими детьми в беседке. Она принимает нас за парочку.– Девушка, можно я попрошу Вашего парня сделать несколько снимков? – спрашивает она с улыбкой.
– Конечно, – отзываюсь я, и Стас берет у нее из рук телефон. Фотограф из него отличный – он не просто делает хорошие снимки, но еще и умудряется произвести впечатление на детей. Они слушаются его больше, чем мать, перестают баловаться и старательно позируют.
– Спасибо большое, – благодарит женщина, забирая телефон, и почему-то подмигивает мне. – Вам с ним повезло, девушка! Из него получится отличный отец!
На этом они уходят. Мне смешно.
– Любишь детей? – спрашиваю я с интересом.
– Скорее, привык ним, – отвечает Стас весело. – У нас большая семья. У меня есть старшая сестра и два младших брата. А еще куча двоюродных – и тоже все мелкие. Раньше тетя просила приглядывать за ними. Так что у меня отличный опыт.
– Большая семья – это здорово, – искренне говорю я. – Всегда хотела иметь старшую сестру.
– Сомнительное удовольствие, – ухмыляется Стас и касается волос. – Знаешь, откуда у меня этот идиотский цвет на голове?
– Дай подумать… Ты покрасил волосы? – насмешливо спрашиваю я.
– Это не было добровольным решением, прошу заметить. Я стал жертвой сестринского произвола. Одна из сестренок решила стать парикмахером-колористом и опробовала на мне краску на днях. Говорит, что мне идет, но я чувствую себя глупо. А перекрашиваться она мне запрещает – говорит, что волосы выпадут
– Тебе и правда идет, – искренне отвечаю я.
– Правда?
– Конечно. Можешь мне верить – как несостоявшийся художник я понимаю в цветах. У тебя яркий и запоминающийся образ, твоя сестра – молодец.
– Так ты еще и художник? – оживляется Стас. – А почему несостоявшийся?
– Потому что не получилось поступить в Суриковку.
Я рассказываю почти незнакомому человеку то, что не говорю тем, кого знаю много лет. Стас слушает, и мне нравится его внимание.
Небо постепенно рассеивается и к вечеру становится почти чистым. Правда, остается оно таким недолго – его озаряет закат. Мы со Стасом наблюдаем за ним, стоя на берегу пруда с утками. Небо окрашивается в грязный оранжевый цвет, исполосованный медными нитями. Редкие облака похожи на кровавую вату. И стоячая вода отражает небо, как зеркало. Солнце тонет за горизонтом, его лучи слабеют, гаснут, и наступают сумерки. Я не люблю тьму – ее обожает Демон, но рядом со Стасом он предпочитает сидеть смирно.
– А ты умеешь рисовать портреты? – спрашивает вдруг Стас.
– Да. Маслом не пишу, работаю с акварелью, карандашом и углем. Ты хочешь, чтобы я сделала твой портрет? – уточняю я. Это одна из самых распространенных просьб, когда люди узнают, что я рисую. Рисовала.
– Неа, – беззаботно отвечает Стас. – На себя я и в зеркале полюбоваться могу.
– А почему спрашиваешь?
– Хочу сделать тебе заказ. Нарисуй портрет моей сестры на День рождения. Я заплачу, конечно, ты не думай.
– Но я давно не занимаюсь этим. Да и никогда не брала заказы, – теряюсь я. Его предложение слишком внезапно.
– Всё великое начинается с малого. Ну же, Ангелина, соглашайся! Я ведь знаю, каково это – не делать то, что любишь. – Его темные брови сдвигаются к переносице, и в голубых глазах что-то вспыхивает. – Знаешь, я почти никому не говорю этого, но раньше я занимался скейтбордингом. Всё началось с игры Tony Hawk. Потом – американцы с шоу-программой. Я был мелким, но помню, как это было потрясно – то, что они делали на своих досках. А потом я стал заниматься этим. Смотрел ролики и пытался повторять за профи, катался, где только мог. Мама была против, но я всё время стоял на доске. А потом она решила-таки отдать меня в школу скейтбординга. Это было крутое время.
Он улыбается, всё так же глядя в темный пруд, и от его глаз разбегаются лучики. Говорят, что такие бывают только у добрых людей.
