bannerbannerbanner
Тайна Симеона Метафраста

Анна Дашевская
Тайна Симеона Метафраста

Полная версия

Осторожно выпрямив ноги, высокий широкоплечий мужчина с коротким ёжиком светлых волос недовольно повёл плечами.

– Ещё ковёр-самолёт бы мне предоставили… – буркнул он. – Тоже мне, любые услуги…

Говорил он негромко, так, чтобы водитель этого необычного экипажа не слышал. Не то чтобы он чего-то опасался – он, Франц Класхофен, маг-антиквар, владелец нескольких крупных магазинов… и кое-чего ещё, о чём не стоит знать широкой публике! Нет и нет. Просто Франц не считал разумным выказывать свои истинные чувства к тем, кто в данный момент серьёзно его выручает. Вот когда он залижет раны, встряхнётся, расплатится по всем долгам и получит свой козырь – вот тогда можно будет и помериться, кто сильнее.

Козырь, да…

Всё же у него отлично варит голова! Если бы в своё время он не сообразил создать второй гримуар, точную копию того эльзевировского тома, не осталось бы и тени возможности вновь его получить. Но всё сложилось отлично. В глубоких карманах службы магбезопасности осталась копия, а оригинал всё ещё дожидается своего владельца… там. В хорошем месте, которое Франц не называл даже мысленно.

– Да-да, – и он засмеялся. – Как говорил патер Браун? «Где умный человек прячет лист? В лесу!».

Пожалуй, если бы этот смех услышал психиатр, он бы присмотрелся к господину антиквару повнимательнее. Но беда в том, что не было более никого в экипаже – точнее, в летающей коробочке, вмещающей лишь водителя и пассажира, и Тьма знает каким образом держащейся в воздухе. Класхофен посмотрел в окошко: во тьме не было видно почти ничего, лишь блестел в лунном свете изгиб какой-то речки, да светился вдалеке не то костёр, не то окно какого-то дома.

«Интересно, на какой высоте мы летим?» – невольно подумал беглец.

Ну да, а как ещё назвать почтеннейшего антиквара, вынужденного удирать ночной порою, словно ворона, оставляющая в зубах кошки перья из хвоста?

– Тьма с ним, с Райзеном, – сквозь зубы пробормотал Класхофен. – И адвокат этот – барахло, десяток новых найду. Но они заморозили два моих счёта, отобрали артефакты и книги!..

В этот момент экипаж тряхнуло в воздухе, потом ещё раз, сильнее. Серебряная поверхность воды как-то рывком приблизилась, и пассажир забыл о проторях и убытках, вцепившись обеими руками в поручень.

Других доступных ему действий не было…

Глава 1. 8 мая 2185 года от О.Д.

{– Я не люблю подарков, – хмуро буркнул Корсо. – Было дело, кое-кто принял в дар деревянного коня. На этикетке стояло: ахейская ручная работа. Те идиоты и обрадовались.}

{Артуро Перес-Реверте, «Клуб Дюма, или тень Ришелье»}

За завтраком Суржиков так тщательно обдумывал новую роль, что даже и не замечал, что ест. Главная, по его представлению, сложность этой роли была в том, что играть её придётся одному, без партнера. Алекс ведь сказал, что будет заниматься детьми, так что на поддержку рассчитывать не приходится. Итак, значит, ему нужно найти подход к горничной, и это, скорее всего, окажется не очень сложно: женщина средних лет, в доме Шнаппса работает не так уж давно, года четыре, и хозяйка для неё всего лишь посторонняя нанимательница. А вот старая нянька… Тут можно поймать птицу удачи или лопухнуться всерьёз.

– «Так тихими шагами жизнь ползёт К последней недописанной странице…», – пробормотал он.

Рядом раздалось фырканье, и Влад, наконец, поднял глаза от тарелки.

– Слушай, ты странно разговариваешь, – сказал ему один из близнецов. – Будто бы и сам с собой, и в то же время с кем-то, кого здесь нет.

– Видишь ли…

– Я Стас, – сообщил мальчишка.

– Это хорошо. Видишь ли, Стас, у меня привычка такая. Когда я очень глубоко задумываюсь, начинаю цитировать пьесы.

– То есть, ты актёр? – спросил второй парень, точная копия Стаса. – Я Серж.

