Анна Белинская
По-настоящему
Глава 3.
Даша
Сгребая остатки после ужина со своей тарелки в мусорное ведро, исподлобья наблюдаю за братом, который с нескрываемой ненавистью топит в кружке чайный пакетик.
Сочувствую.
Не брату, а заварочному треугольничку, неудачно попавшему в руки к этому…ослу.
Брат не в настроении.
Хотя, о чем я. Я уже и не помню, когда оно у него имелось. Кажется, тогда мне было лет семь, но мне могло и показаться так же, как и то, что когда-то мы с Артемом жили в одной семье и прекрасно ладили.
Опускаю свою тарелку в раковину, поднимаю со стола миску брата, с которой счищать нечего. Ее и мыть не нужно. Она вылизана до скрипа.
Это у него с армии.
Может, тогда у него начала ехать крыша?
Не знаю.
Когда Артем вернулся из армии, он давал померить мне свою дембельскую форму. Сейчас он раздает только лещей. Не в буквальном смысле, а словесных.
Значит, это началось позже. Может, тогда, когда брат переехал из нашей родной станицы сюда, в город N*, и устроился работать в отделении ДПС.
У него работа собачья, но не обязательно лаять на меня! Он как с цепи сорвался.
Два года назад я с таким энтузиазмом переезжала к нему, что фонтанировала счастьем на километры.
Я ждала этого дня, как дембеля мой брат.
Я мечтала переехать из маленькой станицы и жить в большом городе, учиться в ВУЗе. Все это исполнилось, но меркнет, когда как в течение двух лет Артем меня терроризирует.
– В субботу отвезу тебя к родителям, – ни с того ни с сего констатирует агрессор.
Это не вопрос и не просьба. Это чертов приказ!
Не знаю, когда он решил, что несет за меня полную ответственность. Артем обращается со мной как со своими правонарушителями. Будто я каждый день что-то нарушаю.
– В эти выходные у меня две фотосессии, – сообщаю ему свои планы, о которых он постоянно забывает поинтересоваться.
Замечаю, как, сделав глоток черного крепкого чая вприкуску с куском сахара, скулы Артема заводят свой чокнутой танец.
– Отменишь, – цедит сквозь зубы.
Начинаю внутри агонизировать, но, чтобы не сорвать чеку вспышки ярости брата, говорю тихо:
– Я не могу. Мне задаток уже перевели.
– Вернешь, – твердо требует Артем.
Зажмуриваюсь. Задерживаю дыхание, чувствуя, как внутри рвется пружина, которая держит под напряжением все мои внутренности целых два года.
– Я не могу, Артем. Это безответственно. Я подведу людей…– повторяю чуть громче, но не настолько решительно, чтобы это мне помогло.
– Насрать. В субботу ты едешь к родителям, – заявляет безапелляционно.
И все. И хоть ты лбом о стол треснись.
Я взрываюсь как петарда:
– Как же ты меня достал! Перестань обращаться со мной как с собственностью. У меня своя жизнь. Хватит указывать, как ее жить! Разберись со своей! А лучше уже начни подыскивать себе кошку! Потому что ни одна нормальная женщина тебя не выдержит. Хотя и кошка от тебя сбежит. Ты злой как собака!
Выплюнув все то, что накипело, убегаю в свою комнату и от души захлопываю за собой дверь.
Достал!
Ненавижу!
Он считает, что я маленькая несмышлёная девчонка…. А мне девятнадцать!
Его нездоровый контроль просто невозможен.
Я никуда не могу пойти с лучшей подругой Зарой, я постоянно должна отчитываться перед ним. Отпрашиваться!
Я не была ни на одном институтском мероприятии, если не считать конференции. На меня одногруппники смотрят как на ненормальную. Дикую!
Мое увлечение фотографией брат называет дурью. Сам он придурок! Если бы не мой Сони, камера, которую родители и этот дурак подарили мне на восемнадцатилетие, я бы сошла с ума! Единственная отдушина и способ легально сбежать из дома! Посмотреть на счастливые лица моих клиентов и получить от них приятные эмоции, когда сбрасываю им фотографии. А еще… я накопила за фотосессии немного денег. Это мой посильный заработок. Я не профессиональный фотограф, я любитель.