– А чем закончилось? – затаив дыхание, спрашиваю я, понимая, что у этой истории печальный конец.
– Кубком мира. Московским этапом, – отвечает Стас. – Я отлично показал себя на квалификации. Пробился в полуфинал – с трудом, но смог. И… – Он делает паузу.– И?..– И попал в аварию. Получил серьезные травмы. С тех пор о спорте можно было забыть. Больше я на доску не вставал.
– Ты перестал кататься даже для себя? – спрашиваю я.
– Да. Я максималист – или всё, или ничего. Или я ставлю на кон всё – не важно, ради любимого дела или любимого человека, или ничего. Одно из двух.
– Но это неправильно, – растерянно говорю я, осознавая вдруг, как мы похожи. В нашей палитре одни и те же цвета.
– Почему же? Ты ведь тоже перестала рисовать после своей неудачи с поступлением. Это тоже неправильно? – в упор смотрит на меня Стас.
– Да. Это избегание. Один из вторичных защитных механизмов психики. Я не сразу осознала это, – признаюсь я.– Тогда давай избавляться от него, – предлагает вдруг Стас. – Ты нарисуешь портрет моей сестры. А я… Я буду учить тебя кататься на скейте. Хочешь?
– Хочу, – уверенно говорю я.
– Тогда по рукам! – Он протягивает мне открытую ладонь, я вкладываю в нее свои холодные пальцы, которые он осторожно сжимает, и уже знакомая теплая волна пробегает по телу.
– По рукам.
– Замерзла? – спрашивает Стас.
– Нет, что ты, – качаю я головой, а он молча покупает мне горячий кофе, который немного согревает меня.
При этом Стас больше не выпускает мою ладонь из своей, широкой и теплой, а я и не пытаюсь высвободиться. Из парка мы выходим, взявшись за руки, и это безумно мне нравится. В одной руке парень, в другой стакан кофе – просто отлично! И плевать на то, что я ужасно замерзла.
– Кстати, я не спросил – у тебя ведь нет парня? – зачем-то уточняет Стас.
– Нет, конечно, – смеюсь я. – Иначе я бы не дала номер телефона. А у тебя есть?
– Кто? Парень? – веселится он. – Нет, я по женской части.
– Девушка, – в шутку толкаю я его плечом в плечо.
– Нет. Я не изменяю, – отвечает Стас, и вдруг его улыбка становится тусклой. – Это мне изменяют. Девушка, которую я любил, переспала с моим другом. Я застукал их в нашей квартире в самый неподходящий момент. Это было год назад. А сейчас они женятся. Свадьба в октябре.
Я чувствую укол жалости. Ненавижу измены.
– Ты сильно ее любил? – спрашиваю я.
– Да, сильно. Думал, что она меня тоже любит, но моего друга она любила больше, – смеется Стас. – Знаешь ли, у него довольно богатый отец.
– Это ужасно печально, но лучше узнавать о человеке такие вещи не тогда, когда вы состоите несколько лет в браке и имеете детей, а до этого. Считай, что тебе повезло. Всё, что ни делается,к лучшему.
– Ты права. А как у тебя с парнями?
– Никак, – решив быть честной, отвечаю я. – Я никого никогда не любила. И не встречалась – так, чтобы по-настоящему.
– Мне нравятся осторожные девушки, – почему-то говорит Стас, и это звучит особенно нежно.
Стас провожает меня до метро. Он готов поехать вместе со мной и проводить до квартиры, но мне кажется, что для первого свидания это слишком. Я не хочу, чтобы Стас провожал меня до дома – и дело не в том, что он живет в другом конце города, а в том, что из-за Поклонника у меня появились необоснованные страхи. В конце концов, не так уж и поздно. Я привыкла ходить в такое время по улицам – сто раз так делала.
– Я доберусь до дома сама, – говорю я Стасу. Он вздыхает.
– Ангелина, ну, вот кем ты меня выставляешь? Каким-то придурком, который не в состоянии проводить домой девушку.
– Всё в порядке, – отвечаю ему я. – Ты не должен.
– Должен, – упорствует он, но я так на него смотрю, что он отказывается от затеи проводить меня до самого дома.