– Методом исключения догадаться было нетрудно, – усмехнулся Суржиков. – Ну да, и актёр в том числе. Вроде бы вчера нас познакомили?

– Познакомили. Ты помощник отца, это мы поняли. Только пока не решили… – начал говорить Стас.

– Ты такой же скучный, как был Весёлкин, или лучше? – закончил фразу его брат.

Их отец, до сего момента наблюдавший за экзекуцией молча, постучал по столу кончиками пальцев и сказал негромко:

– За синюю линию не заходить!

– Так точно! – в один голос ответили близнецы. – А можно, мы пока пойдём к себе?

– Нельзя, – сказала вдруг Софья. – Вначале мы должны решить вопрос с дежурством.

– В смысле?

– Аркадий Феофилактович уехал. Выясняется, что всё то, что делал один небольшой домовой, нужно распределять по всем членам коллектива. Мы с Барбарой можем взять на себя готовку. Остальное вы должны разделить между собой.

– Остальное – это что?

– Уборка, покупка продуктов, мытьё посуды, стирка, глажение белья, – слова падали в тишину за столом, словно металлические шарики в кастрюлю, с хорошим звонким «бамммс!».

– У-у-у! – горестно протянул один из мальчишек.

Второй же деловито спросил:

– А делить будем поровну?

– Делить будем по справедливости! – сказал Алекс. – У Софьи работа плюс сад плюс готовка…

– Я готова взять на себя посуду… после завтрака и после обеда, – заявила Катя.

Бурное обсуждение и делёж обязанностей затянулся вплоть до конца второго кофейника. Суржиков этого не слышал: он снова отключился и мысленно просматривал страницу блокнота с записями о Марии Пантелеймоновне Иванцовой, девяноста двух дет от роду, проживающей в собственном доме торговца Альфреда Шнаппса…

Близнецы честно помогли Кате убрать со стола и донести посуду до мойки, после чего, повинуясь повелительному жесту отца, побрели к нему в кабинет.

– Влад, – хозяин дома вернулся в столовую и тронул помощника за плечо; тот оторвался от размышлений и одним глотком допил остывший чай. – Я постараюсь тебе помочь разобраться с Шнаппсами, сейчас только с мальчишками поговорю…

– Пока не надо, – покрутил головой Суржиков. – Если что, я спрошу, а пока дай мне самому попробовать, без режиссёра.

– Ладно, – Алекс открыл было рот, чтобы дать ещё какие-то советы, но помощника уже не было в комнате, только штора у двери колыхнулась.

Верещагин пожал плечами и пошёл в кабинет. Мальчишки сидели на диване и разглядывали иллюстрации в энциклопедии холодного оружия. Картинки были объёмные и, повинуясь движению пальца, поворачивались, приближались и давали вытащить оружие из ножен, чтобы рассмотреть клинок.

– Пап, а ты малайский нгерис когда-нибудь держал в руках? – спросил Стас.

– Держал.

– И как?

– Что – как?

– Ну, вот, говорят, сакральное оружие, нгерис выковывались специально для убийства определённого человека и обладали собственной волей… У тебя было ощущение, что этот нож не такой как все?

Алекс мысленно почесал макушку, осознавая трудность вопроса. Попавший ему в руки в процессе расследования нгерис явно не был обычным ножиком, которым и колбасу нарезать можно, и глотку перехватить. И было ощущение, что некая личность, довольно злобная, в нём кроется. Вопрос только, стоит ли рассказывать об этом детям?

– Ты знаешь, – медленно начал он, призывая вдохновение, – пожалуй, да. Пожалуй, чувствовалось в том нгерис нечто… неприятное. И, честно говоря, я рад, что сразу же передал его ребятам из магбезопасности.

– А их до сих пор выковывают? – поинтересовался Серж.

– Считается, что кузнецы-эмпу исчезли. Кстати, последнего известного официально эмпу нашли однажды убитым, а рядом лежал только что доделанный им клинок.

– Считается? – вычленил главное слово Стас.

– Кто знает, что происходит где-нибудь в затерянных городах Малайзии? – пожал плечами Алекс. – А теперь прошу убрать книгу, потому что мы будем говорить о том, что же случилось в значительно более близком к нам Кракове.