Детские праздники, прогулочные семейные фотосессии, уличные мероприятия и…оттенки моря – вот перечень моей работы, за которую, по общепринятым меркам, я беру копейки. Но они чертовски выручают, ведь просить у родителей деньги на личные средства гигиены или нижнее белье мне не позволяет совесть. А уж обращаться к брату само собой дело провальное.
Мне нужны деньги!
Я хочу снять квартиру и съехать от этого самодура. На несколько месяцев, до того, как комнаты в общаге освободятся выпускниками.
Но с этим проблема. На такой короткий срок найти съемное жилье очень сложно, а посуточно я не потяну. Впереди летние месяцы, квартиры еще с зимы забронированы туристами, которых в городе уже бессчётное количество. Их даже кусачие ценники не отпугивают. А меня пугают. Те суммы, которые арендодатели просят за квадратные метры даже вдали от моря.
Я прогуляла сегодня пару, чтобы подыскать себе жилье, но удача явно не на моей стороне. А я хочу жить! Мне девятнадцать! Я хочу набивать шишки и наслаждаться ими, пока у меня есть молодость. Хочу глупить! Хочу влюбляться! А когда еще этим заниматься? Не хочу быть как брат: злой и одинокой. Не хочу потратить свою молодость зря!
– Дарья! – доносится за закрытой дверью моей комнаты. Я слышу, как брат топчется снаружи, но не переживаю о том, что замка на этой двери нет.
Я молчу, а это означает, что без приглашения Артем не войдет. Несмотря на его придурковатость, он различает нашу гендерную принадлежность.
Мы живем в двушке. Брат мне выделил спальню, себе оставил гостиную. Личные территории, на которые мы стараемся не посягать. Пересечений с Артемом на кухне мне достаточно, чтобы с каждым новым днем все больше и больше желать от него съехать.
Эта квартира тоже съемная. Нужно продать половину своих органов, чтобы купить здесь, на взморье, квартиру. Поэтому я не считаю Артема неудачником. Всего лишь дураком, ведь если бы не его принципиальность и скверный характер, он бы давно выбрался из старлеев. И никто не виноват в том, что он сам отбирает у себя шанс быть успешным в этой жизни.
Не дождавшись моего ответа, брат уходит. Я выдыхаю, но обида и чувство вселенской несправедливости душат.
Сажусь на край кровати и наблюдаю за Мавроди, который, будто почувствовав мое состояние, замирает в своем колесе. Он единственный понимает меня в этом доме, и это спасает от того, чтобы не повеситься на бельевой веревке, на которой Артем сушит свою форму. Но я никогда не пожалуюсь родителям на брата. А смысл? Ему двадцать восемь, вряд ли они поставят его в угол или отлупят.
Грустно улыбаюсь Мавроди. Черные глазки-пуговки замерли на мне и не двигаются. В них темная бездна, но даже в ней я вижу сочувствие, и оттого мне хочется зареветь, но не получается. Мой бело-рыжий хомяк живет в клетке, но выглядит свободнее и счастливее меня. Полдня он наяривает в колесе, а вторую часть суток посвящает складыванию тыквенных семечек пирамидкой в углу своего домика. Я назвала его Мавроди, думаю, он не в обиде.
Укладываюсь на спину в тот момент, когда на столе начинает гудеть вибрация телефона. Хватаю трубку, с радостью подмечая на экране улыбающееся лицо Ахметовой.
– Да?! – быстро отвечаю подруге.
– В субботу на даче Астахова намечается грандиозная вечеринка. Только не говори, что мы на нее не пойдем, – начинает тараторить она, не потрудившись поздороваться. Зара такая. Когда ей нужно рассказать что-то срочное, для нее ничего иного не существует вокруг, кроме того, чтобы как можно скорее донести фонтанирующую из нее информацию.