– Окей, – говорит он. – Тогда я посажу тебя в такси. Так пойдет?
– Нет, конечно, – смеюсь я. – Я доеду сама.– Какая же ты упрямая, – вздыхает Стас.
Я в который раз уже говорю, что до дома дойду сама, и, в конце концов, он соглашается. Перед тем как я сажусь в свой поезд, он вдруг склоняется ко мне и ласково целует – это просто прикосновение губ к губам, но мне кажется, оно высекает искры. Это безумно приятно, но я очень смущена – так, что даже не знаю, что сказать. И стоит ли вообще говорить. Никогда раньше я не целовалась на первом свидании.
– Позвони, как доберешься! – громко говорит Стас. Я в оцепенении киваю, захожу в поезд и стою у выхода, глядя на него через стекло, а он весело машет мне и жестом еще раз напоминает, чтобы я позвонила ему.
Губы приятно покалывает, и на душе поют птицы.
Это ведь начало чего-то хорошего?
Меня так к нему тянет, мы очень похожи, мы можем подарить друг другу нежность, а в моем сердце этой нерастраченной нежности слишком много.
Глава 6
Проводив Ангелину, Стас выходит из метро, переписываясь с кем-то по телефону и слушая музыку в беспроводных наушниках. Он не замечает, как следом за ним идет неприметный невысокий парень в кепке, который снимает его на телефон. А когда, все-таки почувствовав на себе пристальный взгляд, Стас оборачивается, тот, кто следует за ним, делает вид, что смотрит в экран, ничем себя не выдавая. И Стас идет дальше.
Мгновение – и сообщение с фотографией, на которой изображены Ангелина и Стас, целующий ее в губы, отправляется на телефон того самого брюнета.
Он находится в частном закрытом клубе с роскошным интерьером. Здесь царят два цвета – черный и красный в разных своих вариациях, – и потому кажется, что помещение мрачное. А еще здесь царит искусная эклектика – намешано несколько стилей: и классицизм, и ампир, и модернизм. Зеркала, картины, габаритные люстры, мощные колонны, тяжелая аристократическая мебель, глянцевая барная стойка, за которой расположились несколько человек. Едва уловимо пахнет сладковатым дымом, и сверкает розово-алая неоновая подсветка.
Клуб наполнен атмосферой таинственности. Это место для избранных. Для таких, как этот брюнет.
Он расположился на втором уровне, с видом на танцпол и небольшую сцену, где искусно и откровенно танцуют под трансовую музыку две девушки с длинными, до бедер, распущенными волосами – блондинка и брюнетка. За ними жадно наблюдают несколько человек, но ему до них нет никакого дела – он даже и не смотрит на их прекрасный танец. Закинув ногу на ногу, он сидит на кожаном полукруглом диване с ромбовидным узором на спинке. Одна рука покоится на закручивающемся, подобно свитку, подлокотнике, во второй – телефон. На его лице белая маска, и видны только глаза – темные и безразличные. Глаза человека, который не чувствует себя в этом месте безопасно.
Однако, едва парень получает изображение Ангелины и Стаса, в этих глазах вспыхивает огонь. Вспыхивает и тотчас утихает. И взгляд снова становится сосредоточенным и цепким. Как у волка.
«Узнай, кто это», – пишет он кратко. А спустя некоторое время встает и направляется в темное подвальное помещение со сводчатыми стенами, на первом уровне которого находится импровизированная сцена. От площадки поднимаются ряды широких кресел. Люди в точно таких же масках и мантиях с капюшонами рассаживаются по ним – всего около тридцати.
Хозяин клуба – его зовут Князь – выходит на сцену, тоже в маске и в мантии, и на него падает луч света. Становится видно, что на белой маске есть два кровавых потека, идущих от уголков глаз.
– Приветствую на новом сборе «Легиона», – говорит он громким, хорошо поставленным голосом. – Сегодня мы узнаем, что одержит победу: дружба или деньги. Дамы и господа, надеюсь, вы уже сделали ставки?
На сцене появляется девушка с завязанными черной лентой глазами.
Сейчас она сделает выбор.