– Тогда Катьку надо позвать, – Серж спрыгнул с дивана и умчался на кухню.

Стас тем временем аккуратно закрыл толстый том энциклопедии и поставил её в шкаф, попутно погладив пальцами соседние тома.

– Итак, – начал Алекс, когда вся троица расселась, – куда вы дели вашего сопровождающего, и почему я об этом узнал только сейчас?

Дети переглянулись, и Стас еле заметно кивнул.

– Всё началось второго мая, – начала девочка. – Нам в школе сообщили, что учебный год заканчивается раньше из-за указаний службы магбезопасности…

Уже несколько месяцев Катя точно знала, на кого она хочет быть похожей. Нет, не на актрису из головидео и не на модельера; место в разуме и сердце девочки прочно заняла коммандер Лавиния Редфилд из службы магбезопасности. И Катя изо всех сил училась так, чтобы не посрамить кумира, да вести себя старалась по возможности столь же спокойно и невозмутимо, как госпожа Редфилд.

Именно поэтому, услышав от куратора их группы о незапланированных каникулах – прямо с завтрашнего дня! – она не запрыгала от радости, хлопая в ладоши, а чуть сдвинула брови и кивнула, мол, информация принята и усвоена.

Стас и Серж были проще: они бурно выразили радость, потом затихли и переглянулись… Впрочем, наверное, можно уже не говорить, что практически любые действия близнецов начинались с переглядывания, словно таким образом они и мыслями обменивались.

– Надо Василию сообщить, – сказал Серж.

Его брат достал коммуникатор и набрал номер. Экран светился синим, гудки проходили, но ответа никакого не было. Наконец Стас сбросил вызов и пожал плечами:

– Ну, мало ли, чем он занят! Пойдём пока вещи соберём и расписание дирижаблей посмотрим.

Вещи были собраны, подарки упакованы, в расписании обнаружился отличный рейс пятого мая, без остановок на ночлег, только для дозаправки – а гувернёр всё не давал о себе знать.

Было уже около десяти вечера, и Катя, под строгим взором старосты её группы, отправилась к себе на девичью половину общежития. Когда за ней захлопнулась дверь, коммуникатор, наконец, отмер и громко засигналил. Вид у воспитателя был несколько странный и взъерошенный…

 

– Стас, ты звонил?

– Да. У нас занятия заканчиваются завтра, объявлены внеплановые каникулы.

– На месяц раньше? Вот тьма… – вырвалось у Василия.

Впечатление было такое, что он бы и что-то более забористое произнёс, но в последний момент остановился.

– Мы посмотрели расписание, – продолжал его воспитанник, которому некогда было вникать в проблемы гувернёра. – Пятого есть отличный рейс до Москвы, возьмёшь билеты?

– Возьму… – рассеянно ответил Василий и отключился, не прощаясь.

– Ну, вот, а на следующий день утром… То есть, получается, третьего числа, он прибежал с билетами, отдал их мне и сказал, что в Москву не летит, а проводит нас Барбара, с которой он вчера договорился, – закончил Стас рассказ, начатый Катей.

– То есть, получается, что ваш, с позволения сказать, воспитатель, получающий от меня нехилую зарплату, виделся с вами в лучшем случае на часок вечером?

– Ну… – замялся Серж.

– Интересно… О чём ещё я не знаю?

– Ещё, наверное, о том, что ребята за Василием в тот день проследили… – хмыкнула Катя. – И узнали, почему он хочет остаться в Кракове.

– Да, что-то вы вчера говорили о книге?..

– Оказывается, пока Серж и Стас проводили время в школе…

– Мы учились! – раздался возмущённый вопль двух глоток.

– Хорошо, пока они учились, Василий бродил по Кракову и по его букинистическим лавкам. И в одной из них познакомился с хозяином. Вот к этому самому букинисту, его зовут пан Тадеуш, он и ходил каждый день.

– Ладно, – Алекс потёр занывшие виски. – Понимаю, книги, букинист, лавка – но зачем он в Кракове остался?

– Наверное, на этот вопрос отвечу я, – раздался голос от дверей кабинета.

– Барбара! – Хозяин дома вскочил и подвинул кресло, чтобы гостье было удобнее сесть. – Так что же там произошло? И как наш сбежавший гувернёр тебя отыскал?