– Привет… – удрученно вздыхаю я, зная свой ответ заблаговременно.
– О нет, только не эти интонации…– предупреждает меня, шмыгая носом. Следом в трубке слышатся звуки смачного высмаркивания.
– Но я правда не смогу. Ты же знаешь, – кошусь на дверь, боясь, что брат примчится на нюх и начнет подслушивать под дверью.
– Мы не можем пропустить такую пати. Ну поговори с ним! – кашляя, канючит Ахметова.
– Мы поругались… – объявляю.
– Опять?
– Снова. Артем хочет отправить меня в станицу. Не знаю, для чего ему нужно, чтобы меня не было дома, но явно не для того, чтобы привести девушку.
Зара весело прыскает.
Не в курсе, есть ли вообще у Темы кто-нибудь. Даже если и есть, не представляю, как она могла бы выглядеть. Разве что с кнутом и электрошокером для отпугивания бешеных собак.
– Давай ты сбежишь? – предлагает Ахметова.
– Это как? Вылезу в окно? С пятого этажа?
Зара снова хохочет, чем вызывает у себя приступ точащего кашля.
– Или скажу Артему, что собираюсь за хлебом, и оденусь в спортивный костюм, под которым на мне будет надето платье, а босоножки скину с пятого этажа, – накидываю обреченных на неудачу версий, смеша тем самым подругу.
– Ага! А я поймаю! – поддерживает она мой бред.
– Поймаешь! Каблуком себе по лбу! – веселюсь вместе с ней я, несмотря на разрастающуюся внутри меня спираль отчаяния.
Я не могу ничего себе позволить. Пока я живу с этим тираном, так и буду у него на привязи.
Ахметова сморкается и кашляет в трубку.
– А по какому поводу вечеринка? – интересуюсь все же я.
– Разве Рафу нужен особый повод? – фыркает Зара тоном, который возникает только тогда, когда она говорит о своем сводном брате, Рафаэле Астахове.
О вечеринках на их семейной даче в горах ходят легенды. Девчонки- старшекурсницы рассказывали, что на них творится тако-о-ое! А какое – не договаривали. Мы с подругой там ни разу не были, я-то по понятным причинам, а Зара со своим сводным братом на ножах.
– Меня отпускают под его присмотром, – хмыкает. – Я два дня ныла его отцу, чтобы он меня взял! Это сработало! – торжественно заявляет Зара.
– И он, конечно же, этому безмерно рад! – смеюсь я.
– О! Ты даже не представляешь насколько! Именно поэтому мы обязаны туда пойти! Мне нужен на него компромат! Аа-апчхи! – звонко чихает.
– Будь здорова! Ну и куда ты собралась? Шмыгаешь вся… – ворчу.
Каким-то образом Ахметова умудрилась заболеть. На улице погода шепчет, а она с температурой свалилась.
– К субботе обещаю быть в строю! Но при условии, что мы обязательно попадем на эту мега-масштабную вечеринку! Ну Да-аш, ну придумай что-нибудь! О! А давай ты скажешь Артему, что останешься у меня с ночевкой, и мы будем готовиться к коллоквиуму на понедельник?
– Не знаю… – тяжко вздыхаю я. – В субботу у меня две съемки после обеда. Артем и так будет рвать и метать, – сокрушенно отвечаю я. – Не обещаю, Зар.
С подругой мы прощаемся спустя десять минут, а после я сажусь за домашнюю работу, чувствуя себя ограниченной. Во всем! И это так бесит!
Глава 4.
Даша
В рабочем Форде, на котором Артем подвозит меня до универа, давит тишина, периодически разбавляемая чертыханиями брата в ответ на маневры участников дорожного движения. Тем не менее это лучше, чем если бы мы поехали на его пятнашке, ведь в ней нет кондера. С утра палит так, что видно, как дрожат струи знойного воздуха над раскаленным асфальтом.
Я ненавижу ездить с Артемом. Не знаю, как он работает инспектором ДПС, лично я бы лишила его прав за подобную манеру вождения.