***
Я едва не проезжаю свою станцию – мысли поглощают меня, и из раздумий меня выдергивает механический женский голос, сообщающий о прибытии. Стоит мне оказаться на наземной открытой платформе, как грезы о любви исчезают. Небо затянуто черной глянцевой пленкой, моросит противный мелкий дождь, деревья Измайловского лесопарка под ветром похожи на темные извивающиеся тени. Пахнет дождем и лесом – я обожаю этот запах, но сейчас не до этого. Мне не по себе.
У меня нет зонта, дождь становится всё сильнее, и я быстрым шагом направляюсь по знакомой дороге домой. Всюду пустые дворы, людей почти нет, лишь изредка проезжают машины, а чувство страха становится всё сильнее. Мне кажется, будто я видела тень, мелькающую в освещенных огнями лужах. Кажется, будто я слышу шаги – кто-то идет в кроссовках по мокрому асфальту.
А потом, когда я уже подхожу к своему дому, сжимая в замерзших пальцах канцелярский нож-скальпель для резки бумаги, кто-то бежит ко мне, прыгает и толкает в спину. И я едва не падаю, чудом удерживая равновесие.
Я резко оборачиваюсь, замахиваясь ножом, и намереваюсь с силой ударить противника , но слышу истошный вопль:
– Звездочка!
Я замираю. Соседская собака снова пытается поставить на меня лапы – радуется встрече, и я не без труда убираю ее от себя; вся рубашка грязная, и сзади, и спереди.
– Ты с ума сошла?! – кричит ее хозяйка. – Ох, Геля, прости, у этой собаки совсем никаких манер. Ты мне рубашку-то отдай, я постираю.
– Вы что, не надо, – говорю я. – Ничего страшного.
– Как ничего, – сокрушается соседка. – Постоянно на людей лапищи свои ставит.
Звездочка делает вид, что она не при чем, и я глажу ее.
Домой мы идем втроем – я, соседка и Звездочка. Я не злюсь на собаку, напротив, рада, что в подъезд мы заходим вместе. И рада, что я не успела ничего ей сделать канцелярским ножом.
– Со свидания? – весело спрашивает меня соседка уже в лифте.
– Гуляла с подругой, – лгу я – не хочу рассказывать ей о своей личной жизни.
– А надо с парнями гулять, взрослая уже, – говорит соседка с материнским укором. – Красавицей выросла.– Скажете тоже! – отмахиваюсь я.
– Вон у парня своего спроси, когда в следующий раз в гости придет, – улыбается она, но я предпочитаю отмолчаться. Не буду же я говорить, что вчера у меня в гостях была Алиса.
Мы выходим из лифта, и, прежде чем я подхожу к своей двери, соседка окликает меня по имени.
– Геля, я тебе пирогов дам, с капустой. Сама пекла утром, свеженькие. Компенсация за Звездочку, – говорит она и сует мне пакет с выпечкой. Отказаться не получается. – Другая бы скандал устроила, а ты добрая девочка, как мать. Кстати, как там она, отдыхает?
– Отдыхает, – вздыхаю я и иду к себе, чувствуя ужасную усталость от прогулки и переизбытка эмоций.
Дома я тотчас всюду включаю свет, разгоняя тьму, и пишу сообщения Алисе и Стасу о том, что добралась. На звонки у меня нет никаких сил – хочется поскорее попасть в ванную, понежиться в горячей душистой воде.
«Мне приехать к тебе сегодня?» – спрашивает подруга.
«Нет, не надо», – пишу я. Уже поздно, и снова начинается гроза. Не хочу гонять ее туда-сюда, хотя одной в квартире мне не комфортно.
«Ты уверена?»
«Да».
«Точно уверена?»
«Точно, Алис. Ты не можешь ночевать у меня вечно», – набираю я.
«Если что, звони в полицию!!!»
Перед тем как пойти в ванную комнату, я разговариваю по скайпу с мамой. Мы скучаем друг по другу.
– Что-то у тебя голос грустный, детка, – говорит она в конце разговора.
– Просто устала, – отвечаю я. – Учебный год только начался, а мне кажется, что я проучилась целый семестр.
– Отдыхай побольше, Веточка. Ты всё время усердно занимаешься, – вздыхает она. – А пока молодая, живи для себя.