Усевшись, женщина пожала плечами:

– Ты не вполне прав, Алекс. Гувернёр не сбежал, он старался выполнять свои обязанности. Просто оказалось, что в школе мальчикам было интереснее, чем с ним, такое иногда случается. А поскольку их и поселили в школьном общежитии, Василий оказался просто не у дел, вот и стал заполнять свободное время… другими занятиями.

– Н-да, – Верещагин смущённо потёр нос. – Ладно, упрёк справедливый. Понимаешь, когда предложили мальчишек отправить по программе обмена в магическую школу, да ещё и в ту же самую, где Катерина учится, я никак не мог с ними поехать…

– Ещё проще, – Барбара улыбнулась. – Ты пока не привык к тому, что они уже почти совсем взрослые!

– Да, наверное… – Алекс улыбнулся, хотя подозревал, что улыбка эта больше похожа на оскал.

Он ещё не рассказал близнецам о смерти Елены, и пока что оттягивал этот момент, сколько мог. Никак не получалось у него хотя бы сформулировать то, что нужно произнести.

Барбара продолжала рассказ:

– С Василием мы виделись в день их приезда, поэтому он точно знал, где меня искать.

– А если бы и не знал, мог у нас спросить, – прокомментировал Стас, о чём-то шептавшийся с Сержем в уголке.

– Ну, а пан Тадеуш Красницкий в Кракове известен даже городским голубям, – договорила Барбара и погрозила мальчишкам пальцем. – Как сказал Василий, у пана Тадеуша он нашёл некие дневники примерно двухсотлетней давности, и там была информация о владельцах какой-то раритетной книги. Книгу эту ваш гувернёр мечтал найти чуть ли не с детства, поэтому отважно пустился на поиски…

– И пропал, – мрачно дополнила Катя. – Как-то вот так всё получилось.

– Что означает «пропал»? Сформулируй, пожалуйста, точнее!

– Означает, что Василий не пришел ночевать в квартиру, где жил всё это время, его вещи остались там нетронутыми, коммуникатор не отвечает…

– А что говорит пан Тадеуш?

– А он разводит руками, – ответила Барбара. – Наш молодой человек купил все пять тетрадей, причём наличных у него не хватало, и он хотел оставить в залог старинные карманные часы. Букинист часы не взял, сказав, что Василию верит.

– И больше не видел ни Василия, ни тетрадей, ни денег, – подхватила Катя.

– Вот и нет! – Серж даже подскочил со стула. – Он получил чек на недостающую сумму!

– Ага, конечно! Только банк ответил, что на счету пусто!

– Стоп! – ладонь Алекса громко хлопнула по столу. – Все замолчали и слушают меня.

В кабинете и в самом деле воцарилось молчание. Четыре пары глаз уставились на него, Верещагин откашлялся и продолжил:

– Катя, ты сможешь написать всё, что ты знаешь об этой истории? Пожалуйста, во всех подробностях и прямо сейчас.

Девочка кивнула и встала. Её торжественный выход из комнаты был несколько смазан тем, что в дверях она быстро оглянулась и показала близнецам язык.

– Барбара, мне нужен максимум информации о букинисте и о найденных Василием тетрадях.

– Хорошо, сейчас напишу.

– А вас, дорогие мои, я попрошу остаться!

Когда Барбара вышла из кабинета, Алекс повернулся к сыновьям. Они переглянулись, и Стас примирительно начал:

– Пап, мы тут ни при чём!

– Мы его не доставали совсем, нам и некогда было! – продолжил Серж.

– Да нет, это я знаю! Я не о том… – Верещагин потёр затылок, вздохнул и начал: – Мне придётся сказать вам плохое. Ваша мама умерла…

Кто-то из близнецов со свистом втянул в себя воздух. Потом Серж встал, посмотрел на брата, мотнул головой в сторону двери и сделал шаг к ней. Повернулся к отцу и выдавил:

– Мы… вернёмся сейчас.

Через миг в кабинете не осталось никого, кроме Алекса.