Мы со вчерашнего вечера не разговариваем. Он попытался сегодня утром завести разговор, но я сделала вид, что оглохла.
Артем не в духе, это привычно.
Не знаю, что должно произойти, чтобы увидеть на его лице, кроме отросшей щетины, что-то новое. К примеру, улыбку.
Артем паркуется прямо под запрещающим знаком, ПДД ему не писаны.
Отцепив ремень безопасности, хватаюсь за дверную ручку, чтобы покинуть этот склеп, но получаю в затылок приказ:
– После занятий сразу домой.
Оборачиваюсь и свожу брови вместе.
– После занятий у меня фотосессия, – сообщаю.
– Дарья… – предупреждающе цедит Артём, укладываясь левым предплечьем на руль. – На Центральном стадионе сегодня полуфинал, ты представляешь, что такое толпа футбольных фанатов, беспорядочно движущаяся по улицам?
Представляю. Как будто впервые. После Олимпиады большинство важных матчей проводятся в нашем городе. Ну и что?
– И что? – озвучиваю вопрос. – Разве вас сгоняют не для того, чтобы контролировать эту толпу? У. Меня. Сегодня. Съемка. – Повторяю максимально чеканно.
Скулы на лице брата напрягаются. Вена чуть выше виска надувается – это тот признак, когда мне стоит начать сбавлять обороты, но я устала сдаваться. Просто устала.
Не ожидаю, как лицо Артема оказывается непозволительно близко к моему.
– Футбольные фанаты – это не те милые ребята, которые приходят поддержать любимую команду. Это кучка отморозков, которым глубоко плевать, выиграет ли по итогу их клуб или просрет. Они приходят крушить, потолкаться. Устроить драку и беспредел.
– Да у тебя все отморозки! Все плохие! Всюду опасность! Как можно так жить? Ты сам не устаешь от себя? – выкрикиваю в сердцах. – У меня работа, Артем! Нравится тебе это или нет, но после занятий я пойду по своим делам!
Мне хочется зарубить эту истину ему на носу, достучаться до него! Но…
– Че тебе не хватает? Ты голодаешь? Нуждаешься в чем-то? Сейчас твоя работа —учиться! Вот и учись! Не хрен мотаться неизвестно к кому и непонятно где, – брызжет слюной брат.
– Господи, Артем, ты серьезно?! Я работаю фотографом, а не в эскорте! И нуждаюсь в свободе! В самостоятельности, в которой ты меня ограничиваешь! Ты просто достал меня своей нездоровой заботой.
– Я каждый день торможу долбо…идиотов. Они либо под чем-то, либо вообще без всего. Без мозгов! Зато свободны, – матерится Артем и лупит ладонью по рулю, отчего вздрагиваю. Это такой мощный толчок, что мне хватает двух секунд, чтобы пробкой вылететь из машины, с силой шарахнув дверью.
Артем требовательно сигналит мне вслед, но, закинув на плечо рюкзак, в котором таскаю помимо тетрадей камеру и к ней причиндалы, перебегаю дорогу и не оглядываюсь.
Бесит!
Сил больше нет.
Какая-то чокнутая параноидальная боязнь, что все вокруг злодеи. Всюду подстерегает опасность и каждый норовит обидеть его младшенькую сестренку. Клинический дурак!
Барахтаясь в мыслях, не замечаю, как добираюсь до учебного корпуса, но на подходе к крыльцу замедляю шаг, а потом останавливаюсь. Его фигура, как школьный звонок, я реагирую на нее сорвавшимся пульсом. Он меня, к счастью, не видит, но определенно выслеживает.
Еще один ненормальный.
Разворачиваюсь и стремглав уношусь к боковому входу, давая себе фантомный подзатыльник. Надо было сразу идти этим ходом! Просто брат все мои мысли спутал.
В корпус захожу одновременно с двумя девочками. Внутри вся тарахчу: от оголтелого сердцебиения, от сбившегося дыхания и пульсирующих болевых спазмов в затылке. Я натянута и будто завернута в пленку, но оказываюсь совершенно не готовой к тому, что мой локоть перехватывают острые пальцы и насильно утягивают под лестницу.