– Я была сегодня на свидании, – признаюсь я вдруг.
– Да ты что? – оживляется мама. – С кем? Он хороший? Ему можно доверять?
– Его зовут Стас, мы только познакомились, но мне кажется, что хороший, – смеюсь я. – У него глаза добрые. И голубые, как у папы.
От него у меня осталось только несколько фотографий. И глаза у папы действительно пронзительно-голубые. Мама говорила, что полюбила его за глаза. И постоянно твердила, что они зеркало души. Я всегда изучаю глаза людей.
У Алисы они ясные и сверкающие.
У Стаса – теплые и внимательные.
У мамы – лучистые и всегда уставшие, хотя она улыбается и делает вид, что всё хорошо.
У того человека – выразительные и насмешливые, с ноткой безумия, затаившегося в узких зрачках.
У меня… Я не знаю, какие у меня глаза.
А у Демона и вовсе глаз нет. Одни узкие щели, залитые концентрированной тьмой.
Какие глаза у Поклонника, я тоже не знаю.
Мама расспрашивает меня про Стаса, говорит подошедшей тете о том, что «у Веточки появился мальчик», и я краснею, пока они смеются.
– Свадьбу, если что, можно на море справить, – говорит тетя, известная сводница.
– Какая свадьба? – возмущаюсь я, ругая себя за то, что рассказала про Стаса. – Мы только познакомились!
– Все когда-то знакомятся, – пожимает она плечами. – А потом женятся.
Мы болтаем еще немного и прощаемся. Я направляюсь в ванную, чувствуя невероятную усталость. Не запирая дверь, я набираю полную ванну и погружаюсь в ароматную пену, которая пахнет, словно ягодный десерт в кондитерской.
Меня обволакивает горячая вода, и я расслабляюсь. Полежу полчасика, выпью чай и пойду спать. Завтра – выходной, и можно будет…
На этом я незаметно для себя засыпаю.
***
Мне снится, что я плыву в океане, рассекая руками прозрачную, подсвеченную солнцем воду, и мне не нужен воздух, чтобы дышать. Я плыву, плыву, плыву, пока вдруг меня не касаются щупальца ужасного чудовища, поднявшегося с глубины. Я оборачиваюсь и вижу кровавый след, который оставляю за собой. Чудовище нашло меня по этому следу.
Его щупальца обвивают мои руки и ноги и тянут на дно. Но кто-то вдруг хватает меня за плечи и тащит вверх. Я оказываюсь на песке, под рассветным розовым солнцем. Спаситель склоняется ко мне, гладит по волосам, дотрагивается до лица, проводит пальцами по линии шеи и плеч. Я чувствую его дыхание на скуле. И хотя я не знаю этого человека, меня вдруг охватывает странное, настойчивое желание – я хочу поймать его дыхание, хочу выпить его, хочу завладеть им. И поворачиваю голову – так, чтобы коснуться его губ своими.
Меня словно бьет током. На губах тает весенний снег. Грудь начинает что-то резать – но я терплю. И янтарное солнце касается моего распахнутого сердца.
Я хочу поцеловать своего спасителя, хочу коснуться его лица, которого не вижу, прижаться к его груди щекой, услышать его голос, повторяющий мое имя.
Но попытки почувствовать его поцелуй безуспешны.
– Тихо-тихо, – слышу я насмешливый шепот у своего уха. – Слишком рано, не находишь, принцесса?
Он уходит. Я остаюсь на берегу одна. Демон хохочет, и я просыпаюсь из-за его смеха, всё так же лежа в ванной, вода в которой уже остыла. Мне ужасно холодно, и затекли ноги. И как только я умудрилась уснуть в ванной? Сама не понимаю.
Я выбираюсь из воды, наспех обтираюсь полотенцем и, накинув любимый махровый халат, иду в спальню, где меня ждут цветы. Сегодня я не меняла им воду, и некоторые из них кажутся увядшими. Они укоризненно смотрят на меня и я, вздохнув, ухаживаю за ними. Время – половина пятого утра.