По утреннему времени Мария Пантелеймоновна оказалась бодра, несколько сурова, и отчётливо припахивала вчерашними злоупотреблениями. Впрочем, довольно быстро она смягчилась, и на вопросы Суржикова отвечала охотно и с некоторыми подробностями, иной раз и излишними. Ну, на кой ляд, скажите на милость, нужно ему знать, что Лотта в детстве была такой хорошенькой, что на улице все на неё оборачивались, даже бродячие собаки…

– А заикание у неё прошло, – потрясла головой нянька. – Почитай, годам к шестнадцати почти ничего и не осталось, ну, разве что, когда разнервничается, так начинает запинаться.

– Мария Пантелеймоновна, а расскажите мне про родителей Шарлотты Германовны?

Старуха махнула рукой:

– И нечего про них говорить. Девчонка им не нужна была, выдали замуж за вдовца на столько лет старше, и рады… Ну, как же, денег им Шнаппс отвалили немерено, они теперь сыночке своему, Эдгарчику драгоценному, экипаж новый купят.

– Да вроде бы они неплохо жили, Шарлотта ваша с супругом? – подыграл Суржиков. – Глядишь, общих бы деток завели…

– Не хочет она, – прошептала Мария Пантелеймоновна, оглядевшись по сторонам. – Меня посылала к травнице знакомой, я, как узнала, чего Лотка хочет, сразу ей сказала – не пойду, хоть режь меня. Ну, так она девку эту послала, Настьку, горничную, а той-то что – подолом махнула и поскакала. А что грех это, так и дела ей нету.

– Да, действительно… Ну, так вроде бы теперь Шарлотта Германовна праведную жизнь вести решила, вон, и молится по целым дням. Может, вразумит её этот… новый бог?

– Ты вот что, – нянька поджала губы. – Говори, да не заговаривайся. Бригиту в доме всегда почитали, и братьев её, Фола и Гразиса. А кому она молится, если у него и имени-то нет? Вот то-то!

И старуха потрясла в воздухе сухим желтоватым пальцем.

– Так откуда ж она взяла этого безымянного? Конечно, на улице кого только не встретишь, я вон сегодня браминов видел – головы бритые, жёлтой тканью обмотаны… Но эти хоть улыбаются и счастья всем желают.

– Да что ты, на какой улице? – Пантелеймоновна махнула скрюченной лапкой. – Лотта женщина приличная, по городу одна не шлындает! Парикмахерша ей эту пакость принесла. Я б таких подруг…

Адрес, куда нянька таких бы отправляла, был обозначен точно, и явно предполагал дальнее пешее путешествие.

– Ну, а зовут эту парикмахершу как? – терпеливо переспросил Суржиков. – И где её искать?

Названия салона Мария Пантелеймоновна, конечно, не знала, а имя – Диана Мерсье – он записал в блокнот, после чего попрощался со старухой и вышел из её душной светёлки.

Разговор с горничной лишь подтвердил сказанное нянькой, но ничего более Настя не рассказала. Владимиру вообще показалось, что она не то не вполне развита умственно, не то чем-то озабочена до такой степени, что не сразу понимает, о чём её спрашивают. Впрочем, вопрос о травах, за которыми хозяйка её посылала, девушка поняла и замахала руками, осеняя себя знаком святой Бригиты:

– Что вы, что вы, господин следователь! Разве ж можно такое делать? Для сна я травы покупала, законные, с печатью и всеми делами.

– А у кого? Мне бы тоже пригодились… для сна-то, а?

– Не помню я, – Настя свела глаза к носу для убедительности. – Забыла.

Так старательно девушка разыгрывала дурочку, что грех было бы ей не подыграть, так что Суржиков покивал, погладил её сочувственно по плечу и сунул в карман фартука монетку.

– Купи себе конфет каких, – сказал он, умалчивая о том, что вместе с монеткой в этот самый карман попала невзрачная сухая горошина нута.

Как и о том, что был это наспех замаскированный амулет, позволяющий в течение ближайшего часа послушать, что и кому Настя будет говорить, так сказать, передатчик. Приёмник представлял собой такую же горошину и размещался у сыщика в правом ухе, доставляя немалые неудобства.

Он попросил горничную узнать, может ли его принять хозяйка, та покивала и ушла куда-то вглубь жилой части дома. Суржиков похлопал себя по уху, беззвучно выговаривая слова заклинания, и в который раз удивился, что всё сработало.

Сработало, Тьма его побери!