Сердце колошматит в горле, я пытаюсь сглотнуть комок ледяного страха, когда смотрю на насмешливо-гадливую физиономию Юсупова, прижавшего меня спиной к стене.
– Че бегаешь от меня? – скрипят его отвратительные губы на уровне моих глаз, которые не поднимаю выше, чтобы не видеть его глаз. Обычно в них черно-черно и пугающе дико.
Он меня все же заметил?
– Юсупов, я тебе все сказала. Ты проблем хочешь? – выжимаю из себя.
Он достает меня весь второй курс. Придумал себе любовь, прицепился как репей к заднему месту. Когда со мной рядом Зара, он хотя бы не так активничает, а без нее совсем обнаглел.
Он предлагал мне встречаться, я отказала. Видимо, мой ответ его не устроил, раз целый год он портит мне жизнь. Дома – брат, в универе – Тимур Юсупов. Он на курс старше, но по мозгам на несколько эпох ниже. У его семьи сеть прибрежных отелей и прочные влиятельные связи, именно этот факт сдерживает меня от того, чтобы не пожаловаться Артему. Он его убьет, это точно. Брат, конечно, еще тот паршивец, но я бы не хотела, чтобы его посадили. У мамы сердце барахлит.
– А ты мне можешь их устроить? – ядовито-насмешливо Тимур выгибает смоляную широкую бровь и наваливается теснее, не оставляя между нашими телами просвета.
В нос бьет запах его одеколона, чего-то пряного и восточного, похожего на специи.
Меня тошнит. И от этого запаха, и от растянутых полных губ напротив моих глаз.
– Тебе их может устроить мой… жених, понял? – ляпаю первое, что приходит на ум.
– Воу! Правда? Целый жених! И даже живой? – неприкрытый сарказм сочится из его мерзкого рта.
– Он сломает тебе нос, – предупреждаю.
– Ты вчера об этом говорила.
– А ты, видимо, не понял. Так вот я повторяю. Если ты не отстанешь от меня, я расскажу своему жениху, и он размажет тебя по этой стенке, – хлопаю раскрытой ладонью по крашеной стене слева.
– И когда же он успел появиться? За ночь? – веселится Тимур.
Вздрагиваю от трезвонящего, раздирающего барабанные перепонки звонка на пару.
Ловлю момент, когда Юсупов подвисает, и, оттолкнув его от себя, срываюсь с места. Несусь, перепрыгивая ступени через одну, взлетаю на второй этаж.
Пульс судорожно скачет. Мысли тоже.
Увидев свою галдящую группу у двери в аудиторию, выдыхаю, но не успокаиваюсь, потому что… кажется, я по уши в дерьме.
Глава 5.
Даша
Всю лекцию я сижу как на углях. Подскакиваю и кручу головой.
Преподаватель смотрит на меня недобро, но я боюсь пропустить момент, когда Денис Соколовский, сидящий за последней партой и явно скучающий, вдруг неожиданно испарится. Не знаю как, в форточку или просто провалится сквозь землю, просто я не могу ни о чем разумном думать.
Меня слегка потряхивает. Я искусала колпачок от ручки, изгрызла ноготь и прикусила до крови губу.
У меня отчаяние.
И ощущение безвыходности, из которой выход один. Он совершенно глупый, вполне возможно, даже безнадежный, но и я сейчас далека от здравого смысла.
Мой порыв – импульсивный, на рефлексах, когда, услышав звонок с пары, подскакиваю, как ужаленная, и несусь к Соколовскому, перехватывая того в тот момент, когда сует за ухо ручку. Я в своем уме, раз успеваю подумать о том, для чего он ее вообще брал, ведь на его парте ничего нет такого, куда можно было бы ее применить. Если только чесать бестолковый затылок.
– Денис, привет! – выпаливаю на выдохе.
– Салют! – парень улыбается, поднимая вверх два пальца.