Из головы не выходит странный сон с полупоцелуем. Почему он казался таким реальным? Мне кажется, что я действительно чувствовала чье-то дыхание. Действительно касалась чьих-то губ. Действительно слышала чей-то шепот.
Из моих рук падает букет роз, и они осыпаются вокруг меня цветочным ковром. Мне в голову вдруг приходит мысль – а что, если это была реальность? Что, если ко мне в квартиру кто-то проник?
Я снова обыскиваю всю квартиру с ножом в руках, радуя своего Демона, у которого нездоровая тяга к холодному оружию. Никого. Балкон и окна закрыты. И даже в шкафу и под кроватью никого нет. Хотя раньше, в детстве, которого я не помню, там прятался Монстр.
Наверное, я просто схожу с ума.
Рассвет я встречаю на кухне, с включенным телевизором – мне больше не спится. Я снова жду Поклонника, который должен принести цветы, но его нет второй день. Кажется, я этому рада, но душу грызет беспокойство.
Я передумала множество вариантов, прикидывая, кто может быть тем, кого я называю Поклонником. Обсудила сама с собой мотивы его действий, но не пришла ни к какому выводу.
Единственное, что я поняла: не хочу, чтобы Стас оказался Поклонником.
***
Он возвращается в арендованную квартиру после очередного шоу «Легиона» уставшим. Не включая электричества, снимает с себя пиджак, небрежно швыряет и идет в ванную комнату. Ополаскивает горящее лицо ледяной водой – она стекает по темным волосам, попадает на рубашку.
Открывает окно – слишком душно в этой чертовой дешевой халупе. И проверяет мониторы – все камеры работают.
Она дома. Точно дома. Но где, в какой комнате, – непонятно.
Всюду горит свет. Ее одежда лежит в комнате, которую он мысленно называет цветочной. А ее нет.
Возможно, она в ванной или в туалете, но проходит час, второй, третий, а Ангелина всё не показывается. На исходе третьего он начинает волноваться. Сидит в кресле перед камерами и вместо комнат ее квартиры видит сцену из прошлого.
***
Ночь, теплая, но ветреная. Полная луна, похожая на желтый фонарь. Скрип – то ли от окна, то ли от двери. Едва слышный, но противный.
Он не может уснуть, лежит на боку в своей огромной кровати, с телефоном около подушки, и слышит, как стучит в окна ветер, и этот проклятый скрип.
В конце концов, он резко встает и босиком выходит из комнаты.. Шагает по коридору второго этажа роскошного особняка, в котором теперь живут только они с матерью, не считая обслуживающего персонала, разумеется. И не может понять, что это за странный шум.
Дойдя до спальни матери, он понимает, что скрип доносится оттуда, и стучит в дверь. Ему не открывают, более того, мать, вечно страдающая бессонницей, не отзывается. И тогда он, словно почувствовав что-то, бежит в соседнюю гостевую комнату, которая не запирается на ключ, оказывается на балконе и перелезает на балкон спальни матери. В комнате ее нет, кровать расправлена, на полу валяется разбитый бокал, а рядом разлито кровавой лужей вино. Зато отчетливо слышен скрип – из ванной комнаты. Это незапертое окно скрипит на ветру.
Он бросается в ванную, и там видит тело. Это невысокая худая женщина средних лет с темными волосами до плеч. Она без сознания, вокруг валяются какие-то таблетки и капсулы. Он цепенеет, но силой воли заставляет себя броситься к матери, трясет ее за плечи, умоляя открыть глаза, а потом вызывает частную «скорую» и охрану.
В элитный поселок на Рублевке «скорая» словно прилетает, а не приезжает. Всё происходит быстро и организованно. Мать спасают. Оказывается, она напилась снотворного, а потом и противорвотного и упала. Кто знает, что было бы, если бы не скрип окна.
Он не хотел терять мать. А она не хотела терять своего родного сына.
Ему не нравится, что Ангелина слишком долго находится в ванной. Воспоминания о матери не дают покоя. Ему не хотелось бы, чтобы малышка сделала с собой что-то сейчас. И на исходе третьего часа он решается – идет в ее квартиру. Поднимается в квартиру и тихо отпирает замок.
Ангелина лежит в ванной полностью обнаженной, и оставшаяся пена почти ничего не прикрывает. Она похожа на русалку с разметавшимися влажными волосами.