Слышно было негромкое «тук-тук» и голос Насти, уже вполне нормальный и бойкий, без гнусавости и протяжных гласных.

– Можно, Шарлотта Германовна?

– Заходи скорей! – чуть хлопнула дверь, скрежетнул ключ в замке. – Ну, что там? Да не стой столбом, подай мне рясу мою, и тем временем рассказывай!

– Сыщик пришёл, – стала докладывать горничная. – Сперва со старухой говорил долго, потом за меня взялся. Пантелеймоновна-то ему напела всякого, и про травки особые, и про Дианку…

Оценив подробное и толковое изложение обоих разговоров (подслушивала, значит, милая девушка Настя, пока он с нянькой беседовал), Влад отметил и звонкий, красивый голос Шарлотты, и её правильную речь, и манеру говорить – твёрдую и уверенную, но не напористую.

Тем интереснее было услышать вялое и безжизненное «Здравствуйте!» от женщины, вошедшей в гостиную через несколько минут.

Госпожа Шнаппс была хороша собой. Высокая статная фигура, пышные светлые волосы, выбивающиеся из-под серого платка, большие опущенные долу глаза; впрочем, в первый момент Суржиков успел разглядеть, что они голубые.

Хозяйка дома тихо отвечала на его вопросы о хозяйстве, муже и образе жизни, даже не интересуясь тем, зачем незнакомцу знать, проживает с ними дядюшка Гюнтер или приехал погостить. Когда Влад попытался расспросить её о том, в какую же церковь она ходит, женщина поджала губы – полные и розовые – и сказала всё так же тихо:

– Ни к чему вам это.

И более ни единого слова от госпожи Шнаппс сыщик не добился.

Распрощавшись с этой безмолвной статуей, он вышел во двор и почесал за ухом. Хорошо было бы проследить, куда Шарлотта Германовна отправится на богомолье, но как узнать, когда это произойдёт? Не сидеть же тут возле дома сутками, да и где прятаться? И Суржиков, с сомнением покосившись на сочные лопухи у ворот, постановил: доложить шефу о полученной информации и посоветоваться, что делать дальше. Да и помянутую парикмахершу, Диану Мерсье, не мешало бы разыскать, а значит, всяко нужно обращаться к городской страже.

И он решительно повернул в сторону Устретенской слободы.

Если же наш герой всё-таки прикинулся бы лопухом у ворот, то не более чем через полчаса смог бы увидеть, как горничная высовывает нос из двери и осматривает двор; как следом за ней выскальзывает из дома госпожа Шнаппс в васильковом платье и шляпке с вуалью и почти бежит к калитке; как садится в закрытый экипаж и забирает у горничной небольшой саквояжик…

Примерно на сотом круге по кабинету Алекс решил, что протёртый ковёр домовому не восстановить. А если и сумеет, так столько хозяин наслушается, что оно того не стоит. Поэтому он постарался взять себя в руки и хотя бы сесть.

Мальчишки не приходили. И попытка запустить в их комнату магическое ухо оказалась совершенно бесполезной: паршивцы провели время в Кракове не зря и, как минимум, научились ставить полог от подслушивания.

Он собрался уже идти к ним… или к Барбаре?.. в общем, куда-нибудь, когда коммуникатор, брошенный на стол, задрожал и засветился синим. Появившееся на экране лицо было совершенно незнакомым, а вот синяя форма и погоны говорили о том, что некто представляет официальные органы Царства Польского.

 

Неужели близнецы что-то настолько серьёзное натворили в Кракове?

– Господин Верещагин? Подпоручик Хондажевский, городская стража Кракова, – представился этот, в форме, и Алекс замер. – Скажите, вам знаком господин Таунен, Василий Таунен?

– Да, – голос у нашего героя скрипнул, и он откашлялся, чтобы повторить уже вполне нормально. – Да, я знаю господина Таунена, он работает у моих сыновей домашним педагогом. Гувернёром. Сейчас в отпуске. А что?

– Да видите ли… – поручик слегка замялся. – Он арестован по подозрению в краже… и на наши вопросы отвечать отказывается, а требует вызвать вас.

– В краже? – Верещагин отлично помнил, что именно близнецы рассказывали ему о приключениях добропорядочного гувернёра, но удивление сыграл безупречно. – Уверен, что это ошибка.