Кажется, он спокоен, но я вообще никогда не видела его в дурном расположении духа. Если он и удивлен моему внезапному обращению к нему, чего за два года ни разу не было, то умело это маскирует.
Мы рассматриваем друг друга, будто видим впервые. Не знаю, о чем в этот момент думает он, я же просто собираю в себе силы и крупицы смелости, прежде чем неуверенно произнести:
– Мне нужен твой друг. Можешь дать его…эм-м… номер или… организовать нам встречу?
Брови Соколовского взмывают вверх. Все же мне удалось его удивить, когда заинтересованно спрашивает:
– С кем именно?
Быстро выдохнув, произношу:
– Тот, с которым вы не расстаетесь ни на секунду. Не тупи, Соколовский!
– Эй, за языком следи! – нахохливается местная спортивная звезда, но в его голосе ни капли злобы, ни ярости. Может, этому их учат на тренировках? Самообладанию? Мне бы не помешало. Чем он там занимается? Боксом, каратэ? Впрочем, не важно. – Ты про Герыча, что ли?
Герыч… Какой ужас.
– Да, мне нужен Бондаренко, – подтверждаю.
– А зачем? – пытливо и недоверчиво наклоняет голову в бок, рассматривая меня.
Его взгляд искрится. Блестит. Если наш диалог кажется ему забавным, пусть веселится, мне не жалко. У меня же отчаяние.
– Замуж за него хочу, – оповещаю я и перестаю дышать.
Кошмар кошмарный. Сама не верю в то, что сказала. Убеждена, когда перебешусь, успокоюсь и расставлю все по полочкам, буду ругать себя за этот поступок. Сейчас же с нескрываемым видом я жду ответную реакцию Дениса, на лице которого возникает замешательство. Легкий шок. Это неудивительно.
Если сейчас он меня пошлет, я пойду.
Но, когда губы парня разъезжаются в широкой улыбке, надежда не быть посланной набирает обороты.
– Слушай, Шольц, а ты мне нравишься! – заключает Денис спустя несколько секунд.
Это хорошо или плохо?
– Мне может это как-нибудь помочь? – с надеждой уточняю.
Соколовский начинает смеяться. Закинув голову назад, смеется красиво. Можно было бы полюбоваться, но мой запал уже начал терять градус, поэтому тороплю:
– Ну так что?
– Ща все будет, – Денис лезет в карман потертых модных джинсов и достает свой айфон. – Обалдеть просто. Чума, млин… – комментирует, смахивая указательным пальцем блокировку экрана.
Поверить не могу, когда смотрю на одиннадцать цифр номера в своей телефонной книжке.
Они жгут мне глаза. Я уже выучила их порядок, но, стоя у подоконника напротив аудитории, из которой высыпались все мои одногруппники, пялюсь на них снова и снова.
Явно Бондаренко вчера говорил ерунду. Про фиктивный брак и Африку. Он прикалывался, о шуточках их с Денисом дуэта ходят легенды. Но у меня-то все серьезно!
Ладно.
Другого выхода у меня все равно больше нет.
Прикусив нижнюю губу, думаю над тем, что написать Бондаренко. Звонить не хочу. Нужно будет что-то говорить, объясняться, а у меня голос «краснеет».
Зависнув над открытым окном мессенджера, прикидываю с чего начать.
Представиться?
Да он даже имени моего не знает. Что оно ему даст?
Мало ли, сколько у него Даш. По нему половина института с ума сходит. Девчонки нашей группы без ума от него. Ну потому что они действительно без ума. Что в нем может нравиться? Придурь и узколобость? Бондаренко – натуральный мажор. Недалекий болван, ошивающийся на наших парах вместо своих и раскидывающийся тупыми шутками.
Ладно.
Пишу: я согласна
Отправляю, зажмуриваюсь.
Пихаю телефон в наружный карман сумки и опрометью лечу на следующую пару, давая себе время вернуть чистый рассудок, а Бондаренко – проигнорировать сообщение с неизвестного номера.