Сначала ему кажется, что девушка не дышит, и он на всякий случай проверяет ее дыхание. Склоняется к ней и понимает, что Ангелина просто спит. Он не боится ее разбудить – знает, что ее сон не чуткий, да и действует очень аккуратно. Однако вместо того чтобы покинуть ванную комнату, он, сам не зная, зачем, касается ее волос, пробегает кончиками пальцев по бархатной коже лица, касается шеи. А потом склоняется так близко, словно хочет поцеловать.
В его венах бушует адреналин.
Проснется или нет?
Увидит или нет?
Закричит или?..
Или он закроет ее маленький ротик рукой, и, пока она будет пытаться освободиться, запустит пальцы в волосы, намотает их на кулак – так, чтобы она почувствовала легкую боль, и заставит ее быть покорной.
Почти касаясь губами ее скулы, парень вдруг осознает, что сейчас ставит на кон всё, сам не понимая, что делает. Неужели он сошел с ума? Он впервые так близко от Ангелины, впервые касается ее так откровенно, впервые чувствует такую власть над ней – что это? Из проклятья она стала вдруг наваждением?
Может быть, брат чувствовал то же самое? Она что, ведьма?
Эта мысль приводит его в норму. Он хочет отстраниться, но не успевает – она тянется к нему во сне, их губы соприкасаются, и его, словно молнией, ударяет в солнечное сплетение.
– Тихо-тихо, – хриплым голосом говорит он. – Слишком рано, не находишь, принцесса?
И уходит.
Когда Ангелина открывает глаза, он тихо-тихо закрывает дверь ее квартиры.
Он уверен – в этой девчонке есть что-то, от чего срывает крышу.
Цветы присылать ей он пока не будет. Пусть пытается понять, куда он пропал.
Уже в своей квартире он вспоминает парня, с которым она сегодня встречалась. И усмехается – это не конкурент, ведь от него он с легкостью избавится.
Пора начинать второй раунд.
Засыпает он перед монитором, глядя на то, как она ждет его у двери, то и дело заглядывая в глазок.
Глупая. Или притворяется такой? Никто ведь не знает, какая это маленькая тварь на самом деле. Но будет приручена, как собака.
Почему он только назвал ее принцессой?..
Глава 7
Это было втрое утро, когда цветов от Поклонника не было. Да, я ждала его, кусая губы, но не потому что безумно хотела заполучить его цветочки, или жаждала его внимания, я просто не понимала. Почему модель его поведения изменилась? Что за этим кроется? Могу ли я воспринимать это как хороший знак? Или, напротив, это предвестник беды?
Я все делала на автомате – готовилазавтрак, убирала квартиру, выкидывала засохшие цветы (при этом их общее количество в моей спальне всё еще оставалось внушительным). Я не слышала музыку, которая играла в колонках, не чувствовала желания танцевать и подпевать любимым песням, как делала обычно, даже голода неощущала, а думала о Поклоннике.
Возможно, это и было его целью – заставить меня всегда помнить о себе, «заякорить» – с помощью внешнего стимула вызывать определенную реакцию, создать этакий условный рефлекс, как у подопытной собачки. Наверное, он добился своего – едва я вижу цветы (любые цветы, не только те, которые безмолвно ждут своей смерти у меня в комнате), я невольно вспоминаю о нем.
Демон энергично кивает.
Условные рефлексы – основа приобретённого поведения. А я не хочу вести себя так, как хочет кто-то другой.
«Ты просто ничего не знаешь, – радостно шепчет Демон. – Ты просто ничего не помнишь. Какая ты настоящая?»
Он безумно надоел мне. Проходя мимо большого зеркала в прихожей с кружкой в руках, я останавливаюсь и смотрюсь в него.
Распущенные волосы, после сна в ванной кажущиеся запутанными.
Бледное, осунувшееся лицо.
Угловатая и зажатая.
Я никогда не казалась себе красивой. Я бы изменила в себе многое.
«Ты ведь не сможешь этого сделать, – тоненьким голосом говорит Демон. – Ты не сможешь изменить себя. Ни внешне, ни внутренне».