– Мы вынуждены просить вас прибыть в Краков, – уже твёрдо сказал стражник. – В ближайшее время.

– Хорошо, – кивнул Алекс. – Мне это крайне неудобно, но Василий работает на мою семью. Я прибуду первым же рейсом.

Двое детективов холодно распрощались, и наш герой, помянув Тёмного и его приспешников, полез смотреть расписание дирижаблей в сторону Кракова. Когда дверь кабинета приоткрылась, и в щель один за другим просочились близнецы, он поднял на них сосредоточенный взгляд и сообщил:

– Все наши планы откладываются, как минимум, на неделю. В качестве возмещения…

– Мы уже выбрали, – перебил его Стас. – Летние курсы воздухоплавания в Академии Жуковского.

Серж дополнил:

– Всем троим, Катька с нами.

Счастливый отец не то, чтобы не удивился, просто сумел удержать лицо, и ответил:

– Принято. А насчет того, что случилось…

– Не надо, пап. Давай… потом как-нибудь.

– Лучше скажи, когда ты улетаешь? – подхватил Стас.

– Откуда вы знаете, может, у меня просто новое расследование?

– Не-а, – близнецы дружно помотали головами. – Ты в Краков поедешь, Василия вытаскивать.

– Это, конечно, тоже расследование, – добавил Серж, – но другое.

– Получается, самый быстрый способ – сегодня вечером в Монакум, а завтра по прилету уже поездом в Краков, – сдался Алекс. – И расскажите-ка мне еще раз всё, что вам удалось узнать о тетрадях, книге и о том, чем ваш гувернёр занимался на свободе…

По дороге из Кривоколенного переулка Суржиков всё рассуждал сам с собой обо всём, что ему рассказали и не рассказали. Как раз дойдя до двери дома, он хлопнул себя по лбу и промычал:

– У-у, балда! Надо ж было соображать!

Он взбежал по лестнице на второй этаж, в несколько шагов достиг кабинета, открыл дверь и застыл, никого не увидев.

Алекс обнаружился в спальне. Он стоял над небольшим кожаным саквояжем и аккуратно укладывал туда чехол с рубашками.

– Шеф, я понял, где я лопухнулся!

– Что, сбежала наша богомолица? – поднял на него взгляд Верещагин. – Интересно только, в театр или к любовнику?

– Какой театр? – затормозил Владимир.

– Да я подумал, что очень все её молебны отдают дурным любительским спектаклем… Ты извини, я тебя перебил. Излагай, что ты придумал!

– Ага… Значит, замужем Шарлотта три года, не вчера выдали. И сама она из купеческой семьи, с детства её в почтении к старшим воспитывали и дела вести учили. Вполне себе такая… крепкая девица была. Стояла на земле обеими ногами.

– Это тебе нянька сказала?

– Что-то нянька, что-то я из разговора с неутешным супругом понял. Да и знаю я, как купцы дойчландского происхождения детей воспитывают, в детстве соседи были такие, насмотрелся! Так вот, три года назад она вышла за Шнаппса и жила с ним… нормально. Хороший прочный брак. Если бы сразу после замужества она взбрыкнула, можно было бы списать на девичье потрясение, нервы, всё такое. Но чтобы три года нервы не вибрировали, а тут вдруг взыграли?

– Согласен, – кивнул Алекс. – И ты решил?..

– Я решил, что она любовника завела, тут-то крышу и сорвало. Шнаппс… не похож на инкуба.

Не удержавшись, Верещагин фыркнул:

– Вот уж точно! Но старуха тебе об их проблемах в спальне не рассказала?

– Думаю, она и не знает. Подруге женщина могла бы рассказать о таких подробностях личной жизни, но не няньке. Ну, мне так кажется. Так что я планирую хорошенько потрясти парикмахершу, авось, что-то и вытрясем.

– Хорошо, так и сделаем. Тебе придётся довести это дело самому, потому что я сегодня вечером должен отбыть в Краков.

– Потерявшийся гувернёр, – кивнул Суржиков. – Слушай, и клиенту мне придётся отчитываться?

– Отчитаешься, небось, не бином Ньютона. Бланки отчётов в правой тумбе стола, оплату положишь пока на свой банковский счёт, вернусь – разберёмся.

– А вдруг я не сумею…

– Иди к тёмному! – разозлился Алекс. – Гамлета сыграть сумел? Ну, так сыграй и Шерлока Холмса!

Барбара Вишневская и сама не слишком хорошо понимала, что привело её в Москву, и почему она не уехала сразу же, доставив детей. Или, может быть, понимала, но всё ещё не готова была в этом самой себе сознаться. Со времени их знакомства с Алексеем Верещагиным и его непростым семейством прошло не так уж мало времени, почти полтора года. Они периодически встречались то в Кракове, то в Медиолануме, то в Лютеции, и при каждой встрече этих двоих буквально бросало друг к другу, никакой не было возможности оторваться, разомкнуть объятия.

А потом они всё же расставались.

И наступали долгие периоды молчания, прерываемые редкими электронными письмами или разговорами по коммуникатору.

Ни Алекс, ни Барбара ни разу не говорили о том, чтобы жить вместе, хотя, что уж скрывать, у любой женщины такая мысль возникает и долбит мозг изнутри. Конечно, вот она – любовь, страсть, которая за это время нимало не потухла, а с другой стороны – налаженная жизнь, работа, друзья…

Никак невозможно представить, чтобы Верещагин бросил дом и работу и поехал завоёвывать клиентов в Краков. Но для пани Вишневской переезд в Москву представлялся совершенно невозможным, немыслимым после первого брака.

И всё же, когда Алекс позвонил ей в некоторой растерянности и попросил помочь, она бросила всё, взяла отпуск в клинике и собрала чемодан.

Всё это и много другое Барбара обдумывала, вымешивая тесто. Наконец она сочла, что нужная структура достигнута, накрыла таз чистым льняным полотенцем и стала отряхивать руки. Тут её обняли сзади и поцеловали в макушку:

– Пироги будут?

– С капустой, с мясом и с маком.

– Здорово… Жаль, что я не попробую.

– Это почему? – развернулась она к Алексу.

Он развёл руками:

– Дурацкое стечение обстоятельств. Представляешь, сегодня отправляюсь в Краков. Василий влип в историю. Мне звонила городская стража, его обвиняют в краже.

– Святая Бригита, ерунда какая! – Барбара быстро вымыла руки, сердито стряхнула воду, поискала глазами полотенце и, не найдя, вытерла пальцы о фартук. – Так, погоди минуту…

Она почти пробежала до отведённой ей комнаты, вытащила из чемодана пухлую записную книжку и быстро перелистала её:

– Ага, вот! Записывай: Марек Пшемысский, капитан стражи. Свяжись с ним, он поможет…

– Твой поклонник? – равнодушно поинтересовался Верещагин.

– Друг детства, – она рассмеялась и, встав на цыпочки, чмокнула ревнивца в кончик носа. – Постарайся быстро с ними разобраться, а то у меня кончится отпуск.

Дирижабль «Герцогиня Ауфштадт» отвалил от причальной мачты точно по расписанию, в восемнадцать тридцать. Глеб откинулся на спинку удобного кресла и не без удовольствия осмотрелся. Увиденное ему понравилось: хотя в брюхе дирижабля и помещалось более двухсот пассажиров, со своего места он видел ещё пятерых. Более того, когда подойдёт время спать, спинка кресла откинется, боковую загородку можно будет сдвинуть и остаться практически одному.

– Что меня радует, – сказал он, обращаясь к своему спутнику, – так это то, что наше руководство не стало экономить и отправило нас без ночевок на промежуточных станциях.

Капитан-лейтенант Кулиджанов согласно угукнул и раскрыл на столике папку с делом.

– Давай поглядим еще раз, какой у нас план.

– Да какой план, если мы ещё сутки лететь будем?

– У нас есть, во-первых, рекомендации, во-вторых, цель.

– И, в-третьих – адрес, – пожал плечами Глеб. – А пока мы не знаем, что скажет нам этот господин с говорящей фамилией, любые дальнейшие действия предсказать невозможно. Кстати, я не посмотрел год его рождения – это что, [тот самый] Монтегрифо?

Слова «тот самый» в его речи явно были выделены жирным шрифтом.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13 
Рейтинг@Mail.ru